Король-техночародей и его убийца

Старый, давно заброшенный дом лесника причудливым грибом торчал посреди пустыря. От дома толком уже ничего не осталось: время, ветра и дожди взяли своё. Лишь две покосившиеся стены друг против друга, да удивительно крепкие просмоленные сваи, и все это сверху покрыто остатками двускатной крыши, которая держалась исключительно из духа противоречия, но никак не в силу физических законов. Айген еще раз осмотрелся вокруг со всем вниманием, задрал голову вверх. Стая встревоженных птиц поднялась в воздух. Беспокойно хлопая крыльями и крича, они то взлетали, то камнем падали вниз, но у самой земли, высохшей и серой от наносов пыли, делали взмах и опять набирали высоту. Первый урук вскинул руки в призрачном объятии и только начал заваливаться набок, как Айген уже активировал защиту. Полный доспех — иссиня-черный, похожий на кварц морион — на самом деле был сделан из прочного сплава — Иродиума, созданного Гортхауром лично еще в бытность его службы Вала Ауле, величайшему изобретателю и кузнецу древней Арды. Автоматика сработала моментально: у шлема с раззявленным в немом крике «ртом» сомкнулось забрало, плотными кольцами защелкнулись пластины на шее, поножи и наручи выпустили края, плавленым серебром растекаясь по открытым участкам кожи и тут же окаменели, став черным сплавом, защищающим против любого вида оружия, даже такого, каким пользовались Валар. Из-под земли, разбрасывая комки засохшей грязи, камни и глину, медленно поднимались орудия, оставленные, несомненно, Валар и запрещенные в соответствии с подписанным договором. Вот только, похоже, Валар не собирались соблюдать его. Наверное, пока Айген осматривался, кто-то из уруков неосторожно наступил на ловушку, активировав тщательно спрятанные орудия. С учетом калибра (и размера), они явно наткнулись на что-то серьезное. Серые, под цвет земли, стволы взяли группу Айгена на мушку, противно завыла турбина, нагнетая плазменную энергию для удара. Шар размером с кулак вспыхнул у орудия справа и полетел в Айгена. Снова раздался вой, и за первым шаром следом полетела целая очередь потрескивающих плазмой снарядов. Айген увернулся от первого и тут же сомкнул руки крест-накрест на груди, блокируя прямой удар чудовищной силы. Наручи покраснели, накаляясь, но выдержали. Доспех недовольно зашипел, в рации шлема у самого уха комаром запищала система оповещения, предупреждая о перегрузке. Ангмарец устоял на ногах, но очередная серия ударов, в этот раз откуда-то сбоку, сбила его с ног, прокатив спиной по растрескавшейся земле. Он повернулся, стараясь держать оружие в зоне видимости, дал короткую команду урукам лечь и не двигаться, и осторожно пополз к единственному укрытию — остову домика. В ухе ожил интерком, прорываясь через помехи и писк системы оповещения, прорычал голосом Гудбранда: — Да Балрог тебе в душу, какого Валар один туда сунулся ? Убирайся оттуда быстрее, сверху накроет сейчас! — А вы со Звездочётом куда смотрели, — огрызнулся Айген, но ползти не перестал, даже ускорился. Несколько сгустков плазмы пролетели в опасной близости возле шлема, упали позади, накрывая сухой, мертвой землёй и острыми осколками камня, в который попал заряд. Сзади что-то глухо разорвалось, тяжело ударив взрывной волной в спину, в этот раз протащив Айгена прямо на брюхе, зато облегчив его задачу — остов домика стал ближе. — Встань и иди! — торжественно прозвучал в его ухе голос Телимата. Раздался и короткий смешок Гудбранда: — Да ему ползти быстрее, давай еще раз накроем, вон как ускорился! — Дебилы, — усмехнулся в ответ Айген. До стены оставалось несколько метров. Он подобрался. Сервоприводы доспеха ритмично вздохнули, и Айген, опираясь на ногу, усиленную электроникой, в одно мгновение рванулся, как отпущенная тетива, прямо на ходу выхватывая тяжелый меч. Два скользящих шага, практически над землей, и Айген прыгнул. За спиной прошипел снаряд, что-то разорвалось, вновь накрыв его осколками и кусками земли. Но он даже не оглянулся — впереди, прямо перед ним, вскрывая гнилой пол и каменную кладку стены, поднимался роботизированный огневой комплекс типа «Голем». Когда-то очень давно Валар использовали таких для истребления несогласных. Айген после встречи с Големом попал в стазис, где провалялся без малого сотню лет. Второй раз повторять опыт совсем не хотелось. Покатый бугор с узкой полоской датчиков движения, утопленный в массивные плечи. Справа в манипулятор встроенная пушка калибра 20-мм, огнемёт слева, и все это в обмотке из древних соединительных проводов сервоприводов на плечевом и локтевом сгибе. Айген поморщился, прогоняя фантомную боль от рваной раны прямо по центру солнечного сплетения, и только крепче сжал меч. Шаги