Король-техночародей и его убийца

Эовин проснулась и не сразу поняла, где находится. Полутемная комнатка, где она лежала на довольно узкой кровати, мягко раскачивалась, блики от цветных стекол в окнах дрожали на потолке, пахло солью и крепким табаком. А в памяти все еще бродил, затухая, шальной горячий сон. Она хлопнула себя по лбу — ну конечно, это шхуна «Эльфиньола», принадлежащая назгулу Кириону, и они направляются в Харад. Наверняка назгулы по-рыцарски уступили ей единственную отдельную каюту на маленьком корабле. А жаль — она б не отказалась попробовать уместиться с Айгеном вот на этой узкой койке, застеленной узорчатым одеялом, совершенно тут неуместным, как будто какого-то богатого гнома ограбили. Эовин вздохнула — ну и мысли у нее. Это все сон виноват. Ей снилось, что они с Айгеном… тут она приостановилась, подбирая подходящий глагол. В книгах обычно писали красиво — «творили любовь», «занимались любовью». Между собой мужчины говорили «трахаться», а женщины хихикали и описывали как «это самое». Сама Эовин, когда разыгрывала роль Эдвина, даже вспомнила старомодный глагол «уестествлять». Но все это даже близко не подходило к ее сну, где Айген целовал ее так жарко, и касался ее плеч и груди, как тогда, когда поцеловал ее сам, и раздевал, как тогда, когда из доспехов освобождал, только на этот раз полностью… А вот дальше сон никак не хотел вспоминаться. Просто нечто горячее, сладкое, и у Эовин до сих пор ныло где-то внизу живота, но не больно, а как будто приятно. Она вполне была осведомлена о деталях процесса сношения (тоже дурацкое слово). Нравы у табунщиков были простые, и что там у коней, а также как кони применяют это к кобылицам, она знала и даже видела (тут Эовин хихикнула, потому что Айген, с его ростом, силой, белой гривой и привычкой вскидывать горделиво голову, когда сердился, вполне тянул на жеребца). Но вот что бывает после поцелуев и до собственно сношения? Этого Эовин не знала, в книгах библиотечных не нашла (она искала тщательно), а спросить ни у кого не могла, потому что ужасно стеснялась. Ладно, пора выкинуть сон из головы, иначе она будет краснеть и хихикать при одном взгляде на Айгена, и выставит себя опять дурой. Эовин посетила кабинку уединения при каюте: вполне себе как в Мордоре, никакой дырки в борту, чтоб задницу высовывать, как стращали ее Минардил и Вардамир, которых обучал Кирион. Затем попила водички, накинула куртку и вышла из каюты навстречу солнцу. Айген уже был на палубе — на ногах, словно и не спал вовсе. Повернулся к ней, кивнул, приветствуя, и приложил руку к сердцу. Эовин покраснела и наградила его таким восхищенным взглядом, что Айген даже оглянулся — ему ли это адресовано? Но позади не было никакого Кириона (тот как раз спустился в трюм). Эовин, конечно, заметила и задумалась: как объяснить ему, что он прекраснее всякого эльфа, да еще и настолько необычный, что ни один эльф так не запомнится? — А зачем нам в Харад? — спросила. — У Кириона там дело, которое поручил ему Владыка. А мне он не сказал, зачем Кириона сопровождать. Но, зная умение Владыки Гора предвидеть события, я непременно там понадоблюсь, и ты тоже, — ответил Айген, который тоже любовался ею — раскрасневшейся, с волосами, полыхающими красным золотом и медью в лучах рассветного солнца. Подумал и вдруг добавил невпопад: — Ты очень красивая. Не понимаю, как я мог хоть на минуту принять тебя за мальчишку. — Но… — Эовин покраснела еще сильнее, хотя это казалось невозможным, и приготовилась возражать. — Прежде чем примешься спорить, — улыбнулся Айген, — вспомни, что я не имею привычки лгать. — Зато ты шутишь странно, мастер, — Эовин показала язык. — Флюген-как-там-его-хайнен! Айген засмеялся, и ровно в этот момент на их палубе появился Кирион, размахивавший чем-то черным. — Нашел, — сунул Айгену черную ткань. — Жаль, что ты не согласен на красное или зеленое, эффект был бы сногсшибательным. — Что это? — Эовин приблизилась, пытаясь сунуть свой любопытный нос в находку. — Я должен скрыть лицо, — Айген тронул шрам на щеке, — поскольку оно слишком приметное. Еще и поэтому обычно нигде не появляюсь без шлема и про меня сочиняют всякое. А что, кстати, говорят? — Ты опять расстроишься, — Эовин наморщила нос. — Нет, — заспорил Айген. — Ты же не испугалась. Значит, у меня уже меньше повод расстраиваться по поводу слухов. Кирион пытался подать Эовин знак, чтоб перевела тему, но она не заметила и перечислила: — В общем, лидирует скелет с во-от такими клычищами и светящимися глазницами. На втором почетном месте седой и дряхлый призрак. Еще там есть вариант, что под доспехами полуразложившийся труп, но мужики не верят, поскольку не воняет. Ну и некоторые говорят, что там под шлемами у вас волчьи и песьи головы. И петушиные еще… Кирион захохотал и замахал руками: — Хватит, хватит, ты нас уморишь! Айген, тебе еще вспоминать, как эту тряпку повязывать, а харадский берег уже на горизонте! — Так что за тряпка, покажите! — потребовала Эовин, и Айген протянул ей черный плотный шелк с бахромой по краям. — Это мужской головной платок, — пояснил Айген, пока она вертела в руках шелк. — Служит для защиты головы и лица от солнца, песка и холода. Расстеленный на земле, он станет скатертью, сложенный в несколько раз поможет очистить воду, подвязаный станет поясом, скрученный — верёвкой для подъёма груза. Но я что-то давно не был в Хараде и забыл, как его повязывать. — А я никогда и не знал, мне пиратская косынка заменяет эти пафосные штуки, — пожал плечами Кирион. — Давай обрежу, чтоб было как у меня. — Не надо резать красивую штуку! — возмутилась Эовин. — Я знаю, как его повязывать. Сейчас сделаю! — Откуда ты знаешь? — поразился Айген, пока она ногой придвигала бочонок с пресной водой, стоявший рядом, чтобы влезть на него и оказаться вровень, практически нос к носу. — Однажды к нам в Эдорас прибыл