Король-техночародей и его убийца

Из отведенного срока службы оруженосцем прошло почти три недели. Однажды вечером в дверь Эовин кто-то поскребся, но она была так увлечена книгами по списку, который составил Айген (он еще и записку вложил: «Кто ищет истину, найдет ее в книгах, дерзай, Эдвин, перед тобой открыты сейчас все дороги»), что просто не обратила внимания на звук. И подняла голову, только когда весьма настойчиво постучали. Эовин неохотно поднялась из кресла, открыть все же пришлось — стук уже перешел в грохот, рискуя закончиться выбитой дверью. За дверью обнаружился целый урук, двухметровый, серый и с третьим глазом, нарисованным красной краской на лбу. — Здрассьте, — выдала Эовин и на всякий случай стала припоминать, что говорил Вардамир об искусстве маскировки на поле боя, что-то там про «замри и не двигайся». Правда, перед этим надо было «слиться с пейзажем». Пока Эовин раздумывала, как бы ей незаметно «слиться» с пейзажем или лучше сразу из комнаты, урук почтительно поклонился и неожиданно ровным голосом, еще и на вестроне, пробасил: — Будьте любезны, пожалуйте, на аудиенцию к его высокоблагородию Владыке Гортхауру. — Чо? — хрюкнула Эовин, стараясь не заржать в голос. Урук наклонил голову вбок, но почти сразу со щелчком вернул ее на место и, копируя интонации Эомера, гаркнул: — Пошла говорю, рыжая, тебя Владыка ждёт! Тут Эовин уже не смогла сдержаться и расхохоталась, но за уруком все же пошла. Сначала они долго петляли по коридорам, о существовании которых Эовин даже и не догадывалась, прошли картинную галерею с портретами, лица на которых показались ей смутно знакомыми. На ее робкую просьбу остановиться урук ответил решительным отказом, причем снова голосом Эомера, так что спорить с ним расхотелось. Потом был еще один коридор, переход, коридор и вот они оказались у подножия винтовой лестницы, ведущей куда-то высоко вверх. Урук медленно поднимался, а ступням не было ни конца, ни края. Когда Эовин уже начала нервничать, таким долгим был этот подъем, лестница неожиданно кончилась черной дверью. Урук ткнул пальцем в нее, мол, сюда, и затейливо постучал. Эовин вздохнула поглубже и решилась: если вызвал сам Гортхаур, значит, что-то серьезное, и вообще двум смертям не бывать, а у нее выбор не богат, либо свои прикончат по возвращении, либо мастер Айген в самое ближайшее время, когда подлог вскроется. И было еще не ясно, какая смерть будет мучительнее. К тому же, Гортхаур до этого ничем ей не вредил, напротив давал дельные советы, может, и теперь скажет, как быть? Владыка Гортхаур встретил ее в непривычном виде: черная камиза из настоящего шелка (она такой материал только пару раз видела, у наместника в Гондоре, но даже тот не шел ни в какое сравнение с атласным блеском и нежностью ткани, из которой была одежда Гортхаура) аккуратно застегнута на все пуговицы, рукава утопают в кружеве (тоже черном, ручной работы! Ей такое, только белое, досталось в наследство от матери), кожаные брюки идеальной посадки (не иначе как из шкуры дракона, вон какой рисунок с чешуйками). Огненные волосы красиво распущены по плечам, а на голове корона, ожидаемо черная, с острыми-острыми и очень длинными шипами. Даже ботинки начищены и блестят, красиво отражая мягкий свет от вечных свечей, укрепленных по стенам. По центру стол с креслом, похожим на трон, а изголовье повторяет шипы короны, у окна во всю стену еще один небольшой прозрачный столик с коваными ножками, а на нем красивый шар, вроде стеклянный, два глубоких кресла друг против друга. Гортхаур указал рукой на кресло у окна, приглашая Эовин занять место. Сам остался стоять, разглядывая ее с интересом. — Тебе к лицу новая прическа, — Гортхаур начал светскую беседу с комплимента, заметив отросшие волосы Эовин. То ли Моргульский воздух, то ли вода, а может «витаминчики» Настадрена, подействовали, волосы и вправду росли как на дрожжах, — Весьма женственно, — галантно заверил он. Эовин села в кресло и сразу почувствовала себя словно во дворце Эдораса во время приемов, когда ей предписано было спускаться и показываться женихам, даже спину невольно выпрямила и изящно сложила руки, как учила приставленная к ней дама. — Да, — Гортхаур широко улыбнулся, — истинную сущность не скрыть, как бы мы ни старались? Эовин занервничала, она не понимала, куда ведет разговор. Но то, что в этот раз ничего хорошего ей не ждать, сразу почувствовала. Гортхаур смотрел на нее долго, изучающе, красные отблески в его глазах ни на секунду не гасли, словно он сам был живым воплощением пламени и в любой момент мог испепелить Эовин, просто пока этот момент не настал. Наконец Гортхаур