Король-техночародей и его убийца

Для Трандуила и Альошы утро 31 декабря началось суматошно. Гортхаур заявился ровно в девять, причем без стука. Просто вышел из тлеющего камина и, как ни в чем не бывало, плюхнулся в кресло. Альоша, дремавший у этого самого же камина, испуганно открыл глаза и уже собирался прореветь громко и очень решительно, оповещая своего хозяина о непрошеном госте, но Гортхаур оказался ловчее и просто сжал его пасть двумя руками. Рев захлебнулся в зародыше и превратился в булькающий звук. Трандуил (который на самом деле вставал рано и успевал переделать большое количество дел до того, как его ушастые поданные открывали хотя бы один глаз), проснулся с час назад и как раз ворочался в своей постели, раздумывая, хочет ли он уже встать, принять душ, неспешно позавтракать и выйти затем на прогулку, или стоит еще полежать немного, просто наслаждаясь теплом (он вообще любил тепло и сотни лет боролся со сквозняками в своем прекрасном пещерном дворце; дворец становился все прекраснее, но сквозняки не сдавались). Трандуил бросил короткий взгляд на зашторенное окно, высунул пятку, коснувшись ковра, решил, что все-таки за пределами кровати прохладно и он еще может позволить себе поваляться, но тут в гостиной послышались чьи-то шаги, дверь распахнулась и перед ним предстал Гортхаур, сияющий и благоухавший холодом, елками и мандаринами. За собой Гортхаур волок безвольного и подозрительно молчаливого Альошу (прямо за рог). — Вставай, лежебока, — радостно заявил он и оказался возле окна. Широким движением распахнул тяжелые занавеси, а потом и вовсе приоткрыл раму, впуская морозный воздух. — Что ты себе позволяешь! — рявкнул было Трандуил, но Гор щелкнул черными когтями, и вот уже Трандуил оказался посреди комнаты в теплом костюме, мягких сапожках и вышитом маленькими оленятами термобелье, которое он прихватил с собой, но вообще-то надевать не планировал. (Да, эльфы и термобелье умели делать! В отличие от остальных, они активно пользовались технологиями, но пристально следили по приказу Валар, чтобы технологии не достались людям!) — Нахал, — фыркнул Трандуил, но глаза уже горели любопытством, к тому же Альоша очнулся и бочком теснил в сторону своего любимого хозяина, одним глазом поглядывая на Майа, а вторым на выход: видимо, заранее прикидывал пути отхода. Что его так взбудоражило? — На дверь можешь не смотреть, не поможет! — гадко ухмыляясь, сообщил лосю Гор, который прекрасно видел маневр, — А нас ждут великие дела. — Он повернулся к Трандуилу и, сделав торжественное лицо, поинтересовался: — Скажи, дорогой друг, ты когда-нибудь участвовал в утреннике? Лицо Трандуила на минуту стало испуганным, затем глаза налились кровью. В следующее мгновение кулаки его уже сжимались. Он готов был прыгнуть на Гора и вцепиться ему в горло, чтобы придушить. — Ну уж нет! — Гор на всякий случай сделал пару шагов назад и, наконец, соизволил пояснить, что он там задумал: — Поверь, этот утренник будет сильно отличаться от того, что ты вынужден был терпеть из-за Леголаса на протяжении сорока четырёх лет детского сада и первых двух классов начальной эльфийской школы! (в общей сложности лет двести точно, так уж вышло, что ребенок Трандуила взрослел медленнее остальных эльфов, и его даже дразнили второгодником, пока Леголас не отрастил себе, гм, косу и не похорошел). Гор нахально подмигнул и сделал еще шаг назад, в сторону той самой двери, на которую еще пару мгновений назад с отчаянием смотрел Альоша. Но Трандуил не слушал его, погруженный в страшные воспоминания, наполненные плохо выученными стихами, фальшиво исполненными песнями, терзавшими и слух, и душу несчастных родителей (ну, кроме своего чада, свое чадо для родителей всегда сладкоречивее Саурона и поет как соловей), а еще нарядами, которые надо было готовить за ночь до дня «Ч» в соответствии с установленным дирекцией школы регламентом, и это — даже ему, королю Темнолесья! В общем, взгляд Трандуила заметно потемнел, а рассудок на время отключился, уступив место инстинкту выживания, который громко и яростно требовал уничтожить мерзавца, который только что сообщил ему, что сейчас будет утренник и Трандуил будет принимать в этом утреннике самое непосредственное участие… — ПРРРЕЖДЕ ЧЕМ СССДЕЛАЕШШШЬ ТО, О ЧЕМ ПОЖАЛЕШШШЬ, ПРРРОСССТО ПОСССМОТРРРИ НА СССЕБЯ! — прорычал-прошипел Гор и щелкнул черными когтями прямо перед носом Трандуила, приводя того в чувство. Король эльфов действительно замер на месте, пару раз моргнул удивленно, а затем уставился сначала на Альошу, на котором красовалась ярко-красная попона, расшитая золотом и украшенная зелеными лентами, а потом на свое отражение в зеркале. И нашел его вполне привлекательным. Светлые волосы были аккуратно убраны за уши и красиво уложены по плечам, на голове красовалась прозрачная корона, переливающаяся на свету (хрусталь и бриллианты, очень стильно и ново!), сам он был одет в белоснежный камзол — весьма элегантный, подчеркивающий все достоинства его высокой и могучей фигуры (нет, то самое не подчеркивающий, а так, слегка намекающий), а на плечи небрежно был наброшен плащ, весь расшитый серебряным и золотым шитьем и стразами, из которых собирались снежинки, причем рисунок каждой снежинки оказался неповторимым. Трандуил критически осмотрел себя несколько раз. Походил вокруг Альоши. Снял корону. Надел корону. И, когда, казалось, наконец-то остался доволен, в дверь постучали. Гор махнул рукой, впуская гостей, и на пороге оказался Захаррр, а вот за его спиной, маячил кто-то высокий, рыжий и весьма привлекательный. Трандуил хищно сощурился, чувствуя, что там, за Захаррром, скрывается девушка, но сделать ничего не успел. А все потому что Гортхаур поставил ему подножку и, прежде чем Трандуил полетел носом в харадский ковер наилучшего плетения, поймал друга за плечи и предостерегающе прошипел в самое ухо: «Вот это рыжее сокровище приготовлено, увы, не для тебя, поэтому осторожнее…» Трандуил сделал обиженное лицо, но в голубых глазах искрилось любопытство. Он, отодвинувшись от Гора, внимательным взглядом окинул Эовин, которая уже успела выйти на середину комнаты (и которую читатель узнал — кто еще рыжий может шляться невозбранно по страшной черной цитадели?). Она стояла, растерянная, переводя взгляд с Гортхаура на Трандуила. Король эльфов оглядел ее всю — от черных сапожек до красиво облегающих бедра черных штанов и короткой куртки с нашивкой ММ и патчем-сигной Ангмарца на плече, затем вынес вердикт прямо в нулевое поле: «Вот чтобы ты ни говорил, но старшенького ты любишь больше, чем остальных. Ты только посмотри, какую женщину ты ему выбрал!» «Видел уже, во всех видах. И кстати девушку, — веселясь, уточнил Гор тоже в нулевом поле, — к тому же истинную принцессу. Ту самую, Роханскую…» Трандуил перевел на него уважительный взгляд и даже головой покивал, всем видом показывая, что выбор одобряет. «Такую и от пауков можно было спасти, — мысленно сообщил он и, чуть подумав, со смешком добавил, — дважды. В общем, считай, что Айген заочно прощен. Но за то, что он распускал про меня слухи, а ты покрывал его, принцессу будем представлять через мой двор, причем я буду делать это лично!» «В феврале», — коротко ответил в нулевом поле Гор, а вслух обратился уже ко всем: — Итак, мы в сборе и можем начать наш праздничный обход! Вместо Дедушки у нас в этом году будет Дядюшка Мороз — Трандуил, король эльфов, кстати знакомься, Эовин. Самый красивый, между прочим, эльф Средиземья, после того как Фин-как-его-там у Мелькора в гостях случайно помер. Так, я отвлекся… Помощником Дядюшки Мороза будет Альоша, ну а роль прекрасной внучки, то есть (Гор правильно считал гневный взгляд Трандуила) в нашем случае племянницы, досталась тебе, принцессе Роханской. Гор сделал изящный поклон, и его огненные волосы почти коснулись пола, устланного ковром. Эовин подумала, что все это очень и очень странно — начиная от покоев на этаже Гора, которые теперь были все с открытыми дверями и выглядели как настоящий дворец какого-нибудь эльфа и заканчивая ее ранней побудкой, когда Захаррр заставил писать Айгену письмо, что они увидятся только вечером на праздничном ужине, а ее забирает в личное пользование Гор. Вообще-то новая роскошь Эовин не поразила. Вместо привычных ее глазу темных красок, аскетизма и простора все было завалено/заставлено/украшено великолепными вещами, от которых голова начинала болеть. Эльфийский король ее тоже не поразил в самое сердечко. Разве что рост как у Айгена и волосы очень светлые, как у Айгена, заработали ему пару плюсов. Но куда ему до Айгена! Больше ее заинтересовал огромный говорящий лось, который сделал вежливый поклон и поздоровался. Но на этом неожиданности не закончились. Буквально мгновение назад она была одета в форму крепости, но вдруг все поплыло, пространство вокруг нее на миг словно сморщилось, и она уже «переоделась» в бело-голубое платье в пол, а на голове у нее теперь красовалась странная полукруглая