Единственный шанс

Пророчества не сбываются, пока мы их не заставим Кэмерон Джейс «Скорбь Белоснежки».

      Даже самая тёмная ночь, что накрывала бесспросветно целый мир иссеня-чёрным куполом сна и покоя, когда-нибудь подходила к концу, и на смену ей возрождался из пепла звёзд и алых всполохов стыдливой зари новый рассвет. Каждый раз, когда многовековое солнце выныривало краешком огненного лика на поверхность из глубин недоступного горизонта, внушал какую-то приниженную неоправданную надежду, словно лишь она одна осталась на этом свете непорочной и такой же искренней, как сменяющие друг друга восход и закат. Всё же восход не может лгать, каким бы туманным и невидимым он не был на первых мгновениях своей жизни: солнце неизменно рождается на востоке, а умирает на западе, после его смерти всегда поднимается луна, которую чаще всего совсем не видно за свинцовыми облаками, но это ограничение в человеческом зрении отнюдь не означает, что её на самом не существует. По неизвестному никому закону, что непременно должен был существовать наравне с луной, солнце никогда не торопилось пройти свой жизненный путь в угоду своим потаённым желаниям, а луна никогда не стремилась занять его место, точно так же, как звёзды никогда не стремились вдруг зажечься в середине знойного дня. Несмотря даже на все эти давно томящиеся на подсознании истины, в каждом приходе неповторимой ночи крылось что-то загадочное и недоступное, что-то подчиняющее себе чужую волю, покоряющее невинные сердца до приступа восторженного благоговения и нагнетающее на светлый разум обманчивое наваждение, в плену которого память предаёт саму себя и уничтожает всякие причины доверять сохранившимся на утро воспоминаниям, будто они зверски вживлены в голову чужими стараниями.       Мрачно притихший и окутанный пугающим тяжёлым молчанием дворец неприветливо темнел на фоне такого же смутного неба, приютив в своих величественных холодных стенах лживые тени, и всё в округе как-то поникло в робкой покорности, в беспрекослоном подчинении согнулось под натиском неведомой силы, прижимавшей всё живое к земле подобно брошенному свысока властному взгляду. Тонконогие цветы, увядшие от морозов, и поддёрнутые инеем стволы деревьев даже не стеснялись демонстрировать свою слабость, из-за чего наблюдать за их унизительным смирением становилось ещё мучительнее. В небе толпились и угрюмо ворчали низкие тучи, несущие в себе ненастные снежные бури, но пока что ни одна снежинка ещё не нашла своё пристанище на поверхности студённой почвы, словно боялась ненароком нарушить какое-то хрупкое равновесие, устоявшееся в этом холодном месте, где до сих пор витала напряжённая атмосфера ледяного равнодушия. Проморзглый ветер беззастенчиво разгуливал по затянутой беспросветной тьмой террасе, нетронутой даже самым слабым огоньком свечи, и мощными порывами обрушивался на беспомощно съёжившуюся под сводами колонн фигуру, в которой с трудом можно было распознать стройного телосложения зрелую женщину.       Тёмно-вишнёвого цвета атласное платье, струящееся вокруг неё шёлковым водопадом алой крови, словно по задумке огибало её гибкую талию, нарочно подчёркивая все самые скрытые достоинства её болезненной худобы. Однако даже обилие драгоценностей, покрывавших её длинную изящную шею, потускневшие каштановые волосы, что спускались чуть ниже лопаток прямыми жёсткими прядями, впалую грудь и тонкие жилистые руки, испещрённые вздувшимися линиями лиловых вен, не в силах было спрятать с глаз нездоровую бледность её некогда красивого лица, чьи грубые и до неприязни строгие черты теперь были изуродованы резкими глубокими морщинами, из-за чего она казалась намного старше своих лет. Несмотря на плотно сжатые потрескавшиеся губы, давно не видевшие настоящей улыбки, это непроницаемое лицо всё же сохранило в себе частичку женственности: омрачённое годами и искажённое выпавшими на долю его обладательницы испытаниями, оно всё равно оставалось прекрасным, чуть приправленным нежностью и незаметным с первого взгляда утончённым высокомерием, какое полагалось иметь при себе высшим особам её происхождения. Воспалённые, будто