сел напротив, закинул ногу на ногу и, уперев локоть в подлокотник, удобно уткнулся подбородком в тыльную сторону ладони. — Скажи-ка, принцесса Эовин, скольких мужчин ты знала? — Гортхаур наклонил голову ниже, пряча улыбку, Эовин видела только красные огоньки в темных глазах, искрящихся лукавством. Эовин задумалась на мгновение, ответила тихо и очень сосредоточенно, совершенно не придав значения истинному смыслу, который вкладывал ее собеседник. — Меня воспитывал дядя. Брат и кузен еще. Отца я вовсе не помню, я была не старше семи лет, когда родителей не стало. Еще конюх и дворовые служки, но с ними я почти не знакома. Гриму же я за человека не считаю вовсе. На лице Гортхаура мелькнула слабая улыбка, но тут же исчезла, уступив место печальному выражению: — Твой ответ столь невинен, дитя, что я лишь убеждаюсь в своем выводе: мужчин ты не знала. Значит, первый чувственный опыт останется неразделённым. В утешенье скажу, что и забудется он очень быстро, оставив после себя только мимолетное воспоминание. Хотя сейчас тебе сложно в это поверить. Он замолчал, позволяя осмыслить услышанное, в комнате стало очень тихо. Эовин не смела пошевелиться, даже вздохнуть лишний раз, чтобы не нарушить эту хрустальную тишину. Она боялась услышать то, что уже поняла. Гортхаур говорил про Айгена. «Только в чем первый опыт? Что хотела убить, а теперь не хочется, наоборот, хочется, чтобы жил долго и счастливо? Или что-то другое? Тогда что?» — сосредоточено думала Эовин, а Гортхаур читал ее мысли, отражающиеся на лице, как открытую книгу. — Мне очень жаль, — сказал он наконец. Пальцы левой руки пробежались по деревянному подлокотнику, отбивая неровный ритм. — Несправедливо вышло, но разве нам с тобой не привыкать к такому? — Гортхаур весело подмигнул, и Эовин стало совсем гадко на душе. — Ну, полно. Будут и другие. А сейчас, чтобы развеять твои сомнения и уже прекратить этот ненужный фарс, предлагаю самой убедиться. Гортхаур щелкнул пальцами, и воздух поплыл, Эовин даже показалось что она на мгновенье ушла с головой под воду: грудь сдавило тисками, кожу обдало льдом, она судорожно вздохнула, но так и не смогла набрать воздух полной грудью. Странное чувство прошло так же резко, как появилось, а в руках Гортхаур уже вертел овальное зеркало средних размеров. Он спросил: — Как ты себя находишь? Угадал я с прической? А цвет платья? Из отражения на Эовин чужим испуганным взглядом смотрела незнакомка: загорелое лицо с тонкими чертами, прямым аккуратным носом, зеленые глаза в обрамлении рыжих ресниц, веснушки, которые вовсе ее не портили. Волосы, собранные в косу, алой короной окружали высокий лоб, длинная тонкая шея украшена кожаным ремешком с зеленой подвеской в форме глаза. Насыщенный сине-зеленый оттенок платья оттенял огненный цвет волос, придавая глазам глубины, а низкий вырез хоть и открывал небольшую грудь, но оставлял простор для фантазии. Эовин приоткрыла от удивления рот. Незнакомка в зеркале повторила ее движение. — Ох — только и смогла выдохнуть Эовин, — это разве я? Ох… — повторила она удивленно. — Угадал, — Гортхаур расплылся в довольной улыбке. — А я все думал, может быть, белый? Слышал, что тебя после смотрин многие звали Белая леди, но по мне, нам, рыжим, этот цвет не особо идет, он делает кожу серой, подчеркивая все изъяны… но вот чёрный или такой — Гортхаур щелкнул пальцами и зеркало испарилось, — это совсем другое дело. — Зачем все это? Выгонять будете? — Нет, твой срок еще не подошел к концу. Но кое-что нам с тобой следует прояснить, потому что ты мне, назовем это, симпатична, и я бы не хотел, чтобы одно маленькое рыженькое сердечко потухло, испытав на себе всю тяжесть ледяного безразличия. — Вы говорите загадками. Я не понимаю. — Ты уверена? — Нет, я понимаю, что вы говорите загадками про мастера Айгена, я не понимаю, какой вред он мог бы мне причинить. Он совсем не такой. — Эовин покраснела. — И какой же? — Очень ранимый. И одинокий. — Тогда почему ты думаешь, что ему кто-то нужен? Что если это — его осознанный выбор? Станешь ему мешать? — Гортхаур наклонился, вглядываясь в ее лицо, и от его внимания было не по себе. — Нет, конечно. Но мне почему-то кажется, что вы заблуждаетесь. Ему нужен кто-то, кто будет о нем заботиться. — А ты, значит, права? — Я не знаю. Но я точно хотела бы убедиться в этом. Сама. — А если это убьет тебя? — Как можно знать наперёд? Но даже, если и так, я готова рискнуть. Кирион вот говорит, что удача сопутствует смелым. И вы знаете, звучит убедительно. Гортхаур коротко хохотнул и сделал вид, что откашлялся, прикрывая смеющийся рот пальцами. «Как обидно, если ошибся, — подумал