Король-техночародей и его убийца

Хлопнула тяжелая дверь, отсекая молодоженов от праздника. Там, внизу, продолжали веселиться — петь, плясать, пить за здоровье короля Ангмара и Эовин Роханской. А тут были только тишина, полумрак и запах цветов — кто-то додумался расставить букеты и светильники вокруг кровати. Айген с беспокойством взглянул на Эовин. Его — уже не невесту, а жену — его возлюбленную ощутимо трясло, подвески на венце глухо звякали. Он осторожно взял ее за холодную дрожащую ладонь. — Что, ни одной шутки про уестествление и дежурного дракона под окном? — усмехнулся, потянув Эовин к себе. Она подошла, не сопротивляясь, но нулевое поле вокруг нее буквально кипело от десятков разных чувств. Айген сел на край кровати, посмотрел ей в глаза и спросил: — Неужели боишься меня? — Вот еще! — Эовин мгновенно вспыхнула маковым цветом до корней волос, враз став похожа на себя прежнюю. — Я это… волнуюсь! — Боли боишься? — осторожно уточнил Айген, немного расслабившись. Все-таки его невесту не подменили, и она по-прежнему готова быть женой беловолосого чудища. — Да ну, — Эовин махнула свободной рукой, — девки говорили раньше, что это не страшнее, чем палец сломать, а потом приятно! Айген моргнул, поперхнулся возмущением и прикусил себе язык, чтоб не сквернословить. Вот, значит, как она все это время о нем думала! Что он удовлетворит с ней свою похоть, невзирая на боль. Взять бы ее воспитателей, да ноги бы им повыдергать, а девок местных роханских на конюшне выпороть… — Так отчего тогда волнение? — уточнил со своим привычным занудством. — Я чувствую себя так, будто сдаю экзамен, — призналась Эовин, отняла у него ладонь и прижала к своему лицу. — И не готова… Ты скажешь, что мне делать? Айген с большим-пребольшим усилием задавил в себе все то, что хотел высказать, и вернул обратно брови, собравшиеся куда-то на затылок в этот раз. — Да, конечно, — сказал, очень стараясь быть спокойным и уверенным. — Иди сюда, сядь ко мне на колени и ничего не бойся. — Ага, а ты недоволен, я же вижу, — Эовин, тем не менее, подчинилась, и трясти ее стало самую малость меньше. — Прежде всего хочу сказать, что ты прекрасна сегодня и всегда, как рассвет высоко в небе, и я волновался весь день только о том, чтоб ты не передумала до алтаря, — начал он, пока осторожно снимал с нее роханский венец с дурацкими позванивающими висюльками. Строго говоря, это была копия какого-то старого древнего сокровища, к которой приложил руку сам Владыка. Гор создал и венец, и браслеты для Эовин, и колье, и обручальное кольцо, которое, конечно, было чем-то вроде адаптированного смарт-назг специально для жены главного назгула. — Мне тоже казалось, что ты передумаешь, — Эовин вздохнула. — Все-таки женщины тебе теперь неопасны, и ты снова настоящий король… — А был фальшивый? — спросил Айген, просто чтоб не молчать, пока нашаривает кинжал. — Не придирайся к словам! — Эовин знакомо ткнула его кулачком в ребро, вертясь на его коленях так, что совершенно не помогала любой осмысленной деятельности. «Потерпи», — мысленно просил Айген ее и себя. — Я просто… — продолжила она и запнулась. — Ведешь себя так, будто не понимаешь, что времена изменились, и ты снова красив для почти любой встреченной женщины. А я как раз обычная! — И ты бы отдала меня другой женщине? — Айген выразительно поднял бровь. — Д… НЕТ! — Эовин снова вспыхнула и снова прижала ладони к щекам. — А ты бы отдал, я знаю! Другому мужчине! Если б хоть на миг во мне усомнился! А я не ты! Я плохая и… Вжух! Повинуясь движению лезвия, шнуры, удерживающие на Эовин платье, распались, и платье соскользнуло с Эовин. — Ой! — она испуганно схватилась за сорочку на груди. — Я там уже все видел, — спокойно напомнил Айген, который наконец понял причину переживаний своей маленькой мучительницы. Он пересадил ее с колен на кровать и встал. — Или там что-то изменилось? — А ты куда? — слегка оторопев, ответила