корона из цельного куска серебра, еще и снежинками вся украшенная. Прямо как камзол Дядюшки Трандуила (в этом месте Эовин хихикнула, Гор ухмыльнулся, а Трандуил сделал вид, что не услышал). Эовин посмотрела на себя в зеркало, покрутилась немного от чего корона тут же попыталась съехать на глаза. Но Гор взмахнул рукой, и корона вернулась на место и даже, вроде как, стала сидеть плотнее, не грозясь больше свалиться. — Чего ждем? — нетерпеливо спроси Гор и, прихватив огромный синий мешок (тоже украшенный стразами, собиравшимися в снежинки, причем секунду назад его тут не было), первым вышел за дверь. Трандуил галантным жестом пропустил Эовин вперед (нет, он не собирался смотреть на ее стати, он просто вежливый), сам вышел следом. Замыкал их маленькое шествие Альоша, потряхивая рогами, украшенными лентами, и даже напевая веселую песенку (что-то такое: «И уносят ее, уносят ее в звенящую снежную даль два белых лося, эх, два белых лося, и я, черный как, блин, рояль!») Гор вывел их на улицу и, с явным наслаждением вдохнув морозный воздух, (парадоксальный тип этот дух огня, да, дорогой читатель?), осмотрелся. — Нам туда, — заявил он и махнул в сторону Седых гор, где у самого подножья видно было замерзшее озеро и одиноко растущую елку, сейчас празднично украшенную. Эовин молча пожала плечами. Она уже привыкла к выходкам Гора и понимала, что раз он не счел нужным сообщить что-то заранее, велев просто явиться к назначенному времени в его покои, придется импровизировать. А вот заботу в виде термобелья оценила. Сегодня и вправду было очень холодно. Изо рта поднимался пар, но она была в теплом белье, на ногах под шикарным (и непродуваемым) платьем красовались удобные теплые сапоги, на руки она натянула варежки, оказавшиеся в карманах, а корона, которую Гор в нулевом поле обозвал смешным «куриным» словом «ко-кош-ник», странным образом не слетала больше с головы, к тому же грела. Гор повел их маленький отряд к озеру, где прямо по льду носились дети, мужчины, женщины и даже несколько пожилых пар. К обуви у всех были привязаны крохотные «сабли», и люди, ловко перебирая ногами, кружили по льду. «Коньки. А озеро превратилось в огромный каток. — мысленно сообщил Гор Эовин, — «Айгена потом попроси научить, думаю, он будет в восторге. Он у нас первый по зимним видам спорта. И про снежные доски с лыжами еще напомни. И пусть сани сделает. Так, я отвлекся…» — Э-ге-гей! — зычно возопил Гор, и голос камнепадом прошелся на несколько километров вокруг, хорошо, что не устроил сход лавины. Но его все точно услышали, остановились, и стали подходить ближе. «А теперь, — обратился в нулевом поле Гор к Трандуилу, — ты можешь развлечься и отомстить за все детские праздники разом, причем за это тебе даже спасибо скажут. В общем, расклад такой: подарок получает тот, кто споет тебе песню или расскажет стих, и пусть никто не уйдет неосчастливленным!» Гор хлопнул в ладоши, и перед ним, прямо напротив украшенной елки, появился постамент, обитый красным бархатом. — Ну? — спросил он хитро оглядывая толпу. — Кто первый будет выступать и покажет Дядюшке Морозу и его племяннице то, что учил круглый год? Тот получит подарок! Толпа загудела, зашумела, вперед, конечно, вырвались дети, которые наперебой стали рассказывать стихи и петь. Трандуил сверкнул глазами, потому что проникся ролью и уже почувствовал себя в ней как в родной стихии. Он повелительно взмахнул рукой, и все смолкли, с интересом уставившись на него. Трандуил жестом подозвал Альошу, который стал от него слева, и за рукав подтянул ближе к себе Эовин (а мог бы и не за рукав, но, напомним, король эльфов был вежливый), так что она оказалась справа. Затем окинул всех царственным взглядом и объявил: — А кто тут у нас вел себя хорошо весь год? И не стоит мне врать, я все-е-е вижу! Дети притихли, а Эовин наклонилась, пряча улыбку. Не родилось еще ребенка, который вел себя хорошо весь год, а если родилось, то это наверняка Мелькор и грядет конец света! — Так-так, лес рук, — Трандуил еще раз окинул всех суровым взглядом, правда, уголки его красивых губ дрожали, он едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться (Гор точно так же давился смехом поодаль) — с таким видом дети смотрели на Дядюшку Мороза, страшась, что он знает ВСЮ правду, и в то же время с интересом ожидая чуда. И Трандуил не обманул ожиданий. Он прошептал что-то на ухо Альоше, и тот затряс головой, звеня колокольчиками на ветвистых рогах, а затем и на вестроне произнес: — Кто расскажет самый длинный стих или споет песню, ни разу не сфальшивив, — покатаю! Удивленный вздох пронесся по толпе. Жители Мордора ко многому были привычны, но вид Настоящего Говорящего Лося привел всех в неописуемый восторг. И вот тут действительно началось праздничное представление: еще никогда ни взрослые, ни дети так не старались, желая только одного — пусть и не прокатиться, но хотя бы погладить. Ну а Трандуил и вовсе купался в народной любви и блистал, то строго сводя прямые темные брови, то растягивая губы в широкой улыбке, когда какая-нибудь особенно симпатичная девица (или эльфийка) из служащих Минас Моргул замирала, глядя ему в глаза, а щеки ее окрашивались румянцем, и вовсе не от мороза, а от восхищения, конечно же, Дядюшкой Морозом. Эовин тоже получила свою порцию восхищения. В какой-то момент, не иначе как вспомнив собственное детство, она лихо заломила кокошник на затылок, пронзительно свистнула (похоже, Кхамул научил), собрала толпу и, загорланив очередную сагу Гудбранда (старательно избегая при этом некоторых слов или вовсе их заменяя), стала водить хоровод вокруг елки: Раз морозною зимой Вдоль опушки лесной Шёл назгул к себе домой В тёплой шубе меховой… Пела она, и все остальные, даже и взрослые, подхватывали песню и вклинивались в хоровод, но, в отличие от детей, путаясь в словах и заплетаясь ногами (потому что старшим Альоша и Дядюшка Мороз, не скупясь разливали глинтвейн и чай с ромом на Сауроновке, потребовав у своего «скромного помощника Гора» что-то для согрева). Шёл он, шёл в Минас Моргул Он зевал, чуть не уснул, И, шагая по дороге, Эльфу наступил на х… на ноги… В этом моменте Трандуил немного нахмурился, вполне считав замененное слово, но, заметив, что остальные, включая эльфов (присутствию которых он, кстати, сильно удивился), продолжали петь, вновь заулыбался. Хоровод же продолжал свою песню, которая широкой рекой лилась в воздухе, наполненном искрящимся на солнце снежинками и запахами специй, яблок и вина: Поднял эльф тут сильный крик Зашумел тёмный лес. И назгул с испугу вмиг, В нору к Балрогу залез! «А, так вот оно что, — подумал про себя Трандуил. — Тут, значит и назгулам досталось, понятно». И услышал в голове призрачный смешок Гортхаура: «А ты думал, в Мордоре так сильно ненавидят эльфов, что только им достается? Нет уж, — хохотнул Гортхаур, — у нас все по справедливости: достанется всем!» Хоровод же шел на очередной круг. Толпа, подскакивая и кружась, и не забывая при этом периодически прикладываться — кто к горячему чаю (с разными вкусовыми добавками по возрасту), кто к стаканам с глинтвейном — и заедая все это пряниками, напевала: Ну а там Балрог весёлый Думал это Пи… Пендальф голый И расстроено сказал: «Не тебя я в гости ждал!» Распевая очередной куплет, уже и Трандуил, и Альоша, и даже Гор не скрывали своего веселья, а Трандуил так и вовсе потребовал, чтобы куплет про Пендальфа исполнили несколько раз, так ему понравилось. На третьем разе Эовин не выдержала и, хохоча, запела дальше, ну а остальные подтянулись: С той поры назгул решил, Что ночами нужно спать, По оврагам не гулять, На х… на ноги не наступать. Он в Моргуле безмятежно Ночью спит покуда снежно, И доволен очень-очень, Что доспех назгульский прочен! Песня закончилась, и Гор, взмахнув рукой, крикнул: — А теперь нам пора дальше! Чтобы у нас те самые назгулы, о которых вы все так весело сейчас пели, без подарков не остались! По толпе пробежал общий огорченный вздох, кто-то крикнул: «У назгулов есть Генерал Мороз (видимо, намекая на Айгена), вот пусть он им подарки дарит!» — Да! — вопль был подхвачен звонкими детскими голосами. — Оставьте нам этого Дядюшку! Подхватили и девицы: — Дядюшка сегодняшний когда улыбается, нам не так страшно, а от улыбки Генерала Мороза натурально мороз по коже! — И хорошо! — проворчала тихонько Эовин, которой, с одной стороны, было за Айгена слегка обидно, а с другой, страшно радовало отсутствие конкуренции, чтоб Король Льда был только ее. — Оставайся с нами, будешь нашим королем! Можно даже до следующего Нового года! — вовсю веселились уже девушки, эльфийки и даже одна троллиха, повергнув Трандуила в некоторое замешательство. — Довольно! — Смеясь пресек перепалку Гор. — Давайте-ка лучше проводим Дядюшку Мороза и Снегурочку весело и с огоньком! — Он хитро усмехнулся, и все замерли, потому что… Потому что пока наши друзья скакали вокруг елки, прошло уже достаточно много времени, а зимой темнело рано, и вот на