стали шире, Айген разбегался по спирали плавными размашистыми шагами, набирая скорость, а потом прыгнул, словно распрямив внутри сжатую до предела пружину. Голем, неповоротливый и громоздкий, только начал свой поворот, нагревая плазму для атаки, когда Айген нанес сверху первый удар, перерубив провода и с корнем отсекая манипулятор со встроенный пушкой. Айген отпустил контроль: он больше не задумывался, что делать, мозг просчитывал варианты и просто выдавал готовые решения, которые тело механически выполняло. Все, что он теперь делал, каждое движение, каждый шаг, были естественны и неизбежны, меч двигался ровно, выписывая немыслимые фигуры, рассекая голема на части, не позволяя ему отражать удары. Удар, шаг, поворот туловища, еще удар, резкий, с размахом. Голем пошатнулся, но пока все еще был на ходу. На его груди распахнулась затворка, загудел, запускаясь, генератор магнитного поля для удара плазменным снарядом высокой мощности. Три быстрых шага. Один. Два. Три. Последний, как тогда, тысячу лет назад, закончился опорой на правую ногу и ударом. Вот только в этот раз Айген не стал открываться. Он перехватил меч одной рукой, второй сделал блок, парируя выпад зазубренного клинка, спрятанного в корпус манипулятора. Как и тогда, удар голема был направлен в слабое место доспеха — туда, где над солнечным сплетением пластины брони смыкались, наслаиваясь друг на друга, и защищали от прямой атаки, но не от предательского удара между ними. Зазубренный клинок, высекая искры, врезался в наруч, Айген обводящим движением отбил его, едва поцарапав покрытие. Меч тяжело упал на выступающий над плечами голема бугор, перерубив основное питание. Голем натужно взвыл, датчики потухли, и тяжелая машина, издав протяжный стон стравливаемого из пазух воздуха, кучей обломков рухнула под ноги Айгена, подняв волну пыли и щепок. — Ну ты дал, братец, — в ухе присвистнул Гудбранд, — а еще там такие есть? Я тоже, может… Дальше Айген не разобрал — их вновь накрыли помехи. — Звездочёт, что там у тебя? — Айген грузно прислонился к остову стены, восстанавливая дыхание. Победа не была легкой. — Теперь все чисто. Можешь дать приказ урукам, чтобы вставали. Только помех много, глушилки, что ли, стоят, не пойму пока. Но сейчас разберусь. — В эфире зашуршало и заскрипело, Айген поморщился и хотел уже отключиться, но Телимат снова его позвал: — Ангмарец, Отец запрашивает звонок, ответишь? Айген стянул шлем: опасность исчезла, а отдышаться без тяжелой железяки на голове было проще. Он вынул из шлема вкладыш наушника и просто воткнул его в ухо, повернул на себя шлем, переключился на внешнюю камеру, а картинку вывел на визор. Айген расправил плечи и нажал вызов: — Владыка, ты запросил звонок, связался, когда связь восстановилась. Как ты и предполагал, мы нашли тайники. И они полны оружия. Гортхаур кивнул и застучал пальцами по ручке кресла, отбивая замысловатый ритм. — Оглянись, — велел он. — Мне что-то тут стало скучно, и я немного поэкспериментировал. Что скажешь? Айген повернулся и встретился взглядом с Эдвином. Он удивленно вздохнул — мальчишка был сам на себя не похож. Точнее, он совсем был не похож. Слишком тонкие, по-девичьи нежные черты, корона из рыжих волос и глаза. Айген мог поклясться, что в них застыл ужас. Это ранило его и сразу привело в чувство. Перед ним определенно была кукла Владыки с лицом Эдвина и почему-то женским телом. Но даже кукла смотрела на него с ужасом. Он скользнул по знакомому лицу холодным взглядом, но не найдя даже призрачного намека на обожание, которое он видел в глазах Эдвина, или капли той нежности, которую часто ловил во взгляде оруженосца, поспешно отвернулся. Айген для себя все решил — он не выгонит мальчика обратно, но и у себя оставить тоже не может. Значит… — Эта кукла не сравнится с живым оригиналом, если вы хотели узнать мое мнение. Слишком неестественная красота и пустой взгляд. Впрочем, что еще можно ждать от женщины. Что до мальчика, то я лично прошу по окончании отведенного ему срока, отправить его оруженосцем, например, в Дунланд. Или в услужение Кириону — он единственный, кто способен не погасить его юношеский задор, но и не даст ему превратиться в отчаянного авантюриста. Если позволите, отключаюсь, связь нестабильна и сжирает много энергии. — Хорошо, — кивнул Гортхаур, — это легко устроить. Айген кивнул и нажал отбой. Но стоило визору погаснуть, как он обессиленно прислонился лбом к остову стены. Выщербленный камень приятно охлаждал лоб, позволяя немного расслабиться и прийти в себя. Бой, а затем встреча с куклой с лицом Эдвина лишили его остатков душевного равновесия. Он чувствовал себя усталым, едва ли не больным, что в принципе было невозможно для назгула. Новое