***
Одобренный отчёт, хитростью добытый и распечатанный в кабинете Су Миншаня, Вэй Ин гордо держит в руке, стараясь не сминать, и тихонько насвистывает себе под нос в предвкушении зрелища. Помещение перед кабинетом Цзинь Гуанъяо выглядит так же: стерильно чисто, уныло, пусто. Постное лицо секретаря его никак не скрашивает. — Я к директору Цзинь, — уверенно заявляет Вэй Ин, на сей раз потрудившись подойти к стойке, и демонстрирует отчёт. — Срочно. «Сейчас скорчит недовольную мину», — и словно в подтверждение догадки, секретарь морщится, что-то открывая в компьютере. — Вы записаны? — Да-да, само собой, — с готовностью отвечает он и широким шагом направляется дальше. — Ваше имя? Рука уже опускается на ручку двери, ведущей в кабинет, как слышится знакомый шорох бумаги — и вдруг ноги тяжелеют, словно прибитые к полу. Вэй Ин уныло вздыхает и оборачивается. Ну конечно же секретаря не оставили на посту с пустыми руками. Как же иначе. — Стойте! — с наигранной твёрдостью заявляет тот, держа талисман перед собой — наверное, для большего устрашения. — Вы нарушаете протокол! Назовите своё имя. Н-немедленно! Мог бы хоть не заикаться. — Имя? Моё-то? — невероятно удивляется Вэй Ин, показывая на себя и хлопая глазами. — Так я его назвал. Не расслышали? Давить улыбку уж очень трудно: всё-таки наблюдать замешательство на невыразительном лице — одно удовольствие. Впрочем, Лань Чжаню эта эмоция давалась куда лучше. Да и лицо у него невыразительным сложно назвать… Нет-нет. Не время отвлекаться. С чего вообще он о нём вспомнил? — В самом деле?.. — Письмена на бумаге гаснут, и со ступней будто снимают невидимые гири. — Прошу прощения, может быть, тогда повторите? — Сколько угодно, — высвободившись от оков, Вэй Ин наконец-то подходит ближе, заглядывая через плечо секретаря в монитор. — Вэй Усянь. Так слышно? Само собой его нет в списке. Но импровизировать это не мешает, так? — Так… вас здесь нет? — лопочет секретарь и, вдруг что-то осознав, сначала выпрямляется и хлопает по карманам, а затем бледнеет. — Неприятное ощущение, да? — интересуется Вэй Ин, демонстрируя позаимствованный активированный талисман. — Сам изобрёл. Нравится? — Я вызову охрану! — Как скажешь, как скажешь, — пожимает плечами он, как ни в чём ни бывало, направляясь в кабинет под визгливое «На помощь!». — Мне много времени не надо. Только открыв дверь, Вэй Ин понимает: устраивать весь балаган стоило хотя бы ради выражений лиц присутствующих в кабинете заклинателей. Пожалуй, редкая возможность наблюдать всю гамму эмоций — от недоумения и встревоженности до раздражения. — Вэй Усянь, — со спокойной улыбкой встаёт со своего места Цзинь Гуанъяо. — Что это всё значит? Остаётся напомнить себе: срок действия талисмана ограничен. Необходимо поторопиться. — Директор Цзинь, какая удача, что я смог вас застать, — как ни в чём не бывало отвечает он. Честное слово, как артист перед придирчивой публикой. Раз так, настала его пора блистать. — Прошу простить, что прервал ход совещания, но, должно быть, вам и присутствующим здесь господам было бы интересно услышать о том, что недалеко от границы барьера была обнаружена аномалия. Слышать шепотки — одна радость. За спиной Цзинь Гуанъяо подскочивший было с места Су Миншань прячет лицо за ладонью. Нужный тон задан. И Вэй Ин бодро протягивает отчёт. — Взгляните. Представление прерывает вновь распахнувшаяся дверь, и в кабинет влетает изрядно запыхавшийся секретарь. Вэй Ин не без удивления бросает взгляд на талисман. Видать, его использовали не раз. Надо было бы это предусмотреть. — Директор Цзинь! — ликующе выпаливает тот, убирая волосы со лба. — Я вызвал охрану. — Благодарю, — откликается Цзинь Гуанъяо. Отчёт не удостаивается его