вопросом на вопрос Эовин. — Уже иду обратно, — Айген порадовался, что «свадебное ложе» друзья устроили в его комнате. Поэтому достал из шкафа нужное и действительно уже шел к кровати. — Что это? — недоумевала принцесса, когда он, как на ребенка, натянул на нее собственный черный свитер крупной вязки, который доставал ей аж до колен, и еще укоротил кинжалом сорочку, чтобы не торчала. — Это часть процесса уестествления, — сказал со строгим лицом. А потом подхватил Эовин на плечо, как будто мальчишку Эдвина, в один прыжок оказался у окна, распахнул его и свистнул, призывая дракона. — Так, кормить дракона девушками полагается после уестествления! — в голосе Эовин проснулся интерес, и она совсем перестала трястись. — Я вообще не собираюсь начинать сей процесс там, где каждый второй может подслушать, а особо одаренные — даже подглядеть, и все будут делать ставки, в какой позе, сколько раз, кому понравилось, — хмыкнул Айген, перескакивая на чешуйчатую спину главного дракона, которого он еще раньше пригласил на пир не как животное, а как друга и соратника, заодно попросил подежурить. — Мы куда-то летим? — наконец сообразила Эовин, которую Айген устроил перед собой. — Туда, где ты забудешь про свои страхи, — пообещал он. — Тогда поцелуй меня, — и она опять покраснела. А Айген с превеликим удовольствием подчинился. Дракон принёс Айгена и Эовин к одной из сторожевых башен в горах. Айген раньше рассказывал, что их много построили, с запасом. В основном там была всякая аппаратура, но ещё — укрытие от дождя и «набор выживальщика». Айген, гревший Эовин своим телом всю дорогу, встал в седле зависшего у башни дракона, снова поднял Эовин на руки и прыгнул на карниз высокого окна. Дракон дождался, пока хозяин поймает равновесие, легонько фыркнул, кивая, и нырнул вниз. — Сказал, утром вернётся, — пояснил Айген, ставя Эовин на пыльный пол. — Не хочет подслушать даже случайно. Пожелал нам целую кладку яиц. Эовин смущенно хихикнула. Несмотря на лето, камень дышал холодом, и она стала переступать босыми ногами, чтоб согреться. — Пять минут, — улыбнулся Айген. — Можешь пока помолиться Владыке, чтоб без простуд. — Вот ещё, — проворчала Эовин, обнимая себя, — он опять надо мной смеяться будет! Айген быстро разжег огонь в очаге единственной комнаты на вершине башни, завесил окно одним одеялом и устроил перед очагом нечто вроде гнезда из остальных трех одеял. — Я видел, что ты почти ничего не ела, — вздохнул. — Тут есть армейская тушёнка, галеты и персиковый сок. Бренди тоже есть. — Я и сейчас не хочу. Посиди со мной, — Эовин уже нежилась у огня, полулежа на одеялах и вытягивая ноги, но раздеваться не спешила. Айген подсел к Эовин, обнял её. И просто сидел, вглядываясь в огонь. Через некоторое время она расслабилась, откинула голову на его плечо. Тело Айгена не своевольничало, будто не веря, что эта самая прекрасная на свете женщина теперь принадлежит лишь ему. Видимо, организм подозревал, что дело опять кончится ледяным душем. Но Айген готов был ждать сколько потребуется — он чувствовал, как слились в нулевом поле их ауры, связанные тремя клятвами, что давались от всего сердца. А девичьи страхи — не самый опасный противник… — Я согрелась… поможешь снять свитер? — нарушила молчание Эовин. В ответ Айген осторожно потянул вверх чёрную шерстяную ткань. И вот их разделяла только тонкая сорочка. Айген помедлил, размышляя, считать ли это за приглашение? Решил рискнуть. И с почти религиозным трепетом прикоснулся губами к её шее, где свернулась змейкой огненная прядка, словно к величайшей святыне. Эовин тихонько вздохнула. Айген отмечал поцелуем каждый позвонок, а когда дошёл до крылышек-лопаток, Эовин схватила его руку и с какой-то отчаянной смелостью положила себе на грудь. Айген рефлекторно сжал пальцы и почувствовал, что она вздрогнула, отчего немедленно прекратил, жалея, что руки его грубы после мечей и