Король-техночародей и его убийца

Пять дней для Эовин пролетели, как единый час. Она, положа руку на сердце, никогда не становилась объектом заботы и внимания такого количества мужчин (с коронами). А что она пацан теперь и внимание это весьма своеобразное, так у всех свои недостатки. Но если бы Владыка Гор предложил ей стать настоящим парнем, Эовин бы крепко задумалась теперь. Жаль, что он не предлагал и вообще с тех пор не появлялся. Зато мастер Айген ей спуску не давал. Утром разминка, пробежка, планка, упражнения на растяжку. Душ, завтрак. Затем учеба. Айген не все время занимался с оруженосцем сам, у него было слишком много дел как у главного заместителя Владыки и достаточно власти, чтобы припахать к обучению оруженосца всех остальных страшных и ужасных кольценосцев-назгулов. Демонстративно сопротивлялся только Кхамул, но только при командире. С ним Эовин изучала биологию и географию, с Телиматом — астрономию и физику, с Настадреном химию. Вардамир, Минардил и Кирион (его Эовин еще не видела) находились в командировке, Феридир угрожал ей починкой мебели и прочими «уроками труда» (отчего остальные, и даже мастер Айген, посмеивались), но обычно был занят больше, чем сам Владыка Гор. Сам Айген взял на себя математику, спортивную подготовку и историю, а также — в далекой перспективе — верховую езду и фехтование. Но Эовин слишком нервничала в его присутствии, каждый миг опасаясь, что раскроет себя, и поэтому учеником была неважным, да и успехов в беге и растяжке у нее пока не наблюдалось (не то что у Айгена, на его мышцы Эовин очень старалась не пялиться, но все равно пялилась). Зато через три дня он принес ей каких-то вкуснющих фруктов, типа обещанная награда, и допустил до своих волос — еще раз заплести косы. Приятнее всего, как ни странно, у Эовин проходили уроки с Гудбрандом. Тот пообещал дать ей список всех интересных книг, написанных в Средиземье, если она потом по каждой напишет двадцать предложений своих впечатлений. А еще учил ее языкам. И первым делом спросил: «Хочешь все ругательства на черном наречии выучить?» О-о-о, Эовин еще как хотела! Но сначала нужно было выучить алфавит, примерно тысячу слов и грамматические правила. Однако с такой мотивацией — знать, что там мастер Айген шипит каждый раз, как она на него падает — Эовин была готова сделать намного больше. Гудбранд также выдал ей словарь с этой тысячей слов, обозвав его «малым», и объяснил, как пользоваться транскрипцией. Чего он не учёл, так это сообразительности Эовин и того, что у нее неограниченный доступ в библиотеку. Она догадалась, что где малый, там и большой, не поленилась сходить ночью и сама сумела найти этот большой словарь Черномордорского-Вестрона и наоборот. Ругательств там не было, зато было много интересных слов и картинки к ним: части тела, красивые и хулительные сравнения, глаголы и всякие существа. Так Эовин узнала, что Балрог это огромная горящая рогатая тварь, а мастер Айген часто употребляет слова «Балрог» и «зад» вместе. А ещё «член» и «отсохнуть», «глотка» и «забить». Свое открытие она решила пока держать при себе, но слова учила изо всех сил. На четвертый день пребывания в страшном и ужасном Минас Моргуле Эовин выдался случай наконец блеснуть умениями. Правда, хотелось как лучше, а вышло как всегда, но обо всем по порядку. Утром мастер Айген повел ее не на пробежку во двор крепости, а еще куда-то. Заинтригованная, Эовин даже подпрыгивала на ходу от нетерпения и забывала зевать (все же ночные бдения екались ей желанием спать везде, где Айген позволял ей присесть отдохнуть). И на этот раз ее привели — в конюшни! В настоящие мордорские конюшни на дворе поменьше! Там было чисто, светло, даже навозом почти не пахло (мастер Айген сказал, что стоит специальное устройство, вытягивающее неприятные запахи наружу). — Мы будем ездить верхом, да? — Эовин смотрела на назгула такими сияющими глазами, что он, кажется, проникся и подобрел. — Да, — Айген кивнул, встряхивая косами, заплетенными Эовин. — Вон твой. Эовин проследила взглядом, куда указал ей мастер, и ее улыбка слегка увяла. В стойле смирно стоял спокойный конек буланой масти и флегматично что-то жевал. Ну конечно, пока Айген доверит ей нормального жеребца, она спалится или состарится. Кстати, о жеребцах… Эовин стрельнула глазами на мастера Айгена и вдруг засюсюкала: — А кто это у нас такой большой? Кто это такой холесенький, такой черненький, утю-тю! Пока Айген ловил брови и челюсть, разъехавшиеся от очередной выходки оруженосца, Эовин уже перепрыгнула переднюю решетку соседнего стойла, где стоял огромный черный жеребец, и она догадывалась, чей именно. Жеребец глянул на нее с интересом, коротко вопросительно ржанул. Он был хорошо обучен и не стал брыкаться, но еще было что-то в заскочившем внутрь человечке, что вызывало конскую симпатию (общее свойство потомков Эорла, от которого вели свой род и Эовин с Эомером). — Эдвин, стой! — прошипел Айген. — Это боевой конь! Он поранит тебя! Осторожнее, выйди оттуда сейчас же! Подковы шипованные! — Угу, — Эовин уже гладила блестящую черную гриву, а конь тыкался ей в плечо бархатной мордой. — Поехали за морковкой? Айген только рванулся к стойлу, а Эовин уже выдернула из паза засов, удерживающий фронтальную решетку, кошкой вскочила на спину неоседланного жеребца и послала его вперед, чему застоявшийся конь с радостью повиновался. Она проскакала галопом по двору, заставила коня перескочить тренировочный барьер, попрыгать боком и назад, встать на дыбы. Это вам не Наглая Скотина — конь Айгена повиновался мельчайшим движениям ее коленей. Наконец Эовин остановилась и встретилась взглядом с Айгеном… который побелел еще сильнее, чем обычно, хотя это казалось невозможным, а потом разразился тирадой на черном наречии, где только Балрог упоминался раз пять, а еще некие Готмог, Глаурунг и Унголиант, вместе со словами «провалиться», «долбануться» и «трахнуться». Так Эовин вместо похвалы удостоилась первого наказания — разгребания навоза вместо орков в конюшнях на целый