такой смешной харадец, поэт и изгнанник, — начала рассказывать Эовин, пока ее руки ловко складывали и крутили шелк. — Он на ломаном вестроне рассказал, что его выгнал сам халиф Харада за несчастную и запретную любовь к своей наложнице. — А что такое наложница? — влез вдруг Кирион, хитро ухмылявшийся. Айген сверкнул на него глазами. Но Эовин была занята и смотрела только на главного назгула, поэтому честно ответила: — Да барлог ее знает, может, должность какая при дворе! Мужчины зафыркали. Но Эовин была слишком сосредоточена, чтоб обращать внимание на них. Она придала квадратному большому платку форму треугольника и накрыла им голову Айгена так, чтобы длинные концы свешивались спереди, затем подтянула так, чтобы правый конец был короче левого, скрутила короткий конец в жгут и завела его под подбородок, а левым длинным концом накрыла лицо Айгена по самые глаза, перекинула затем его на противоположную сторону и завязала сзади узел. — Вот! — спрыгнула с бочонка. — А стильно! — Кирион похлопал в ладоши. — Надо тоже так попробовать. — Так что за поэт из Харада? — Айген стянул ткань с губ к подбородку. — Он у нас недолго задержался, — Эовин пожала плечами. — Очень хотел попасть в Мордор, хотя его все наши отговаривали. Но Митрандира рядом не случилось, так что задерживать не стали. А звали его… Как же его звали? Это было… — Ахмед! — Айген улыбнулся. — А я его помню! Он дошел до Мордора, даже сумел пообщаться с Владыкой, Настадреном и мной. Забавный такой человек, все людоедов у нас искал. Было это совсем недавно… — …когда я маленькой была, — одновременно с ним беспечно закончила фразу Эовин. И Айгена буквально мороз продрал по коже, поскольку он помнил этого забавного поэта, будто встреча случилась вчера, а Эовин видела его маленькой девочкой. Какая же невозможная пропасть тысячелетий между ними! Эовин поняла, что сказала что-то не то, растерянно завертела головой. — Пойдем-ка позавтракаем, — заявил Кирион. — Никому не советую идти голодным на Главный рынок Маххарабины, там даже назгул может отравиться, хоть запахи и потрясающие! Айген впал в уныние, с неудовольствием отмечая это за собой. Опять «пал», да. Но его действительно не радовало ни чудесное утро, ни веселая разгрузка в порту (зато здорово развлекала Эовин, ну хоть что-то), ни пестрый шумный и вонючий порт, полный самых разных кораблей, а также моряков, торговцев, контрабандистов, плохо замаскированных под торговцев пиратов, наемников, стражников, попрошаек и воров. Кирион заметил его состояние (это было дополнительным пинком по гордости Ангмарца) и пытался его расшевелить: подпихивал к нему Эовин под разными предлогами, травил байки, даже стихи читал. Пока все было без толку, но Айген «держал лицо», не позволяя своему унынию пролиться на принцессу, которая была счастлива, как ребенок. Только бездумное любование ею отвлекало Айгена от мрачных мыслей о будущем. Эовин в Мордоре отъелась и похорошела. Теперь, без дорожной грязи и двухнедельного голодания на лице, ее не приняли бы дома за парня. Но мужская одежда, уверенный голос и довольно высокий для харадцев рост помогали ей чувствовать себя уверенно и избавляли от приставаний. Хотя, может, от последнего избавляла и его мрачная фигура, маячившая на заднем плане. Айген снова надел платок на лицо, «настроил» терморегуляцию тела и предложил Эовин держаться поближе, потому что ожидался знойный день, а он как Король Зимы мог обеспечить прохладу. — Да я бы даже за руку тебя взяла, но боюсь, что не поймут, — ответила она радостно. Оружие пришлось сдать на входе в город. Видимо, местных нервировали двухметровые мужики с двуручными мечами или абордажными саблями. У них остались только кинжалы. Стражник, принимая плату за вход, клялся, что их город — самое безопасное место на земле, и через него ночью может пройти даже девственница с мешком золота. Эовин выслушала перевод от Кириона и заявила: — Врет! — Да, а мы делаем вид, что верим, иначе придется раскрыть личности, — пояснил Кирион. Король-пират еще утром поделил с Ангмарцем золото, предназначенное для покупки алых парусов, и они рассовали деньги по потайным карманам курток. Но с местными ворами ни в чем нельзя быть уверенным. Маххарабина была портовым городом — от пристаней дорога поднималась вверх, в старую часть, расположенную на скале — ее было удобно оборонять, но внутри жили в тесноте вельможи и простой народ, а центральная площадь города уже несколько столетий работала рынком, где все продавалось и все покупалось. Старая Маххарабина сложена из камня, а вот к склонам холмов вокруг лепились глинобитные дома с плоскими крышами — от лачуг до просторных купеческих жилищ. — Ну и трущобы, — проворчал Айген, он не любил Харад. Жарко, тесно, громко, все время норовят стащить кошелек, женщин и мужчин продают как скот, и мостовые убирают только ночью. На рынке было едва ли свободнее: прилавки с навесами громоздились порой в два и три этажа, а хлипкие мостки скрипели от одного взгляда Айгена, людей было море, все толкались и орали. — Нам туда, — Кирион ткнул пальцем в прилавок торговца шелком, он-то чувствовал себя в таких местах как рыба в воде. Айген раздраженно выдохнул, прихватил Эовин за локоть, чтоб не потерялась в толпе, и повел за собой. Она не сопротивлялась, но в глазах плескалась грусть: ей хотелось тут все попробовать, потрогать и купить. — Потом приедем сюда отдельно, если пожелаешь, — сам не зная зачем пообещал ей на ухо Айген. Будет ли это «потом»? Но своей цели он добился: принцесса снова засияла, как начищенный медный поднос. Потом Кирион и Эовин долго обсуждали цвета. Принцесса не знала названий, но различала множество оттенков красного, алого и багряного, да еще и умудрилась с помощью жестов объяснить торговцу, что им нужен «вот такой, но поалее, но чтоб не слишком темный и с блеском». Кирион когда переводил, когда