тело, сильнее и выносливее прежнего, за четыре тысячи лет не подводило его. Раны легко залечивались специальными лекарствами, а там, где они были бессильны, — всегда помогали стазис и манипуляции Владыки Гортхаура. В этот раз все было по-другому. Айгену было тоскливо и неспокойно. В глубине души он понимал причину и страшился её. Но, похоже, бежать дальше некуда, если сам Владыка создал ему эту куклу, да еще и предъявил как доказательство всех не совершенных им пока преступлений. И все же… что-то в «кукле» было такое, от чего становилось не по себе. Айген догадывался, нет, знал: он упускал что-то важное, какую-то деталь. Но поймать мысль не мог, и это только сильнее глодало его сейчас изнутри, лишая покоя. Он глубоко вздохнул, набирая полную грудь холодного воздуха с запахом мокрой земли и раскаленного металла — запахом битвы. Это, да еще остывший на ветрах камень, немного успокоили его. Все здесь было привычно — да, он привык к такой жизни, смысл которой в битве и услужении. И ему точно не следует отступать от выбранного пути. Пророчество здесь вторично; главное то, к чему он стремится, а он жаждет покоя. Он не хочет второй раз потерять всё. К тому же жестокие насмешки ложились на сердце каленым железом, глубокими бороздами вспахивая его гордость, единственное, что ему осталось от прежнего короля — счастливчика и красавчика Ангмарца-Айгена. Он не мог потерять еще и это: последнее, что его еще связывало с прежней, счастливой, как он считал, жизнью. Айген отодвинулся от стены и, подобрав шлем, направился к урукам, методично обыскивающим тайник, который они обнаружили. Кольцо укололо входящим вызовом. Айген мысленно приказал перчатке убраться в наруч и поднес кольцо ближе, на ходу читая голограмму с сообщением от Кириона: «А вы где все? Я вернулся, у Владыки только что был, а вас никого нет». «Буду через пару часов», — Айген отправил голосовое, набирать текст в виртуальной клавиатуре не было сил. Среди развороченного поля они быстро нашли тайники, собрали и погрузили оставшееся оружие на транспортники и, сделав краткое резюме для Владыки, отправились в Минас Моргул. Айген молчал всю дорогу, но мысли его были вовсе не про обнаруженный тайный склад и масштабность последствий нарушенного договора, нет, они были весьма приземленные и людские, и сводились к старому разговору с Эдвином, где мальчишка, со свойственной юности пылкостью, доказывал ему, что человек создан для чувств. Айген устало прикрыл глаза и очнулся уже во дворе замка, когда кто-то настойчиво тряс его за плечо. — Привет, начальник, — Кирион широко улыбаясь встряхнул его еще раз. Айген потянулся, расправляя затекшую спину. — Рад видеть! — Кирион еще раз встряхнул его, — давай, просыпайся скорее, я привез твой любимый портвейн и мне кажется, самое время открыть его! — И я рад, — слабо улыбнулся Айген. — Что-то ты, брат, совсем сдал. Даже в стазис тебя укладывали под твои проклятия, а сейчас такой у тебя вид, уж прости за сравнение, но в гроб краше кладут! Кирион рассмеялся, радостно скаля рот, и еще раз стукнул Айгена по плечу, словно пытался вышибить из него усталость. Айген втайне позавидовал другу, он теперь улыбаться долго не сможет. Если вообще переживет разлуку с Эдвином. «О, Владыка, — мысленно взвыл он, — да когда ж это пройдёт, срам-то какой, что, теперь все мысли такие будут?» Кирион отсмеялся и окинул друга внимательным взглядом серо-зеленых глаз, от которых не могла укрыться ни одна вражеская лодка в море. — Знаешь, — доверительно начал он, — пока тебя ждал, нашел остальных парней и мне рассказали про твоего оруженосца. Лицо Айгена побледнело, над головой начала собираться туча. Кирион вскинул руки в притворной мольбе: — Босс, ну ты чего сразу злиться, я наоборот за тебя порадовался. На самом деле мы все. Даю тебе слово! Он закивал в подтверждение своих слов и обезоруживающе улыбнулся: — Поверь, оруженосец, со слов ребят, просто чудо как хорош, во всех смыслах, ты бы присмотрелся к нему… — Кирион поймал злой взгляд Айгена и улыбнулся еще шире, так, что Айгену совсем расхотелось злиться на старого друга, — повнимательнее, — закончил Кирион мысль, — Да. Присмотрись, так, чтобы сомнений у тебя не осталось, кто он такой НА САМОМ ДЕЛЕ. Айген застыл на месте, пытаясь осмыслить сказанное, но так и не понимая друга. Кирион вздохнул и попытался еще раз пояснить свою мысль: — Помнишь, как мне пришлось нарядиться в монашеское платье? Ну, чтобы спасти свою жизнь? Айген кивнул, все еще не понимая, куда тот клонит. — Как думаешь, прав я был, что прикинулся монашкой тогда, или это было дурным поступком? — Ты спасал свою жизнь, — медленно проговорил Айген, обдумывая то, что услышал, — но, честно говоря, я плохо понимаю, какое