взгляда, сразу же отправляясь на письменный стол. Внутри медленно всё холодеет. Так быть не должно. Или что, теперь термин «аномалия» перестал беспокоить руководство? — Подождите, подождите, — торопливо вклинивается в разговор Вэй Ин. Ещё и охрану вызвали. Как будто он чужак какой-то, а не сотрудник, работавший практически со дня основания Центра. — Нет надобности в охране, директор Цзинь. Разве стал бы я действовать так радикально, не будь ситуация критичной? Взгляните на отчёт, взгляните. Упущение аномалии может сказаться на репутации Центра. На благосостоянии города. Этого же мы и не должны допускать? — Знаете, что разрушает репутацию Центра, господин Вэй? — улыбается директор Цзинь. — Недостаток дисциплины. Если бы это было уместно, Вэй Ин закатил бы глаза. Отчего же никто не вспоминал про дисциплину, когда заклинатели из клана Цзинь оскорбляли местных жителей? Или когда Сюэ Ян творил свои безумные эксперименты, вовлекая в них сотрудников Центра? Но стоило всего-то не вовремя зайти — дисциплина, господин Вэй, дисциплина. — Боюсь, мы достаточно долго закрывали глаза на ваши дела, но насилие по отношению к персоналу — уже чересчур. Поразмыслите о поступках спокойно, в отрыве от работы. — продолжает Цзинь Гуанъяо, и речь с каждым словом склоняется к всё более нежелательному итогу. — Считайте это временным отстранением. — Насилие? — резко переспрашивает Вэй Ин, не веря ушам. Даже Сюэ Яна не отстраняли — правда, его скорее сразу арестовали, но только этого ему и не хватает. Иначе что станет с делом? С мостом, чудищем и барьером? Призывая на помощь всё своё красноречие, он быстро находится. — Но талисман был изначально применён ко мне. Разве препятствие в делах большой ночной охоты не допускает свободу действий? — И, наконец, приходит время для главного козыря. — Система уже дала сбой и запрос не был обработан. Что, если это произойдёт ещё раз? — Откуда у вас такие сведения? Вопрос обрушивается, словно ушат ледяной воды. Вэй Ин почти отвечает «как же, из терминала», но вовремя прикусывает язык. Доступ к терминалу есть у заклинателей. В этом повторе заклинателем он не был. Твою мать. — Что ж, проверим ваши подозрения, — снисходительно соглашается Цзинь Гуанъяо и вновь берёт в руки документ — вовсе не для того, чтобы его прочитать. — Директор Су, вам знаком этот отчёт? Су Миншань надевает очки — что-то подсказывает, что не из-за плохого зрения, а ради важности — и, просмотрев данные, кивает. — Его составил… Мо Сюаньюй, кажется. Вот, видите? — Минуты ему хватает, чтобы обнаружить электронную версию в системе и жестом пригласить директора Цзинь взглянуть на монитор ноутбука. — В базе данных он уже обработан, локация проверена и признана безопасной. Система просто не способна дать сбой. Но после одобрения я этот отчёт точно не печатал… — он на мгновение останавливается и вдруг, о чём-то явно догадавшись, вскакивает с места. — Вэй Усянь! Кто давал тебе право врываться в мой кабинет? — Врываться? — удивляется Вэй Ин с невольным смешком. В самом деле, краснеющий от гнева Су Миншань, тычущий в него пальцем — вид не слишком частый. — Как я могу врываться куда-то, если дверь вы всегда оставляете открытой? — Ты!.. — Господин Вэй, достаточно, — заканчивает перепалку Цзинь Гуанъяо и вновь улыбается — до того фальшиво, что зубы сводит. — Любой в этом кабинете подтвердит вам, что эта локация стояла первой в списке на сужение барьера. Аномалии неоткуда возникнуть. — Всё верно, всё верно, — ворчит вдогонку Су Миншань. — Оставьте ваши выдумки впечатлительным стажёрам. Расскажете их, конечно же, после того, как вернётесь к сменам. — И отправьте уже ваше оборудование на проверку! — вставляет своё слово заклинатель из клана