Мордор уже опустились сумерки. И над этой наступившей тишиной, согретой атмосферой праздника, теплыми объятиями, изредка разрываемой добрыми пожеланиями и звонким смехом, вдруг расцвело настоящее северное сияние. Все ахнули — небо над Мордором вспыхнуло бледно зеленым, затем окрасилось желтым, синим, фиолетовым, красным. Раздались раскаты грома, и все вновь позеленело, сливаясь уже с привычным зеленым же туманом, исходящим ото рва Минас Моргула, в котором, как мы помним, текла незамерзающая фосфоресцирующая жидкость. На небе распустились красивые красные взрывы-цветы, сначала два, потом еще, и вот их уже был десяток! Люди радовались, Трандуил и Альоша недоуменно переглянулись и посмотрели на хитрую морду Гора, и только Телимат, отвечавший за ПВО, и Гудбранд, дежуривший именно сегодня, знали, что произошло на самом деле. Пендальф и, конечно же, мерзкие-премерзкие Валар прекрасно знали, что Новый год празднуют в Мордоре ежегодно, что огромные толпы местных жителей и цитадельных служащих, включая детей, животных и стариков, проживающих на территории, высыпают на улицы. И каждый год Валар предпринимали (всегда безуспешную) попытку все это население стереть с лица Средиземья. Нынешний вечер не стал исключением. Вот только зря. Чтобы не пугать общественность, назгулы уже давно придумали способ превратить массовую новогоднюю Валинорскую атаку на Мордор в праздничный салют. Но в этот раз они приготовили нечто особенное. Длинные зеленые столбы, уходившие высоко в небо и вспыхнувшие ровно в момент, когда орлы Манвэ в очередной раз пытались устроить бомбардировку, ослепили вражеские спутники. Новейшая разработка — огни имени Кириона, доработанная Телиматом и «неразлучниками», не просто сработала и вывела из строя все вражеские спутники, но и для полного счастья получилось неплохое представление. И Гортхаур был горд своими детьми. О чем тут же сообщил в нулевом поле Трандуилу и коротко ответил «Да» на его осторожный вопрос «Безопасно ли это». Он щелкнул черными когтями, и Эовин в тот же момент оказалась верхом на Альоше, а сам Гор, пользуясь тем, что все смотрят на небо, подхватил Трандуила под локоть и тихо, не привлекая внимания общественности, направил свою маленькую процессию в Минас Моргул. На часах было без четверти пять. Наступало время праздника для назгулов, которые уже собирались в главной зале — украшенной гирдяндами, лентами, венками и огромной елкой, что стояла в центре. В холле Минас Моргул наши друзья распрощались ненадолго — надо было переодеться без всякого там волшебства, хотя Гортхаур и настаивал, чтобы они не теряли время. Но король Темнолесья уперся и отказывался идти на праздник, как он выразился «не в приличествующем его положению виде», и на недоуменные уточняющие расспросы Гора только загадочно улыбался. Эовин тоже требовалась десятиминутная пауза (потому что, в отличие от некоторых, ее смертное тело после такого количества безалкогольного чая требовало немедленного уединения). Гор насторожился и тут же принялся сканировать нулевое поле на предмет неучтенных гостей, черных лосей или непредвиденных событий, но ничего особенного не нашел и немного успокоился. Часы пробили семь и в главной зале крепости, с которой читатель уже знаком, ведь именно в ней Эовин посвящала Айгена в рыцари (и вовсе не печального образа, а имени прекрасной дамы, то есть себя), началось настоящее торжество. Тысячи восковых свечей зажглись высоко под потолком, на стенах запылали факелы, витые подсвечники сами разбежались по столам, на елке загорелись гирлянды, а в огромном очаге взревел огонь. Огромный стол в центре залы ломился от угощения. Нарядные орки и уруки, расторопно, но при этом с важными лицами, сновали по кругу, принося или, наоборот, унося что-то, а Захаррр в белом парике и белоснежном жабо из тончайшего кружева, которые смотрелись на нем как на корове седло, но выглядели атмосферно, регулярно выходил в центр и объявлял гостей, когда кто-то из назгулов появлялся в проеме двери. Айген, как самый пунктуальный, пришел первым, Гудбранд, как дежурный, последним. Форма одежды у всех была парадная, но цвет черный. Когда-то это было требование Гора — он любил единообразное разнообразие, ведь ничто не подчеркивает различия лучше, чем одинаковая форма. Но с течением лет все получили послабления, и хотя Айген явился в черном с серебром, как и в предыдущие годы, другие назгулы были не столь категоричны. Например, Кхамул отказался от куртки и щеголял черной жилеткой с народными мотивами в вышивке, а также алой шелковой рубашкой, Кирион соблюл все требования к форме, по повязал на голову пиратский зеленый платок с золотыми черепами, Настадрен решил всех удивить безразмерными шелковыми шароварами (черными) и шитыми золотом туфлями с остроконечными носами (зелеными), Феридир позволил себе умбарский шейный платок из парчи (их носили самые уважаемые люди, а еще так называли казнь, когда горло перерезали от уха до уха), Гудбранд ниже пояса был в форме цитадели, а выше — голый, опутанный черными ремнями с позолоченными пряжками. Еще у него были красивая гривна-ошейник из чистого золота и позолоченные наручи с тонким узором. Вардамир старательно скопировал прошлогодний наряд Айгена (разница была в вышивке, количестве посереберенных кистей и еще какой-то хрени, на которую обращают внимание только эльфы или самые преданные фанаты), Минардил щеголял синей шелковой рубашкой с кружевами (и уже успел дважды отлепить от спины табличку «ЛОХ», ну а Телимат явился в серебряном камзоле с изящной вышивкой серебром и бисером, что очень шло к его светлым волосам. И вот, наконец пришла очередь Эовин. Все застыли, ожидая, что Гор непременно устроит какое-нибудь особенное представление, например, позволит появиться в Минас Моргул ЖЕНЩИНЕ. Ведь Эовин, даже после того как все открылось, по-прежнему ходила в мужских костюмах. Но чуда не произошло. Захаррр объявил ее выход как обычно: «Эдвин Безродный», и на пороге появилась Эовин, с огненными волосами, собранными в низкий хвост и затянутая в черную строгую форму. Кто разочаровался, тот не признался, да и Ангмарец был в привычном восторге («домашний» вариант формы для «Эдвина» сидел слишком хорошо и ладно облегал длинные ноги его возлюбленной, а также все прочие прелести). Трандуил с Альошей заинтересовали назгулов меньше — про гостей все знали от Кхамула, а что король лесных эльфов своим сиянием будет затмевать даже новогоднюю елку, и так было всем понятно. Но не спешите разочаровываться, друзья, ведь самое интересное всегда происходит ближе к ночи… Итак, все были в сборе, и пришло время играть в Новогоднего Олифанта. В Средиземье эта игра известна под названием «Тайный Святой Манвэ». Уж не знаем, какие там подарки его орлы приносили другим, но в Мордор они залетали исключительно для массированных бомбардировок. Так себе подарочки, если честно, поэтому мордорцы использовали собственное название игры, где подарок символизировал покупку Олифанта — очень круто, очень хочется, но крайне большая и бесполезная в хозяйстве штука, которую сам себе точно не купишь. Первым подарок дарил Владыка Гортхаур, и это тоже было своего рода традицией — Новогодний Олифант всегда начинался именно с Владыки. В наступившей уважительной тишине он вышел в центр залы и, улыбаясь лишь уголками губ, оглядел всех назгулов, ни на ком не остановившись. И только когда заметил, что Телимат от волнения близок к тому, чтобы завалиться под стол в обмороке, наконец объявил: — Игру в Новогоднего Олифанта объявляю открытой, и первый подарок… Назгулы, кто сидел, заерзали на своих стульях. Те, кто стояли, от волнения переминались с ноги на ногу. У них тоже была традиция (Единый, сколько же этих традиций уже набралось и все это в один только день!) — кто первый получал из рук Отца подарок, тот считался счастливчиком, потому что весь год находился под его личной негласной охраной, и многое ему сходило с рук. Поэтому каждый год, когда из котла тянули бумажки с именами «крестников», все (даже самые старшие и, казалось бы, самые уверенные в себе Феридир и Настадрен) втайне молились Единому, чтобы именно его имя вытащил Гортхаур. По правилам, нельзя было говорить, кто достался кому «крестником», и вычислить счастливчика пока не удавалось никому. Это была Новогодняя олифантовая тайна, которая открывалась лично Гором, когда он объявлял имя получателя подарка. –… И первый подарок отправляется к… В этот раз даже Айген хотел получить подарок из рук Отца. Он надеялся, что Гортхаур поможет ему убедить Эовин стать его женой (ха-ха, не ожидали?). Да, наш славный рыцарь был ужасно старомоден даже в своих тайных желаниях, ему мало было пресловутого уестествления. Он был романтик, безнадежный, наивный и, несмотря на свой внушительный возраст, в душе оставался пылким сентиментальным юношей, который верил в вечную любовь. Поэтому Айген всем своим истерзанным сердцем желал получить Эовин навсегда, буквально навечно. И, как настоящий