поводьев. — А можно… так ещё раз? — удивила его Эовин. — Можно, — Айген улыбнулся ей в макушку и повторил движение «сжать-разжать». Судя по тихому стону, жёсткость его пальцев Эовин не расстроила. — Ничего больше не хочешь спросить? — Айген осторожно, словно крыльев бабочки касался, потянул ткань с её плеч. — А мы правда будем заниматься этим в полной темноте? — решилась задать первый из, должно быть, тысячи вопросов Эовин. — Кто тебе это сказал? — с нехорошим подозрением вопросил Айген. Судя по виноватому молчанию Эовин, одна сладкая парочка и тут отметилась. Айген решил, что повыдергает братцам-нуменорцам ноги за неуместное сексуальное просвещение потом. — Мы будем как ты пожелаешь, — ласково ответил. — Но я бы хотел тебя видеть. — Я тоже, — Эовин повела плечами, помогая ему, и рубашка соскользнула вниз, к бедрам. Айген шумно сглотнул. Оказывается, он отлично все запомнил, но вживую вид был совершенно прекрасен и немедленно требовал поцелуев. — Ох, — Эовин выгнулась в его руках. — А я… Что мне делать? Что я должна?.. — Ничего, — мягко сказал Айген, на миг отрывая губы от неё. — В этом танце я веду. — Ну нет, я не могу лежать бревном, — немедленно заупрямилась Эовин, вызывая у Айгена очередную ухмылку. Как же сильно он обожает свою маленькую разбойницу. — Хорошо, — согласился Айген с преувеличенной ласковостью. Ловко сдернул с Эовин остатки ткани, посадил ее на себя верхом и откинулся на одеяло. — Вперед, любовь моя! Эовин в первый миг рефлекторно прикрыла грудь руками, поерзала под взглядом Айгена, веселым и страстным одновременно, опустила руки. — Прохладно тут, — сказала, еще сильнее краснея. — Согреть? — Айген поднял бровь, не двигаясь. Он, кажется, понял, в какой позе его прекрасной наезднице будет удобнее всего. — Да, пожалуйста, — Эовин погладила его плечи. Айген вернул руки на ее грудь и воспользовался этим шансом, чтобы нежно гладить, осторожно сжимать и ласково обводить пальцами все то, что давно хотел. Осмелевшая и раскрасневшаяся Эовин тем временем поинтересовалась: — А чего это ты сам еще одет? — Да как-то времени раздеться не было, — ответил Айген, немного забывший, на каком он свете, так был увлечен лаской. Вместо ответа Эовин начала расстегивать его свадебный камзол, запуталась в шнуровке на рукаве, выругалась под нос его же собственными словами и дернула за рубашку так, что пуговицы брызнули в разные стороны и заскакали по полу. — Кажется, утром дракону скормят меня, — пробормотал Айген. — Да замолчи ты! — Эовин быстро наклонилась, чтоб заткнуть его самым приятным на свете способом. И так целовала, словно горела от жажды и напиться не могла. Они потерялись друг в друге. Куда-то делись остатки одежды, а вместе с тряпками пропала и проклятая нерешительность, сковывающая язык и волю. Эовин осмелилась не только потрогать мужа целиком, но и, с пятой попытки, прошептать ему на ухо, как именно ей хочется. Айген угадал — верхом. А еще — и Айген чуть не кончил позорно, как мальчишка, от этой мысли — он сейчас обнимал и целовал собственную смерть. Непреодолимо огромная разница между хрупкостью девичьего тела и той властью, которой Эовин над ним обладала, зажгла пожар невероятной силы. Она буквально владеет его телом и душой, его сердцем и разумом, и пусть так остается во веки веков. Больше не было неловкости и недосказанности, даже в словах не стало нужды, когда принцесса откинула огненные волосы за спину и оседлала Ангмарца с тихим стоном. Сжала сильными бедрами, объезжая и приказывая — Айген во всем подчинялся своей маленькой всаднице, своей любимой убийце. Их путь до наивысшего наслаждения был коротким, слишком долго они страдали друг по другу, разделенные чужими приказами и собственными предубеждениями. Но за первой вершиной последовали и другие, и достичь каждого следующего пика можно было только вместе — то в яростной скачке, то в медленной и долгой ласке. Айген думал — Эовин