просто ухмылялся в кулак, но выбор принцессы одобрил и галантно спросил, нужно ли ей что-то самой. Эовин попросила такой же кусок шелка, как для парусов, только себе. Айген только зубами скрипнул: могла бы и у него попросить. Но не ругать же их обоих за нарушение субординации. Наконец пират отвлекся на самою важную часть сделки — начал торговаться, чтобы сбить цену, и был весьма эмоционален, как глухарь по весне. Тут у прилавка появилось и еще одно действующее лицо — какой-то бездельник: низкий, вертлявый, с маленькими бегающими глазами и обезьянкой. Он отпустил свою обезьянку с поводка, дав ей подзатыльник для ускорения, и она, зло шипя и потирая ушибленное место, нехотя перескочила на Эовин. Прошлась по руке, запрыгнула принцессе на шею, царапая когтями нежную кожу, Эовин взвизгнула, тряхнув руками. Айген дернулся спасать, задев плечом хозяина твари, но Эовин уже веселилась, пока обезьянка прыгала по ее плечам и голове и перебирала ее рыжие волосы. Ловко соскочив с Эовин, обезьянка была уже на Айгене: схватила его за косы, свешивающиеся из-под платка, раскачалась, как на лианах. Айген махал руками, пытаясь отцепить верткую тварь за спиной и не сделать при этом из нее кровавую кашу на глазах Эовин, принцесса хохотала, а бездельник бегал вокруг и постоянно прижимался бочком к Айгену, вроде как пытаясь свою обезьянку снять. Пидор, что ли? На этом наглое животное не остановилось и перескочило на Кириона, причем залезло под его камзол. Кирион, не прекращая торгового спора, вытряхнул обезьяну наземь, и та упала со звоном: в лапах она держала кошелек Кириона. — Ах ты! — Айген рванулся схватить животное, но обезьяна вскочила на навес и высунула слюнявый язык, дразнясь. Он оглянулся, но хозяин уже улепетывал со всех ног. И тут понял, что куртка по-другому ощущается. — Нас ограбили! — рявкнул. — За ним! — Я вернусь! — крикнул Кирион торговцу шелком и бросился за начальником. Эовин ничего не оставалось, как присоединиться к погоне. Промелькнул какой-то вонючий переулок с орущими котами и сушащимся бельем, еще улица, вся заставленная бочками с рыбой (Эовин перевернула парочку и чудом не упала лицом в груду еще живых серебристых рыбешек), а потом кривая дорожка между домами вывела на еще одну площадь, которая упиралась в крепостную стену и оканчивалась тупиком. Посредине торчал пересохший и покосившийся бронзовый фонтан с каменным бортиком. Айген остановился, с яростью выдыхая и оглядываясь, и Эовин с Кирионом сумели его догнать. Они успели пробежать целый квартал, и высокие дома заглушили гомон рынка. Дома здесь были странные — нижний этаж приземистый, сложен из здоровенных глыб, следующий этаж шире первого и нависает над ним, как задранная юбка у дородной дамы, укрепленная глиной и деревянными подпорками, еще выше этажи сложены из глиняных кирпичей, дома упираются друг в друга деревянными сваями и опутаны веревками, где висят ковры, простыни, тряпки, травы, амулеты, отвращающие зло. Окошки темные, смотрят на пришельцев недобро. И единственный выход с площади только что заступили несколько крупных (для харадцев) мужиков — голые по пояс, в синих широченных штанах и красных тряпках на голове, намотанных как у Айгена (своя у Айгена соскользнула с головы на бегу и болталась на шее). Кривые ятаганы в их руках нехорошо поблескивали вороненой сталью, и у всех были наручи. — Зря вы сюда прибежали, — раздался сзади голос на вестроне, но с акцентом. Эовин обернулась — там снова объявился хозяин обезьянки, но в нем ничего теперь не было от грязного недотепы. Наоборот — теперь он выглядел матерым и злобным пустынным волком (кажется, их называют шакалы). — Я Али, — вор дернул за хвост свою обезьянку, которая недовольно заверещала. Их кошельков, понятное дело, уже ни у кого на руках не было, не доказать факт кражи. — А это, — он широко взмахнул руками, — мои сорок разбойников. Эовин с ужасом увидела, как из темных подворотен, подвалов и окон неимоверно тесной площади вылезали тихие тени с замотанными в красные тряпки лицами, они крались, прячась между домами, и только негромкая незнакомая речь да позвякивание метала выдавали их местоположение. Тогда она снова взглянула на Айгена и поразилась: как хорош он был! Собранный и такой серьезный, с потемневшими синими глазами. Их взгляды встретились, и Айген вдруг снова приложил руку к сердцу и склонил голову, будто спрашивая разрешения пролить кровь в присутствии дамы. Эовин закивала, заранее разрешая ему все на свете. Он едва заметно кивнул в ответ и тут же посмотрел на Кириона, сделал какой-то непонятный жест рукой. Кирион отступил на шаг, пятясь к стене и потянул за собой Эовин. — Не будем ему мешать, — шепнул король-пират принцессе, и она подчинилась. Верила, что после Дагорлада эти сорок придурков без доспехов Айгену так, размяться, и все равно самую чуточку волновалась. Айген, не торопясь и словно не замечая разбойников, вышел в центр площади, которая сразу стала казаться еще меньше и теснее. Там замер, поставив одну ногу на крошащийся бортик фонтана, и руки расслабленно вытянул вдоль тела. — Смотри внимательно, представление вот-вот начнется, — шепнул Кирион, сильнее сжимая локоть принцессы. Эовин покосилась назад: пират выглядел довольным, его глаза поблескивали восторгом. Тогда Эовин вернула взгляд на Айгена и больше не отвлекалась. Айген в это время считал врагов. Вообще разбойников было сорок три, не считая главаря. Видимо, сорок у них какое-то красивое число для ровного счета. Семеро самых мощных закрыли дорогу обратно и поигрывали ятаганами, остальные рассредоточились кругом. Из них было десять копейщиков, еще трое с арканами и сетями, остальные снова с ятаганами, но похуже, чем у первой семерки. Насчет затаившихся лучников или арбалетчиков нулевое поле молчало. Значит, брать кого-то собираются живьем — скорее всего, Эовин, вот и заманили