скромный рыцарь, не был уверен в своих силах и жаждал помощи Гортхаура. Вардамир тоже хотел стать счастливчиком. Его встреча с Энтом (и маленькой Айвэ) в лесу Фангорн имела неожиданные последствия. Он был уверен, что все сделал правильно, когда ввел Айвэ в транс, чтобы она забыла все, что случилось в лесу и что Вардамир ей растрепал. Вот только что-то пошло не так, и Айвэ восприняла его неосторожные слова «ничего не видеть» буквально. Маленькая эльфийка лишилась зрения. Вардамир, узнавший о ее «слепоте» случайно, хранил эту тайну, но она лежала тяжелым грузом на его душе. Он не смог найти в себе силы рассказать это даже Минардилу, от которого у него вообще (вот совсем и никогда до этого времени) не было никаких секретов (ибо бесполезно, все равно все найдет и узнает, проще сказать самому и только то, что считаешь нужным). Но в этот раз он так был поражен содеянным, что молчал. Ну а подарок хотел получить, чтобы безнаказанно рассказать все Гортхауру и просить у него помощи и исправить, что натворил. Еще одним назгулом, который с замиранием сердца ожидал объявления «победителя», был Кирион. И причина тоже была веской — он хотел в одиночное кругосветное путешествие. Бесконечные командировки измотали короля-пирата, он хотел побыть наедине сам с собой. Когда мысли выстраиваются в ровную цепочку, тело работает на пределе возможностей, а сам ты рассчитываешь только на себя и ни на кого больше, потому что вокруг нет никого — только бескрайнее море и ты. Просто так о таком «отпуске» не попросить… Но судьба в лице Гортхаура распорядилась по-своему и подарок достался… — Телимат, подойди, пожалуйста, чтобы забрать свой подарок! — объявил Гортхаур, и Телимат, который из последних сил цеплялся сознанием за реальность, отмер, моргнул пару раз удивленно, не веря, что именно его имя произнес Владыка, и пошел забирать свой приз, только после того как его подтолкнул хмурый Вардамир (лицо которого изменилось на мгновение, но Готхаур все видел и сразу понял, что у одного из его младших детей ой как неспокойно на душе, там как минимум стая анунахов поселилась и ни в чем себя не ограничивала) — Это так… так неожиданно, — Телимат поднял удивленные глаза на Отца, — я совсем не ждал, правда, — словно извиняясь сказал он и посмотрел на остальных назгулов виноватым взглядом. — От подарков судьбы не отказываются, — строго сказал Гортхаур. А про себя подумал, что, похоже, не случайно Единый подсунул ему под руку имя младшего сына, и именно ему в следующем году будет нужна защита самого Гортхаура. В отличие от своих детей Владыка не думал, что тот, кому достается его подарок, счастливчик — скорее наоборот. Он тоже заметил странную закономерность, что получивший подарок из его рук, весь год нуждался в особом внимании, потому что с ним происходили странные, порой необъяснимые вещи. Вот взять, к примеру, Кхамула. В тот памятный год, когда Гор подарил ему коня, Король Рун умудрился привлечь внимание Галадриэли. И началось. Или Айген, он в прошлом году уже получил подарок от Гора и где старший теперь? Правильно. Пал от руки немужа. Да и подарок свой — кольчугу из мифрила — старший попросил тайно переделать под размеры Эовин. Годом ранее до Айгена «крестником» был Феридир, и его еле удалось спасти из лап разъяренных гномов-рэкетиров, которые подстроили ему ловушку и едва не лишили жизни. Гортхаур вздохнул про себя и протянул Телимату коробочку: — Видимо, Единый решил, что пригодится именно тебе, — задумчиво произнес. Телимат трясущимися от волнения руками принял ее, хотел поклониться, но Гортхаур просто обнял его, как отец обнимает попавшего в беду ребенка, и раскрасневшийся Телимат, смущенный и озадаченный одновременно, замер в его объятиях. — Посмотришь, когда другие не будут видеть, и никому не говори, что там, пусть будет твоей тайной, — прошипел ему в ухо Гортхаур и ослабил хватку. — Ну, теперь очередь Телимата дарить подарки, — весело велел он, но в глазах не было даже десятой части этой показной веселости. Телимат отмер, спрятал ехидную улыбку, откашлялся и объявил: — Подходи скорее, дорогой братец Минардил, у меня для тебя подарочек! Минардил встал рядом, хлопнул его по плечу, вроде как по-братски, а сам прошипел, но так, чтобы только Телимат услышал: — Я все знаю про резиновую троллиху! Но это не будет считаться подарком, так и знай, это против правил! Подарок должен быть настоящим! Но Телимат не слушал его, просто вывернулся из-под руки и пошел за елку, откуда притащил огромный деревянный ящик, по размеру как раз, чтобы спрятать туда целую троллиху. Лицо Минардила дрогнуло. Слухи про резиновую троллиху ходили среди назгулов уже больше месяца, и каждый из братьев считал своим долгом поддеть Минардила. Минардил скрипел зубами, бесился, отшучивался, но все было бестолку — парни как с цепи сорвались и всякий раз, как видели его, обязательно вспоминали про троллиху. А все после того случая, когда Минардил провалился в волчью яму в Темнолесье, и его действительно нашла настоящая троллиха. И так он ей понравился (о чем Минардил старался не вспоминать, но братья ему всячески в этом мешали), что она обещала помочь ему за маленькую услугу — проведенную с ней ночь любви. Минардил был в отчаянии, умирать совсем не хотелось, сам выбраться он не мог, но и перспектива ночи с троллихой его пугала не меньше смерти! Айген и Эовин нашли его и спасли от позорной смерти (хоть от тяжести любви троллихи, хоть от голодной смерти в волчьей яме — выбор, согласитесь, был небогат), но осадок остался. Телимат подтолкнул ящик к Минардилу и радостно вопросил: — И чего же ты, братец, медлишь? И Минардил под громкий хохот и улюлюканье других назгулов обреченно вздохнул и открыл ящик. Но там вместо троллихи был каяк. Ярко-желтая двухместная лодка из прочного пластика. И пока Минардил ошарашено стоял, то открывая, то закрывая рот, Телимат вновь ушел куда-то за елку и вернулся с веслом. Протянул его Минардилу и, улыбаясь в этот раз не ехидно, а по настоящему, поздравил: — С Новым годом, брат! Знаю, вы с Вардамиром больше по городскому туризму и очень любите глазеть на шпили, но иногда и на природу выбраться можно. Вот тебе повод — опробовать лодку. Минардил подавился смешком и под дружный ор назгулов, перемежаемый шутливыми советами как правильно надо ходить в поход, чтобы не попасться в лапы троллихе, стукнул Телимата по плечу так, что тот едва на ногах удержался. — С Новым годом! — поздравил его Телимат, — и пусть Новый год будет лучше, чем прошлый! Минардил дарил подарок следующим. Он дождался, когда Телимат займет свое место, подошел к ёлке, огляделся вокруг и даже походил, словно примеряясь, громко хлопнул в ладоши, привлекая внимания, а потом… подул! Вот взял и подул. И половина свечей в зале сразу же погасла. Но и этого ему показалось мало, он подул еще раз, уже сильнее, и в зале не осталось ни одной зажженной свечи. Все погрузилось в полумрак, единственным освещением остались факелы на стенах. Минардил довольно хмыкнул и в наступившей тишине торжественно объявил: — Дорогой старший брат Кхамул, в этот Новый год, который для нас всех стал особенным, а для некоторых, — Минардил скосился на Айгена, а потом, уже не особо скрываясь, посмотрел на Кхамула, — уходящий год стал, не побоюсь этого слова, судьбоносным! И в честь этого я хотел бы преподнести тебе твоего э-э-э, — запнулся он подбирая слова, — точно не олифанта, тут другое… Минардил все никак не мог сосредоточиться и придумать определение, а в зал в это время орки вкатили огромный торт, по виду напоминающий замок: с башенками, на которых развивались настоящие стяги, с балконами и витыми колоннами, даже плющ на стене имелся. Минардил, наконец, подобрал слова и произнес: — Этот подарок с сюрпризом. Можно сказать, подарок в подарке. И прежде чем ты его, э-э-э, откроешь, я должен сказать, что без Дядюшки Мороза не обошлось! Поверь, если бы не он, сюрприз бы точно не случился! Кхамул, питавший определенную неприязнь к Трандуилу, был очень удивлен и даже немного растроган. Дело в том, что любовь всей жизни могучего-змея-Кхамула — прекрасная Княгиня Лориэнская — когда-то очень давно, эдак, пару-тройку тысячелетий назад, после памятной битвы при Дагорладе, как-то по новому взглянула на Трандуила, и у них случился роман. Очень короткий, но бурный, в результате которого оба пришли к единогласному решению, что совместное времяпровождение, каким бы ярким и впечатляющим оно ни было, не стоит того, чтобы кто-то из них пал натуральной жертвой этого самого романа. Поэтому они, как ни банально это звучало, действительно остались друзьями. С другими женщинами Трандуил так не смог, предпочитая своих бывших любовниц высылать хотя бы на время, но Галадриэль была не просто умна, она была расчетлива и по-женски коварна, чем вызвала у Трандуила неподдельное восхищение. В общем, они смогли ужиться в одном лесу даже после расставания и сохранить странную «дружбу» на протяжении стольких веков. Конечно, это