это имеет отношение к моему оруженосцу. — А ты подумай! И сам все поймешь, — Кирион хитро улыбнулся и всунул в руки Айгена тяжелую бутыль с портвейном, — а теперь, давай, двигай уже, все тебя только ждут. Кирион взмахнул рукой на прощание и пересек двор, направляясь в сторону конюшен, где стоял Кхамул со странным выражением на лице. Айген проводил его долгим взглядом, потом задумчиво посмотрел на Кхамула, пожал плечами и, прижимая к груди бутыль, поплелся в сторону своих покоев. Ему точно следовало все обдумать, но сначала в душ и поесть. Он на секунду остановился — чувство голода, так давно оставившее его, снова дало о себе знать, и это было непривычно. Почти как все, что с ним происходило после появления Эдвина. Кхамул нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока Кирион неторопливо пересекал двор. — Ну? Поговорили? — Ага. Только я очень сомневаюсь, что он хоть что-то понял, но… — Кирион опять оскалился, — ему точно нравится ваша «оруженоска», он выглядит настоящим влюбленным: бледный вид, запавшие щеки и горящий, ну не иначе как от безответной любви, взгляд. — Кирион хитро сощурился, глядя на Кхамула: — А я, кажется, где-то такое уже видел. — Э-эй, да оставь ты это, — Кхамул нахмурился и махнул рукой, — у нас любовь, а тут, э-эх, гэжайжа, понять бы, что тут… — Вот и узнаем скоро. Кхамул кивнул. Теперь ему следовало поговорить с Айгеном, но торопиться он не стал, хотел собраться с мыслями. Он потоптался у лошадей, с удивлением рассматривая гриву черного жеребца босса — косы показались удивительно знакомыми, словно у них обоих был один парикмахер. Или грумер. Кхамул про себя усмехнулся: «Ага. Жеребцы. И оба пали от одной руки». Так прошёл час. Наконец Кхамул вздохнул: разговор предстоял не из легких. Даже ревнивой Гале легче было объяснить почему он задержался, чем говорить о пользе женщин с другом-женоненавистником, проклятом на падение от руки этих самых женщин. Тут нужна была хитрость, и Кхамул, помолившись своим степным Богам и тряхнув головой, направился в крыло, где были покои назгулов. Он застал Айгена в кресле, повернутом в сторону окна. Тот сидел с мокрой головой, босой и в штанах, явно натянутых наспех. С отрешенным видом он бесцельно смотрел в пустоту и, казалось, думал о вечном. Даже пропустил, как стучал, а потом вошёл Кхамул: тому пришлось несколько раз окликнуть Айгена, чтобы Ангмарец обратил на него внимание. — У тебя всё в порядке? — вкрадчиво поинтересовался Кхамул и сузил глаза, внимательно вглядываясь в лицо друга. — Тебе говорили, что ты похож на огромного и смертельно опасного змея? — задумчиво ответил вопросом на вопрос Айген. — Да. Твой оруженосец. Но это не ответ на мой вопрос. — Мне нечего тебе сказать. Хотел перевести тему. Не вышло, да? — И все же, — Кхамул подтянул ещё одно кресло для посетителей и сел рядом, тоже развернувшись в сторону окна. — Мне очень… — Айген замолчал и опустил глаза, силясь подобрать слова. — Не по себе? — помог Кхамул. — Да. — Айген повернулся и кинул короткий взгляд на друга. — Ты всегда понимал меня чуть лучше остальных. Оба замолчали. Айген шумно вздохнул, словно набираясь смелости, чем немало удивил Кхамула, и спросил: — Скажи. Желать невозможного, неправильного — харам? Грех? — Очень зависит от того насколько это невозможно. А главное, — Кхамул откашлялся, внезапно запершило горло, — зависит от того, кто решил, что это невозможно. Ну или неправильно. Если ты решил — только ты и разберёшься. Айген устало потер руками лицо и опять отвернулся к окну. Кхамул помолчал немного, собираясь с мыслями, но махнул рукой, словно отбиваясь от полчищ сомнений, и сказал: — Не знаю. Мне сложно понять, где проходит граница между тем, что правильно или нет. Скажу за себя, даже ты не верил, что мы с Галой надолго останемся вместе. Никто не верил. Но мы там, где мы есть. Правильно ли это? По эльфийским меркам, наверное, нет. Но она моя женщина. Моя царица. Рахат-лукум моего сердца и Сауроновка моей печени. Кхамул коротко хохотнул, и Айген улыбнулся следом. — Тебе еще долго учиться у Гудбранда комплиментам. — Может, и так. Я просто хочу сказать: только ты решаешь, что делать со своей жизнью и какие вещи считать правильными для себя лично. Это не значит, что надо пуститься во все тяжкие, но если на твоем пути постоянно встречается какой-то знак, не следует его игнорировать. И ещё, помнишь, я много раз говорил: иди за своей судьбой. Мне кажется, ты постоянно пренебрегал этим правилом, вот она разозлилась и теперь тащит тебя за волосы в правильном направлении. Айген кивнул и опять глубоко задумался. Он не слышал, как Кхамул попрощался, а потом тихо вышел. Он думал, что, похоже, братья-назгулы все про него поняли. И вроде