день, с запретом кататься. «Напугал ежа голым задом», — думала Эовин, с трудом сдерживая слезы. Она вроде понимала, что неправа, но вид сурового Айгена, вручающего ей лопату и немедленно уходящего без даже словечка похвалы ее умениям, заставил ее рыдать от обиды. К вечеру навоз был убран раз пять по кругу, а Эовин с жеребцом Айгена стали лучшими друзьями. Со скуки она заплела коню такие же косы, как хозяину, по всей гриве и на хвосте, вычистила его, прогуляла на корде и угостила морковью, а еще наелась моркови сама, поскольку пропустила завтрак и обед. Наконец, когда стемнело, Эовин сходила вымыться (от неё разило стойлом и конский потом), а дальше поймала орка и попросила отвести к Айгену. Тот в кои-то веки оказался у себя в комнате, но Эовин застеснялась. Хотя она жила за стенкой, в собственное логово назгула её ни разу не звали, а утром, когда Айген пользовался межкомнатной дверью, чтобы зайти за ней, Эовин обычно спала без задних ног. Она бы ещё долго мялась на пороге, набираясь храбрости, но внезапно дверь распахнулась. — Ну, отрок? — Айген был голым по пояс и босиком, судя по влажным волосам в нерасплетенных косах, тоже помылся. Эовин раскрыла рот, закрыла, снова раскрыла. — Эдвин, — назгул устало потёр лицо, — хотя я днем пожалел, что мы отменили телесные наказания ещё двести лет назад, сейчас тебе ничего не грозит. — А утром грозило? — вякнула Эовин. — Да, поскольку мне гораздо больше двухсот лет, я мог и забыть сгоряча, — уголки губ мастера Айгена дрогнули, словно он пытался не улыбнуться. Назгул вдруг посторонился: — Зайди. Извиняться лучше сидя и на сытый желудок. — А у вас есть еда? — осмелела Эовин, протискиваясь бочком мимо Айгена. — Я закажу с кухни, — назгул закрыл за ней дверь и начал крутить кольцо. — Но тебе придётся очень постараться, чтоб убедить меня, почему я должен продолжать тебя учить. А не отдать, например, Кхамулу. Он кстати очень любит детей. Средней прожарки. Шучу! Но объяснить свою выходку тебе придётся и даже не смей ссылаться на приказ Владыки. И начинать разговор с «я больше не буду» тоже плохая идея. — Угу, — Эовин очень отвлеклась на интерьер. Комната была раза в четыре больше ее собственной, и окна целых три — от пола до потолка, стрельчатых, за которыми клубилась зеленоватым туманом бездна. По правую руку виднелся альков с кроватью — очень простой, с обычными белыми простынями, даже меньше, чем в комнате Эовин, и без балдахина. У огромных окон впереди был такой же огромный каменный стол, на котором были разложены непонятные инструменты, приборы, книги — явно в каком-то своем порядке, а не свалены в куче. Между столом и окнами — кресло, обитое черной мягкой кожей, крутящееся, на колесиках, но большое, в такое даже Владыка Гор бы нормально поместился, а Эовин даже лечь могла. Слева располагались стойка с мечами и кинжалами и шкафы с книгами и какими-то непонятными и малоприятными штуками. Например, с черепом, у которого было три глазницы. Слева же была дверь в ее комнату. «Как мы близко», — вдруг подумала Эовин, краснея и надеюсь, что на этот раз ее румянец сойдет за стыд и муки совести. Тут она глянула вниз и подпрыгнула, испугавшись, что топчет такую красоту. Весь пол в комнате Айгена был мозаичной картой не то что Средиземья, а целого мира, с синими морями и зелеными, желтыми, красными землями, названия которых, Эовин, может, и прочитала бы, но знать про них не знала. Она глянула вверх — на потолке комнаты мастера Айгена распростер крылья огромный черный дракон, испускающий пламя, тоже мозаичный, а шар пламени еще и светился, как люстра, видимо внутри были эти их назгульские тех-но-ло-гии с огоньками. Назгул заметил, что оруженосец в восхищении. Кивнул на карту на полу и предложил: — Пока репетируешь покаянную речь и нам несут еду… Сможешь найти свой Рохан и мой Мордор на карте? — Смогу! — смело сказала Эовин и, конечно, опять опростоволосилась. Но все потому, что она даже не представляла, насколько ее Рохан маленький, а мир большой. Да и Средиземье в целом оказалось как будто бы одним плечом огромного великана. Эовин озвучила эти мысли вслух и получила одобрительный взгляд. — Видишь, отрок, и в огромном мире мало кому есть дело до глупых войн Пендальфа и его хозяев со здравым смыслом, — Айген наконец нормально улыбнулся. — Я знаю, он многим из вас рассказывает, что их подвиги будут воспеты в веках. — Типа да, — Эовин снова покраснела. Какой же дурой она себе сейчас казалась, когда глядела на огромный мир и собственный Рохан, который тянул разве что на прыщичек на теле олифанта. — А много ты помнишь героев Арнора? — почти нежно спросил Айген. Он всегда был ласков, когда задавал вопросы с подвохом. — Арнор это где-то на севере. Какое-то королевство… — Эовин почесала затылок. — Было. Да, точно, Арнор и Гондор. А потом Арнор это… того… Убился об ваш Ангмар! Это нечестно, мы с вами еще не проходили Арнор! — Вот именно, — Айген поднял палец вверх, чтоб подчеркнуть важность своих слов. — Ваша история даже не сохранила имена героев, которые во славу Валар, эльфов, Пендальфа и еще какого Балрога лысого раз за разом пытались убиться об Ангмар. Тот же Арведуи, например. Хотя на самом деле историки безбожно лгут. Ангмар был моим княжеством, которое взяли обманом, вырезав мою семью во сне, за пятьсот лет до этих событий. А под видом Ангмара в хрониках эльфов остался Рудаур, который решил, что ему с Арнором и эльфами не по пути. За то и поплатился. — А почему Рудаур пал? — быстро спросила Эовин, надеясь, что сейчас закидает мастера Айгена вопросами, и к извинениям возвращаться не придется. — Потому что когда Валар надо, они не против прогресса. Видишь ли, в договоры не попало ограничение по химическому оружию, в частности сонному газу, чем Митрандир и воспользовался. Рудаур был небольшим горным северным княжеством, бывшим куском Арнора, который развалился сам в результате войны наследников. А меня в Рудаур направил Владыка Гор, к которому жители княжества напрямую обратились за защитой. Поэтому четыре пятых