очень мучало Кхамула. Он, как и положено представителю (напомним, единственному!) древнего народа Рун, был не просто гордым, а натурально ревнивым собственником, который сразу же и напрочь лишался чувства юмора, становясь авторитарным тираном, стоило только зайти речам о мужчине в радиусе километра рядом с его драгоценной Галой. Тем удивительнее было ему услышать, что подарок помог сделать его молчаливый неприятель, не упускавший возможности сплясать на его самолюбии и каждый раз флиртовавший с Галадриэль, вот просто при любой возможности, нарочито и обязательно так, чтобы Кхамул узнал об этом первым. Поэтому прямо сейчас Кхамул очень искренне удивлялся и транслировал в нулевое поле вопросы и к братьям, и даже к отцу — Гору, который вроде как был другом Трандуила и, возможно, знал чуть больше, чем остальные. Но нулевое поле было глухо, поэтому Кхамул в затянувшейся тишине осторожно, можно сказать, замирая, подкрался к торту, зажмурился и несмело (как если бы это был заминированный объект и его, Кхамула, жизнь висела на волоске), прикоснулся к торту. Заиграла национальная музыка народа Рун (брачный танец, мотивом подозрительно напоминающий читателям нетленку Джо Кокера «You Can Leave Your Hat On»), вспыхнули прожекторы, направленные на торт, и Кхамул, едва ли не хватаясь за сердце, отпрыгнул и натурально обалдел, уронив челюсть на пол. Потому что торт оказался муляжом, скрывавшим передвижную платформу, сейчас закрепленную. И вот стенки муляжа упали, и перед ним в полупрозрачном дразнящем платье, но зато с наглухо закрытым лицом, на котором только сверкали ярко-голубые глаза, с убранными под тюрбан волосами, извивалась Галадриэль, протягивая к нему руки. Гор первый смог собраться и сформулировал связную мысль в нулевом поле: «Похоже, ваш сюрприз более чем удался. И давно готовились?» — спросил он, даже не рассчитывая на ответ. — Жаль, что торт ненастоящий, — вздохнула Эовин. — Настоящий тоже будет, — Гор решил расспросить Минардила потом, так как Трандуил хитро улыбался и играл бровями, перетягивая на себя внимание, но отказываясь признаваться. Еще бы, именно он «протащил» Галадриэль на запретную территорию. Никто, даже Кхамул, не догадались проверить его багаж. Возможно, потому что смотреть две телеги, груженные нарядами и драгоценностями короля, а также попонами Альошы, желания ни у кого не было. Кхамул наконец отлепился от Галы, вспомнив, что не стоит совсем уж явно лобызаться с женой (будущей! Калым за нее уже был выплачен Келеборну и бумаги подписаны, оставалось уговорить саму Галу, ничего пока не знавшую о сделке, которую провернули за ее спиной Кхамул с Феридиром). Да, целоваться с Галой среди кучи неженатых привлекательных мужиков было опасно. Она, конечно, не изменит, но нервы потреплет ему знатно, тем более что в её интересном положении ей постоянно нужны подтверждения, что она по-прежнему прекрасна. — А я дарю подарок Кириону, — объявил Кхамул, отвешивая другу поклон. Тот приложил в шутку ладонь к пустой голове, усмехаясь, типа честь отдал. В ответ Кхамул пронзительно свистнул, и коробка упала прям на голову Кириону — тот ее поймал исключительно за счет назгульей реакции. Коробка была вся в шаманских висюльках — костяных свистках, берестяных птицах и загадочных узлах. Но Кирион, всего полминутки повертев ее в руках, понял, за что потянуть, чтобы снять бечевку. Под упаковочной бумагой оказалась коробка, в которой лежали компас и подзорная труба. — Этот компас ведет тебя к твой мечте, — объявил Кхамул ревниво поглядывая на Галу (потому что она отказалась накинуть на свое прозрачное платье предложенный ей плащ и сверкала ногами! Очень красивым длинными стройными ногами!) под восторженные крики. И пояснил: — О чем мечтаешь, туда и приведет, так что поосторожнее, а то очутишься у Манве под кроватью. А в подзорную трубу видно иные миры в хорошую погоду. Отец помог с подарками, — Кхамул поклонился Гору, и далее последовал ритуал с братскими назгульскими объятиями. — Гудбранд, брат, у меня для тебя тоже подарок, — Кирион отошёл к «елочке», которая, если бы упала, могла бы прибить средних размеров дракона, и выволок из-под неё ящик. — Открывай! Гудбранд хлопнул Кириона по плечу и одной рукой поднял тяжеленную крышку. — Ого! — обрадованно вскрикнул. — Гитара в виде топора! И топор при этом настоящий! — Поражай всех своим оружием как в прямом, так и в переносном смысле! — Кирион, видя, что подарок понравился, совсем расслабился. И тут раздалось хихиканье глазастой Эовин, которая углядела с другой стороны гитары здоровенную картинку, которая изображала полуголую красотку — платиновую блондинку с сиськами, подозрительно похожую на Айгена. — Час назад этого не было! — возмутился Кирион. — Мы не при чем! — хором заявили Минардил и Вардамир, но им, конечно, никто не поверил. А зря — наклейку приладил Телимат, который знал, что на них подумают. — Вот сейчас и проверим! — заявил Гудбранд недобро ухмыляясь и потребовал, — Вардамир, иди-ка сюда, дело есть! Вардамир стоял у стены между Минардилом и Телиматом, и оба назгула, не сговариваясь, подтолкнули его вперед. Вардамир, охнув, сделал несколько шагов, пытаясь удержать равновесие, и оказался в самом центре залы, где его ждал Гудбранд. — Что, боишься? — рассмеялся он. Вардамир и правда робел. И от того, что Гудбранд был самый лихой из старших братьев и самый оторва — такой ничего не боится и ничего не стесняется и уж точно не будет считаться с чужим мнением или соблюдать приличия (например, как Айген), и на чужие традиции ему в целом наплевать (а вот Кхамулу нет!). В общем, вел он себя прямо как Вардамир или Минардил, только был старше и авторитетнее, вот и робел Вардамир, с некоторым ужасом ожидая подарка. В прошлый раз Гудбранд написал Кхамулу сагу. Ту самую, от которой камня на камня не осталось в северной башне несчастного Дол Гулдура, такой силы был гнев Галы после прослушивания саги о несуществующих похождениях короля Рун. А про Айгена как валькирию? Эту шутку вообще все знали и ее, между прочим, тоже придумал Гудбранд, и в народ она ушла с его легкой руки. — Ладно, не бойся, — ржал в голос Гудбранд, и остальные «старшие» назгулы хохотали вместе с ним, Гор с Трандуилом тоже смеялись, и даже Эовин. Вардамир насупился и сжал губы крепче. «Ничего, — думал он, — смейтесь-смейтесь, у меня для каждого из вас шутки тоже припасены, сочтемся!» Гудбранд же, игнорируя вопли своих товарищей и советы, какой должна быть сага о похождениях Вардамира, которые сыпались как из рога изобилия со всех сторон, похлопал себя по карманам брюк, словно искал что-то. В кармане звякнуло, он оскалился и сделал всем знак рукой, чтобы притихли. И в наступившей тишине произнес: — Все наслышаны о твоих огненных талантах, все знают, как ты победил целого энта, да еще и аватар самого Владыки Гортхаура научился делать и Борщевик научил. Но твое приключение… Гудбранд говорил дальше, кажется, даже пошутил что-то, потому что все засмеялись, но Вардамир не слышал. Стыд за содеянное поднимался внутри жгучей удушливой волной. Он старательно делал вид, что ему тоже смешно, и даже кивал головой вовремя, когда Гудбранд о чем-то его спрашивал, а потом опять все смеялись. Но думал он только о том, что одна маленькая эльфийская девочка по его вине никогда больше не увидит солнечного света. И когда Гудбранд протянул ему свой подарок — огниво, состоящее из кремня и кресала, выкованного Гудбрандом лично в форме ножа, острого и очень прочного, тогда принимая подарок, сам не зная почему, Вардамир сказал: — Принимаю дар с благодарностью и сделаю все, чтобы исправить то, что натворил… Его тихий голос порывом ветра пронесся по всей зале, все больше набирая силу, и в конце эхо ответило ему: «Исправь то, что натворил». Но никто, кроме Гортхаура, в общем шуме этого не услышал. Рукоять кресала удобно легла в ладонь, эта приятная тяжесть вернула Вардамира в действительность, и он, в этот раз по-настоящему улыбнувшись, нашел глазами Айгена, который, конечно же, сидел рядом с Эовин в дальнем конце стола, подальше от любопытных глаз, и позвал его: — Король-чародей Ангмара, твоя очередь получать подарок! Айген как раз в этот момент тайком любовался Эовин. Каждый раз она так искренне аплодировала, кричала что-то подбадривающее или подскакивала с места, что щеки ее раскраснелись, хвост расплелся и огненные локоны разметались по плечам. Глаза девушки сверкали драгоценными изумрудами, сквозь приоткрытые губы, алые оттого, что она периодически от волнения закусывала нижнюю губу, белым жемчугом сверкали зубы. «Удивительная. Неповторимая. Поразительная.», — восхищенно думал Айген, но его мысли прервали настойчивые вопли назгулов, хором оравших (уже несколько минут): — Айген! Айген! Он очнулся словно ото сна и уставился непонимающим взглядом на Гортхаура, который неодобрительно покачал головой (на самом деле он смеялся, но тщательно прятал улыбку, ведь вид у Айгена, пойманного с поличным, был весьма