от бесконечных слёз, покрасневшие глаза источали почти жалкую усталость и лихорадочно блестели измождением, перекрывая насыщенное сияние янтаря в их глубине тусклым оттенком ржавчины и какой-то несмолкаемой тревоги, что, казалось, не оставляла её измотанное сердце ни на один миг. И лишь по гордо и неизменно величественно развёрнутым плечам, бережно укрытым мягким мехом молодого соболя, в потрёпанной жизнью женщине можно было узнать тщеславную госпожу, чья ровная спина безупречно вытянулась в королевской осанке, вживленной в её дряблые мышцы ещё с далёкого детства. Её откровенно встревоженный взгляд, смотревший сверху вниз с бесстрастным выражением уверенности и бесконечного ожидания, был устремлён на скрытый во тьме поворот за пределы террасы, откуда она вот уже целую бессонную ночь ждала посетителя.       Ожидания длились бесконечно, опутывая отчаянно стонущее в мольбе сердце липкими нитями неоправданной надежды, но одинокая мыслями и чувствами госпожа мучилась от них не одна. Другая широкоплечая фигура, сотканная из пугающего мрака, неподвижно замерла рядом с ней на персидском ковре, по-турецки скрестив ноги и расположив напряжённые ладони на бёдрах. Подобно каменному извоянию, подававшему редкие признаки жизни лишь через тихое глубокое дыхание, что порой тревожило коренастую грудь, статный силуэт неразличимо слился с обнимавшей его в робком смущении темнотой: такое же чёрное одеяние, являющее собой удобный и в меру утеплённый кафтан заслуженного воина, и столь же бездонные, лишённые каких-либо эмоций непроницаемые глаза, чернее самой тёмной ночи и холоднее обработанной стали. Тяжёлый и всегда сосредоточенный взгляд опытного бойца, под чётким прицелом которого мгновенно становилось неуютно, сейчас затерялся в недоступной пустоте, но напряжённое лицо, украшенное аккуратными усами и редкой щетиной, сохранило завидное хладнокровие и отталкивающую отчуждённость. Ярко выделяющиеся на смуглой коже бледные шрамы, ровными рубцами исполосовавшими всю шею и левую половину лица, только придавали ему мужества и какой-то опасной привлекательности, от мыслей о которой тут же хотелось сбежать.       Чувствуя волнами исходившее от молчаливого воина безмятежное спокойствие, госпожа испытывала привычный всплеск раздражения, сопровождавший её каждый раз, когда ей казалось, будто его вообще ничем невозможно вывести из себя. Сама она уже давно потеряла присущее ей терпение, так что мышцы резко сводило от волнения, а и без того затруднённое дыхание давалось ей с особым трудом, рождая при выдохе надсадные хрипы. Если бей и замечал шаткое состояние высшей особы, то нарочно предпочитал не подавать виду, будто за этим крылось преступное проявление слабости. Независимая госпожа, впрочем, уже давно привыкла к такому к себе отношению, поэтому даже не стремилась нарушить сгустившуюся над ними неприятную тишину ожиданий, несмотря на то что тёплый бок бея находился совсем рядом с её выступающими рёбрами и она легко могла качнуться в сторону, соприкоснувшись с богатыми тканями его дорожного наряда в поисках желанной поддержки. Но она этого не сделала. Высокомерная гордость вновь взыграла в господской крови, и госпожа демонстративно отодвинулась подальше от спасительного тепла чужого тела, добровольно окунувшись в морозное дыхание лютой зимы.       «Скоро рассвет, – пронеслось в голове, и госпожа едва сдержался, чтобы не испустить прерывистый вздох беспокойства. – Если она сейчас не появится, её могут увидеть, и у нас возникнут большие проблемы».       