Рудаура показательно уничтожили валарские прихвостни, там до сих пор ничего не растет, голые скалы, — Айген сжал кулак. — Но я смог вывести примерно половину людей. За что и получил кличку Чародей, а в некоторых переводах с эльфийского Ведьмак. А часть Рудаура обозвали Ангмаром и вообще много что перепутали, чтобы скрыть правду. — Это вы тогда какого-то короля на корабле потопили? — Эовин наконец припомнила легенду. — Тогда, — Айген жестко усмехнулся, и в комнате повеяло настоящим зимним холодом. — Я всегда плачу свои долги и не прощаю предательства. Но не потопил, а раздавил льдами. Его речь прервал орк-доставщик, который принес еды из круглосуточной столовой. Айген сам забрал поднос, подвинул какие-то инструменты на столе, чтобы расчистить место, и выдвинул для Эовин табурет на одной ножке, даже высоту сиденья сделал повыше. Кивнул ей: — Садись, ешь и рассказывай, что ты сделал сегодня не так и как намерен вести себя впредь. — И сам сел в свое огромное кресло напротив. Эовин примостилась на краешке, чувствуя, что зверский аппетит куда-то делся. Она заставила себя набить рот, чтоб оттянуть момент общения. А сама задумалась: что будет, когда Ангмарец узнает? А он узнает раньше или позже, через месяц или через три, но года ей тут не продержаться. Что он тогда с ней сделает? Владыка Гор пообещал ей жизнь и свободу, но он не человек и играть словами умеет не хуже Митрандира. Ну выпустят ее за ворота, платочком помашут, а дальше? «А дальше найдут ему другую женщину и будут дальше приучать к смертельной опасности», — вдруг подумалось ей. И стало настолько обидно, что Эовин зашмыгала носом. Айген, внимательно наблюдавший за оруженосцем, неправильно истолковал опять набежавшие на эти зеленые глаза слезы и успокаивающе сказал: — Ну, ну, повинную голову меч не сечет. — А секут другое место? — пробурчал мальчишка. — С поркой к Кхамулу, это у него народные традиции, — фыркнул Айген. — Я просто верну тебя Владыке и скажу, что обучение провалилось. Вот скажи, зачем ты на боевого коня полез? — Вы не понимаете, — Эдвин с усилием проглотил огромный кусок курицы, не жуя, и схватился за стакан с апельсиновым соком. — Мне бы конь ничего не сделал. Он же из роханского табуна! — Что? — Айген немного растерялся. Он никогда не спрашивал, откуда Феридир достает черных, как смоль, жеребцов такой великолепной стати. — Ну что я, нашу породу не узнаю? — пацан махнул рукой. — Это Меарас, ее возводят к дикой лошади, которую приручил сам Эорл. А каждый прямой потомок Эорла «лошадиное слово» для этой породы знает, даже б… — оруженосец вдруг остановился, опять покраснел и вцепился зубами в хлеб. Прочавкавшись и прожевав, продолжил: — Только мы черных коней на юг продаем. Типа чтоб мордорцы их не своровали для назгулов. Но, честно говоря, что-то не похожи вы на конекрадов. — Феридир наверняка через подставных лиц покупает, — Айген не рассердился. Зная, как проводят валарские пропагандисты психологическую обработку, он должен был радоваться, что его не ославили конеебом. — Вы его неправильно содержите, — пацан, оказывается, еще не закончил. — Он хоть и тренированый, но застоявшийся. Ему каждый день нужно много скакать, иначе зажиреет и сердце будет плохо работать. — И что мешало сначала открыть рот и сказать мне все это вежливо и медленно? — Айген сузил глаза. — А, отрок? — Я хотел, чтоб вы удивились, — честно признался оруженосец и снова поник. — Я и сам знаю, что урод, неуч и слабак. Ну хоть с лошадями пытался… выпендриться. — Довыпендривался, — Айген наконец засмеялся. — Последнее тебе назгульское предупреждение, парень! В следующий раз… — Лучше наказывайте, только не выгоняйте! — Эдвин умоляюще на него глянул. — Я и навоз готов разгребать, и полы мыть, и чего хотите. Если я вернусь, меня дома… не поймут. Эовин говорила и сама понимала, что это чистая правда, пусть и не вся. Митрандир наверняка «обрадовал» дядю и брата, куда уехала сестра. Если она вернется, а Ангмарец останется жив, к ней возникнет множество вопросов, причем про девичью честь вспомнят ближе к концу. А вот предательство и переход на сторону врага предъявят сразу. Разве что она приползет со сломанными руками, ногами, зубами и прочими следами насилия на теле. — Не выгоним, — пообещал Айген серьезно. — Но возможно, у тебя будет другой мастер. Я не слишком подхожу на роль учителя, слишком требователен. — Пожалуйста, мастер, я буду стараться, — пацан уже натурально расплакался. Нет, ему не больше пятнадцати. — Я хочу у вас! С вами! — Ты ж хотел с драконами? — поддел ему Айген, которому было приятно, что живой человек так за него цепляется, но довольно неожиданно. — Вы сам как дракон, — ляпнул Эдвин. — Такой красивый и иногда страшный и типа одинокий! Айген притворился, что занят кольцом: как реагировать на такую откровенность, он не знал. Но испытывал странное желание посадить парня на колени к себе и погладить по голове. Еще несколько минут прошли в жевании, Айген тоже налил себе кофе. Наконец оруженосец не выдержал: — Мастер, вы меня простили? — Условно, с испытательным сроком в неделю, — Айген закатил глаза. — Мастер, а почему в Минас Моргул так мало живых людей? — спросила Эовин, пытаясь перевести тему. — Потому что это наш форпост. Знаешь значение слова? Ну надо же. И раз это форпост, на него в случае чего придется самый сильный удар. Вот почему мы не держим тут живые войска, они подойдут в случае чего с территории Мордора. — Угу, — Эовин опустила глаза. — А что же ты не спрашиваешь насчет женщин? — голос мастера Айгена опять потек медом, только это не сулило Эовин ничего хорошего. Снова подозревает, вот неуемный же. — А что насчет женщин? — она притворилась придурком. — Почему нет женщин в Минас Моргул, — пояснил Айген, наблюдая за ней, как хищный белый волк за зайчиком. — А это все знают, — от отчаяния быть раскрытой, когда все так хорошо вроде бы только что устаканилось, Эовин рискнула сымпровизировать. — Что знают? — почти прошипел Айген. — Что назгулы пидарасы, — заявила она, чувствуя, что