примечательным, просто представьте себе тающего ледяного короля. Согласитесь, зрелище незабываемое). Вардамир, увидев, что Айген, наконец-то очнулся, вновь позвал его за подарком. Айген, кинув печальный взгляд в сторону Эовин, извинился перед своей дамой, что вынужден отлучиться, и пошел к елке. — А мы думали, что так и не докричимся! — рассмеялся Вардамир, когда Айген поравнялся с ним и встал, неловко топчась на месте. Айгену нравился праздник, и он тоже был не прочь пошутить и от души поорать вместе со всеми, но прямо сейчас ему бы очень хотелось оказаться где-нибудь в укромном месте и желательно наедине с Эовин. «Терпение, Айген, прекрасная добродетель, — раздался в голове голос Гортхаура, — кто умеет ждать, получает всё. Тебе ли не знать… К тому же в этот раз и ждать-то особо тебе не придется…» Айген с благодарностью посмотрел на Гортхаура и поднял вверх руку, призывая резвившихся назгулов к порядку. Это не имело эффекта. Тогда он, совершено не напрягаясь, гаркнул так, что свет мигнул (и чуть не погас), а в окнах задрожали стекла: — Равняйсь! Смирно! И все назгулы (и Эовин) повскакивали со своих мест и вытянулись в струнку по его команде. Кто был с мечом даже салютовал. — Так лучше, — ухмыляясь, заявил Айген и, повернувшись к Вардамиру, сказал, — прошу, продолжай, я внимательно тебя слушаю. Вардамир тоже отмер и рассмеялся, его смех подхватили было остальные, но глаза Ангмарца блеснули синим огнем из-под сведенных светлых бровей, и все опять смолкли. Вардамир судорожно сглотнул застрявшие в горле слова, откашлялся и осторожно начал: — В этом году ты мой «крестник», но подарок делали мы все вместе, даже Отец поучаствовал и… — он замолчал на мгновение и быстро посмотрел на Эовин. Она покраснела и прошипела в тишине: «Предатель!» Но Вардамир ничуточки не смутился, просто достал из-за пазухи сверток, сложенную аккуратным квадратом тяжелую ткань, и протянул Айгену. Айген принял с благодарным поклоном, а когда понял, что держит в руках, белые брови привычно поползли вверх, а рот от удивления приоткрылся. Не веря своим глазам, он развернул ткань, и тогда уже все в удивлении ахнули, а Трандуил приподнялся со своего места и прошептал: — Истинное сокровище. И принцесса и то, чего касались ее золотые руки! Айген попросил Вардамира помочь, и они вместе развернули большой штандарт, который вышила для Айгена Эовин. Прикоснувшись к ткани, он словно воочию увидел как назгулы доставали редкие нити, как покупали ткань втихомолку, ярче же всего увидел, как Эовин ночи напролет и каждый день без устали и отдыха вышивала для него. Вот почему она иногда спала на ходу и похудела! Айген разглядел каждый вензель, каждую букву, каждый штрих, сделанный ее кропотливым трудом. Но больше всего труда было вложено в алого дракона, распростершего могучие крылья под буквой «А», над которой красовалась корона. И в зале вдруг появились дымные клубящиеся тучи, что запутались в люстрах, зацепились за верхушку елки, а потом пошел снег. Так Айген пытался выразить то, что чувствует. И все одобрительно завопили — снег символизировал настоящую новогоднюю ночь, время чудес! Однако Айген не мог позволить себе слишком долго поддаваться эмоциям, в конце концов, он был в крепости старшим, к тому же так вышло, что с полуночи начиналась его смена, и он, получается, был за старшего дважды. Словно и этого было мало, на него с неприкрытым удивлением смотрели три пары чужих глаз: Княгиня Лориэна, Король Темнолесья и один лось Альоша. Про взгляд (жаркий, красноречивый), которым его наградила Эовин, он старался не думать, иначе снегом бы не обошлось. Айген тряхнул головой, пытаясь освободиться от лишних эмоций, это помогло. Тогда, не теряя времени, он поклонился Галадриэль, учтиво и очень старомодно, и пригласил ее получать подарок. Кхамул хотел было выйти за ней следом, но Гудбранд, стоявший рядом, поймал его за рукав и головой покачал, мол, нет, друг, свой подарок каждый получает сам. Кхамул надулся сначала, но заметив, что Трандуил увлеченно беседует о чем-то с Гортхауром и даже не смотрит на Галадриэль, немного остыл. Основной противник был занят и это не могло не радовать короля Рун. Айген же сложился чуть ли не пополам, все же рост его было очень высок, гораздо выше, чем у большинства назгулов, и нырнул под елку, а когда распрямился, в руках держал плоскую нарядную коробочку в бело-голубой обертке, украшенную серебряными снежинками и красиво завязанную крест-накрест серебристой же лентой. — Что там? — удивилась Галадриэль. — Можно открыть? — и, едва дождавшись кивка, принялась убирать бумагу. А Гортхаур, глядя на своих «детей» подумал, что они действительно дети. Хоть и выглядят как взрослые мужики, в душе все равно остались мальчишками, причем, несмотря на звание назгулов, человеческими детьми, способными на озорство и выходки, присущие только этой расе, любимой Единым. «И я его понимаю, — усмехнулся про себя Гор, глядя, как Минардил переглядывается с Айгеном и Кхамулом и показывает им поднятые большие пальцы. — Только человеку присуще это странное чувство любви к ближнему». Гортхаур мимолетно посмотрел на счастливую Галу, которая наконец добралась до содержимого и стояла счастливая, лучезарно улыбаясь Кхамулу, а к груди прижимала мобиль для детской кроватки. Она развернула игрушку, рассматривая сама и демонстрируя подарок другим, и Гортхаур испытал чувство профессиональной (и отцовской!) гордости — игрушку точно делали все назгулы, кроме, видимо Кхамула, но и его значок на мобиле имелся. Изящно выполненный серебряный полумесяц, символзирующий короля Рун, покачивался рядом с золотым солнцем с лицом Галы, и Гортхаур с удовольствием про себя отметил, что это работа Телимата. Только этот мальчик мог так старательно выполнить столь сложный рисунок (потому что был самый последовательный!). Гортхаур пригляделся и увидел знакомые руны — обереги на счастье, от болезней и горя — это отметился Гудбранд. Филигранная ковка круговой основы– работа Айгена. Мешочек с душистыми травами точно собирал Настадрен, а вот еще один, с красивой вышивкой и наверняка с золотыми монетками, это уже Феридир. Кораблик из дерева с настоящим парусом из алого шелка точно был сделан руками Кириона, а дворцы и домики с башнями наверняка выковали «неразлучники». Довольная Галадриэль сделала глубокий поклон, прижимая руку с мобилем к груди, и даже вежливо кивнула Гортхауру, чего вообще никто не ждал, даже Трандуил. «Офигеть, — прокомментировал он в нулевом поле, — сейчас, похоже, опять в зале снег пойдет или сразу метеоритный дождь», — чем заставил Гортхаура откашляться, потому что тот еле удерживался, чтобы не рассмеяться в голос, но ради Кхамула практически вынудил себя подавиться смехом. Гала отнесла мобиль Кхамулу и, о чем-то с ним пошептавшись, к его великой радости наконец позволила накинуть ей на плечи плащ, затем вышла к ёлке, теперь был ее черед дарить подарки. — У меня тоже приготовлен подарок! — сказала Галадриэль и нащупала рукой потайной карман плаща, — А вот и он! Улыбаясь и поглядывая на Кхамула, она достала небольшой по размеру, но зато очень толстый сверток, упакованный в крафт-бумагу и перевязанный простой тонкой бечевкой. — Этот подарок весьма необычный, и кто-то другой, пожалуй, удивился бы такому выбору, — начала свою речь Галадриэль и глаза ее загадочно блестели. — Но если я что-то и поняла про назгулов, так это то, что назгул не просто звание, это, простите, состояние души такое. Она весело рассмеялась, и назгулы ответили ей стройным хоровым восторженным воплем. Но шуток ни за пятьдесят, ни уж тем более за триста в этот раз не случилось. Даже Минардил с Вардамиром за несколько веков (и один легкий стазис) уяснили, что шутить с Галадриэль себе дороже: опасно и крайне болезненно, поэтому смогли промолчать, только послали Кхамулу пару образов в нулевое поле (где имели смелость порекомендовать ему лучше курощать и низводить Галу). Но он так на них глянул из-под сведенных бровей, что парни немного побледнели и отошли от него подальше, так, на всякий случай, тем более, что Кирион в этот раз их шутку не поддержал, и они вообще остались без какой-либо защиты от старших братьев. Гала протянула сверток Настадрену, и назгул принял с вежливым поклоном. Однако сорвал обертку сразу, не особо церемонясь. — О! О-о-о! Ого! — воскликнул обычно сдержанный Настдарен, и тут даже Гортхаур отвлекся от разговора с Альошей, и они оба уставились на назгула-медика, который продолжал издавать нечленораздельные звуки, как будто внезапно разучился говорить нормально. — О-о-о-о, Владыка, о-о-о-ох, Единый! — все так же восхищенно восклицал он. — И десять Балрогов везде, куда только можно, Пендальфу и куда нельзя тоже! — витиевато выругался он (не иначе как от избытка чувств) — Да что там у тебя такое? — первым не выдержал Гудбранд и подошел поближе, пытаясь разглядеть, что это за рукописи, которыми размахивает Настадрен. Но в спокойного и всегда такого уравновешенного