Пинъян Яо. — Создаёте панику на пустом месте! Чем только занимается отдел поддержки? За гомоном голосов сложно разобрать все претензии, которые будто бы больше не на кого было вывалить. Раздражение внутри из-за них только нарастает. Словами здесь убеждать уже бесполезно, и Вэй Ин почти тянется в карман толстовки за новым талисманом, надеясь найти какой-нибудь безобидный, чтобы хотя бы добиться тишины громким хлопком и вспышкой. Ощущение на себе чужого взгляда вынуждает остановиться, поднять голову. Лань Чжань единственный в кабинете молча остаётся на своём месте, словно происходящее никак его не затрагивает. Лишь на лице отражается что-то неясное, похожее на недовольство. Вэй Ин даже почти слышит полузабытое «бесстыдник» и улыбается невольно. — Достаточно, господа, нет необходимости затевать ссору, — взмахом руки и негромким голосом Цзинь Гуанъяо удаётся пресечь возмущения на корню. — Господин Вэй, полагаю, вам было бы лучше удалиться. Ах да, — что-то вспоминает тот и, наверное, впервые за несколько минут смотрит на него напрямую. — Об испытаниях ваших новых талисманов давно не было слышно. Мне хотелось бы видеть результат. Доносящиеся из коридора шаги явно дают понять: разговор окончен, и не на самой приятной ноте. Собранные в хвост волосы разлетаются в воздухе, когда Вэй Ин резко сбрасывает с плеча руку штатного заклинателя и разворачивается, чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Почти. Высокий рост того не в счёт. — Ухожу я, ухожу. — машет Вэй Ин рукой и, завидев, как оба заклинателя синхронно хватаются за мечи, не сдерживает смеха. — Что за честь. Провожать не нужно.***
Отстранён. Хуже и не придумаешь. В ушах до сих звенят причитания Мо Сюаньюя, который от отчаяния даже слезу пустил. Ничего, тот справится. Опыта уже понабрался побольше, чем в этой своей академии. Вэй Ин подкладывает под голову руку, глядя на потолок. Тишину в квартирке тишиной сложно назвать: у соседа играет музыка, тикают часы, снаружи доносятся порой звуки редко проезжающих машин. И всё же кругом тише, чем он привык. Но никак не спокойнее. Скорее более пусто — как и в голове. Когда звонит телефон, Вэй Ин, прикрывший глаза и наслаждавшийся мгновениями темноты, будто выныривает на поверхность. Догадка, брошенная в никуда, оказывается верной. — Привет, шицзе, — мягко заговаривает он, прочистив горло. Всё равно голос слегка хрипит. — А-Ин, что произошло? Тревога Цзян Яньли отрезвляет получше собственной — с ней как раз-таки пришлось смириться, как с однотонным фоном, в повседневной жизни и не слишком-то заметным. — Что? Что-что… — бормочет он, подыскивая слова. Взгляд блуждает то по стенам, то по беспорядочным горам бумаг на столе, на стуле, на полу. Хочется, чтобы посетила какая-нибудь умная мысль. Что ж, та очень некстати сопротивляется. — Ну, в отделе много работы, и оборудование вдобавок барахлит, а с нас все чего-то требуют. Вот справедливость-то, а? Свой смех слышится будто издалека — неприкрыто искусственный. — Тебя же отстранили, так? Прямой вопрос вдруг ставит в тупик. Любые членораздельные звуки застревают в горле. Как рыба, выброшенная на берег, Вэй Ин открывает и захлопывает рот. Вся сообразительность испарилась в самый нужный момент. — Мне Цзысюань сказал, — поясняет Цзян Яньли, ухватившись за паузу. — А-Ин, если тебе нужна помощь… — Нет, — отвечает Вэй Ин, сразу морщится: чересчур резко. И добавляет уже мягче. — Нет. Правда, нет. Я… мне, наверное, лучше побыть одному. Как там сказал директор Цзинь — «поразмыслить». Этим он по сути и занимался весь день. Размышлял. Другое дело, что это ни к чему не привело. Какой способ избрать, чтобы одолеть чудище? Что у него остаётся без доступа к системе Центра? Идти на