висит на волоске. — Извините, мастер, я просто пересказываю сплетни. И что их главному какой-то эльф прописал смерть от женщины, поэтому всех баб в Мордоре к хренам перерезали. Вот. — Гм. Что ж. Интересное заявление. — Лицо Айгена в миг растеряло всю подозрительность, так удивило его заявление Эовин Эовин мысленно поздравила себя с победой и, ухватив стакан сока, протянула мастеру: — У вас что-то румянец на щеках, вам нехорошо? Ну вы просто обычно бледный, а сейчас красный стали, ну чисто рак. Вареный. Айген бросил на мальчишку злой взгляд, но сказать ничего не успел: похоже, оруженосец разомлел от обильной пищи и поверил в себя. — Вы не переживайте, — Эовин сделала самые честные глаза, на которые только была способна, — я уже понял, что пидарасов тут нет, здесь вообще много чего нет, о чем люди толкуют. — Да? — голос Айгена сорвался, и он вынужден был откашляться и даже запить невольный фальцет предложенным соком — Ага. Да вы пейте, пейте, хороший сок, из чего, говорите, его делают? — Эовин продолжала делать щенячьи глазки. — Так… — Айген замялся буквально на секунду, но не смог собрать волю в кулак и все же спросил, — а ещё, какие у-м-м… слухи про Минас Моргул ходят в народе? Эовин решила продолжить приукрашивать правду фантазиями, а заодно проверить, насколько глубока боязнь женщин у мастера Айгена. Как подсказал Гортхаур, к воде надо было приучать постепенно. Что ж, терпения ей не занимать. — А говорят, что вы женщин боитесь. Ну, с тех пор, как вам этот эльф предсказал. Только вы их не режете. А это. Того самого. А потом уже да — поутру в окно и на корм драконам, которые на лету хватают и жрут. — Что? Что я с ними? — брови Айгена как-то уже привычно поползли в сторону лба, Эовин даже расслабилась, похоже все складывалось очень удачно — Уестествляете! — Эовин выбрала самый приличный аналог словать «трахать». — Уе… что? — у Айгена брови уже уползли, поэтому настал черед челюсти падать. — Ну, хорошенько с ними проводите ночь. Не каждая доживает до утра, ага, поэтому много кто хочет. Ну типа попасть к вам, попробовать, как это, помереть от счастья. Правда, я когда пришёл, очереди что-то не увидел. Врут, да? — Эовин все-таки хватило совести покраснеть. И вообще, как-то невовремя ей в голову полезли картинки этого самого несуществующего «уестествления». — О, Владыка, какой срам… — тихо-тихо произнёс Айген и прикрыл глаза. Затем выдохнул и уставился Эовин прямо в глаза: — Эдвин. У меня есть к тебе просьба. Давай так. На будущее. Народный фольклор оставим ротозеям и зазывалам на рыночной площади. Ну или что там сейчас у вас принято. Думаю, ты меня понял. Эовин почуяла отдаленные раскаты зимнего грома и скрип ледяных торосов в его голосе и торопливо кивнула. — Что касается уе… стествления дам, — неподвижная щека Айгена дернулась, чем немало удивила Эовин, — как видишь, мои дни проходят в заботах, и в расписании уе… никаких женщин нет и не предвидится. Поэтому тему предлагаю закрыть и в будущем не поднимать. Эовин хотела спросить, точно ли нельзя, даже чуть-чуть, но Айген поднял руку и шикнул: — Довольно!!! — А еще сопроводил последнюю реплику ругательством на черном наречии со словами «драть» «гоблин» и «насухо». Айген некоторое время сидел в благословенной тишине (нервное чавканье оруженосца ему не так мешало, как потрясающие истории о том, что он пидор, который затрахивает женщин насмерть). Тем временем Эдвин недолго продержался молча, какое-то оружие психического поражения, а не парень. — А вопрос можно? — мальчишка начал вытирать салфеткой испачканный в белом креме рот, пока Айген пялился на него, думая, что губы у парня все-таки чересчур яркие — Да. Только если он не про уе... стествления, — главназгул скривился. — Не. Про чувства, — мальчишка зашел с фланга к запрещенной теме. — Так? — Айген снова задумался о пользе телесных наказаний. Уложить бы этого типа двадцатитрехлетнего на стол и, стащив штаны… так, нет, никаких манипуляций со штанами, своими и чужими. Навоз пойдет разгребать! Да, опять! — А вы правда всех женщин не любите? Вот прям всех? Ну кто-то же вам должен был, ну не знаю, понравиться! — мальчишка всерьез вознамерился докопаться до Айгена, как пьяный Гудбранд до радио лет этак триста назад. — Я не думал об этом. Моя жизнь посвящена служению Владыке, науке, чтению. В ней просто нет места такой ерунде, — говорил Айген и сам понимал, насколько жалко это звучит. Когда-то у него было все: семья, дети, нормальная, даже привлекательная внешность. А теперь с таким лицом ему только Валар поганых пугать. — Разве чувства — ерунда? — Эдвин расстроенно вздохнул. — Ты ступил на очень скользкий край и можешь сорваться, — голос Айгена стал глухим, ведь он вспомнил кое-что. — Но ведь без них, без чувств этих, как жить человеку? Человек же для этого создан. Чувствовать. Нет? — мальчишка вздохнул мечтательно. — Ты мыслишь категориями юности и, по правде, я завидую тебе и искренне желаю не повторить мой опыт, — Айген сдался. Так, все, хватит задушевных разговоров. Не хватало еще потом напиться в одиночестве. На него все равно не действовал алкоголь, как и на других назгулов. Однако неуемный химический гений Настадрена дистиллировал-таки некий многоградусный напиток, который Вардамир и Минардил обозвали «Сауроновкой», и порой остальные назгулы напивались, оставляя кого-то дежурным, но Айген не пойдет этим позорным путем. — А что у вас за опыт? — тем временем спросил мальчишка, едва не лопаясь от любопытства. — Скажем так, после «перерождения» мои отношения с прекрасным полом перешли в категорию «Рыцарь, убей дядю, он страшный», — сыронизировал Айген. — Какого страшного дядю вы должны были убить, чтобы добиться женщины? — Эдвин, как всегда, понял все перпендикулярно. — Это я страшный, — Айген очень постарался произнести эти слова спокойно, как будто ему все равно. — И это меня женщины просят убить. Поэтому говорить о положительном опыте мне не приходится. И все же я настаиваю, что мы должны закрыть эту тему! — Да ладно, я вот вообще не