в тупик, откуда сложно убежать, если не умеешь летать, и будут давить массой. Айген чувствовал гнев, разгорающийся в нем. К таким злобным шкафам, как он, без причины не лезут: пока пленишь, половину отряда положишь, тем более на вид он возрастной урод и в евнухи не годится, и явно же будет пытаться сбежать с любой галеры, куда его запихнут. А вот на красивого рыжего мальчика из-за необычного цвета волос могли польститься. Тем им хуже — пощады не будет. Айген дышал глубоко, размерено, был сосредоточен — запускал внутренние ресурсы. Зрение, слух обострились, но не до предела — зачем ему? Здесь не эльфы даже, а простые люди. За спиной сбоку шуршали шаги, едва слышно дребезжал металл, соприкасавшийся с одеждой. Судя по глухому звуку, металл дрянной — значит, мечи и наконечники копий были не самыми острыми, может даже заржавелыми, и уж точно не могли причинить ему много вреда. «Если только столбняк, — про себя усмехнулся он, — но и от него нам прививки делают регулярно». Айген чуть развернулся так, чтобы брызги крови не испачкали Эовин. Он предполагал, что «бывший оруженосец Эдвин» не упадет в обморок, но лишней грязи не хотелось. И он сделает все красиво даже без нулевого поля. Если воспользоваться — так слухи точно до Митрандира доберутся, а они здесь инкогнито, но сильнее была потребность сделать что-то особенное, может быть, даже героическое в глазах Эовин. Пусть он безобразен, зато силен и, без лишней скромности, среди назгулов нет ему равных в бою. Но сейчас он — рыцарь, преклонивший колено и свершающий подвиг во имя дамы. Айген чувствовал на себе напряженный взгляд Эовин и ее просыпающийся азарт, но ему было мало того, он хотел восхищения, полного и безоговорочного. За безопасность Эовин он волновался не больше обычного — с ней Кирион, он отличный боец и несколько раз сумел победить в схватке даже самого Айгена. Кроме того, брать ее собрались живьем и портить не станут. Враги не чуяли над собой беды, ухмылялись и перемигивались, показывали ему неприличные жесты, полагая, что он разозлится и нападет первым. Но если кто и мог в последнее время вывести Айгена из равновесия настолько, то это Эовин. Всем сорока с хвостом разбойникам было до нее как пешком до Кханда. Поэтому Айген терпеливо ждал и готовился. Главарю Али это надоело, он взмахнул рукой, и первая пятерка пошла к Айгену, крадучись, размахивая короткими кривыми мечами. «Глупцы, не умеют владеть оружием, правый так вообще впервые в руках держит», — механически отметил Айген. Они примерились и вдруг по тайному знаку напали разом. В это же время копейщики рассредоточились кругом, не давая безоружному Айгену и шанса на спасение, и улюлюканьем подгоняли мечников. Разумеется, будь Айген обычным человеком, даже очень хорошим бойцом, у него не было бы и шанса. Но он мог противопоставить врагам назгулью силу, реакцию и буквально века опыта. Поэтому, глядя, как дернулась рука ближнего к нему разбойника, уже просчитал, куда пойдет клинок в попытке разрубить бледного урода от лба до паха. Айген просто сделал быстрый, короткий шаг в диагональ, уворачиваясь от удара, наклонился и дернул со всей силы за колено, перехватывая свободной короткий кривой клинок из рук обалдевшего разбойника. А потом добавил ногой в голову, с мстительным удовлетворением услышав влажный хруст. Но секунды ушли и пришлось ловить новый удар наручем. Местные ятаганы, судя по всему, проигрывали моргульским сплавам. Чужой клинок выщербило от силы удара, а Айген вскинул руку и добил хозяина секуще-рубящим ударом: все, что напоминало сабли, он не любил, но применять умел. Разбойники видели только черную тень, что мелькнула меж ними, кто-то упал под ноги, а затем странный белоголовый мужчина возник за спиной и вскинул руку вверх, принимая следующий удар наручем. Вид его был жутким: холодный, словно остановившийся взгляд и бесстрастное бледное лицо, на котором не дрогнул ни один мускул. Первая паника прошлась по рядам, даже копейщики заволновались. Эовин видела, как разбойник широко размахнулся, как занес меч, как ударил: сильно, безжалостно, метя в лицо, чтобы наверняка. Сердце ее замерло, но меч ударил по воздуху, Айгена уже там не было. Он был сзади, прямо в толпе — и к его ногам рухнул первый сраженный воин. Дальше все было как в легендах, что она так любила читать тайком, и от того сердце в груди трепетало. Её Айген (да, Балрог всех подери, прямо в глотки, все как любит ЕЁ Айген) был стремительным, нечеловечески быстрым, а еще разил безжалостно, как клинок самой прочной стали — не человек, не назгул, а ожившая Смерть. Она видела, как к его ногам падали сраженные противники. Первые пятеро даже толком не поняли, что случилось. Пришел черед копейщиков, что стояли за ним и сбоку. Айген, уклоняясь от очередного удара, подхватил с земли чей-то меч. Усмехнулся про себя: «Вот с такими-то хлипкими палочками они сунулись против назгула», — но бдительности не потерял. Тело само вошло в нужный ритм, ему даже не надо было особо задумываться. Вот кто-то задрал руку, неосторожно открываясь, кто-то полез на него, размахивая руками — легкий поворот полукругом и еще двое, нет, трое, летят с рваными ранами. Видно, меч, что он поднял, был как раз тот, что он отбивал наручем и оставил зазубрины. «Тем хуже для вас», — мрачно подумал Айген, вскинув руку влево, и еще один копейщик взвыл, оттого что поломанный меч, направленный рукой Айгена, со всей силы вошел ему вбок и проткнул, словно букашку. Кирион присвистнул, сказав что-то с восхищением в кольцо, Эовин не расслышала все, только последние слова: «… наш рыцарь старается, защищает девичью честь!» Эовин решила, что говорят про нее, и сердце забилось еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Айген стал ожившей легендой, что творилась у нее на глазах, и судя по тому, как он иногда поворачивал голову, чтобы поймать ее