сдастся раз этак на третий, но, кажется, она вознамерилась уложить его на лопатки и в этом соревновании. Хотя просчиталась, ведь нуменорец с кровью Майа был непобедим. Почти непобедим. И только всего раз в его бесконечное счастье вплелась нота чужой горькой тоски. Айген дернулся, едва не сбросив Эовин, но тут же в нулевом поле его будто стена огня окружила, вновь отсекая все чужие мысли. Это только их ночь, что бывает лишь единожды, когда двое становятся одним. Кто сдался первым — Айген не помнил. Но проснулся он от того, что его ткнули в ребра. Приподнялся — солнце светило сквозь прорехи в одеяле, занавешивающем окно. Эовин спала рядом, бессовестно пинаясь, и крепко держала его за руку даже во сне. Кровь на простыне все-таки нашлась: совсем немного. Этого бы хватило, чтоб убедить Теодена (хотя Айген был абсолютно уверен, что тот не спросит). Однако Эовин приуныла: она любила рекорды и не пожалела бы целого литра. Айген сделал строгий преподавательский вид и объяснил ей: когда крови мало или нет после первой брачной ночи — такое бывает только с воительницами, их тело заранее готово не только к сражениям, но и к более интимным физическим нагрузкам, поэтому отказывается травмироваться во время самого естественного на свете процесса соития. А раз он сам Эовин тренировал, то и вопросов не возникло бы. — Значит, ты начал меня уестествлять заранее? — восхитилась Эовин (хорошо, что Айген ничего не пил и не ел в этот момент, так и до стазиса подавиться можно). Однако с тех пор вопрос правильной дефлорации был окончательно снят с повестки дня. «Чтоб дня три вас не было. А лучше неделю», — хмыкнул Владыка Гор в нулевом поле и снова отсек Ангмарца от остальных. Поэтому Айген пропустил впечатляющее зрелище: как Теоден, помолодевший на двадцать лет, проснулся с тремя голыми эльфийками в постели и не узнал себя в зеркале. Отчего взревел и пошел полуголым искать «эту рыжую сволочь», чтоб разобраться, кто это его так проклял! Владыка Гор велел ИИ Тхурингветиль поводить Теодена по безлюдному крылу Нового Моргула, хотя делегация незваных валинорцев уже уехала, но нечего подкидывать странные сплетни эльфам про родню невесты. А когда Теоден выдохся, Гор соизволил ему явиться и обрадовал потрясающей новостью: пить алкоголь и пьянеть Теоден теперь не сможет никогда, а еще пусть угадает, скольких эльфиек король Рохана уестествил за ночь и которая из них понесла. «Вы же, дорогой венценосный собрат, просили внуков, — смеялся Гор, исчезая. — Так сначала придется детьми обзавестись!» В общем, хорошо, что Айген не увидел последующий скандал. Эти трое суток совершенно выпали из памяти Ангмарца как осмысленная и последовательная цепь событий. Он хорошо помнил, как перевез Эовин в тихое место Восточной долины, будущий курорт с домиками под съем. И там они заново знакомились друг с другом, теперь уже не только взглядами и словами, но еще руками и губами и всем прочим, что природа предназначила для взаимной радости мужчины и женщины. Три дня в вихре огненных волос и жаркой плоти — хорошо, что Айген со свойственным ему занудством заранее догадался поставить на смарт-назг будильники каждые 3-4 часа, которые напоминали, что нужно есть и спать, потому что Эовин не могла от него оторваться, а он ею насытиться. И если б не Владыка Гор, то остальные восьмеро братьев (и один гадкий желтоголовый эльф) прочувствовали бы на себе всю мощь накопленной за тысячелетия страсти. А так до них только эхо долетало. Иногда. Удивительно, но изысканные ласки (из той самой книги, исправленной и дополненной) через раз вызывали у Эовин хохот, жалобы на щекотку и крики «Так вот ты какая, назгульская пытка!» Принцесса оказалась не из тех, кто любит сложные комплименты, лепестки роз в постели и длинную прелюдию к основному действу. Зато она была готова объезжать Айгена хоть до утра, трепетала, когда он сжимал ее сильнее, чем положено, обожала целоваться