ночную охоту с мечом в одиночку — так из-за отстранения оружие вряд ли выдадут. А так было бы просто сказать: «Я застрял в этих сраных девяти днях и каждый раз умираю или вижу, как умирает ещё кто-то. Ах да, по городу бродит чудище, и никто не верит, что это на самом деле так, потому что оно постоянно перемещается». И просто, и одновременно сложно. Дело даже не в том, сочтут его сумасшедшим или нет. Перекладывать груз на кого-то ещё неправильно. Из-за него время закольцевалось в бесконечный цикл, и прервать это должен он сам. Больше никто. — Я не могу тебе сказать всего, шицзе, — честно сознаётся Вэй Ин, поняв, что молчание слишком затянулось. — Но обязательно расскажу, обещаю. — А-Ин, — вздыхает она, и как же живо представляется её печальный взгляд. — Главное, береги себя. Искренние слова звучат как насмешка. — Конечно. Рука падает на кровать, как только завершается звонок. Стоит встать, наверное. Предпринять хоть что-то. Или, может, что-то изменится, если он попросту останется дома? Не придёт же чудище за ним — его кровь ему в этом повторе не довелось учуять. Значит, и смерть может обойти стороной. Вэй Ин устало прикрывает глаза. Переворачивается на живот и с яростью бьёт кулаком подушку. А жители города? Барьер? Успеют заклинатели вовремя определить опасность или будут в это время на дежурствах далеко от границы? Кое-как ему удаётся сползти с кровати и даже подняться. Направиться на кухню и, немного подумав, достать из шкафчика давно припрятанную бутылку вина. Надо для начала подумать. От света настольной лампы и белизны бумаги, на которой вырисовываются замысловатые графики, побаливают глаза. Алкоголь на удивление пока не туманит мысли, скорее дарует странную расслабленность. Позволяет спокойно обратиться к собственной памяти, пусть от напряжения и ноет в висках. Воскресить события прошедших дней (а скольки дней?) не так-то просто, но реальность выставляет свои правила, которые необходимо обойти, и основное среди них — чем больше повторов, тем меньше остаётся вариантов действий.***
Когда в нос ударяет запах сырости, застоявшейся воды и зелени, Вэй Ин уже знает, что увидит перед собой, когда откроет глаза. Всё верно. Снова ослепительно яркое синее небо, контрастирующее с бледно-розовыми венчиками лотосов. Вокруг плещется лениво вода, мягко уводя лодку куда-то. Птичий крик заставляет Вэй Ина привстать, и тут же схватиться за борты, ощутив лёгкую качку. Стеблей вокруг него становится всё реже. Он оглядывается — взгляд встречает лишь туман, окутывающий плотной дымкой удаляющийся берег. Впереди — бескрайние просторы тёмной воды, касающиеся горизонта. В груди от предстоящей неизвестности шевелится тревога. Нужно вернуться. Может, доплыть, пока ещё не поздно? Он почти нагибается к воде, готовясь ощутить уже её прохладу, как замечает в глубине что-то светлое. Что-то всплывающее на поверхность. Из горла вместо вскрика вырывается хрип. Цзян Яньли вовсе не похожа на утопленницу, скорее на прекрасную Офелию с картины, умиротворённую и тихую. На шее виднеется чёрная полоса глубокого пореза — туда вонзился когда-то крупный осколок стекла. На едва слышный с другой стороны всплеск не хочется оборачиваться. Тело же действует помимо его воли, словно кто-то хочет сказать ему: смотри, пойми последствия своих действий и смотри — ты ведь именно их и хотел рассчитать на бумаге. У Мо Сюаньюя прокушена шея. Даже водолазка на нём всё та же, с логотипом Центра на груди. Вышитые бледно-розовые лепестки дикой сливы кажутся живыми из-за лёгких волн. «Смотри», — раздаётся в голове. Смотри, Вэй Ин. Запоминай. Мо Сюаньюй с усмешкой на обескровленных губах открывает глаза.***