взгляд, — для нее. Это потом напишут в летописях или Гудбранд споет в своих сагах, что дама была в беде, а рыцарь, о, рыцарь был один на один со смертью, и приукрасят, наверное: и про оружие, и про доспех, и про врагов тоже, но все это будет потом и на самом деле не важно. Эовин вдруг поняла — важно лишь то, что делал Айген прямо сейчас: для нее и во имя ее, когда расшвыривал врагов, заманивших их в тесную ловушку домов, делал все, чтобы ни один волос не упал с ее головы. С ее губ сорвался случайный вздох, и Айген дернулся, повернулся к ней и едва не пропустил удар, отклонившись в последний момент от копья, направленного в грудь. Наконечник задел только ткань на предплечье. Эовин зажала рот, Кирион шикнул на нее, не спуская глаз с Айгена, но тот снова подал только им двоим понятный знак, и Кирион молча кивнул, заводя Эовин назад и прижимая спиной к стене дома. Айген отступил, позволяя теснить себя дальше от Эовин и Кириона. Нападавших стало меньше человек на десять, но все равно еще было много, и ему нужно было пространство. А случайно задеть Эовин он не хотел, тем более что пока они все заняты им и точно не будут атаковать Кириона, полагая его меньшей проблемой и надеясь расправиться вначале с белоголовым чудовищем. Айген знал много языков, за неполные четыре тысячи лет можно выучить разное, поэтому отчетливо слышал, как старший у мечников с суеверным страхом, осеняя себя охранными знаками, назвал его Аваддон — демон смерти и разрушения. Айген чисто из хулиганства повернулся к нему: сверкнул глазами, вскинул руку, призвав нулевое поле, и шарахнул в лоб снежком. Окружавшие Айгена мечники в количестве семи штук и еще трое копейщиков отпрыгнули, освободив место. — Шкран (спасибо), — в наступившей внезапно тишине низкий голос Айгена прогремел камнепадом, и круг стал еще шире. Айген лишь усмехнулся и, твердо ступая, вошел в центр. Тогда они на него кинулись — от отчаяния, подгоняемые копейщиками и, главное, громкими криками Али. Двое напали спереди, еще один наступал со спины, остальные были готовы броситься вперед, если их товарищи не справятся. Айген прикрыл глаза, сосредотачиваясь, внутренне собираясь и просчитывая варианты. Кривой меч просвистел над головой, он рефлекторно отклонился, забирая вправо, туда, где пока никого еще не было. Тело вновь включилось в бой. Легкий поворот полукругом, нырок под руку, прямой удар, финт, еще удар — в этот раз скользящий, по ногам, Айген перекатился, уходя от очередного удара, и прямо в кувырке подхватил еще один меч, их теперь в достатке валялось под ногами, только чтобы практически сразу оставить его в груди очередного нападающего. Вскочил на ноги, почти сразу принимая удар, ухватился свободной рукой за плечо нападавшего и развернулся на месте, прикрываясь им как щитом. Остановился, восстанавливая дыхание и с удовольствием глядя, как очередная десятка разбойников была разбросана по двору — кто-то лежал, запрокинув голову или вперив стеклянный взгляд в небо, кто-то дико скулил, прижимая грязные ладони к расползающемуся по ткани или коже кровавому пятну. Айген вновь вышел на середину и встал, ожидая. Ему даже пришлось повернуться на месте, поскольку желающих вступить в схватку больше не было. Теперь на него смотрели с настоящим испугом. Копейщики не улюлюкали, подгоняя остальных, а мечники молча переглядывались между собой или бросали встревоженные взгляды на своего предводителя. Али, раздосадованный, что битва так затянулась, крикнул что-то неразборчиво и сам бросился в атаку. Айген ждал его все так же молча, опустив руки, и у него меча больше не было — оставил в ком-то, пригвоздив свою жертву к мостовой. Али шел на него скользящим шагом, выставив вперед саблю, словно желал проткнуть Айгена, насадить на острие как редкое, но досадливое, насекомое. Айген оценил саблю — и размером, и формой, и качеством она отличалась от никудышных железок, что нападавшие имели неосторожность держать за оружие. Айген снял с головы платок и под встревоженный шепот все еще живых разбойников спокойно наматывал его на левую руку. Шаг Али — первый оборот. Второй шаг — еще несколько оборотов ткани вокруг руки, и свободный край длинного куска ткани свисает вниз. Третий шаг, и Али уже совсем рядом, все так же выставив саблю. Айген выбросил руку вперед в обманном жесте: ткань взметнулась, достав Али и хлестнув по глазам, ровно куда метил Айген. Тот вскрикнул, и этих секунд Айгену было достаточно, чтобы быстрым ударом выбить саблю и тут же перехватить ее. Рука с саблей взлетела вверх, кровь брызнула на мостовую, и Али упал, хрипя и хватаясь за горло. Пока остальные, которых осталось всего-то двенадцать из сорока с чем-то разбойников, сбились в кучу у самой стены, и не пришли в себя, не осознали всю безвыходность своего положения, Айген побежал. В два широких шага разбежался, оттолкнулся от земли и, нарушив все мыслимые физические законы, прыгнул и просто пробежался по стене влево, используя инерцию (и совсем чуть-чуть нулевое поле), а в высшей точке, когда Эовин думала, что он просто сейчас упадет, оттолкнулся и, совершив кульбит прямо в воздухе, легко и свободно полетел вниз, на головы своих врагов. Айген приземлился на ноги прямо в середине толпы. Черная тень замелькала, нанося смертоносные удары. «Смерть! Аваддон!» — истошно кричали разбойники, но он не слышал их, его тело двигалось, подчиняясь другим законам, не имевшим ничего общего с людскими. Еще несколько звонких ударов, и все было кончено. Айген с опущенной головой, припав на одно колено, остался один в тесном дворике. Поднял голову, ища взгляд Эовин, а когда нашел, то, не отрывая от нее внимательных глаз, встал и сдержанно поклонился. Эовин, не глядя, толкнула ногой Кириона, чтоб отпустил ее. Пират подчинился, помахав им рукой и направляясь на выход. Она же медленно пошла к Айгену. Тот немного смутился, поскольку