и с удовольствием подставляла шею и плечи под легкие властные укусы (Айген ничего не мог с собой поделать, сам от себя такого не ожидал и подозревал, что его привычки в любви сильно изменились вследствие перерождения и «наследства» Владыки Гора). Айген наконец увидел тот самый шрамик от волчьего укуса на внутренней стороне бедра (и поцеловал его раз сто, не меньше), а Эовин заявила, что хотела бы сохранить на память тонкую бледную черточку на собственной щеке, оставшуюся от пореза, что нанес сам же Айген (на что Ангмарец промолчал, ругая себя мысленно так, что аж до братьев долетало). К концу третьего дня Эовин пришла в себя достаточно, чтоб начать разговаривать. И оказалось, что она очень серьезно относится к взаимным клятвам, поэтому не желает скрывать от мужа ничего из тайн, что принадлежали только ей одной. Поэтому на ошалевшего от такого счастья Айгена была вывалена едва ли не тонна правды обо всем на свете. После разговора по душам Ангмарцу хотелось взаимоисключающих вещей. Например, взять на руки Эовин и никогда больше не отпускать. А еще выпороть ее как следует. А всех ее воспитателей и опекунов вообще посадить на муравейник или сдать С.А. Румянову на опыты. Ему даже впервые в жизни захотелось закурить. Потому что до встречи с ним Эовин с удовольствием лезла в самые опасные, темные и гиблые места, какие могла найти в собственном дворце и вообще Рохане. И хотя он вытряхнул из нее много обещаний, что теперь, когда она аж целая жена, Эовин не будет никогда и ни за что отправляться за подвигами в одиночку, однако верилось ему с трудом. Были и приятные сведения — Эовин смогла высказать все то, что мечтала, прямо ему в лицо. Айген наконец узнал, за что конкретно он ей нравится (за волосы, за глаза, за голос, за рост и силу, и еще пунктов на сто с гаком списочек). Он только растерянно моргал, когда она смеялась и признавалась, как приятно чувствовать себя маленькой в его руках, а не оглоблей, дылдой и верстой роханской, и что он ее одной рукой может поднять, словно она пушинка какая, а она, между прочим, долговязая кобыла (Айген скрипел зубами, думая, что все-таки надо всех обитателей роханского дворца пороть на конюшне, но благоразумно молчал, пока не представился случай заткнуть жену поцелуем). Но больше всего его потрясли извинения Эовин за ее дурное поведение. «Понимаешь, — говорила она, глядя на него сияющими зелеными глазами, — мне так хотелось, чтоб ты меня обнял и похвалил, и теперь понимаю, что возлечь с тобой хотелось все время (брови Айгена снова отправились на восхождение к макушке), а ты как локоть — близко, а не укусить, вот я и злилась вдвойне, я больше не буду. Если, конечно, ты не будешь спать отдельно и навещать мою спальню в… — Эовин сморщилась и процитировала: — «Во дни, благоприятные для зачатия». Тут Айген не выдержал, схватил ее в охапку и потащил в спальню, грозясь показать ей прямо сейчас, как сильно он ее любит и будет любить всегда, в любой день — зачатия, нового года или чернознаменной мордорской армии, неважно. *** Три месяца спустя. Эомер битый час искал Ангмарца в Минас Моргул и совсем заблудился. Он стеснялся запросить подмогу с помощью поэтажных табличек «Спроси совета», под каждой из которых были красная кнопка и стрелочка «Говорить сюда», и жалел, что у него нет такого колечка, как у назгулов или его сестрицы, замужней теперь дамы. «Как моя рыжая дурында тут ориентируется вообще? Тут же потеряться можно и годами бродить, питаясь случайно встреченными сауроновскими слугами», — с тоской подумал Эомер, заходя в эту дурацкую движущуюся комнату — лифт, ага. Хуифт. — Ты куда едешь вообще? — вдруг зазвучал с потолка веселый голос того назгула, который у зятя и Саурона отвечал за лекарское дело. Настадрен, во! — Я это… Ангмарца ищу, — сообщил Эомер, краснея, как девушка. — Ясно. А то система присылает мне сигнал тревоги, мол, орк заглючил. А это и не орк, а