испугался! — заявил Эдвин авторитетно. — А вот моему прадедушке Триорлу конь копытом в морду дал, и там от морды мало что осталось, а знаете, как его женщины любили, у-у-у! Ну, а если кто-то сам полюбит вас? И вот все равно ей будет, как вы выглядите? Вот как вы мне тогда сказали — бастард, не бастард, лишь бы был человек хороший? Лицо Айгена стало суровым, он чеканно проговорил, словно выносил приговор: — К сожалению, женская суть такова, что внешний облик имеет большее значение, чем содержание. Доказывать кому-то, что достоин внимания, я не привык. И не планирую опускаться до подобного. Про себя Айген гадал, зачем он вообще поддерживает этот пидорский разговор по душам. Мальчишка, нашедший лазейку в бабской теме, продолжал: — Знаете, вот вы вообще не правы. Готов поставить свою свободу, да что там, жизнь. Что моя сестра пришла бы в восторг, если бы познакомилась с вами. Только с вами настоящим, без этих ваших запугиваний. — Это как? — Айген в первый раз услышал про категорию настоящести. Опять, что ли, слухи про призраков распустили? — Например, когда вы что-то интересное, там, рассказываете. Или в библиотеку водите. Или пожрать даете много. И уж точно бы не устояла, когда б увидела вас без рубашки. Клянусь, даже мне го… э-э-э завидно! Айген было разозлился, но последние слова парня сбили его с толку. Мальчишка, видимо, решил своего мастера захвалить. Его бы устами да… так, не будем про уста. Айген растерянно глянул на свои голые руки, потом тряхнул головой: — История не знает сослагательного наклонения. — Я ничего не понял, — Эдвин тоже сбился. Ещё пару ударов сердца Айген потратил на фантазию, в которой сестра Эдвина была его близнецом во всем, и в отношении к беловолосым многотысячелетним ожесточившимся королям тоже, затем встал, обошёл стол, намереваясь выпроводить парня, и спросил: — Хочешь каждый день заниматься выездкой моего жеребца? — Да! — мальчишка уронил поднос с остатками еды на пол, вскочил и заплясал. — Впишу это в твой график тренировок, — Айген выдохнул. Ему не хотелось орать на Эдвина из-за каких-то баб. — Спасибо, мастер, спасибо, я не подведу! — Эдвин в порыве чувств вдруг обнял его. И Айген задохнулся от нахлынувших на него чувств. Точнее, чувства были и раньше — тлели под коркой льда. Но обидный разговор вызвал их, взломал обычную айгенову невозмутимость. Парень был горячим, его сердце билось часто-часто, глаза сияли как звезды, а от губ пахло апельсином. И жалкая, глупая плоть среагировала. — Так, все, — Айген резко отстранился. — Спать. — Дверь в твою комнату вон там, сам засов отодвинь. Мне пора, — и ушел в душ, едва не столкнувшись лбом с косяком. Стоя под довольно-таки холодными струями воды, Айген пытался осмыслить, что именно только что произошло. Его просто подвело тело — или причина куда глубже, чем кажется? С момента перерождения его тело никогда не шло против воли хозяина, никогда не выдавало непроизвольных реакций и было покорно ему даже во сне. Разумеется, Айгена иногда во сне посещали туманные, безликие фантазии, но он списывал это на остатки человеческой памяти. А теперь тело вдруг реагирует на живого веселого и красивого мальчишку… Должен ли он обратиться за медицинской консультацией к Настадрену? Или сразу — напрямую — к Владыке за починкой? Но ему нельзя сейчас в стазис, этим он нарушит грандиозные планы Владыки Гора и серьезно отодвинет срок их реализации… Нет, он не подведет коллектив! Не так уж трудно чуть строже контролировать собственные желания. Он справится… Утром Эовин проснулась сама. Глянула на часы — девять. За ней никто не пришел. Немедленно захотелось плакать. Неужели ее наказание не кончилось? Но пока она, сопя, оделась и заканчивала шнуровать ботинки, межкомнатная дверь раскрылась и на пороге появился как ни в чем не бывало Айген. На сей раз он был в штанах с высоким поясом, тонкой темной рубашке и высоких мягких сапогах. — Выспался? — мастер ей улыбнулся. Эовин почувствовала себя счастливым щенком, был бы хвост, виляла бы из всех сил. Она отчаянно закивала. — Сегодня мы займемся фехтованием, но сначала легкий завтрак, иначе не сможешь оружие поднять, — Айген первым вышел в коридор, а Эовин заторопилась за ним. Только воспоминание о вчерашней странной реакции на «объятия благодарности» удерживало ее от того, чтоб снова броситься мастеру на шею. Не стоит, иначе она точно спалится, хоть десять фальшивых мошонок разом нацепляй. В столовой мастер не позволил ей заваливать поднос, пока не затрещит дно. Сам взял им яичницу, тонкие хлебцы с маслом и кофе (для Эовин — с молоком и сахаром). Она быстро проглотила еду и была вознаграждена — можно было пялиться на методично жующего мастера и думать, какой он красивый. Впрочем, на неуемном языке Эовин уже вертелась куча вопросов. — Мастер, а какой вы раньше были? — решилась она. — Когда? — уточнил Айген. Он не торопился есть, потому что читал, что так полезнее. А еще потому, что был равнодушен к еде, особенно сейчас, когда оруженосец скворцом скачет и требует всего внимания без остатка. — Ну когда-то. До перерождения, — парень помахал руками в воздухе. — Волосы там какого цвета… глаза… — Темные, — помедлив, ответил Айген. — Глаза такие же. Кожа нормального цвета. Слизистые оболочки рта и глазных впадин розовые. Шрама на лице не было. Зачем тебе? — Любопытство, — печально вздохнул оруженосец. — Я и тут из-за любопытства. Страсть как на драконов хотелось поглядеть. — Даже странно, что нос у тебя такой короткий, — пошутил Айген, отталкивая тарелку. — Теперь идем. — А куда? — мальчишку вынесло вихрем из-за стола. — Сюрприз. Посмотрим, как будешь слушаться, — Айген уже второй раз пытался подавить улыбку. Какой Эдвин еще ребенок! Он привел оруженосца в тренировочный зал, где началось их знакомство. Сегодня у стены стояли стойки с оружием: мечами и кинжалами. — Опять полы мыть? — скуксился мальчишка. — Нет, сегодня фехтование. А уж потом, так и быть, разрешаю помыть полы! — пошутил. Айген. — Флюгегенхайнен, — Эдвин вдруг нахально подмигнул. — Это