в нулевом поле Эовин была прямо-таки клубком противоречивых полыхающих чувств. — Довольна ли моя леди? — спросил хрипловато. Вместо ответа Эовин бросилась ему на шею. Прямо вот так подпрыгнула, обнимая и прижимаясь всем телом, и кто из них кого поцеловал первым — этого Айген не смог бы сказать. А потом наконец его накрыла волна огня от Эовин. Она не просто им восхищалась, нет. Она сейчас желала его больше всего на свете. И молча, без глупых и неясных слов, пыталась доказать ему, жарко и жадно целуя до головокружения и звезд в глазах. Айген бросил чужую саблю, обвил руками тонкую девичью талию, его рот соскользнул с условно дозволенных приличиями губ к запретной территории — шее. Эовин содрогнулась в его руках, застонала, снова вспыхивая желанием, а он сделал то, чего не позволял себе, кажется, никогда — прикусил нежную кожу, впиваясь сильнее и думая, что вот сейчас, еще миг — и он встанет на колени, чтобы попросить ее руки правильно, а потом… Позади послышались шаги. Айген резко развернулся, закрывая Эовин собой. К ним приближалась уже чуть ли не сотня людей, шаркающим ручейком вливаясь в дворик. Головорезы, оборванцы, попрошайки, даже кажется продажные девки и переодетые под женщин парни — все они медленно шли вперед с пустыми руками. Впереди было трое седобородых старцев. — Махарба тебе, о белоголовый одинокий волк, — сказал самый согбенный из старцев на вестроне. — Ты убил нашего Принца Воров в честной схватке и положил его лучших воинов один. — Да, — подтвердил Айген. Эовин его здорово отвлекала: прижалась к спине так, что он чувствовал жар тела через все разделяющие их слои ткани, и взволнованно дышала, но совершенно не боялась. Ей было всего лишь любопытно. — И что дальше? — По нашим законам тот, кто убил Принца Воров, должен занять его место, — старик поклонился. — И править всеми ворами Харада. — А ничего, что я чужак? — Айген потянул время, быстро нашаривая кольцо: вот сейчас ему драки не хотелось. Во-первых, придется призвать нулевое поле по-настоящему. Во-вторых, тут много подростков и детей, а он не кровожадное чудовище и вовсе не хочет резни. — Это не страшно, белоголовый. Нас не смущает даже то, что ты пидор, — ответил старик. — Что?! — Айген потемнел лицом, но вдруг Эовин захохотала за его спиной, и он вспомнил, он же тут с «оруженосцем», ага. О Владыка, какой позор! Ожило кольцо — Кирион спрашивал: «???!!!» «Феридира мне. Я стал Принцем Воров», — написал вслепую Айген, не включая вирт-клавиатуру. Тем временем старички сняли с тела мертвого Али странный браслет и с поклоном поднесли Айгену как знак власти. «Принимай быстро звание, иначе проблем не оберемся. Я все разрулю», — настрочил Феридир, и кольцо укололось Азбукой Моргота. Айген протянул руку за браслетом и хмуро сообщил: — Здесь будет править мой заместитель. — Если он будет соблюдать законы, — достоинству стариков мог позавидовать и Наместник Гондора. При ближайшем рассмотрении браслет оказался сломанным мордорским коммуникатором пятисотлетней давности, который кто-то украсил дополнительной инкрустацией. Это открытие Айген оставил при себе. — Я навещу вас вечером, — сказал, прихватывая Эовин за локоть. — Будем ждать, — и по знаку стариков все, кто стоял на площади и наблюдал за передачей власти, вдруг опустились на колени. Поэтому уходя, Айген чувствовал себя странно. Будто бросил этих людей без помощи, хотя у половины рука не дрогнула бы его прирезать и обобрать. «Ждем в «Дорого/Богато», вот геометка», — сообщило кольцо. Айген протащил Эовин две улицы за руку, прежде чем она немного пришла в себя после поцелуя, чтоб не натыкаться на углы, и начала его дергать: — Стой, стой, у тебя же лицо открыто! — Я все равно платок уронил, — хмыкнул Айген. — Ну ты очень сейчас выделяешься, — Эовин вздохнула. — Дай нож, у меня есть идея. Айген без лишних вопросов вынул нож, к которому в бою даже не притронулся. Он чувствовал, что шутить по поводу «все-таки решила забрать мою жизнь» не стоит. — Прикрой меня, — Эовин приняла нож. Айген растерянно моргнул: он не чувствовал опасности. Но, как оказалось, прикрыть — имелось в виду загородить своим телом от прохожих, пока Эовин, отвернувшись к стене и расстегнув куртку, что-то там делает с ножом. Наконец раздался треск ткани и взвизгнула молния. — Бери нож обратно и наклонись, — Эовин вернула оружие, а когда Айген наклонился, обвязала ему лицо тканью. — Мне стандартные туники длинноваты, а тянутся хорошо, так что я по первости делала из них повязку, чтоб замаскировать грудь… Айген, с тобой все в порядке? Айген не отвечал: до него как раз дошло, что Эовин отрезала полосу ткани от своей термофутболки, и ткань эта пахнет ею. Яркая картинка, как она чем-то подобным повязывала грудь, тоже не способствовала спокойствию. — Тебе нехорошо? — Эовин поняла его неправильно. — Я назгул, и к приступам слабости не склонен, — Айген как раз боролся с собственным телом, быстро остужая желание. Последнее, что он хотел бы — это демонстрировать силу своей любви в грязных подворотнях далекого города. — А вот Телимат в обмороки падает, — Эовин, как всегда, не сдавалась. — При тебе падал? — хмыкнул Айген, снова беря ее за руку. — Нет, Минардил с Вардамиром сказали, — пожала плечами она. — Больше их слушай, — Айген смотрел вперед-назад, напоминая себе, что его новый титул могут попробовать отобрать прямо на этой или соседней улице. — Они завидуют Телимату. — Почему? — Эовин искренне удивилась. — Потому что женщинам он больше нравится. — сказал Айген, отмахиваясь от неприятной мысли, что и Эовин могла смотреть на Телимата как на мужчину. — А-а, вот зачем он с собой наручники носит, — глубокомысленно заявила принцесса и вызвала у Айгена приступ хохота, потому что историю, как Эовин сбежала воевать с орлами, он из Телимата уже вытряс. — Хреновые, кстати, быстро поддались. Обмениваясь