шурин заплутал, — Настадрен был безжалостен. — Жми на цифру десять и потом по коридору налево до таблички «Тренировочный зал». Только не забудь постучать, мало ли чем они там занимаются. Может, племянника тебе делают. Еще сильнее покрасневший Эомер нажал на нужную цифру, старательно не думая о том, как Эовин голышом прямо сейчас скачет на этом… этом воине. Он был совершенно не против, а как брат, наконец-то сдавший с рук на руки обузу, вынувший занозу из… ну, вы поняли — даже рад. Просто до сих пор не понимал, на Балрога этому крутому королю могла сдаться сеструха? Ну да, она сейчас покрасивее стала, волосы вон аж горят, где надо чуть округлилась. Но как рот откроет — все, тушите свет, да и привычку заимела бить с левой любому несогласному мужику. Знать бы еще, кто ей замаскированный под перстни кастет подарил… Неужели тоже муж?! Размышляя над превратностями судьбы и любовью, которая зла, поэтому полюбишь и козу, а иногда даже козлиху, Эомер дошел до нужной двери, занес над ней кулак, услышал голоса — и замер. Соблазн узнать, о чем сестрица с мужем там говорят, был слишком силен. В конце концов, его с девками Эовин тоже подслушивала без стеснения. Правда, при мысли о суровом Ангмарце что-то внутри нервно сжималось, но прямо сейчас никто за дверью не кричал «Возьми меня, я вся твоя», поэтому Эомер затолкал угрызения совести подальше и прислушался получше. — Я надеялась, что ты меня научишь, — со смешком проговорила невидимая Эовин. — Мне казалось, эти движения происходят неосознанно, самым естественным образом, — ответил ей низкий голос Ангмарца. — Ну ты в последнее время меня только хвалишь, в этом тоже. Все было замечательно, типа, давай еще повторим. А все и всегда не может быть замечательно, особенно если подготовка только теоретическая и учебники… сам знаешь какие. С опечатками! — взволнованно затараторила сестра. — Вот если б, как раньше, устроил выволочку, прикрикнул, выругался от души и показал, как надо! — Тебе сквернословия в процессе не хватает? — уточнил Ангмарец, кажется, даже оторопевший слегка. «Всего ей хватает. Ругается, как моряк-забулдыга, — ухмыльнулся тут Эомер про себя. — И когда дерется, то вдвойне. Это она, поди, при муже паинька. Чтоб не передумал!» — Нет, — Эовин явно смутилась, голос сразу стал выше. — Я просто, ну, хочу, чтоб ты показал. Объяснил. На пальцах, так сказать. А то я хочу, но боюсь дотронуться. Вдруг это… сломаю! В ответ Ангмарец весело засмеялся. Видимо, сестра или чрезмерно осторожничала, или привирала. Последнее вероятнее. — Ну, хорошо, — явно сдался он под натиском. — Иди ближе. Это не страшнее, чем обычный меч в руках держать. — А я и не боюсь, — сразу заворчала Эовин. — Я это… хочу, чтоб сразу все получалось и тебе нравилось! «Что он ей там показывает? — Эомер сгорал от любопытства. — Моргенштерн, что ли…» — Есть два, скажем так, способа держать это, скажем так, оружие, — заговорил Ангмарец тише, так что не напрягай Эомер слух изо всех сил, не услышал бы. — Первый — это когда ты обхватываешь ладонью, а большой палец вверху, на самом, назовем это, навершии. Более распространенный, более эффективный и, скажем, быстрый способ достичь желаемого. «Так, на нож похоже. Типа трехгранника, когда лезвием вниз. А второй способ какой, интересно…», — Эомер потер нос, чтобы не чихнуть. — А второй? — словно эхо повторила Эовин, голос которой тоже будто бы слегка охрип. — Второй… — что-то зашуршало. Ангмарец откашлялся и продолжил лекцию. — Это пальцы уходят вниз, а, как бы это выразиться так, оголовье упирается в основание ладони. Так медленнее, и похоже на сладкую пытку. Нет, не сжимай так сильно, не всякий мужчина такое выдержит! Эомер посмотрел на свой кинжал в ножнах, на свою руку, снова на свой кинжал, и на цыпочках начал пятиться к лифту. Тренируются они, как же. Если Ангмарец узнает — то убьет, вообще убьет!

---------------- ---------------- КОНЕЦ