он, — но девчонка права, кто не рискует… тот пьёт кислое молоко!». Вслух же продолжил свое наступление: — А если это погубит не тебя, а, например, Айгена? Все равно пойдешь на поводу своего желания? Готова рискнуть его жизнью? Эовин сникла. Непрошеная слеза покатилась по щеке, она сморгнула. Гортхаур смотрел на нее не отрывая взгляда. Сколько эмоций отразилось на еще детском лице: страх, смущение, тревога, сочувствие… Боль. — Нет. — выдавила она, закрывая лицо руками — Нет. Пожалуйста, только не так… Если нужно — я тотчас уеду… Только пусть он живет! В этот момент шар на столе ожил и заговорил голосом Айгена; — Владыка, ты запросил звонок. Связался, когда связь восстановилась. Как ты и предполагал, мы нашли тайники. И они полны оружия. Гортхаур кивнул и застучал пальцами по подлокотнику кресла, отбивая замысловатый ритм. В комнате потемнело, шар на глазах увеличился в размере, и вот уже над столом висела фигура Айгена в полный рост. Эовин отняла руки от лица и в немом ужасе уставилась на спину, покрытую черной броней и оттого казавшуюся еще шире. Волосы, любовно собранные ее рукой в косы, белым разломом выделялись на черном доспехе, словно отлитом из скального камня, как если бы камень можно было плавить. — Оглянись, — велел Гортхаур. — Мне что-то тут стало скучно, и я немного поэкспериментировал. Что скажешь? Айген повернулся и встретился взглядом с Эовин. Он удивленно вздохнул, но потом присмотрелся, словно сравнивая про себя ее с кем-то, и одарил Эовин таким ледяным и безразличным взглядом, что у нее, кажется, даже сердце на секунду остановилось, а когда он отвернулся обратно, забилось в таком бешеном ритме, что чуть не выскочило из груди. — Эта кукла не сравнится с живым оригиналом, если вы хотели узнать мое мнение. Слишком неестественная красота и пустой взгляд. Впрочем, что еще можно ждать от женщины. Что до мальчика, то я лично прошу по окончании отведенного ему срока, отправить его оруженосцем, например, в Дунланд. Или в услужение Кириону — он единственный, кто способен не погасить его юношеский задор, но и не даст ему превратиться в отчаянного авантюриста. Если позволите, отключаюсь, связь нестабильна и сжирает много энергии. — Хорошо, — кивнул Гортхаур, — это легко устроить. И шар тут же погас на глазах уменьшаясь в размерах. Эовин сморгнула и обнаружила себя в прежнем костюме оруженосца, с волосами, забранными в куцый хвост. Она молча встала и вышла. Гортхаур даже не окликнул ее и ничего не сказал на прощанье. За дверью оказался урук, который сразу пошел куда-то, и Эовин безропотно поплелась за ним, с трудом переставляя ноги. Поведи он ее к обрыву и прыгни, она без раздумий последовала бы за ним. Гортхаур посидел немного, чутко прислушиваясь, пока, наконец, не кивнул сам себе и, с самодовольством посвистывая модную нынче на городские площадях мелодию на мотив известной читателю Кумпарситы, вновь обратился к шару, правда, в этот раз сам вызвав себе абонента. — Телимат, — обратился владыка, и коварная улыбка играла на его губах. Телимат даже поежился, потому что уже знал, что это значит, и мысленно пожелал неизвестному страдальцу удачи размером со стадо олифантов. — А что там у нас с расписанием у оруженос… ца? Телимат мысленно выдохнул, так как в этот раз объектом научного интереса Владыки был не он, а принцесса Роханская, но за нее Телимат не волновался. Судя по тому, что девица продержалась без малого три недели из положенных тридцати дней, у него, да еще у неизвестного, который поставил все деньги на полный срок пребывания, были все шансы выиграть в споре, в котором участвовали назгулы и некоторые служащие крепости, кому по долгу службы приходилось с ней сталкиваться. Как ни странно, на Айгена не поставил никто, что вовсе не означало, что к нему плохо относятся сослуживцы, напротив, он прослыл мудрым и справедливым начальником, хоть и требовательным, но готовым помочь, если кто-то действительно нуждался в его помощи. Телимат отмер и зачитал: — по утрам активные виды спорта, в том числе конный, уборка навоза, выгул коня Айгена и другие наряды, занятия науками с назгулами, то есть этикет со мной и стихосложение и музицирование с Гудбрандом, фехтование, лук и копьё — Вижу, Айген решил сделать из… у-м-м. юноши настоящего рыцаря, вот только уроков танцев и плавания что-то я не услышал, что же вы их пропустили? — голос Гортхаура оставался ровным и очень спокойным, но глаза, пристально наблюдающие из-под рыжих бровей за Телиматом, искрились безудержным весельем, Назгулу стало не по себе: холодок неизбежно надвигающейся беды неприятно пробежал по спине. Такое точно добром не кончится. Ладно