Пробуждение оказывается резким. Тяжело дыша и убирая волосы с лица, Вэй Ин чувствует, как мокрая от пота футболка, которую он даже не потрудился снять перед сном, липнет к телу. Стягивает её поскорее с себя и отшвыривает в сторону — в темноте не так важно, куда именно. В горле слишком сухо. Стоит бы выпить. После такого сна, конечно, лучше вина. Но, помнится, его после нескольких часов работы не осталось. Из-за дрожи в руках вода льётся мимо стакана. Его край стучит о зубы. И всё-таки вода смягчает жажду, и невидимые склизкие щупальцы сна отступают. Очертания окна ненадолго расплываются, и Вэй Ин трёт глаза, с недоумением ощущая на пальцах влагу. Слеза скатывается по щеке. Ничего, говорит он сам себе, смахивая её с лица. Есть шанс всё исправить — может, его предоставили намеренно. На звонок Вэй Ин решается без колебаний. Гудки длятся недолго. — Вэй-сюн, ты смотрел на часы? — доносится уставший, но не потерявший своей вкрадчивости голос, и уголки губ непроизвольно дёргаются. — Я знаю, что ты наверняка ещё не ложился, — заговаривает он с напускной бодростью. — Давно не говорили с тобой, Хуайсан. В ответ раздаётся тихое фырканье. — Да уж всего-то пару-другую дней. Одна фраза — и пол будто проваливается на мгновение под ногами. Быть такого не может. Не Хуайсан вернулся в Цинхэ. Выходит, мир проживает то же, что и этот город? И никто ничего не заметил? — Скажи, а после твоего визита в Центр ничего необычного не случалось? — спрашивает Вэй Ин осторожно. — Кроме изжоги от вашей еды — вообще ничего, — вздыхает Не Хуайсан жалобно. — В самом деле, Вэй-сюн, как вы выживаете, раз вас так кормят? В самом деле ничего. Поразительно. Внутри вступают в противоборство и страх, и любопытство. Как такое возможно? Это из-за отголосков тёмной энергии, отголоски которой после мощного всплеска в Цишань нет-нет да найдутся повсюду? И что будет дальше? Чудище не остановится на одном городе? — Ну, не все здесь такие ценители кулинарии, как ты, — отзывается он с пустым смешком и откашливается, чтобы спросить чуть тише. — Как Минцзюэ? — Сам знаешь, врачи давно не дают положительных прогнозов, — сдержанно говорит Не Хуайсан после небольшой заминки. — Да и какие прогнозы могут быть с оторванной рукой и без золотого ядра. Значит, и Не Минцзюэ, чьё золотое ядро погибло от сильной эрозии, развившейся после второй вспышки, ничего не ощутил. С болезнью связи нет. Уже неплохо. — И ты ради этого звонил мне в пять утра? — мигом меняет тон Не Хуайсан. — Ничего не хочешь рассказать? Учитывая обстоятельства, совершенно точно ничего. — Ай, что здесь рассказывать. Скучная ночная охота, ты и сам всё знаешь, — отмахивается Вэй Ин. — Заснуть не смог, вот и подумал: не поболтать ли со старым другом? Не Хуайсан хмыкает понимающе. Заподозрил ли что-то неладное? Уж наверняка. Осторожности тому не занимать. Правда, несмотря на неё, заполнять тишину болтовнёй у Не Хуайсана получается без труда. Его сборник стихотворений согласились опубликовать. Наверное, стоит порадоваться. Поздравления сами скатываются с языка, пока половина услышанного пролетает мимо ушей. Кажется, будто вне города совсем другая жизнь. Без тёмной энергии. Без сраной временной петли. Не проще ли уехать? После скомканного прощания сесть спокойно просто не получается. Оцепенение сменяется странной жаждой деятельности, которая пока ограничивается только ходьбой взад-вперёд. Нет, уехать всё-таки не вариант. Только он один знает о повторах, и просто так чудище — или другая сила, что заставляет время отматываться снова и снова, — его точно не отпустит. Тёмная энергия повсюду. От неё как раз не сбежишь. Разве что придётся спрятаться в какой-нибудь пещере в священных горах, но такой вариант представляется скорее фантастическим. — Эй, ты! — доносится