как даже смирились и примут его любым, даже с этой противоестественной тягой к собственному оруженосцу. Но это было еще унизительней. Все же ему стоит поговорить с Владыкой. А потом умереть, прямо перед ним, желательно от стыда. «Наверное, это действительно, моя судьба. А эльф тогда что-то напутал, и пасть мне предстоит от недомужа, еще и смертного», — с этими мыслями он и уснул прямо в кресле, и, как ни странно, спал крепким и долгим сном. Его разбудил назойливый писк кольца. Сработал будильник, настало время утренней тренировки. Айген молча зашел в покои Эдвина. Даже не слушая, что парень там говорит, все в таком же задумчивом состоянии сходил с ним в столовую. Молча жевал и почти не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то невпопад. Эдвин притих и выглядел очень испуганным. К ним даже подсел Кхамул, но и тот не смог вернуть Айгена в обычное расположение духа, в итоге они все вместе пошли на урок фехтования. Эовин изо всех сил старалась привести мастера в чувство — он был так печален и тих. И это тисками сжимало ей сердце. Она через силу, не подавая виду, шутила с Кхамулом, который оказался вовсе не так плох, как она думала — сыпал смешными историями из прошлой, доназгульной жизни и рассказывал байки уже про назгулов, пытаясь вовлечь в разговор Айгена. Все было напрасно. А когда поднялись в зал, Айген удивленным взглядом посмотрел на Кхамула, словно впервые видел и попросил, раз уж он так удачно оказался здесь, позаниматься с оруженосцем. Сам же встал у стены и стоял, судя по выражению на лице, погрузившись в тяжелые размышления. Кхамул все так же травил байки, а Эовин, вторя ему, сама не поняла, почему открыла запретную тему: — Мастер просто влюбился! — радостно сообщила она и увидела, как резко изменился взгляд Айгена. Он посмотрел удивлённо. Эовин, думая, что нашла верный путь, пошутила еще: — Точно-точно, он нашел себе сердечного друга и теперь исполнит пророчество! Мастер, а вы будете сражаться за даму на мечах или сразу на «типа-мечи» перейдете? Ха-ха! Смех получился вымученным. Но Эовин несло. Ей было больно и страшно: а вдруг её мастер действительно нашёл кого-то, и теперь от нее просто избавятся, как от ненужной вещи? Она помнила его взгляд, там, у Гортхаура в башне, но лучше всего она помнила жестокие и несправедливые слова, что она кукла, женщина, недостойная вообще считаться за человека. Айген предупредил: — Ты опять ходишь по краю пропасти. Не сорвись. Но Эовин было уже все равно. В красках представив, как кто-то другой будет обнимать ее мастера за тонкую талию, кто-то другой с благодарностью примет его поцелуй, разделит с ним пищу в столовой, коснется волос и… проснется в его постели… Эовин выплюнула: — Ну а чо, люди ведь созданы для чувств, и женщина тоже. Женщины никакие не куклы. — Владыка свидетель я не хотел, но тебе требуется урок учтивости. —Теперь в голосе Айгена снежной метелью шелестела угроза. Эовин тряхнула отросшими волосами и, храбрясь, выкрикнула: — Женщина создана, чтобы чувствовать! Чтобы любить, если хотите. Заботиться. Если вам свезло встретить глупую бабу, а вовсе не женщину, это не значит, что нет на свете человека, созданного чтобы полюбить вас и быть вам преданной! Голос Айгена стал глухим и совсем тихим. Он выхватил меч и потребовал: — В стойку. Но Эовин тоже не намерена была сдаваться. В ее руках были два коротких орочьих меча (Кхамул учил финтам). Она крутанула их под одобрительный взгляд Кхамула и бросилась в атаку, нанося удары с двух рук, как учил Айген. Оба ее коротких удара были отбиты с нечеловеческой скоростью, звук от ударов слился в один. Эовин отступила на шаг и, не спуская глаз с Айгена, снова выкрикнула: — Если вы ошибались в своем выборе, это не значит, что нет никого, кто оценил бы вас по достоинству! Это значит, что вы ошибались! Кхамул теперь наблюдал за Айгеном, и ему совершенно не нравилось то, что он видел. Лицо друга стало серым, глаза ярко-синими, температура в зале начала стремительно падать. — Эй, гэжайжа, — обратился он к Айгену, примирительно поднимая вверх руки, — оставь, он же совсем юнец. Хочешь выпустить пар — возьми кого-то своего размера, а? Айген просто обошел его по спирали и вновь двинулся на Эовин широкими, удивительно плавными шагами. Голос его стал абсолютно ровным, лицо бесстрастным. Но спокойствие его было напускным: внутри все клокотало, мальчишка, не понимая того, нашел, а теперь изо всех сил давил на его самое больное место. — Женщины не способны анализировать, их мышление перпендикулярно, а выводы поверхностны и абсурдны. — Айген сам не знал, зачем говорил это, обидные слова выскакивали, царапая горло, но остановиться он не мог. Кхамул повернулся, торопливо следуя взглядом за