Настадрена, похоже, вселился Иблис и он не ответил на вопрос, а только продолжал приплясывать на месте и размахивать свитками. — Ну хоть ты, Кхамул, скажи, что вы там такое нашли и подарили! — крикнул кто-то из назгулов, кажется, Минардил. Кхамул пожал плечами. Минардил, забравшись на стул, чтобы лучше разглядеть, чем там размахивает Настадрен, громко предположил: — Я знаю! Это первый экземпляр Камасутры под редакцией Кхамула! Вот тут уже напряглась Гала, которая о тайных талантах Кхамула, может, и догадывалась, и с книжкой, конечно же, была знакома, но уж точно не ожидала, что редактором сего опуса является ее мужчина (тут надо отметить, что Минардил с Вардамиром послали Эовин подделку с кучей опечаток, но как их за это наказали, расскажем читателю как-нибудь в другой раз). Гор, почувствовав, что назревает скандал, и решив про себя, что Гале, так и быть, волноваться вредно, но еще вреднее портить такой чудесный вечер, быстро вернул разговор в мирное русло: просто пробежался острыми когтями по спинке кресла, царапая ее, — сопоставил варианты и сделал точный прогноз: — Это рукопись самого Настадрена, — громко сказал он, и его зычный голос, похожий на сошедшую лавину, заглушил все остальные звуки. Все назгулы притихли, а Галадриэль непроизвольно накрыла рукой живот и посмотрела на Кхамула, испуганным взглядом. Он тут же оказался рядом и приобнял ее, по-хозяйски накрыв ее руку своей сверху. — И пока Настадрен радуется утерянной рукописи, я расскажу вам одну историю, — глаза Гора хитро сощурились, а все в зале притихли, ожидая чего-то весьма интересного. — Настадрен был тогда молод и в пылу юности, на голом энтузиазме, собрал и систематизировал все болезни, которые были на тот момент известны, по алфавиту, для удобства. Однажды, когда Настадрен пришел в библиотеку, он забыл рукопись на столе. К столу подошел мудрейший из самых мудрых старцев и увидел оставленные бумаги. Из любопытства старец прочитал их и нашел там описание многих болезней, он читал и читал, и постепенно находил у себя все новые симптомы, столь похожие на все, что было описано в книге. И в какой-то момент мудрый старец забыл, зачем он вообще взял эти рукописи, и как его зовут, тоже забыл, это случилось примерно на середине рукописи, где как раз было описание лихорадки беременных. В общем, когда Настадрен вернулся за бумагами, мудрый старец уже готовился рожать… Прибежали стражники и, видя такое непотребство, отобрали бумаги, ну а про Настадрена донесли Эмиру. Эмир, конечно, очень смеялся, но вот книгу печатать запретил, а рукопись изъял, и с тех пор никто не знал, где она и что с ней случилось. Однако, похоже, что Тень_Востока не зря носит звание назгула ССО, и его шпионы и он сам, без сомнений, весьма профессиональны в своем деле… — Все так! — воскликнул Настадрен, к которому вернулся дар речи. — Дай я тебя расцелую! — сказал он и в порыве благодарности уже и вправду собрался целовать Галу, но Кхамул бесстрашно заслонил ее собой и принял братский поцелуй в лоб, потому что Настадрен был почти двух метров ростом, а Кхамул всего метр восемьдесят. Вот тут пошло совсем бодро, смеялись все — Гор смеялся так, что опять звенели окна и тряслись стены, Трандуил смеялся, утирая кружевным платком слезы, хрюкали и давились смехом, обнявшись, неразлучники и Телимат, Айген смеялся украдкой, остальные тоже ржали — кто басом (как Гудбранд и Феридир), а кто хихикая, как Гала или Эовин, Альоша звучно ревел — в общем все веселились. А когда веселье немного утихло, Настадрен, утирая слезы, выступившие на глазах, притащил из-под елки деревянную коробку, плотно заставленную прозрачными бутылками из толстого стекла, в которых плескалась разноцветная жидкость. — Ваше величество, король Темнолесья, и для вас приготовлен подарок! — пригласил он Трандуила. Трандиул подошел и с любопытством рассмотрел бутылки, вынимая их по очереди. Одну он даже хотел открыть, но Настадрен аккуратно (и уважительно, все-таки король был гостем Гортхаура) забрал ее и положил обратно, попутно объясняя, в какой бутылке что находится. — Эта настойка на ромашке и мяте, — Настадрен чуть приподнял пузатую бутыль со светло-зеленой жидкостью, — от головной боли, и чтобы сон был лучше. В этой, — он поднял бутыль темно-коричневой густой жидкости и взболтал так, что со дна поднялся осадок, — настойка на коре дуба, — очень, знаете ли, от давления помогает, понижает, — Трандуил уже хотел попробовать, но Настадрен предусмотрительно забрал ее и предупредил, — но помогает только в терапевтических дозах! Гудбранд на это крикнул: — Не вводи в заблуждение, ибо все на Сауроновке, принимаемое в малых количествах, полезно в любых дозах! Трандуил все активнее рассматривал бутыли, а Настадрен пояснял, пока не добрался до последней. Затем назгул вручил королю лесных эльфов всю коробку и сверху еще положил небольшую тетрадь с крупной надписью на черном наречии: «Самогоноварение и дистилляция в домашних условиях». — А вот рукопись с описанием болезней, мне, пожалуй, не пригодится! — решительно заявил Трандуил и попытался избавиться от бумаг. Настадрену пришлось вновь пояснять, что в бумагах скрыто самое интересное — то, как гнать Сауроновку, чтобы потом самому уже делать настойки. Транудил поставил ящик себе под ноги, внимательно выслушал и, наконец оценив щедрость дарителя (и его Владыки, конечно), в благодарность за подарок уважительно пожал руку Настадрену, обхватив двумя руками, как того требовал обычай Харондора. Он аккуратно отнес весело позвякивающий ящик на столик у стены и вышел в центр площадки, встав так, чтобы елка оказалась у него за спиной. Попросил Гортхаура в нулевом поле вернуть ему расписной наряд «Дядюшки Мороза», и когда тот исполнил его просьбу, принял величественный вид, затем Очень Торжественно произнёс: — Вначале хотел бы поблагодарить своего дорогого ДРУГА за представленную возможность, — Трандуил отвесил изящный поклон Гортхауру, и тот даже привстал со своего кресла в ответном, — для меня огромная честь разделить этот праздник со всеми вами. — Он оглядел всех присутствующих и, дождавшись, когда аплодисменты умолкнут, продолжил: — А теперь я намерен позвать Феридира и вручить ему его олифанта! Феридир вышел, улыбаясь, и совершенно не чувствуя подвоха, в отличие от Гортхаура, который неожиданно прервал неровный ритм, что отбивал пальцами по подлокотнику, и застыл в немом удивлении. «В Минас Моргул животным только один путь — на блюде», — строго предупредил он Трандуила в нулевом поле и даже посмотрел с не меньшей строгостью во взгляде, чтобы тот понял всю серьёзность его намерений. «Про женщин ты тоже самое говорил, — беспечно отмахнулся от него Трандуил, — тем не менее, замечу, Гала вот прямо сейчас обнимается с Кхамулом! И потом Эовин…» «Эовин — Эдвин безродный, — парировал Гор и нехорошо усмехнулся, сощурив глаза: — А Галу я сам разрешил пригласить, вот прямо как чувствовал…» «Зануда», — фыркнул Трандуил и повернулся к Феридиру, нарочито громко пробасив: — От всей души поздравляю счастливого владельца олифанта с удачным приобретением! Тем более, что каждый уважающий себя воровской наместник Харада обязательно должен иметь три вещи: сорок разбойников, гарем и зоопарк с олифантом! Назгулы от такой речи сначала привстали, потом присели, а потом все дружно посмотрели на Владыку, но тот сидел с бесстрастным лицом и, отгородившись от нулевого поля, выдерживал паузу. Феридир принял из рук Трандуила сертификат на удаленную покупку и медицинский паспорт на олифанта по имени Колокольчик (по-харадски «Билляль) и отрешенно покрутив его в руках, протянул задумчиво: — Так буквально Новогоднего Олифанта мне еще не доводилось получать… Гортхаур, глядя на опешившего Феридира, который уже было начал мысленно прикидывать, как транспортировать олифанта в Харад, и даже представил чудовищную битву дракона и олифанта, где оба падут смертью храбрых — первый не выдержав зубов и огня, а второй от отравления белком, не выдержал первым и рассмеялся — раскатисто, громко и совершенно беззаботно, отчего свет в зале мигнул (это свечи погасли, а факелы — через один), пол пошатнулся, а со стен посыпалась штукатурка. — Ну вы это, Владыка, поосторожнее, а то где я зимой возьму валинорскую штукатурку, — проворчал Феридир, лысая голова которого слегка порозовела от смущения. Но тут уж захохотали все, отчего с потолка и вовсе одна из люстр грохнулась, хорошо, что в дальнем конце зала, и смех снова пошел по кругу, но на этот раз Минас Моргул устоял. — Хорошая проверка подрядчиков на качество ремонта, подмигнул Гор. — Ну что, Феридир, кому ты сегодня крестный? Феридир вместо ответа подошел к сидящей за столом Эовин. — Ну иди сюда, Эдвин Безродный, — подмигнул. — Я знаю, — громким шепотом сказал Вардамир. — В подарке наверняка силиконовые накладки. Запасные. За что получил в нулевом поле легкий подзатыльник от Гора, а в реальности — совсем не легкий от Айгена, который сидел достаточно близко, чтоб