шутливыми репликами, они наконец добрались до нужного дома. Нырнув в арку, Айген мрачно зыркнул на охранника, удивляясь, как в этом грязном квартале вообще можно устраивать какое-то серьезное заведение. Но охранник флегматично посторонился, и за трехслойной обшарпанной дверью их ожидала восточная сказка. Пол был застелен роскошными узорными коврами, светильники из цветного стекла перемежались многослойными занавесями из газовой ткани, везде стояли низкие диваны. Айген еще только оглядывался, а к нему уже подбежал местный распорядитель, выглядевший так, будто его в ароматическом масле целиком искупали. — Господин, вас уже ждут, — сказал он на вестроне и подобострастно поклонился. Айген в замешательстве пошел за ним, ведь он здесь не был, но потом догадался, что друзья наверняка описали его как высокого страшного северянина с белыми волосами. Откуда-то выпорхнули сразу три прекрасные едва одетые дамы — под полупрозрачными шароварами просвечивалось все, чему не полагалось, золотые бляшки на цепочках едва прикрывали соски, а сеточки на лицах не скрывали алчной красоты. Впрочем, Айген остановил их одним жестким взглядом, даже лицо не понадобилось показывать. Тогда дамы атаковали «оруженосца». Но Эовин фыркнула, выпрямилась, шлепнула ближайшую восточную гурию по заду и заявила: — А я не по этим делам! — и демонстративно взяла Айгена за руку. Айген неразборчиво и тихо выругался на черном наречии, но Эовин была сама невинность: — Да ладно, мы уже целовались на улице, поздно водичку пить, когда перегаром пахнет. Дамы отстали, распорядитель явно расстроился (поди, рассчитывал на дополнительную прибыль), и наконец довел их до уютной залы в глубине, где уже сидели все назгулы, кроме Телимата, а еще Гала и сам Владыка Гор, причем хмурый и с кальяном. Айген стащил ткань с лица, не снимая ее с шеи насовсем, усадил Эовин за стол рядом с собой (хотя на низком диване было неудобно, даже у нее коленки торчали, а уж у него-то и подавно). И, пока он на черном наречии общался со своими назгулами и Владыкой по делам, она воздавала должное еде, хватая ее прямо руками. Иногда Айген отвлекался, чтобы взглянуть на нее, и догадывался, что ей подвинуть, чтоб она не лезла через весь стол. Поглядывала на нее и сама Галадриэль, но та сидела далеко и постоянно отвлекалась на Кхамула, а у Эовин не было никакого желания общаться с шикарной остроухой теткой-эльфийкой, особенно перед Айгеном. Так прошло довольно много времени, Эовин осоловела от еды и привалилась к боку Айгена, как ребенок, просто наслаждаясь посиделками. Ее никто не гонит, сегодня он с ней целовался и они стали еще ближе к взаимному… Эовин ухмыльнулась и громко подумала: «Уестествлению!» Даже Айген отвлекся и подозрительно оглянулся, но Эовин ему просто подмигнула. Гор встал, кивнул Айгену: — На пару слов. Эовин было вскинулась следом, но Гор наградил ее таким насмешливым взглядом, что она плюхнулась обратно на диван, чувствуя, как полыхают уши. — Кирион, поучи пока детку плохому, только не увлекайся, — скомандовал Гор, выходя в небольшую комнатку, отделенную от общего зала занавеской из бус. Айгена неприятно уколола ревность, но после разговора на шхуне он умом понимал: Кирион не сделает Эовин ничего, что было бы неприятно начальнику, а эмоции — это пустое. В каморке без окон газовые занавеси покачивались в теплых струях воздуха над светильниками. Но вместо диванов стояли пара жестких стульев и стол. — Переговорная, — хмыкнул Гор, садясь, и стул протестующе скрипнул под весом тела Майа. — Садись, в ногах правды нет. — Разговор пойдет о ней? — хмуро спросил Айген, садясь напротив. — Разумеется, — Гор покивал. — Уже знаешь, что ей скажешь и когда? — Нет, — Айген нахмурился сильнее. — Не уверен в том, что она ко мне чувствует. Поэтому не могу подобрать правильные слова. — Да, первый чувственный опыт ярок, но редко бывает долгим или счастливым, — подтвердил Гор. Айген почувствовал горечь на языке. Значит, он был прав в главном: это ненадолго, и нечего себя тешить… — Но ты знаешь, что если протянешь руку, то плод упадет в нее с ветки сам? — Глаза Владыки слегка светились. — Знаю, — Айген коротко выдохнул. — Но так не хочу. — У меня есть просьба, — Гор чуть наклонился к нему, так что его рыжие волосы коснулись руки Айгена, лежащей на столе. — Это действительно просьба, а не приказ. — Все что угодно, ты же знаешь, отец, — кивнул Айген, понимая, что сейчас Владыка попросит отказаться от Эовин. — Мне нужно, чтоб до февраля ты не касался ее как женщины, — Гор, словно услышав то, что хотел, откинулся на спинку стула. — За это время ты сможешь подобрать все нужные слова, а она определится со своими чувствами. — Но… — Айген не понимал, отчего такая странная просьба. — Я, конечно, сделаю, но… Разве она тут до февраля? — Да, — Гор знакомо постучал по подлокотнику. — Дольше вряд ли. Потом уедет. Остальное будет зависеть уже только от тебя. А до этого девочка нужна мне. И ты, конечно, хочешь узнать причину, но не спросишь, потому что веришь мне. Я пока не могу ответить, это нарушит желаемый ход событий. Просто продолжай верить и обучать ее. Но наш разговор должен остаться в тайне от нее и от всех остальных. — Да, — Айген наклонил голову. Он чувствовал себя как человек, которого приговорили к смерти, потом передумали и отложили казнь на несколько месяцев. И вообще может передумают. — Не говори ей, что проклятие с тебя снято, — продолжил Гор. — Пусть думает, что благое дело еще не сделано, и старается вдвойне. И ты старайся. Учи ее так, чтобы она смогла не просто выжить в пустыне и победить в схватке, но и править целым королевством, если потребуется. Ей это нужно, поверь. — Да, Владыка, — Айген вздохнул, собирая волю в кулак. — А теперь меня может убить кто угодно, как и обычного человека? — Не совсем, — Гор легко засмеялся. — Теперь тебя не может убить никто, кроме