И тут, словно подслушав её тайные мысли, из сплошной тьмы за поворотом грациозно вынырнула хрупкая фигурка высокой стройной женщины, на вид лишь на пару лет младше нетерпеливой госпожи. Два взгляда, пылающий надеждой и торжеством и источающий хищное внимание, одновременно впились в долгожданную гостью, почти с жадностью пройдясь по всем изящным изгибам её прелестного стана и неповторимой плавности её завлекающих движений, с какими она безукоризненно выполняла традиционный приветственный поклон, прилежно склоняя голову и собирая перед собой нежные тонкие руки. Однако даже в этой принижающей позе в величественной статности её безмятежного существа не проскользнуло даже намёка на покорность или подчинение. Скорее, она просто отдавала должную дань правилам и манерам и снисходительно соблюдала их с некой насмешкой и неподдельный интересом. Было в её скромной, но при этом умеренно дерзкой натуре что-то такое, что заставляло цепляться за неё взглядом в поисках того самого, что могло внушить это необъяснимое предчувствие чего-то тайного и загадочного, неуютное чувство обнажённости её мыслям и настойчивое ощущение, будто эта женщина знает о чужих судьбах абсолютно всё. Она как нарочно пленила невинных воздыхателей своими опьяняющими чарами и заволакивала их сознание упоительным миражом спокойствия, так что даже если бы она позволила себе острую и непростительную вольность, она бы сделала это до того тонко и искусно, что никто из них ничего бы и не заметил. Может, именно поэтому в её ласковой, ублажающей улыбке, что излучала тепло и мягкий свет, и в сумрачно блестевшем тайной и неизвестностью плутоватом взгляде изумрудных глаз читалось нечто родное и близкое сердцу, что так и подмывало довериться ей и открыться в самых непреступных желаниях.       – Добро пожаловать, – радостно улыбнулась госпожа с террасы, ответив на поклон лёгким вежливым кивком, словно оказывала посетительнице неслыханную честь. – Проходи, садись. Ты, должно быть, устала с дороги.       Утончённой красоты стройная женщина учтиво склонила голову в ответ и бесшумной пархающей поступью выступила из тьмы, позволив нисходящему с небес призрачному сиянию осветить чёткий профиль её аккуратного лица с выступающими скулами, открытую область декольте с острыми ключицами и расправленной грудью и шелковистые тёмные волосы, обрамляющие гладкий лоб и собранные лопатки вьющимися по концам локонами. На её плечах всё ещё покоилась дорожная накидка из приятного на ощупь бархата, убранная по краям лёгким пушком рыжеватой норки, фигуристое тело облегало простое неброское платье с длинными рукавами по самые запястья, уходящее в пол ровным кроем, из-за чего казалось, что она не идёт, а парит по воздуху. Предложение об отдыхе она тактично отклонила, не обратив внимания на приготовленную для неё удобную подушку, и лишь задержала на госпоже ласковый взгляд, пропитанный неподдельный любовью и трогательной заботой.       – Айнишах, милая, как ты? – участливо поинтересовалась гостья, и в её глазах промелькнуло сочувствие. – Я слышала, последние события тебя очень вымотали. Тебе бы не помешал отдых.       – Ничего страшного, – натянуто улыбнулась Айнишах, с трудом заставляя своё лицо не дёргаться от этого маленького изменения. – У меня ещё достаточно сил. Я так долго ждала встречи с тобой, что не хотелось бы тратить время на пустые разговоры.       Однако загадочная гостья её будто бы и не услышала. Её пленительный взгляд плавно скользнул по госпоже и надолго остановился на до сих пор молчавшем в напряжении воине. В её глазах искрой проскочило какое-то новое воодушевлённые выражение, улыбка сделалась шире и как-то по-особенному нежнее, будто ей доставляло несравненное удовольствие просто смотреть в представшие перед ней глубокие глаза, переливающиеся в ночи подобно необработанным обсидианам. Между ними будто промелькнула неведомая связь, сочитавшая в себе навязчивее подозрение с одной стороны и едва уловимую насмешку с другой.       – Здравствуй, бей, – сладко коротнула посетительница, заманчиво сверкнув глазами, что не мало досадило сидящей в стороне Айнишах. – Как поживаешь?       – Благодарю, госпожа, – с лёгкой учтивостью наклонил голову воин, ничуть не стесняясь своего холодного отчуждённого тона. Ни один мускул не дрогнул на его ровном лице, словно непрекрытое дружелюбие гостьи его нисколько не тронуло. – Мне не на что жаловаться. И Вас, я надеюсь, Аллах уберёг от несчастий.       Госпожа степенно прикрыла глаза в знак признательности, бережно переплетая между собой тонкие ресницы, и сделала вдох, намереваясь ответить, но тут Айнишах встрепенулась, привлекая к себе её внимание. Жгучее нетерпение неутолимым огнём жгло её изнутри, и только воды истины могли его потушить. Не желая более тратить своё драгоценное время на бессмысленную болтовню, она с мольбой воззрилась на невозмутимую женщину, поддавшись вперёд.       – Мне очень нужна твоя помощь, – дрожащим от неконтролируемой тревоги голосом выпалила Айнишах. – Я знаю, ты лучше всех разбираешься в знаках, что посылают нам звёзды, и никогда не ошибаешься в своих словах. Я как никогда нуждаюсь в твоём совете.       – Свой долг я всегда готова исполнить, – туманно отозвалась госпожа, не переставая мягко улыбаться, и с уважением кивнула в сторону бея. – И традиции вашей семьи чтила всегда. Я знаю, зачем вы меня позвали, и готова дать вам всё, что только попросите.       Неудержимое желание охватило Айнишах, возбудив в её груди давно угасшую надежду. Побоявшись спугнуть это робкие изменение одним неосторожным вздохом, она затаила дыхание и почувствовала, как сердце отзывается на него прерывистым трепетом. Позабыв о зябком холоде, от которого не спасала даже меховая накидка, и о смертельной усталости, госпожа вся обратилась в слух, не желая пропустить ни единого слова.       – Мы хотим знать судьбу нашего сына, – неожиданно подал голос бей, и от твёрдой настойчивости, что прозвучала в его повелительном тоне, Айнишах невольно прониклась к нему благодарностью. – Вам известно, что каждый раз, когда в стенах этого дворца появляется на свет новый воин, верные пророки предсказывают ему будущее и благославляют на долгую и счастливую жизнь. Вам оказана великая честь, госпожа. Айнишах настояла на том, чтобы вместо пророка пришли Вы и благословили нашего первенца.       Навеянная игрой теней лёгкая улыбка госпожи сделалась ещё призрачнее и незаметнее после этих слов, словно она вдруг осознала всю серьёзность возложенной на неё ответственности. Но спустя мгновение её светлый лик вновь озарило непринуждённое спокойствие, хотя в глазах ясно проносилось волнение.       – Полагаю, это объясняет, почему вы назначили столь позднее время для визита, – чуть слышно усмехнулась она, ни к кому в частности не обращаясь. – Ты прав, бей, для меня это великая честь. Раз вы посчитали меня достойной, я постараюсь вас не разочаровать.       – Славно, – довольно пророкотал воин, в властной манере прикрывая веки. – В таком случае, скажите, госпожа, не снился ли Вам на днях какой-нибудь сон?       – Сон мне действительно снился, – ответила гостья, таинственно сверкнув глазами. Улыбка вдруг бесследно исчезла с её лица, будто её сдуло ветром а безмятежное выражение во взгляде сменилось мрачным предвкушением, от которого в жилах Айнишах застыла кровь. – Я видела огонь. Сильный огонь, непокорный, вольный и смелый. Он сметал всё на своём пути и лизал языками пламени моё лицо. Он мог ослепить меня своим светом и убить одним только касанием, но внезапно на его пути раскинулся спокойный океан.       Внимая каждому слову госпожи, Айнишах в немом оцепенении вслушивалась в её туманный голос как завороженная приковав к ней внимательный взгляд. Каждая фраза новым приступом страха и беспокойства откликалась где-то глубоко внутри неё, рождая в голове целый рой сбивающих друг друга тревожных мыслей. Сон про огонь ей определённо не нравился, в нём чувствовалась какая-то скрытая угроза, что вцепилась ей в сердце острыми клыками подозрения, постепенно расползаясь по телу ледяным ознобом. Затылок до самой поясницы пронзила неудержимая дрожь ужаса, отчего кожа под плотной тканью платья покрылась холодным потом.       – Океан был величественный и непобедимый, – с неким торжеством продолжала госпожа, устремив взгляд куда-то сквозь Айнишах, словно картины этого сна вновь предстали перед ней на яву. – У него было столько силы и власти, что огню оставалось только покорно склониться перед ним и повернуть назад, иначе бы солёные воды океана просто уничтожили его, но вместо того, чтобы сдаться и приклониться перед великой стихией, огонь воспылал ещё больше и кинулся в битву с океаном.       – Огонь никогда не победит воду, – словно откуда-то издалека донеслось до Айнишах броское замечание бея.       