шутка, я угадал? — Угадал. — Айген пристально оглядел оруженосца и похвалил: — Вижу, моргульский воздух и правильное питание идут тебе на пользу, ты за несколько дней окреп на глазах. Владеешь ли ты мечом? — Нет, только копье, — мальчишка опять покраснел, опустил голову и весь набычился, смешно поглядывая искоса, как всякий раз, когда чего-то не умел или не знал. Айген вновь с подозрением стал вглядываться в лицо Эдвина. Он еще и мечом не владеет. Все с ним было странно. Но Владыка Гор навязал его в оруженосцы, значит, точно есть причина и очень веская. — Так и вы не особо часто мечом пользуетесь, — начал защищаться Эдвин, — вот орков копьем лупили, а про вас говорят, что у вас огромный пылающий меч и пернач размером со свиную голову на то-олстой цепи! — Это моргенштерн, — механически поправил Айген. — Если использовать меч, то я узнаю, как урук справится именно с мечом, какие раны получит и сколько сможет продержаться. Та партия уруков была новой модели, с настройками для боя против копейщиков. Потому и копьё. — О. Так вы и копьем, и мечом одинаково можете… того. Самого. Айген поднял взгляд, посмотрел поверх рыжей головы: — Не только. Все назгулы владеют несколькими видами оружия. Кхамул, например, непревзойденный стрелок. А Гудбранд филигранно работает топором. Как-то на спор с Феридиром вырезал из ножки дубовой табуретки топором куриную ногу и даже сумел подсунуть ее за обедом Телимату, настолько убедительно получилось. — Телимат просто ворон ртом много ловит, — хихикнула Эовин. — А вы, мастер? — Меня сложно убедить, я подозрительный. — Это я поняла, — со вздохом сказала она. Не то слово, какой Айген был подозрительный. — Ну то есть у вас в умениях только копье и меч, да? Как у настоящего рыцаря? — Я амбидекстр, то есть сражаюсь двумя руками, в бою использую двуручный меч, выкованный по спецзаказу, он чуть больше, чем у остальных, просто потому, что и рост мой почти как у Владыки Гора, — охотно пустился в объяснения Айген. — Еще использую моргульский клинок на манер даги. Про моргенштерн, который ты обозвала пернач, тоже упомянул, сносно владею копьем. И, пожалуй, всё. Могу и без оружия драться, то есть голыми руками, но тут с Кхамулом или Гудбрандом вряд ли кто-то сравнится. — Ага. Понятно. А у меня с мечом так и э-э-э не срослось, — призналась Эовин и начала вдохновенно сочинять. — Ну знаете, как это принято у вас… у нас, у мужиков, большой меч — это символ э-э-э мужского достоинства! Во. Я типа сначала был мал, для типа сражений, а потом оказался слаб. Меня, в общем, брат не пускал с дружиной тренироваться, и на выездные тренировки на мечах тоже не брали. Да. Точно. Все так и было. Эовин была очень довольна собой: какой изящный ход она придумала, чтобы объяснить пробел в знаниях. Айген посмотрел на нее и заломил белую бровь. Иногда Эовин казалось, что его лицо, почти неподвижное справа, тем не менее было весьма выразительным, а белёсые брови, едва видные на мраморно-белой коже, так вообще жили самостоятельной жизнью, придавая ему то суровый, то абсолютно мальчишеский вид. — Так тебя значит, брат, не брал, в поездки, — тут Айген интонационно выделил, — для «типа сражений на мечах»? — Ага, и на тренировки тоже не брали. Нечего тебе там делать, мал ещё, и худой. Не справишься. Так и говорили, — Эовин приняла вид сиротский и печальный, с дядей (трезвым) всегда прокатывало. — В борщевик небось ездили? — Айген опять смотрел скептически. — А как вы догадались? — Эовин тут удивилась. Братец действительно шлялся в заросли борщевика, как будто ему там медом было намазано. Может, и правда мед собирал. — Опыт. — А мне всегда хотелось научиться мечом владеть. Узнать, как это, когда сжимаешь в руках такое толстое крепкое орудие и лихо им управляешься. Туда-сюда, вжух-вжух! — И Эовин помахала руками, изображая как бы она этим мечом орудовала — Очень богатое воображение. — брови Айгена снова совершили движение вверх, — но на практике все гораздо скромнее, чтобы там тебе ни рассказывали старшие товарищи. Эовин нашла благодарного слушателя (Айген действительно пялился на нее во все глаза, с неприкрытым удивлением), поэтому останавливаться на полдороге к своей мечте помахать мечом она не собиралась. — А про назгулов знаете, что говорят? — начала она, и даже не собиралась сейчас врать. — Может, не стоит? — Айген смотрел на нее почти умоляюще, но Эовин было уже не остановить. — Говорят, что у них два типа меча! Представляете, да? Два. Эомер сам видел — один длинный, прямой, широченный, черный как их назгулья душа, и еще моргульский клинок, короткий, но если такой в тебя засунут, — Эовин сделала серию странных выпадов вперед, больше похожих на имитацию соития, а Айген почему-то побледнел еще больше, — то он пронзит насквозь, и еще заболеть можно. Айген моргнул: — Заболеть? — Да. И вылечить такого пронзенного уже нельзя. Только эльфы могут. Но эльфов на всех пострадавших не хватит. — Ты знаешь, пожалуй, на этом закончим, про ТИПА МЕЧИ. Давай лучше правда потренируемся, — Айген усилием воли сделал лицо спокойным. — Подождите. А вы о чем сейчас подумали, мастер Айген? — тут до Эовин наконец дошло, что мастер подумал что-то свое. Она быстренько восстановила в памяти весь разговор. — Я старался не думать, иначе бы стошнило, — назгул скривился от отвращения. — Мастер, вы думали про члены?! — бухнула Эовин, не зная, что разбитый ею глазок видеокамеры починен и что от хохота Кхамула, Гудбранда и Настадрена вот-вот рухнет потолок в просмотровой. — Забудь. Видимо я неправильно тебя понял. Прошу прощения, — Айген чувствовал себя более чем глупо и тут же попытался переключить внимание мальчишки. — Ты сказал, что хотел бы научиться владеть мечом, давай я объясню тебе основные принципы и покажу, как их использовать в настоящем бою. — Мастер, а вы сейчас про мечи или про типа мечи? — Я же уже извинился! Просто встань рядом! — Айген потянул рубашку вверх. Эовин страшно удивилась и немедленно опять задала вопрос: — А зачем ты… вы рубашку снимаете? Чтобы кровью моей