Эовин. Даже я. Даже Валар. — Но… как?! — Айген поразился. — Ну вот смотри, — пустился в объяснения Гор. — Я расстроен твоими действиями и решаю вырвать тебе сердце. Ты знаешь, что впечатляющих возможностей твоего тела после такой экзекуции хватит ненадолго. Но мне непременно что-то помешает. Передумаю, отвлекусь или стул подо мной сломается, — стул как раз снова заскрипел под Майа. — Так что твою смерть Эовин носит с собой. И случайно она тебя убить не сможет. Только если будет точно знать, что делает, и желать этого всем сердцем. Окончательно проклятие развеется после ее смерти, и ты станешь обычным назгулом. — Смерти? — пробормотал Айген, вздрагивая. — Опять ты услышал не самое важное, — Гор закатил глаза. — Не волнуйся за это. И да, еще. Маленький такой моментик. Если она сама лезет к тебе целоваться, это не считается нарушением моей просьбы и лишением девственности. Но про все остальное забудь пока. И Гор встал, показывая этим, что разговор окончен. Когда они вернулись в общую залу, Кирион учил Эовин мухлевать в кости. Не самое полезное умение, особенно с такой азартной особой, как она. — Десятиминутная готовность, — распорядился Гор. — Затем Кирион берет неразлучников, Феридир берет Айгена, а я беру оруженос…ца на вечерок. Остальные возвращаются домой с гостинцами для Телимата. И весь следующий месяц он не дежурит. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — шепнул Айген Эовин на ухо. Ему не хотелось портить прекрасный вечер, но он должен был. — Идем. Она с готовностью устремилась за занавеси в очередную каморку для важных клиентов. Айген про себя ругнулся, поскольку этот закуток служил для переговоров горизонтально и имел всего один диван, но искать новое место было некогда. — Садись, — сказал спокойно. И, когда Эовин подчинилась, сел не рядом, а на пол, чтобы быть напротив. Так их глаза были почти вровень. Эовин от интенсивности его взгляда нервно сглотнула и наконец поняла, что он не целоваться ее повел. — Тебе понравилось, как я сражался? — спросил на пробу. — Очень! — Эовин покраснела и оживилась. — Это было просто чудо! Я такого никогда не видела, даже в сражении у Дагорлада, которое показывал Владыка Гор! Я… — И тебе хотелось бы так сражаться самой? — перебил ее Айген. — Да! — без раздумий выдохнула Эовин. — Только я, наверное, не смогу, ведь у тебя за спиной буквально века опыта, и талант, и назгульские способности, и… — Я мог бы научить тебя, — сказал, будто раздумывая, Айген. — Пусть против назгула у тебя не будет шансов, разве что везение поможет, но вот обычного человека ты победить сможешь. Еще раз спрашиваю: ты хочешь, чтобы я научил тебя сражаться и побеждать по-настоящему? Подумай хорошенько перед ответом! Но Эовин почти не сделала паузы, когда снова ответила яростно: — Да! «Это будет проще, чем я думал», — Айген снова почувствовал горечь на губах. А вслух сказал: — Тогда слушай внимательно. Владыка Гор мне сказал, что учу я тебя недостаточно хорошо. Это значит, что я тебя жалею, не беру в рейды, не слишком изнуряю тренировками, не учу управлять людьми. — Это не так! — вскинулась Эовин. — Это так! — теперь Айген был холоден и суров. — И у нас мало времени до того, как эти умения тебе пригодятся, поскольку события уже несутся вскачь и старый мир скоро рухнет. — Что ты хочешь мне сказать? — Эовин была весьма проницательной. — Хочешь передать меня другому учителю?! Не бывать тому! — Не бывать, — Айген кивнул. — Я обещал как раньше, обещал учить, и я научу. Но пока не закончится твой краткий курс оруженосца, никакого иного взаимодействия между нами не будет. Ничего похожего на то, что… — он прервался, потому что горло будто сдавила чья-то жестокая, рука, но всего на миг и сумел договорить, — на то, что было сегодня на рынке после боя. — Но… — Эовин готовилась возразить, но он вскинул руку. — Невозможно быть женщине учителем и вступить с ней в любые сколь угодно близкие отношения. Я отдал Телимата в обучение Гудбранду, потому что не мог быть с ним достаточно строг. Отдал бы и тебя другому мастеру, несмотря на всю боль, что мне принесло бы это решение. — Боль? — Эовин растерялась. — Да. Я очень… неравнодушен к тебе. И поэтому мне тяжело тебя учить, быть строгим и требовать подчинения, — признался Айген. — А уж отдать другому… Но я обещал. Я исполню обещание. И если в твоем сердце будут через пять оставшихся месяцев… и другие желания, мы вернемся к этому разговору. — Ты снова все решил сам… — пробормотала Эовин. — Я лишь нашел единственную возможность исполнить твое желание, которое ты подтвердила дважды прямо сейчас. Хочешь забрать назад твое согласие? — Нет! — Эовин снова не раздумывала. — Я рад это слышать, — Айген поднялся на ноги. — Ра-ад? — протянула она. — Ты же отталкиваешь меня! — Нет. Хочу сделать тебя равной, — Айген пытался найти верные слова, а секунды все убегали. — Я слишком тебя… ценю, чтобы поступить с тобой дурно и бесчестно. И поверь, мои чувства к тебе не изменились ни на волосок, а времени мы будем проводить вместе даже больше… За занавеси очень удачно заглянул Феридир. — Я уже вылетаю, — сказал. — Еще минуту, — кивнул Айген и протянул руку Эовин. — До встречи завтра. Эовин с некоторым удивлением протянула свою в ответ, и Айген слегка сжал ее пальцы. С мужчиной так не прощались, но и с женщиной тоже. А потом он вышел, и когда Эовин, уняв слезы, выскочила в залу, там скучал только Гор, а все разошлись. — Непросто с ним, да? — хмыкнул Владыка, от одного взгляда которого остывшие в кальяне угли снова засветились багровым и дурманный дымок снова взвился вверх. — Он что, меня только что оттолкнул? — Эовин не выдержала и задала этот вопрос аж самому Саурону. — Если так спрашиваешь, совсем Айгена не знаешь, — Гор был насмешлив и жесток. — Так. У тебя полчаса на поплакать и понять, что все к лучшему, а потом нас ждут великие дела.