танцы, можно еще как-то стерпеть неуклюжесть принцессы, ну и потом в Гондоре обещали на днях бал-маскарад, да и у эльфов в конце месяца будет ночной праздник, можно и туда наведаться, главное не давать Минардилу и Вардамиру глазеть на шпили и отобрать у них перед этим ведро Сауроновки. Но как быть с ПЛАВАНИЕМ? И ведь по пятницам (а сегодня уже четверг!) они регулярно собирались все у него, а потом как раз в баню и в бассейн, а если в бассейн взять девчонку?! Все ведь откроется! Кары Валар, Айгену такое точно сильно не понравится! — Владыка, помилуй! — сдержанный Телимат побледнел, потом покраснел, а потом просто упал Гортхауру в ноги, причем по видеосвязи. — А можно как-то без плавания обойтись? — Можно, конечно, — согласился Гортхаур, закрывая смеющийся рот рукой, словно зевал, — но я зря что ли так старался и доводил бедную девочку до отчаяния? Она же готова ему открыться… Хотя… — Гортхаур кинул быстрый взгляд на Телимата, — знаешь… вдруг ей могут помочь, ну… например, верные друзья? Телимат подскочил с колен и закивал, соглашаясь разом вообще на что угодно, хоть на смертельно опасную вылазку прямо в сокровищницу Трандуила, хоть на пеший тур в Валинор с последующим его взятием, хоть на поездку в борщевики безоружным и с малым отрядом покалеченных орков — отпугивать толпу пьяных роханцев, которым в таком состоянии сам Горлум не брат, только не на девушку в их пятничной чисто мужской посиделке! Гортхаур многозначительно посмотрел на него и кивнул, мол, дозволяю, сам же сказал: — Ну вы там с братьями сами подумайте, как будет лучше, — он сделал несколько круговых движений рукой, голова Телимата повторила движения следом, — но чтобы все живы только остались, стазис нам совершенно сейчас ни к чему, а девочку, я вообще думал оставить… кстати, как думаешь, стоит? Но ответа он не услышал, потому что Телимат от избытка чувств отключился и, красиво взмахнув рукой, завалился куда-то под стол. Гортхаур вздохнул: — Какая тонкая душевная организация у мальчика, так и не стал спокойнее даже после третьего стазиса, ай-яй-яй, надо подумать, как это исправить… — и щёлкнул пальцами, отключая шар связи, а заодно камеры в своей башне, так чтобы даже звук не прошел. Потому что как только он отключил все, задорный юношеский смех сотряс башню, даже око далеко на башне накренилось и провернулось. Отсмеявшись вволю, он утер слёзы и изобразил приличествующее Владыке Гортхауру лицо, и пару раз еще хохотнув, заставил себя успокоиться, после чего щелкнул пальцами, и техника в башне снова начала свою монотонную работу. Кхамул, глядя на погасший, а потом вновь заработавший экран с камер внешнего наблюдения, тяжело вздохнул и отправил к Телимату медикоорков с носилками, а заодно предупредил Настадрена и остальных, что следует срочно собраться, видимо, у Телимата, куда самого Телимата сейчас принесут орки. «Проносило до этого ведь, и в этот раз сдюжим!» — подумал он и направился в крыло, где жили назгулы. На собрании назгулов Телимат, пришедший в себя под чутким руководством Настадрена, поведал друзьям о сложившихся перспективах. Воцарилось молчание. Даже Гортхаур, сидя в своем кабинете, прислушался — так неожиданно тихо стало. Первым высказался Гудбранд: он предложил просто напоить Айгена, потом оруженос…ку, потом всех раздеть и сложить в одну кровать — а утром они пусть сами друг с другом разбираются. И если кто-то кого-то прикончит, то точно не до конца — парни за тем проследят, а потом Владыка положит всех в стазис, и будут как новенькие, но уже готовые к более конструктивной беседе. А в качестве примера привел Кхамула с Галой. — Я протестую! Между нами сразу мелькнула искра! И никто никого убивать не собирался. А тут все совсем непонятно! И Владыка чётко просил — без стазиса! — Кхамул сделал свирепый вид, чем ни разу не испугал, потому что все уже давно привыкли. К тому же на свирепый вид Феридиру было что ответить, и Вардамиру с его секретными серверными тоже (которые после такого вида, как правило, подлежали тотальному уничтожению). Поэтому предложение не нашло поддержки. Следующими были Минардил с Вардамиром: — Давайте их отправим в романтическое путешествие вдвоем по Средиземью, пусть полюбуются на красоты, архитектуру посмотрят, проведут культурно досуг, — убеждал Минардил. — Да, — поддакивал Вардамир, — а потом Айген может ее отшпилить! — Хватит уже про шпили! — взревела назгулья общественность, и предложение тоже было снято. — Тут тоньше надо, — Настадрен почесал бороду тыльной стороной скальпеля (который всегда был при нем, так же как топор и гитара при Гудбранде). — А давайте чуть разовьем мысль про