не испачкать, да? Брови Айгена уже привычно поехали вверх. — При выбросе адреналина запускается внутренний «холодильник», одежда намокает, и мне неприятно, — пояснил он. — Семь! — торжественно сказала Эовин. — Что? — Айген с подозрением посмотрел сначала на рубашку в руке, потом на свой пресс и наконец на Эовин. — Слушай, я конечно имею определенные особенности, но, поверь, они больше в генетической плоскости, анатомически все как у обычного человека, поэтому если ты про прямую мышцу, разделенную сухожилиями, то все как у обычных людей, — тут Айген взял Эовин за руку и ткнул в свой пресс, — вот. Можешь убедиться сам. Эовин, не убирая руки (о великий всевышний, там все такое теплое, твердое и гладкое!!!), затараторила: — Нет. Я считал, сколько раз у вас брови будут двигаться. В этот раз всего семь. Больше всего ваши брови двигались в первый день. Тогда я насчитал двадцать два. — Зачем? — поразился Айген, который уже пожалел о своем движении: рука на животе его здорово отвлекала. — Подсчет позволял не думать, как, когда и чем меня запытают, а затем ужасающе прикончат. Ну и потом у вас выражение лица очень милое, когда брови вверх поднимаются, — смело сказала Эовин, глядя назгулу прямо в глаза. Айген отодвинулся, уходя от прикосновения, устало прикрыл лицо ладонями: мальчишка был невыносим. — Достаточно. Нам нужен меч. Бери тот короткий, оркский, да. Это одноручное оружие, его держат одной рукой. Теперь повернись ко мне спиной, — скомандовал он. — Да перестань жаться и встань ближе, я уже говорил, что не причиню тебе никакого вреда, — Айген начинал раздражаться, больше от собственных реакций, чем от того, что мальчишка тупил. — Так, держи меч крепко. Почувствуй, где лучше его ухватить за рукоять, чтобы было удобно. Теперь поднимай вверх на вытянутой руке, оцени вес. Он не должен быть слишком тяжелым или заваливать тебя в разные стороны, но учти, что его тяжесть должна ощущаться в руке постоянно. Это важно. И тут Айген шагнул вплотную к Эовин, чего она не ожидала, и ухватил ее за талию одной рукой, тихо скомандовав прямо у самого ее уха: — Теперь давай вместе. Да не трясись ты, я просто одной рукой буду держать тебя, а второй перехвачу меч, мне надо показать тебе физику замаха и выпада. Эовин ничего не сказала, но трястись стала сильнее. Правда, не от страха. Ее слишком волновали прикосновения Айгена, а так близко они не были со времен достопамятной поездки на мотоцикле (ну, если не считать вчерашнего короткого объятья). Айген почти вжал ее в себя. Эовин почувствовала холодок. Тело Айгена стремительно стало ледяным, как у снеговика. — Расслабься, только меч не бросай, — спокойным тоном говорил он. — Я-то ладно, а вот ты рискуешь остаться без ноги, например. Хорошо. Тело расслабил, меч держишь крепко перед собой. Представь, что мы с тобой одно целое. Ты умеешь считать, значит, знаешь, как выглядит цифра 8. Мысленно положи ее набок, представил? Отлично. Давай теперь вместе нарисуем эту уставшую восьмерку. Не торопись, делаем замах, теперь поймай точку выхода и плавно опускаем руку. Вот! Ты молодец. Теперь сам, я буду просто немного тебе помогать. Отлично. Эовин постаралась сосредоточиться на его голосе и, выбросив все мысли из головы, выполнять его команды. Сейчас тело Айгена приятно охлаждало ее собственное, разгоряченное. Айген прижался к ней совсем близко и согнул колени, отчего ноги Эовин подкосились, а рука Айгена непроизвольно поехала вверх и легла ровно на ее грудь. Она замерла, замер и Айген. — Вижу, тренировки и диета, подобранная Настадреном, имеют эффект, — отшутился Айген, но руку с груди убрал, — Продолжим. Твои ноги должны быть чуть согнуты. Хорошо. Руку поднимаем вот так, и следи чтобы локоть был под прямым углом. — Что такое прямой угол? — Эовин сейчас пыталась ни о чем не думать в два раза сильнее. — Не важно, что такое прямой угол, просто расслабь руку и я согну тебе локоть сам. Достаточно, теперь все правильно. Попробуем нанести удар, — и Айген атаковал ее рукой, словно был вселившимся в нее демоном… Ой, лучше не думать про такое! Эовин охнула от переизбытка чувств. — У тебя замечательно получается, давай усложним, — подбодрил ее Айген. Эовин взволнованно вздохнула, у нее сейчас начались трудности со связной речью, связные мысли тоже ускакали куда-то из головы вниз еще раньше. Хорошо, что тело повиновалось командам мастера и что-то делало. — Попробуй вместе со мной поиграть с собственным весом, — тем временем говорил он. Облокотись на меня, ну, давай, не уроню, не беспокойся. Так, хорошо. Теперь, чтобы ни происходило, не отвлекайся и сосредоточься только на ощущении меча в твоей руке. Давай сделаем короткий взмах. Отлично, а теперь провались назад вслед за мной и выставь меч так, словно отражаешь удар. Повторим. Еще. Теперь быстрее. А теперь ты один. Эовин размахнулась слишком сильно и меч потянул назад, она повернулась и чуть не задела Айгена лезвием. — Нет. Так не пойдет. Ты правда хочешь меня убить? Тогда тебе лучше совсем повернуться. Ты всегда должен видеть глаза противника, даже если это будет последнее, что ты увидишь. Если победишь — это будет данью уважения, проиграешь — никто не скажет, что удар ты получил в спину, как трус, бежавший с поля боя. Но на самом деле, только глаза покажут, что противник собирается сделать в данный момент. Вот последнее запомни, остальное — просто красивые слова. Это понятно? — Айген чуть разрумянился, говорил с чувством и был таким красивым, таким вдохновленным ролью наставника! Эовин кивнула, не доверяя голосу. — У тебя хорошо получается, потому что ты понял, как двигаться. И почувствовал. А теперь давай ты попробуешь сразиться со мной, — продолжил урок Айген, сходил за вторым мечом и отошел на середину зала. Эовин потрясла головой. Нельзя позориться, нельзя в такой интересный момент себя выдать. Поэтому, копируя манеру брата, она вразвалку двинулась на мастера тяжелым, раскачивающимся шагом, словно они были в море, а пол под ней ходил ходуном. Неуклюже выставила левую руку в сторону