Айгеном, про себя же молился своим богам, чтобы глупая девчонка заткнулась и не отвечала, но боги его не слышали. Эовин бесстрашно вздернула подбородок: — А мужчины излишне категоричны! Женщины, как и мужчины, способны на глубокие чувства! Сострадание, верность и любовь не пустые слова, они имеют смысл, когда подкреплены внутренними потребностями. И здесь женщины дадут фору мужчинам, похотливым и потакающим своим прихотям якобы по праву силы! Айген буквально в одно движение оказался с ней рядом и широко замахнулся. Кхамул бросился ему под руку и, вертикально выставив меч, заслонил Эовин. Посыпались искры. Удар был такой силы, что Кхамул не удержался на ногах и был вынужден податься назад и упасть на одно колено. Напускное спокойствие слетело с Айгена вместе с ударом, он взревел. Его голос, подобно раскату грома, пронесся по замкнутому помещению, больно ударил по ушам: — Что за ересь! Все женщины одинаковы, я не встречал ни одной, кто отличался бы в лучшую сторону. И то, что ты думаешь о них хорошо, делает честь тебе, а не им. — Потемневшие до черноты губы растянулись в издевательской усмешке. — Но тебя ждет жестокое разочарование. — Моя сестра не такая! Она никогда бы не оскорбила тебя, — перейдя на «ты», Эовин непроизвольно попыталась уравнять себя в правах с Айгеном, — да она вообще никого не оскорбила, и ее добродетель не обсуждается! А ты судишь всех одинаково! Но Айген не слышал её, слишком глубока была рана, нанесенная его самолюбию. — Довольно. Если ты не понимаешь намеков, что эта тема закрыта, я научу тебя по-другому. Эовин посмотрела на него с презрением и опять перешла на «вы», теперь уже намерено подчеркивая пропасть между ними: — Потому что вы, мастер, трус и боитесь реальной жизни, отношений боитесь и живых людей, которые, в отличие от орков, не машины и способны на разные чувства. А вы так долго общались с механическими болванами, что сами стали таким же! Темная туча над Айгеном разразилась громом, сверкнула молния, Эовин моргнула, ослепленная вспышкой, а потом почувствовала странное давление слева под подбородком, совсем рядом с тем местом, где неровно билась тонкая жилка. На расстоянии вытянутой руки стоял Айген. Крылья его носа хищно раздувались при каждом вдохе, губы растянулись в зверином оскале, темный зрачок увеличился настолько, что почти скрыл радужку глаз, сделав его глаза иссиня-черными. Порыв ледяного ветра ударил в лицо Эовин, пробирая до костей. Кончик клинка едва нажал на ее шею, а потом пополз по щеке вверх, но Эовин почувствовала животный страх. В груди тяжело, будто бы через силу, билось сердце. Откуда-то изнутри поднималось желание бежать без оглядки, спрятаться, но она только вздернула подбородок и, храбрясь, выдержала тяжелый взгляд Айгена. Он первый отвел глаза и с нарастающим удивлением смотрел на кончик своего клинка, упирающегося в скулу оруженосца. А потом его рука дрогнула. Эовин почувствовала резкую боль и провела рукой по саднящей щеке, с удивлением заметив, что кончики пальцев окрасились алым. Айген уставился на побледневшего оруженосца, на кровь, а потом на свою руку, все еще сжимавшую меч, и отбросил его, с ужасом вновь посмотрел на Эовин. Эовин поняла, что тело стало удивительно легким, а мир закружился. В себя ее привел голос Гортхаура, прозвучавший, кажется, сразу везде: в помещении и в ее собственной голове тоже. — У вас на обе ноги хромает взаимодействие. Эдвин, отомри и начни уже нормально дышать, это просто царапина. Неизвестно откуда появившийся Гортхаур коснулся скулы оруженосца, стирая капельки крови, выступившие на тончайшем порезе. — Что до тебя, — Гортхаур повернулся на каблуках к Айгену, — а давай-ка мое любимое, чтобы с ног на голову, ум-м? И пока Айген растеряно бегал глазами, пытаясь сосредоточится, Гортхаур вскинул руку, в которой блеснул тонкий меч, и сделал обманный выпад в сторону Эовин. Кхамул дернулся, но его опередил Айген. Он возник между Эовин и Гортхауром и закрылся рукой, но глаза так и не опустил. Кончик острого лезвия застыл в миллиметре от его правой щеки, едва не касаясь старого шрама. — Уже лучше, но пока все еще недостаточно, — кивнул Гор и медленно отвел руку. — К оружию, оба, — тоном, не терпящим возражений, скомандовал он, делая шаг назад. — Я два раза не повторяю. Приказ прозвучал нарастающим рокотом, заставив вибрировать стены тренировочного зала. Айген поднял один из оброненных мечей и практически всунул в трясущуюся руку оруженосца, сжал пальцы поверх и, лишь убедившись, что тот удержит оружие, мягко отпустил. А когда наклонился, чтобы поднять свой, Гортхаур нанес удар плашмя, метясь в хребет Айгена. Эовин неумело взмахнула рукой, едва удержав меч, но удар парировала, позволив мастеру