Кхамула с Галой… Да подожди ты сразу свирепеть, — Настадрен метнул скальпель, пригвоздив рукав Кхамула к столу, и тот так и не смог дотянуться до сабли, — А мог бы ты с ней, — обратился он к Кхамулу, — ну не знаю, поделиться опытом, как завоевать сердце врага? Вы же с Галой тоже прошли этот путь? Назгулы замолчали. Кхамул задумался ненадолго, и нехотя согласился. — Так, а кто возьмёт на себя Айгена? Его же тоже надо как-то подготовить к… э-э-э открытию, что оруженосец — это тщательно законспирированная оруженоска! — Настадрен, будучи самым старшим человеком из назгул и единственным, кто почти ушел в мир иной в преклонном возрасте, причем исключительно по естественным причинам, подумал и о втором участнике неравной битвы. — Я пойду. — вызвался Кирион. — Я с ним еще не виделся, и от меня он подвоха не ждет. К тому же, девушка мне понравилась. Мы как с Минардилом и Вардамиром неделю назад вернулись, сразу с ней познакомились, прямо в буфете. А когда она нас угостила кровью от Мэри, сразу поняли — вот достойный кандидат на падение Айгена, да, парни? — Определенно, — кивнул Вардамир, — она верный товарищ! В этот миг Вардамир как раз вспомнил, сколько они на троих с ней и Минардилом за неделю наделали, причем не были пойманы, а когда их подозревали, Эовин молчала, как Гортхаур на допросе Валар. — После Кириона и мне стоит с Айгеном поговорить, это закон дружбы, — Кхамул кивнул сам себе и остальные тоже закивали, соглашаясь. Решено было разделиться: Кхамул и Телимат (раз Владыка ему дал поручение, пусть тоже мучается) вместе с Эовин под благовидным предлогом должны были назавтра отправиться в Дол Гулдур, там как раз была плановая встреча с эльфийским двойным агентом для обмена секретной информацией между сторонами. Кирион должен был подготовить почву на стороне босса. А как Кхамул вернётся, закрепит результат. *** Утром у подножья холма Амон Ланк мирно паслись две лошади. Всадники — жилистый подвижный мужчина с хитринкой, притаившейся в уголке раскосых глаз, сейчас недобро сощуренных, и совсем юный мальчик, понуривший голову, — стояли поодаль возле дерева на котором кто-то не в меру остроумный прибил орочью голову с надписью на синдарине: «Собакам — собачья смерть!» Мужчина, одетый в свободные кожаные штаны, небрежно заправленные в ботинки, и шелковую алую рубашку с кожаной же жилеткой вскинул руки вверх, показав сухие загорелые предплечья, украшенные ритуальными рисунками и пересеченные прутиками напряженных вен. — О, Великий, за что ты мне выбрал такое суровое наказание! — прошипел мужчина. — Еще раз объясняю, сохор (слепой), зачем тетиву-то так тянешь, э-э-х. — Кхамул закатил глаза, показав белки, — Криворукий совсем. Тут нежнее надо, как любимую женщину! Пристыженная Эовин тяжело вздохнула и еще сильнее вжала голову в плечи. А ведь еще полчаса назад она с гордостью показывала Кхамулу как лихо умеет управляться с луком, и даже осмелела настолько, что рассказала о давней мечте потягаться в стрельбе с эльфами. Кхамул с каменным лицом выслушал ее, а потом прямо не слезая с коня, в одно движение, вскинул лук, который, и Эовин могла в этом поклясться, один вздох назад, покоился у него на седле, и легко отпустил стрелу куда-то в лес. Приказал: — Принеси. Эовин молча поплелась в лес: уже знала, что с Кхамулом лучше не спорить, это не флегматичный Настадрен, которому будто ни до чего нет дела, и не шутники Минардил с Вардамиром, по возрасту одни из младших назгул и так похожие на ее брата и кузена, с которыми можно было и поприпираться и даже ослушаться. Теперь как ей эту стрелу искать? Каково же было удивление Эовин, когда она, сделав всего несколько шагов в направлении, куда Кхамул пустил стрелу, услышала странный звук, похожий на тревожное уханье и хлопки крыльями. На уровне глаз к дереву, прямо под орочьей головой с глупой надписью, был пригвождён тетерев, еще живой, но уже, очевидно, бьющийся в предсмертных судорогах. Эовин остановилась и замерла, не зная, что делать. И очень испугалась, когда широкая ладонь назгула тяжело легла на ее плечо. — Решай. — сурово велел он. И Эовин, повинуясь скорее внутреннему порыву, чем приказу назгула, вытащила лук из-за спины и твердой рукой поразила тетерева, прекратив его агонию с первого раза. Кхамул ободряюще сжал ей плечо и что-то прошипел на своём. Эовин молчала. Тогда назгул снизошел до ответа на вестроне: — Всё правильно сделала. Никогда не мучай добычу или врага. Не держи зла. Но если решила — иди до конца и будь готова ответить за причиненное зло соразмерно, таков закон. Эовин с удивлением уставилась на назгула, осмысливая, что он сказал, и наконец выдала: — Это закон судьбы, да? Ты — король Рун? Кхамул в ответ промолчал, только сверкнул черными глазами из-под тяжелых век. — Это правда, что ты смог попасть стрелой в солнце, а еще победил девятиглавого морского дракона и спас свой народ? Я читала, что Небесный правитель подарил тебе лук и стрелы, потому что только ты осмелился бросить вызов морскому чудовищу. — Эовин неожиданно прервалась и посмотрела на Кхамула во все глаза. — Но ты же… погиб? Утонул! Небесный правитель обещал тебе бессмертие, но когда ты пришел за наградой, он обманом убил тебя? — Сказка. — Кхамул хитро сощурился, вновь став похожим на огромного змея. Где-то в лесу едва слышно треснула ветка, назгул не поворачивая головы скосил глаза, разглядывая что-то слева, а потом одними губами велел: — В замок. Быстро. Эовин спешно, почти бегом, бросилась в замок Дол Гулдур, напрягая слух. Что такого мог услышать Кхамул? Все казалось обычным: щебетание птиц, негромкий шепот листвы и монотонное жужжание насекомых. Почти дойдя до стен разрушенного входа в замок, она фыркнула: «Тоже мне, следопыт». И в тот же миг сзади просвистела стрела. Наверное, это была бы последняя мысль Эовин, но над ее головой сомкнулось потрескивающее белыми молниями защитное поле, а стрела, едва с ним соприкоснувшись сгорела. В этот раз Эовин не медлила: опрометью бросилась в чёрный провал входа и оказалась в огромной зале. Она уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться, но вновь подскочила на месте: стена, откуда-то сверху, заговорила с ней голосом Телимата, только искажённым и вроде как глухим, словно он сидел в бочке: — Сколько раз тебе говорили, не отходить от сопровождающих, а если ушла — бежать в укрытие?! С нас Айген шкуру снимет! Эовин, подавив страх, огляделась. Наверху, у самого потолка, висел красный глаз, и он подмигнул ей. А рядом был белый цветок, из которого, похоже, и раздавался голос Телимата. — А как ты туда поместился? — Эовин ткнула пальцем в «цветок». — Ты же большой, а цветок маленький. Раздался подавленный стон и привычное уже р-р-р-ш-ш-ш (Эовин даже разобрала что-то там про члены Балрога; похоже, не только Ангмарцу нравилось это ругательство), а потом цветок опять заговорил голосом Телимата: — Просто поднимись по лестнице справа от тебя, дальше по коридору налево, третья комната по правую руку. Повторяю: лестница справа, по коридору направо, третья комната справа. Я оставлю открытой дверь. ПОШЛА! Эовин подпрыгнула: Телимат редко повышал голос. Он был самый изящный из всех назгулов, кареглазый и светловолосый, с правильными тонкими чертами лица и длинными пальцами скрипача или там клавикордиста. Эовин любила музыку и частенько бывала на ярмарках, где бродячие трубадуры, как правило метисы-полуэльфы, играли на разных инструментах и пели грустные баллады о подвигах, великих битвах и, конечно, любви. Телимат хоть и был назгул, тоже напоминал трубадура, и Эовин недавно сама слышала как он пел, и Гудбранд тоже. Вот этот громогласный громила, такое чувство, что пел примерно всегда, в любом состоянии и даже не приходя в сознание после попоек или что там у назгулов было по пятницам (Почему-то всегда в покоях Телимата. Возможно, из-за их удачного расположения в самом конце коридора, рядом с общими душевыми и большим бассейном). Эовин туда не приглашали, говоря, что ей пока рано, но со временем «его» непременно возьмут, и вот тогда… Дальше назгулы заходились демоническим хохотом и хитро посматривали то друг на друга, то все вместе на Эовин, а потом непременно на Айгена. Эовин бледнела, в страхе, что Айген сейчас ка-а-ак все поймёт и что будет, что будет! А Айген делал каменное лицо и натянуто улыбался. Все это думала Эовин, пока поднималась по лестнице в еще целую часть замка Дол Гулдур, а потом шла по коридору, вслух отсчитывая двери. Третья дверь справа почему-то оказалась заперта. Но Эовин не растерялась. Вардамир от нечего делать однажды показал ей, как пользоваться тонким железным прутиком с изогнутым краем с одной стороны и острием с другой, называя прутик отмычкой. Странное слово на черном наречии звучало непривычно. А вот прутик оказался настоящей волшебной палочкой. Спустя пару часов натужного кряхтения и неудачных попыток Эовин смогла открыть ржавую дверь в подвал, где хранились пустые коробки, банки и, что особенно поразительно, не было ни паутины, ни крыс или тараканов. Зато были еще двери. Много. Но Эовин не успела спросить о такой странности, потому что к ним присоединился Минардил и, увидев, как Эовин, поймала кураж и лихо вскрывает оставшиеся замки, от дверей плавно перейдя на огромные пыльные сундуки, какие-то шкафы