для равновесия, а правой зажала меч, подняв слишком высоко. Меч подрагивал на каждом шаге, поэтому посреди своего «морского пути» она вынуждена была ухватить его уже обеими руками. — Это одноручный меч. Его следует держать одной рукой, — Айген покачал головой и отвернулся, пряча улыбку. Раззадоренная Эовин перешла с шага сначала на бег рысцой, а потом и вовсе бросилась на него галопом, поднимая меч все выше и выше. — Ты не удержишь, — буднично предупредил Айген и, демонстративно отведя меч вниз, посмотрел на ногти. — Тебе следует опустить меч ниже, и вообще, убери вторую руку. Эовин в ответ только засопела. Но руки действительно опустила, держа теперь меч на уровне глаз. — Молодец, — кивнул Айген, перенося вес на левую ногу, и отклонился назад. — Попробуй теперь не нестись на меня с элегантностью олифанта, это просто смешно при твоей комплекции. Айген едва улыбнулся, а Эовин подумала, что это он ее так дразнит. Стало обидно. — А ты похож на тощую… на воблу сушеную ты похож! — в сердцах выкрикнула, абсолютно позабыв, кто она и где, и смело кинулась в бой. Айген одной рукой перехватил ее запястья, занесенные для удара, и легко перенес вес вперед, Тело Эовин получило хороший импульс, а руки, задранные слишком высоко, поехали назад, за спину, и тяжелый меч довершил дело. Она, вместо того чтобы ударить, с удивлением обнаружила, что заваливается назад. От позорного падения ее спас Айген: бросив свой меч, он просто поймал ее за талию свободной рукой, и продолжая чуть ли не двумя пальцами удерживать её запястья, заведенные теперь за голову, расхохотался прямо в лицо. Эовин покраснела и отпустила меч, чего Айген точно не ожидал. Как, впрочем, и того, что она вцепится свободными теперь руками ему в волосы, прямо в удобно заплетенные косы. Но недолго Эовин наслаждалась победой над врагом. Лицо Айгена менялось на глазах: он перестал улыбаться, кожа побелела, приобретя синеватый оттенок, вокруг глаз залегли темные тени. Резко похолодало. Последнее, о чем с удивлением успела подумать Эовин, прежде чем оказалась у ног Айгена, как следует приложившись затылком, была мысль, что, кажется, снег собирается. Он вправду пошёл — прямо в зале. Айген навис над ней и прошипел: — Ты дерешься нечестно. Прямо как девчонка! — А ты самодовольный болван! Ты с первого момента меня невзлюбил, прямо как братец! И даже не пытался быть хоть чуточку дружелюбнее! Вы все одинаковые! — выкрикнула Эовин и разревелась. Она только что нахамила мастеру и отправила к балрогу уважительное титулование. Айген моргнул. В отличие от Эовин, он рассуждал менее эмоционально. — Так вот в чем проблема, — тихо сказал он и протянул руку. Эовин, продолжая реветь, коварно ухмыльнулась и сделала то, чем всегда пользовалась в драке с братом. Эомер легко мог уронить её, но всегда забывал, что уронить маленькую, но очень упорную Эовин недостаточно. Это еще не победа. Эовин легко крутанулась на правый бок и пяткой зацепила Айгена за правую ногу прямо у голени, а свободной ногой со всей дури ударила по левому колену, вложив в удар все что накипело: и кровавую Мэри, и бесконечные утренние пробежки, и отсутствие драконов, и вот этот его снисходительный взгляд парень-ты-слабоумный (который взбесил Эовин больше всего!). Глаза Айгена широко раскрылись: такого подвоха он точно не ожидал и выглядел глупо, ну точно как братец. Эовин продолжила атаку и окончательно завалилась направо, фиксируя его лодыжку и колено. Айген упал на колено, ну точно рыцарь в легенде, но почему-то вместо томного объяснения грязно выругался на черном наречии. Эовин, которая успела нахвататься отдельных слов из Большого словаря, с акцентом и ошибками выдала: «Етить-колотить, скозложоп моргульский!» Чем окончательно повергла Айгена в состояние шока и одержала сокрушительную победу. Айген, выдав короткое «О», рухнул рядом с Эовин и только молча смотрел на неё. А потом повернулся на спину и рассмеялся — беззаботно и очень заразительно. Под ее изумленным взглядом всегда сосредоточенное лицо расслабилось, сделав острые черты более мягкими, убрав темные тени под глазами, теперь ярко сиявшими на бледном лице, что сразу сделало его моложе. «Интересно, сколько ему лет?» подумала Эовин и решилась задать этот вопрос вслух. — Айген, — позвала она, опустив обращение «мастер». — М-м? — Он, все еще сотрясаясь от смеха, повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. — А сколько лет, ну. было, когда с тобой… с вами… все это произошло? Когда назгулом сделали? — Эовин говорила, задыхаясь от, наверное, трех десятков разных чувств, ни одно из которых не было желанием убить. — Прямо звание присвоили? Около четырех тысяч лет назад, — ответил Айген, будто не замечая, как панибратски говорит с ним оруженосец. — Нет. Не то. Сколько человеческих лет было, когда на вас… напали? Гудбранд рассказывал. Про замок, — Эовин потихоньку возвращалась к уважительному обращению. Айген задумался на секунду. — Мне было тридцать семь, — ответил он и очень светло улыбнулся. А потом опять улегся на спину и закинул руки за голову. — Наверх посмотри… Эовин тоже повернулась, удобно устраиваясь рядом с ним, и задрала голову вверх. Прямо над ними висело белое облако, из которого, искрясь и переливаясь, шел самый настоящий снег. Эовин высунула язык и поймала снежинку. Айген скосил глаза, наблюдая за ней, и коротко хохотнул. — Я тоже так делал в детстве. Осмелевшая Эовин, сама не понимая зачем, спросила: — А тебе… вам… какие девушки нравятся? — Нравились. Искренние. Как ты, — зачем-то ответил Айген. Он вскинул сжатую в кулак руку, а потом плавно разжал пальцы. Эовин почувствовала дуновение невесть откуда взявшегося ветра, и снежинки, красиво кружась, снова поднялись вверх, пока над их головами, набирая цвет и свет, не вспыхнуло настоящее северное сияние. Айген нашел ее руку и на секунду сжал пальцы. Хотел сразу убрать, но Эовин не отпустила, а он почему-то не отнял силой. Они молча лежали все время, пока не закончился снег и не погасло сияние, а облако не растаяло.