отскочить. Айген перекатился, подхватив меч, и встал справа от Гора. Лицо его словно застыло каменной маской, из черноты провалов на Владыку с болью и яростью смотрели ярко-синие глаза. — Давай, не зевай, — усмехнулся Гор, — а эмоции прибереги на потом, пригодятся… И опять сделал короткий выпад в сторону Эовин, хотя глаз не сводил с Айгена. Эовин видела: мгновение назад назгул стоял, выпрямившись, как туго натянутая струна, а теперь, едва уловимо человеческому глазу, что-то мелькнуло, проскользнув под рукой Гора. Она моргнула и обнаружила прямо перед собой широкую спину Айгена и услышала звон. Айген взмахнул рукой, неимоверно быстро отражая серию коротких ударов. Эовин видела только искры, вспыхивающие на месте, где в воздухе неотвратимой смертью мелькал серый металл. — Отбил, — охнула Эовин, отступая под натиском Айгена назад. — Уйди вправо, — тихо велел он. И пока Эовин соображала, что это к ней обратились, Гортхаур возник рядом и, широко улыбаясь, скользнул острием меча по ее рукаву, зацепив ткань. — Туше. Айген глухо зарычал, заслоняя Эовин, но было поздно, Гор ловко перекинул меч в другую руку и нанес еще один удар плашмя: в этот раз взял ниже, звонко и от души шлепнул Эовин по ягодице. — Ай-яй, мастер Айген, пока достается оруженосцу, — Гортхаур сухо рассмеялся, и его смех зловеще прошелестел по пустой зале, — а надо бы отшлепать тебя! Айген перехватил меч другой рукой, уравнивая их шансы, попятился по кругу, правой заводя Эовин за спину. Гортхаур ударил сверху — широко размахнулся, словно нарочно открывшись, но Айген не стал наносить удар, увидел, что в правой руке Владыки блеснул моргульский клинок. Он зло оскалился, заводя Эовин еще больше за себя, а потом толкнул так, что она, не сумев удержать равновесия, упала, тяжело приложившись спиной об пол. Айген прыгнул вбок, снова меняя руку, и ударил, метясь не в открытый живот, а ниже — в бедро противника. Гортхаур весело расхохотался, глаза сверкнули красным огнём, на щеках заиграл румянец. — А-а-а, наконец, оживился, — протянул он, мягко и вроде как мимоходом парируя удар моргульским клинком, и тут же нанес рубящий удар сверху уже мечом, — Ты же только что сам хотел проучить мальчика, почему сейчас защищаешь? Айген закрылся, мечи звонко встретились, Эовин вскрикнула и попыталась встать. Назгул, скосив на секунду глаза в ее сторону, прошипел: — Не вздумай, уйди в сторону, НЕМЕДЛЕННО. — Ах, почему же? — Гор откровенно веселился, нанося удары с двух рук, загоняя Айгена все ближе к месту, где на полу барахталась Эовин: — Мы так мило беседуем, а ты что, хочешь нам все испортить? Айген зарычал, едва удерживая сыпавшиеся со всех сторон удары: — Эдвин, в сторону, это приказ! Но Эовин не слушала, она смотрела, как Гор, нанося теперь рубящие удары только левой рукой, отпустил пальцы правой, державшей моргульский меч. Айген был занят тем, что уворачивался от нарастающих по силе ударов, одновременно пытаясь следить за оруженосцем, и пропустил это. Дальше все было для Эовин словно во сне: тело стало ватным и непослушным, но она из упрямства поднялась на ноги, подхватывая свой оркский меч. Она не думала о том, что может не успеть или что меч ее так плох, что не идет ни в какое сравнение с мечом Гортхаура. Единственное, что действительно имело сейчас значение, — острие, которое шипя, рассекало воздух, двигаясь прямо к груди Айгена. Моргульский меч звонко ударился о каменную плиту. Айген дернулся, пропуская удар в грудь. И Эовин в один длинный прыжок заскользила по полу, занося руку, сжимавшую рукоять, как учил Айген — горизонтально, так, чтобы сдержать удар. Эовин влетела в Айгена, отталкивая назад, закрывая собой, он пошатнулся, но устоял на месте, а она ухватила рукоять второй рукой, готовясь принять удар. Последнее, что она видела перед тем как зажмуриться, были смеющиеся огоньки в глазах Гора, и голос, где-то на самом краю сознания: «О, вот в тебе-то я ни капли не сомневался!» Эовин с силой крутануло на месте, меч полетел в сторону, а потом что-то грубо вжало ее в чьё-то тело, размазав, кажется, по груди, где сильно и гулко билось чужое сердце. Эовин открыла один глаз и увидела перед собой черную рубашку Айгена и кусочек мраморной кожи, сиротливо смотревший на нее из разорванного ворота. Айген скорчившись, стоял к Гору спиной, крепко прижимая её, обхватывая руками за плечи. Эовин подняла взгляд. Там, где заканчивался воротник короткой кожаной куртки, обнажая шею Айгена, замерло острие меча, надрезавшее кожу. — Отвратительно. Вы только что оба самоубились о мой меч. — Гортхаур изобразил на лице разочарование и отвернулся, встретившись взглядом с Кхамулом. Тот стоял, сжав рукоять своей сабли до побелевших костяшек, готовый в любой