вдоль стен и резные комоды, предложил срочно сменить локацию и пройтись по покоям других назгулов. Решение было принято единогласно, потому что Эовин было очень любопытно как живут остальные. Но особенно ей хотелось заглянуть к Айгену в его отсутствие. С тех пор отмычка всегда была с ней. Эовин вытащила отмычку из потайного кармана и со второй попытки открыла замок. Тяжелая резная дверь подалась с трудом, словно ее очень давно не открывали. Комната, просторная, но очень темная из-за зашторенных окон, тоже выглядела необжитой. Серая грубая ткань накрывала мебель, пол был покрыт приличным слоем пыли. Но внимание Эовин привлек стол по центру, потому что в полутьме он светился. Что-то под тканью переливалось всеми цветами радуги. Эовин, не особо задумываясь, подошла к столу и смело сдернула ткань, впрочем, тут же зайдясь кашлем и даже чихнув пару раз — пыль поднялась столбом. Но когда пыль наконец осела, Эовин охнула: посреди стола на специальной подставке стоял стеклянный шар (такой же, какой она видела у Гортхаура) размером с собачью голову и красиво сверкал, а еще показывал пейзажи. Сначала густой лес, вроде как местный, потом картинка резко увеличилась, и Эовин увидела лицо эльфа, спрятавшегося среди листвы, затем еще одного, и ещё, а потом все замелькало и закружилось, да так, что её чуть не вывернуло с непривычки, словно конь понес, а всадник перевернулся и болтался теперь под брюхом вниз головой. Эовин отвернулась, невольно проглатывая горькую слюну, а когда повернулась обратно, шар показал ей Кхамула, который прижимал к дереву высокую и ОЧЕНЬ красивую эльфийку, выше на голову, а то и полторы. Эльфийка скалилась, вырывалась, выплевывая что-то в лицо Кхамулу, и даже почти укусила его за ухо, а тот, совершенно спокойно держал одной рукой ее руки, заведенные высоко вверх, и чтобы, видимо, не дрыгалась, навалился всем телом, прижимая извивающуюся златовласую красавицу бедром к стволу дуба. А потом… Потом он откинул ее белоснежный плащ и заскользил правой рукой по бедру, туго обтянутому одеждой как второй кожей, плавно повторяя контуры изящного тела. Эльфийка перестала вырываться, улыбнулась призывно и приоткрыла губы, а Кхамул невесомо и почти нежно (о Валар, назгул (!) Кхамул (!) нежно (?!)) коснулся губами её скулы, отпустил ее запястья и разом закрыл острые уши своими руками. Назгул глубоко вдохнул (Эовин видела, как шевельнулись мышцы на его спине) и открыл рот. Пространство вокруг Кхамула пошло волнами, словно кто-то бросил в озеро большой камень, и зеркальная гладь вздрогнула и разошлась кругами. В тот же миг с деревьев кучно посыпались эльфы, как подстреленные белки или тетерева, и остались лежать в скрюченных позах, подрагивая, словно их поразило ударом молнии. Только что не дымились. Просто смотрели стеклянным взглядом куда-то в вечность и пускали слюну. Эовин сухо сглотнула, но не отвернулась. Однако что было дальше, она не узнала, потому что кто-то, злобно и уже привычно шипя и рыча что-то вроде «я же сказал в коридоре НАЛЕВО», накинул на шар ткань. Эовин моргнула. Перед ней стоял недовольный Телимат, скрестив руки на груди, и смотрел с осуждением. Увлеченная происходящим, она пропустила и оклики в коридоре и звуки шагов. — Рано тебе такое, — усмехнулся назгул и кивнул подбородком на выход. Эовин хотела спросить, что за шар, но Телимат прошел вперед и стоял уже возле двери, всем видом показывая, что некогда ему тут со всякими оруженос… ками возиться. Поэтому она лишь вздохнула, но про себя запомнила и решила при случае спросить у своего мастера: он, похоже, единственный, кто готов был объяснять ей вообще все. Она не удивилась бы, спроси его о том, почему солнце садится (хотя все знают, что солнце везет небесная колесница или что земля плоская и стоит на слонах, а слоны на горбу черепахи) — он и тут найдет объяснение и с удовольствием расскажет простыми словами, и примерами еще будет сыпать, как горохом из мешка. Телимат и Эовин спустились вниз, где уже стоял Кхамул и злобно рычал в кольцо. Звук его голоса раскатисто отражался от стен, Кхамул, похоже, был не на шутку чем- то встревожен. Эовин не стала прислушиваться, слишком много было незнакомых слов, а Телимат, коротко кивнув, убежал снова наверх, сказав, что надо собрать записи и можно будет сразу выдвигаться, пока эльфы не очнулись. Кхамул шипел на черном наречии: — Владыка, этот старый засранец, Балрог ему в жопу и Феанора туда же, предал нас. На малом совете, созванном в его отсутствие, Пендальфом были представлены доказательства. Но я бы тут тоже проверил. Хотя по документам все сходится. Последние партии орков были откровенной