приглушённо из-за стены. За возгласом следует уж очень раздражённый стук. — Кончай топать и бормотать, ушлёпок! Дай поспать! Вэй Ин, не выдерживая, взрывается хохотом — таким, от которого болит живот и воздуха не хватает. До чего нелепо. Чья-то жизнь снова врывается в повтор, делая его совершенно непохожим на другие. Очередная случайность. За ней что-то последует? Или нет? Звучит как паршивая лотерея, выбор в который стоит между «проиграть» и «проиграть». Прохладный ветер, ворвавшийся в открытое окно, треплет и без того растрёпанную чёлку, щиплет за кончик носа. Вэй Ин, едва справляясь с приступом смеха, стучит костяшками о стену. — Заканчивай трахаться посреди ночи и рыдать под песни Адель, тогда и поговорим! — весело кричит он и смеётся только громче, не вслушиваясь особо, что ему отвечают ещё и сверху. Неожиданный порыв высасывает из него все силы. Пол, усеянный бумагами, среди которых виднеется, судя по всему, пара потерянных когда-то футболок, оказывается неожиданно и не таким жёстким. Тёмная энергия — субстанция непредсказуемая. И как прикажешь обмануть её порождение? Или взять под контроль? Вэй Ин подкладывает руки под затылок и недовольно морщится. Слышали бы его в Центре. Да что там — в любом обществе заклинателей. Разве он не пытался протолкнуть идею работы с тёмной энергией, рисуя целые диаграммы, показывающие, что исследовать и подчинять было бы разумнее, чем бездумно уничтожать? Пытался. Но толку? На усовершенствование компаса Центр был готов пойти, отдел поддержки позже ещё и выразил ему свою благодарность. Казалось, вот оно, начало положено. Начать что-то большее? Увольте. Слишком дерзко, господин Вэй, слишком самонадеянно. Ещё и Сюэ Ян только подтвердил чужие опасения. Больной идиот. То набивался к нему в стажёры, то натворил нечто невероятное — это надо умудриться, раз благодаря его живым «экспериментам» прогресс по очищению города практически обнулился, пострадал среди заклинателей даже кто-то вроде Не Минцзюэ, а любые потуги обуздать тёмную энергию нарушали введённый специально из-за него же закон. Отдавать просто так свои черновики — между прочим, отнявшие не один месяц трудов — было попросту унизительно. Терпеть обыск в квартирке и в офисе — тем более. Но одно при расследовании отнять забыли: флейту и его собственные идеи, пусть и не доведённые до конца, но оставшиеся в туманных для постороннего человека набросках. В отстранении всё-таки есть свои плюсы.***
Звуки гуциня — обрывающиеся то и дело, порой слегка трескучие и жалобные, сопровождающиеся шуршанием от скольжения пальца по струне — заполняют собой библиотеку. Знаменитое Очищение клана Гусу Лань узнаётся пока с трудом. Не наблюдать трудно. Из подлежащих копированию правил клана написана лишь пара строчек. — Эй, Лань Чжань. Напрасно — взгляд золотистых глаз прикован к разложенным на столике нотам. Ветерок, ворвавшийся в приоткрытое окно, развеивает на мгновение летнюю духоту, касается чёрных волос, убранных назад, из-за чего чуть торчащие уши выделяются ещё сильнее. — Лань-эр-гэгэ? — хитро тянет Вэй Ин и хихикает, когда Лань Чжань вздёргивает голову и уже знакомо поджимает губы. — Так играешь здорово. А подобрать что-нибудь можешь? Например… Hung up? На бледном лице — серьёзно, какими средствами для кожи он пользуется? — раздражение сменяется недоумением. — Ну Мадонна. Давай, Лань Чжань, неужели ещё не слышал? — продолжает Вэй Ин, напевает въедающийся в память мотив, с трудом выговаривая чужие для языка английские слова. Реакция поначалу греет душу — вздрагивают руки, сжимаясь в кулаки, раздуваются тонкие ноздри. И лёгкое разочарование заставляет замолчать, когда Лань Чжань стискивает зубы и вновь обращается к нотам. Упрямо