На это госпожа лишь заговорщески улыбнулась, с долей лукавости прищурив один глаз, и с непонятной гордостью приподняла голову. Проследив за её действиями растерянным взглядом, Айнишах шумно сглотнула, от возбуждения начиная нервно теребить подол платья влажными пальцами.       – Я тоже так думала, – кивнула госпожа в ответ на слова воина, – но в этот раз огонь оказался сильнее океана. Взметнувшись до невероятных размеров, он поглотил бескрайние воды, и вся власть перешла к нему. Я решила, что океан исчез с лица земли, но тот лишь перевоплотился в чистое небо над пламенем, благословив его на долгое и справедливое правление.       Неразборчивое потрясение, смешанное с тошнотворным предчувствием опасности, без предупреждения обрушилось на обескураженную Айнишах, так что ей стало трудно дышать. Грудь стиснуло крепкими челюстями неизвестного страха, и она в панике пыталась отдышаться, пока не поняла, что боится за своего сына. Совсем не это она хотела услышать в такой значимый для неё день, и теперь вдобавок ко всему прочему ещё добавится постоянная тревога и ужасные кошмары по ночам, от которых она будет просыпаться с колотящимся сердцем. Пока её сын совсем малыш, боятся особо нечего, но что будет, когда он подрастёт?       – Какое отношение это имеет к нашему сыну? – прямо спросил бей, всеми силами пытаясь скрыть свою растерянность.       – Даже сны не могут рассказать всё, – с тенью печали вздохнула госпожа, отводя взгляд. – Запомните мои слова и храните их в тайне. Никто не должен знать о том, что вы здесь услышали, особенно будущий воин. А теперь, если вы мне позволите, я хотела бы увидеть малыша и благословить его.       Эта простая просьба, сказанная самым обыденным тоном, немного выбила Айнишах из равновесия, так что она не сразу сообразила, что обращались именно к ней. С трудом отогнав от себя мрачные мысли, она вернулась в действительность и впервые за всю ночь взглянула на бея подле себя, молчаливо спрашивая у него разрешение. Тот словно прочёл её мысли задолго до этого, поскольку без слов встал на ноги, выпрямившись во весь рост, и с поклоном простёр руку в сторону покоев, приглашая госпожу идти вперёд. При этом он не удостоил Айнишах даже каплей своего внимания.       – Разумеется, госпожа, нам сюда, – бросил он. Госпожа изящным движением подобрала подол платья и степенной поступью последовала за беем, оставив Айнишах в одиночестве. Как только шёлковые ткани всколыхнулись за их спинами, а массивные двери с мелодичным стуком захлопнулись, прогнав по террасе цепкий сквозняк, мир словно погрузился в вечную тишину, нарушаемую лишь надсадным дыханием измождённого существа, под натиском равнодушной темноты казавшимся ещё более потерянным и уязвимым перед лицом опасности.       Кровь шумно и быстро стучала в висках Айнишах, до предела раскаляя взбудораженное сердце, от чего на смену слепому страху пришёл леденящий душу ужас. Ещё никогда она не чувствовала себя настолько беспомощной, ни на что неспособной несмотря на свой высокий статус, который до сих пор не принёс ей ничего, кроме страданий. Как бы она хотела оборвать бесконечную череду своих мучений, однако теперь у неё появился новый смысл жизни, который сейчас тихо и безмятежно посапывал в колыбели, даже не догадываясь о том, какие мучения доставляет своей матери. В груди Айнишах затеплилась нежность при одной мысли о сыне, и она твёрдо поклялась себе собрать всю свою волю в кулак и выдержать это испытание. Она должна быть сильной ради него. Пусть его будущее пока оставалось для неё сплошной загадкой, она сделает всё возможное и невозможное, чтобы не дать своему единственному сокровищу погрязнуть в омуте опасностей. Пока в её жилах течёт кровь Династии, а в лёгкие проникает дух власти и могущества, она ни за что этого не допустит.       «Когда могучий огонь сойдётся в решающей битве с ледяным океаном, настанет время выбора, и из пепла родится тот, кто способен изменить наш несправедливый мир. Ему будет подвластна справедливость, и тысячи его последователей выступят с ним бок о бок, провозглашая неопровержимую истину. Жертву может принести лишь один из них, и да будет она на благо империи».