халтурой, а мы точно видели НАШИХ орков, по спецзаказу Фериндира, и орки те были в Изенгарде, а потом и вовсе использовались для атаки на башни Гондорцев. Он ведет двойную игру. Позволь мне проверить, я принесу тебе его голову, если это окажется правдой. Кольцо вспыхнуло красным и ответило низким голосом так похожим на гортхауров, на черном же наречии: — Старика оставь, а вот орков и все нападения на прилегающие территории к Изенгарду и вправду проверь. Если так, то мы это используем в своих целях. Как Гала восприняла мысль, что Митрандир жаждет власти? — Хорошо восприняла. Она, когда сильно злится, становится просто божественной. В этот раз была подобна Богине Мщения. В общем да, простите, восприняла новости хорошо. И сказала, что рыба гниет с головы и надо голову этой рыбе снести к херам. — Так и сказала? — задумчиво прозвучало в ответ — Это я сам, — усмехнулся Кхамул, — а она сказала, что обезглавленный лев не кусает. — Ну и чудненько. А девочку пусть Телимат проводит. Я выслал за вами дракона. Только усыпите ее, прежде чем грузить в транспортник, а по приезду скажите, что задремала. И лошадей не забудь. Эовин нетерпеливо ждала, переминаясь на месте, пока Кхамул наговорится в свое кольцо, и как только он завершил разговор, тут же спросила: — Кто была женщина, ну, которую ты не то душил, не то целовал возле дуба? — Ах ты ж пронырливая змея, — неожиданно усмехнулся Кхамул, — это моя царица. Сказал с гордостью, даже вздернул вверх подбородок. — Скажи, красота? — Постой. Она же эльф? Разве вы не воюете? — Так ты тоже приехала убивать Ангмарца, — Кхамул хитро сощурился и языком поцокал, вроде как нехорошо поступаешь, Эовин. — Это другое — Да, и чем же? — Кхамул все также насмешливо смотрел на девчонку. — Ну… я же вроде как э-э-э… не испытываю ничего такого э-э-э… к ма… вашему Айгену… А у вас любовь? Эовин сама не поняла, как это у нее такое могло вырваться. Она выпучила глаза и закрыла рот руками. Кхамул окинул ее нечитаемым взглядом и спросил: — Сама как думаешь? — Не знаю, — честно призналась Эовин. — я не знала ещё любви. Ну, в смысле, никто не тронул мне сердце настолько, чтобы, как твоя королева, улыбаться когда тебя лапают. Я б убила. Кхамул задумался, а потом выдал: — Понимаешь, она как янтарь — осколок солнца, спрятанный в твердом камне. Внутри мягко и жарко, снаружи — тверже скалы. Никому она не показала свое сердце, а мне позволила. Пришел черед Эовин задуматься. Еще бы, такого поэтического сравнения можно было бы ожидать от Гудбранда, может, даже от Айгена (он, похоже, единственный был воспитан в духе канонического рыцарства), но точно не от грубого и жестокого, как ей казалось, Кхамула. Выходило, что и в его груди было сердце, и даже нежное, а не кусок камня. — Но вы же враги? А если тебе придётся выбирать между долгом и сердцем? Разве Гортхаур не твой господин? — Он знает о нас все без слов, но никогда не ломает хребет об колено, дает самим разобраться. Говорит — я тебя выбрал, потому что думать умеешь. Вот и думай. Сам. А я могу только помочь, но свой разум мне в твою голову не вложить — И кого же ты выберешь, если настанет время выбирать? — Если все делаешь правильно, судьба сама поведёт. А будешь сопротивляться — потащит. Сейчас судьба ведёт меня этим путем. Если повернет, я буду следовать ей. Эовин от удивления разинула рот. — Почему ты так свободно говоришь мне это, не боишься, что я расскажу другим? — наконец спросила она. Кхамул недобро оскалился, показав острые резцы, ну точно кобра. — А кто поверит тебе? И потом, откуда уверенность, что вернешься к своим. Тут места гиблые. — Он отвернулся, пряча улыбку, девчонка всегда так пугалась, это забавляло его. — Меня брат будет искать! — Что-то пока о нем никто и не слышал — Тогда Айген! — Ладно брат, но нчальнику-то с чего? Ты никто ему. Какое добро ты сделала, может, чем помогла ему? Чтобы считать, что кроме его обязательства Владыке Гору есть что-то еще. Не отдав — не возьмешь. Ты же только берешь у него, ничего не предлагая взамен. Эовин опустила взгляд вниз, но вдруг почувствовала странную тяжесть. Задумавшись над его словами, она пропустила, как Кхамул замер, вытянувшись в полный рост. — Да-да, правильно, пора баиньки! — велел Кхамул и странно сложил губы. Эовин от его слов вздрогнула и завалилась бы прямо навзничь, но ее поймал стоящий позади Телимат. — Лошадей своих забери только, — напомнил Кхамул приказ Владыки. А по приезду скажешь, что задремала. С усталости. Давайте! — Ты в Изенгард? — Да. Проверить надо. Слышал? Телимат кивнул, подхватывая Эовин и устраивая ее на плече. — Я посмотрю по наружке. Удачи! — И тебе.