звенит начальная фраза Очищения. На скулах и ушах проступает отголосок румянца. — Глупости, — доносится едва слышно. Вэй Ин улыбается. Не может не улыбаться. Склоняет голову набок. Правила уже давно забыты. В самом деле, к чему они, когда поддразнивать куда интереснее. Хочет заниматься — так уж и быть, можно следовать и таким правилам. — Давай я за дицзы сбегаю? Сыграем с тобой что-нибудь вместе. Главное, чтобы его музыкальные изыскания не услышал Лань Цижэнь. Ещё инструмент заберёт опять, страдальчески морщась от пронзительных звуков и вытирая кровь с губ. — Флейта дицзы и гуцинь обычно не играют в дуэте, — отвечает Лань Чжань, будто фразу из учебника зачитывает и ненадолго отрывается от пьесы. — Помнится, у тебя уже есть занятие. Разве тебе не нужно сдать копию правил к концу дня? Вэй Ин со вздохом пожимает плечами. Переписывать правила — скучнее ничего не придумаешь. Неровные строчки ложатся на бумагу. Взгляд всё равно возвращается к играющему, и дёргаются в улыбке уголки губ. Свет полосами ложится на светлую форму клана, ярче видны голубые облака, вышитые на налобной ленте. Ловко щёлкают по струнам длинные пальцы и запястья изгибаются почти изящно. В плавных и вместе с тем на редкость выразительных в своей сдержанности движениях столько утончённости, что кажется, будто перед ним ожил какой-нибудь юноша с картины, который с такой же невозмутимой грацией и лёгкостью управляется с мечом. Вэй Ин тайком достаёт из сумки телефон — спасибо, что его хотя бы не изъяли — и, притаившись за стопкой книг, касается иконки камеры. Воспоминание тает вместе с запахом старых книг и пыли, возвращаются очертания тёмной комнаты, заваленной бумагами. И в голове всплывает невольно: интересно, осталось ли ещё то фото? На старом телефоне, наверное, да. Он невольно усмехается, вспоминая, как кривился Цзян Чэн, ворча, что кое-кто похож на сталкера, раз фотографирует тайком своего одногруппника. Что ж, тот никогда не был ценителем прекрасного. Дизцы лежит на столе, в раскрытом чехле. Вэй Ин берёт её в руки, пропускает сквозь пальцы нити алой кисточки, проводит по тёмному бамбуку, осматривает, проверяя, нет ли трещин. Не то чтобы она лежала со студенческой поры без дела — время от времени руки всё равно тянулись к ней, когда хотелось проиграть старые пьесы. Но использовать её в качестве оружия… Разве что звукового. Воздействующего на ушные перепонки. Чуть погодя, он достаёт из ящика стола алые чернила и кисть. Возможно, кровь подойдёт лучше, но в процессе экспериментов и сознание потерять можно. На это времени нет. Когда-то ему не удалось сделать из простой дицзы оружие заклинателя. Почему бы не попытаться сейчас? Другое дело, что для традиционных музыкальных техник заклинателей духовных сил у него не хватит. Остаётся… как бы назвать. Тёмный путь? Раз уж и энергия тёмная. По сути ему даже не нужно изобретать велосипед, просто следовать тем же правилам, парочку деталей поменять, кое-что в основе перевернуть по смыслу. Написать подходящую мелодию. Ничего сложного. По крайней мере, этот метод определённо лучше, чем решение вернуться на пост заклинателя.***
На границе барьера его, как ни в чём ни бывало едущего на велосипеде, равнодушно провожают взглядом, стоит только продемонстрировать пропуск работника Центра. Облачко пара вылетает изо рта, и Вэй Ин обеспокоенно хмурится, задевает локтём рюкзак с термопакетом. На то, что печать для укрепления инструмента сработает и флейта не треснет, остаётся только надеяться. Когда компас перестаёт указывать направление и стрелка начинает хаотично метаться под стеклом, продолжает сопровождать его только одинокий шарик света над плечом. Темнота в заброшенном парке рассеивается неохотно. Она