дотянуться. Эовин цвела всеми оттенками алого: она не ожидала, что ей будет дарить именно Феридир, который ей напоминал антипод ее дядюшки — каким бы был Теоден, если б не запил с горя после смерти сестры. — Не бойся, назгул ребенка не обидит, — хмыкнул Феридир, неправильно истолковав ее смущение. Эовин подошла к нему под новый взрыв общего хохота и остановилась, сравнявшись по цвету с волосами. А Феридир взял ее за ладонь и вложил туда крошечный мешочек из черного бархата с серебряными тесемками, в который разве что кольцо бы влезло, да и то не очень крупное. Но не будет же Феридир дарить ей кольцо? Она развязала мешочек и вытряхнула на ладонь три крошечные штуки, будто бы книги, но такие маленькие, словно сделаны были для жуков и бабочек. — Скажи «Хочу читать», — подсказал Феридир. — Хочу читать, — послушно повторила Эовин. Раздался беззвучный хлопок, и она пошатнулась, едва не выронив три книги, ставшие нормальными. Это были ее любимые книги — «История Средиземья в сказках и легендах (с картинками)», трактат «Искусство войны» и «Полный словарь Черного наречия (с грамматикой и примерами словоупотребления)». — Скажешь: «Не хочу читать», они уменьшатся обратно. Но хранить их можно только в этом мешочке, — Феридир похлопал ее по плечу и еле заметно кивнул в сторону Айгена, как бы намекая, кто подсказал идею подарка. — Зато всегда можно носить с собой. — Спасибо! — Эовин крепко его обняла, вызвав преувеличенное кряхтение и похвалы ее мастеру, который «укрепил мышцы оруженосцу». Все поаплодировали. — А кто в этот раз дарит подарок Владыке? — удивился Телимат, пересчитывая «цепочку дарителей». — Я, — Эовин теперь сравнялась цветом с кроваво-алым драконом на стяге Айгена. — Айген, сделай льда, бедняга сейчас сгорит от смущения и проплавит дыру в полу, — со смешком сказал Гор, одновременно толкая локтем Трандуила, который немного забылся и пялился на девушку достаточно откровенно: пусть чужое, но очень прекрасное сокровище вдохновляло короля не только на эстетические мысли. Однако пока они оставались мыслями, он имел на них право. — Я стесняюсь, — наконец озвучила самую очевидную вещь на свете Эовин, одновременно шаря по карманам. — И это после всего того, что у нас было? — поинтересовался Гор. В наступившей тишине поперхнулся и откашлялся Айген. Гор уточнил: — У нас у всех здесь, начиная с месяца, когда кое-кто захотел подвигов и прибыл в крепость без сопровождающего и практически в одних штанах? — Жаль не заблудился севернее, — пробормотал в сторону Трандуил. Эовин вынула наконец из потайного кармана что-то блеснувшее, и все любопытно пытались рассмотреть, что там такое в ее ладони. — Ну давай уже сюда, а то разобьешь, — Гор, в отличие от остальных, сразу рассмотрел маленький хрустальный фиал с чем-то алым. Эовин вложила фиал в длинные пальцы Гора и, волнуясь, проговорила. — У нас клянутся на крови, поэтому я дарю тебе немного своей крови и клянусь от своего имени, от двух имен — настоящего и тайного — что не пожелаю зла и смерти тебе, твоим назгулам, — она коротко глянула на Айгена, который тоже волновался, словно дарил сам, — и твоим замыслам! И эта кровь… Айген сказал, что Настадрен исправил во мне этот, как его… — Геном, — подсказал Настадрен. — По мелочи. Хороший геном. — Поэтому я дарю его частичку, вдруг понадобится для опытов… лечения… и всякое такое. С новым годом типа и ваще… — Эовин, не договорив, нырнула обратно на свое место и вцепилась зубами в льняную салфетку; силы ее совершенно покинули. — Отличный подарок, — Гор глянул на свет флакончик, дававший в свете люстр и канделябров алые отблески. Он оценил и клятву тоже, осторожно сформулированную так, чтоб не помешать будущему смертельному «танцу» Эовин и Айгена. — Мне все понравилось, кроме орального, то есть ораторского искусства. Надо подтянуть! Все засмеялись, и Эовин вместе со всеми. — А теперь… — Гор сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Двери распахнулись и четыре орка внесли что-то зеленое и сверкающее. — Это наш подарок Альоше. Трандуил, и не подозревавший о таком, привстал, чтобы разглядеть. Это оказалась попона всех оттенков зеленого, шитая золотом и изукрашенная полудрагоценными камнями. Но по краю попоны, искусно сливаясь с вышивкой, росли настоящие растения — мох, ягель и прочее, в чем Трандуил не разбирался. — Парадная попона, которую можно есть! — торжественно объявил Гор. — Примеряй! И пока на обалдевшего лося орки ловко натягивали попону, Гор пояснил Трандуилу: — Растения растут по краю, они возобновляемые, главное регулярно поливать и вешать на солнышке. Попона всесезонная и меняет цвет в зависимости от температуры на улице. То есть осенью будет рыжей с зеленым. Зимой серо-белой с зеленым, весной сине-зеленой, а летом изумрудно-зеленой. Такой штуки ни у кого нет, ты произведешь фурор, а другу будет не скучно на этих ваших эльфийских выездах и парадах! — Ну что же, — довольный Трандуил приосанился. — Хороший подарок, мне нравится. Полагаю, что когда ты приедешь ко мне в гости, у меня тоже найдется, чем тебя удивить, дорогой друг. И мальчиков бери, даже тех, кто не совсем мальчик! — Непременно, — кивнул Гор. — А теперь все за бокалы. — Он пояснил Трандуилу. — Этот сорт крепленого вина мы зовем Черной кровью Мордора и пьем только на новый год, чтобы каждый следующий год был нашим. Орки ловко разлили вино, действительно очень темное на вид, в тяжелые золотые кубки, только у Айгена был серебряный, а у Гора и вовсе простой из черного камня, хоть и очень тяжелый (Трандуил, которому кубок достался золотой, отметил эту странную иерархию, так же как и хрусталь без украшений у Эдвина-Эовин). И начали бить часы. Раз! И Айген над новогодним вином безмолвно клялся сделать Эовин счастливой. Два! И Телимат чувствовал, что впервые испытывает нечто похожее на зависть, потому что никто и никогда не смотрел на него так, как Эовин на Айгена, сколько бы у него женщин ни было. Три! Кхамул думал только о том, что у него вот-вот будет ребенок, и молился, чтоб сын. Об их общем ребенке были и думы Галадриэли, которая надеялась, что дитя будет счастливее, чем ее первая дочь, которая развелась с Элрондом и укатила в Валинор. Четыре! Настадрен с нежностью поглядывал на свою старую рукопись и уже планировал, как остаток новогодней ночи посвятит настоящей научной оргии. И весь следующий год тоже. Пять! Трандуил думал о том, что желает у себя так же красиво, с таким же новогодним размахом, и чтоб все ему стихи читали и прославляли, и подарки дарили, и чтоб кто-то горячий и с восхищенными глазами был рядом (нет, это не про Гора, но какую-нибудь рыженькую даму себе в любовницы он все-таки запланировал). А еще Трандуил очень скучал по сыну и даже по утренникам с Леголасом, но не хотел в этом признаваться. Шесть! Тоска Кириона по бескрайнему морю немного поутихла, и он планировал как следует напиться с братьями, спеть и сплясать. Семь! Семерка была любимым числом Феридира, счастливым, можно сказать. И на седьмом ударе часов он всегда желал своим прибытка, а врагам убытка. И уже мысленно собирался в поездку за олифантом и гаремом. Пусть гарем ему не нужен, но «положено» даже поважнее писаных законов. Резюме, что ли, опубликовать на гаремного работника женского полу… Восемь! Минардил ковырял ногтем рубин на золотом кубке и думал, что он от случая с троллихой никогда не отмоется. А то, что Вардамир в последнее время такой холодный и отстраненный, еще хуже. И желал, чтоб все наладилось — у него и у его названного брата, чтоб все было как прежде! Девять! Вардамир пытался пожелать, чтоб у той девчонки-эльфенки снова вернулось зрение, но он был не Владыка и сам чувствовал, что на таком расстоянии не сработает. Надо самому ехать. И тоже желал, чтоб будущий год был лучше прежнего. Десять! Гудбранд ничего не думал, он набрасывал слова новой песни про кровь и любовь рунами на салфетке, обмакнув палец в новогоднее вино. Но иногда поглядывал на картинку с блондинкой на прислоненной к его стулу гитаре и тайком вздыхал. Одиннадцать! Эовин страшилась хода времени, понимая, что придется однажды в настоящем бою станцевать с Айгеном, да еще и по разные стороны. И боялась, что он не предложит второй раз пожениться, а будет еще ждать, мол, созрей сначала. Но она любила своего ледяного зануду почти что до смерти и была намерена бороться за него — хоть со всем миром! Двенадцать! А Гор прозревал вероятности, все те цепочки событий, что тянулись отсюда в будущее. Видел мелочи — как Айген уже спустя десять минут будет целовать в укромном уголке пальцы Эовин, все исколотые и в мозолях от того, что ночами вышивала ему стяг, но дальше не зайдет. Видел и события побольше — Трандуилу настолько интересно сейчас, что в будущем году он присоединится к Гору в одном маленьком частном деле, которое породит великие потрясения. И только нечто важное, что касалось лишь его самого — Владыки Гортхаура — пока было скрыто в тумане. Однако тем интереснее было жить!