момент вмешаться. Гор весело подмигнул ему, пряча улыбку, и вновь напустил на себя строгий вид, когда повернулся к Айгену. Ангмарец стоял безоружный, все так же закрывая собой оруженосца, и даже еще крепче прижал его к своей груди. — Кхамул, — позвал Гор, — проводи оруженосца в его покои. Но сперва загляните к Настадрену. Кхамул быстрым шагом направился к Эовин, Гор усмехнулся ему в спину: — Надеюсь, ты сможешь оторвать его от мастера Айгена так, чтобы самого Айгена не попортить. Айген отпустил руки и повернулся лицом к Гору, и тот, глядя прямо ему в глаза, закончил фразу: — Оставь это мне. Кхамул, подхватив упирающуюся Эовин под руку, вышел. Айген преклонил колени и опустил голову. Ему было невыносимо стыдно. Бледное лицо мальчишки и стиснутые, побелевшие губы его все еще стояли перед глазами. — Учитель, я вел себя недостойно. И готов понести наказание. — Ну, полно тебе. Да, погорячился, с кем не бывает. Напомню, что я, например, в минуту слабости вообще половину Средиземья стер с лица земли. Правда, и отстраивал тоже сам. В отличие от некоторых… Но я пришел не для того, чтобы читать тебе нотации, ты взрослый четырехтысячелетний мужчина, способный самостоятельно решать возникающие вопросы. Другое дело, если тебе вдруг потребуется совет. Айген зажмурился. Не хватало ещё, чтобы Владыка узнал о его порочной тяге к мальчишке, лучше уж сразу смерть. Он и так запятнал свою честь, подняв руку на того, кто слабее и кого он обязан был защищать, еще больший позор он просто не переживет. Подумать только, он собирался признаться, но нет, не бывать этому. Он просто с виадука сиганет на мотоцикле. Да. Так будет правильнее. Гортхаур, наблюдая за всей гаммой эмоций на лице Айгена, про себя усмехнулся, вслух же сказал: — Вижу, что ты переживаешь. Если все же захочешь поговорить — просто помни, что для меня вы все одинаково дороги, можно сказать, как пальцы на руках, и мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь очередной Исилдур или, к примеру, Эдвин, лишили меня пальцев. Но я здесь не поэтому. Мне нужно доставить несколько важных посланий в Дол Гулдур и Изенгард. И проследить, чтобы получатели, со всей тщательностью выполнили мою просьбу. Инструкции в отдельном конверте, это уже для тебя, код «Мелькор». Он достал откуда-то конверт и три черные небольшие тубы из огнеупорного и крайне устойчивого к любому физическому воздействию материала, затем торжественно протянул их Айгену. Айген молча убрал их во внутренний карман куртки, но с колен так и не поднялся, только еще ниже склонил голову. Гортхаур, нарочито громко вздохнув, сам ухватил приунывшего Айгена за плечи и поднял с колен. — Свой крест, как и проклятие, ты уже получил, так неси. И не забудь позже, когда вернешься, навестить… ум-м… — Глаза Гортхаура зажглись золотистым огнем, и он отвернулся, пряча улыбку, — Привези, что ли, фруктов, только выбирай те, что послаще. И незнакомые. Твое «проклятие», судя по жалобам Кхамула, любит не только самсу и беляши, но и пахлавой не гнушается… Когда Айген был в дверях, Гортхаур, словно вспомнив о чём-то, окликнул его: — Ты никогда не думал, почему именно тебе я доверил управление всем концерном, сделал старшим над назгулами и, наконец, передал драконов? Айген задумался на секунду и повернулся лицом к Гору. — Я был самым ответственным и надежным? —Нет, — последовал короткий ответ — Я не думал, учитель. Просто принял и делаю как могу, — вздохнул Айген опуская взгляд. — У тебя самое доброе сердце, — Гортхаур едва заметно улыбался, — не дай ему очерстветь. Не руби с плеча, а лучше научись давать, назовем это, второй шанс. Обдумай это со всей тщательностью, как ты умеешь. А теперь иди и отвези письма Трандуилу и Саруману. И проследи, чтобы они сделали все как должно, а вот в этом я действительно могу на тебя положиться. Айген торопливо вышел и почти побежал по коридору, стараясь покинуть место своего самого большого позора со времен первого стазиса. И вдруг, споткнувшись, остановился — он внезапно понял, что не так было с «куклой», которую ему показал Гор. И что все назгулы и сам Владыка так настойчиво пытались донести до него последние дни. И ему стало очень страшно. Тогда, в башне, он ошибся: это был живой человек. Женщина. Волосы, собранные в корону, обнажили тонкую шею «куклы», открыв мочки ушей. И на этой шее справа едва заметной линией к самому уху поднималась царапина, точно такая же, как та, что его оруженосец получил на днях, когда возился с драконами. Айген собственноручно обрабатывал эту ранку на беззащитной шее льнувшего к нему «оруженосца», едва сдерживаясь, чтобы не зализать ее, словно зверь. Это значило только одно. Его оруженосец Эдвин решительно и несомненно был женщиной.