почти осязаема, будто забивается в лёгкие и сжимается постепенно, сгущается туманом возле корней деревьев и под скамейками. Тусклый свет выхватывает порой жирные полосы алой краски на стволах и фонарях, оборванные талисманы. Поскрипывают педали велосипеда, шуршит резина колёс. Тишина вокруг кажется живой, дышащей, беспокойно шепчущей что-то бессвязное, сорвав голос после долгого крика боли. Вэй Ин старается не морщиться, как может. Упрямо смотрит вперёд и, стиснув зубы, не сворачивает. Блики первым делом ловит тёмно-багровая водная гладь водоёма. Вот оно. Перед ним будто заново разворачивается день, когда небо в одно мгновение потемнело. Когда люди в панике разбегались, пихались, падали, когда кто-то в безумии бросался в воду. Когда он сам, с Цзян Чэном на спине, мог только беспомощно разевать рот, проглатывать вину и идти дальше, чтобы выполнить обещание, тяжким грузом — тяжелее даже нового главы клана Цзян — легшим на плечи. Он мог спасти многих тогда, мог же? И выбрал лишь одного человека. Вэй Ин выпрямляется и упрямо достаёт из рюкзака термопакет, расчехляет флейту, не без облегчения наблюдая, как по бамбуку пробегают лёгкие искры печати, явно почуявшей губительную смену температуры. Почти на автомате он дышит на плёнку, усмехается сам себе — в этом же тоже нет нужды. В самом деле, какова была бы работа заклинателя, если инструмент не способен в нужный момент зазвучать. Шёпот льётся в уши всё навязчивее, заманивая ближе к воде. Было ли правильно в тот день спасти только одного? Этично ли заниматься тем, что он собрался сделать? Всё ради благородной цели, значит? Наполненный туманом и тёмной энергией воздух разносит по округе резкие трели. Прихотливая мелодия змейкой скользит по мёрзлой земле, пробегает рябью по воде. Вэй Ин лишь напряжённо всматривается, не забывая дышать. Они не могли найти и похоронить всех. Вынырнувшая рука словно тянется за звуками. Вскоре показывается и само тело, точнее, то, что от него осталось — сплошь кости и остатки одежды. Второй не заставляет себя долго ждать. Как слепые детёныши, восставшие оглядываются беспомощно, невидяще, крутят зачарованно головами, разыскивая источник звука. Словно увидев наконец друг друга, мертвецы медленно, осторожно, сближаются. Мгновение, казалось бы, застывает. Пока Вэй Ин не берёт дыхание снова, прикрыв на мгновение глаза, пока ночь не прорезает высокая нота. Тишину перебивает всплеск воды, неожиданный рёв одного из мертвецов, вдруг вцепившегося зубами в шею другого. Отнять флейту от губ, сбиться хоть чуть-чуть, шевельнуться как-то не так равно гибели. Поэтому Вэй Ин и продолжает играть, чувствуя, как тёмная энергия прохладными струями скользит сквозь пальцы, пропитывает собой бамбук, заползает в глотку, оседая в ней, из-за чего так сильно хочется закашляться. Звуки дицзы не заглушает ни жуткий хруст костей, ни визги. Почему они вообще визжат? Разве связки не сгнили давным давно? Далёкий жалобный крик звенит в ушах, преодолевая границу времени, звенит до боли в висках и тошноты. Прошёл мимо, стонет кто-то. Не оглянулся. С перегрызенной шеи слетает голова, разбиваясь тут же о каменное обрамление водоёма. Оставшись без соперника, победивший мертвец оборачивается, и сердце на мгновение пропускает удар, стоит заглянуть в пустые глазницы. Костяные руки сминают рёбра, будто пытаясь добраться до давно сгнившего сердца, скребут шею, выламывают челюсть, разламывают пальцы. Боль перетекает в тело, будто это его самого стремятся растерзать на части. Надо остановиться, лихорадочно думает Вэй Ин. И не отрывается от флейты, смотрит перед собой, пока глаза не начинают слезиться. Нельзя. Взбешённый мертвец попросту переключится на него. Реальность застилается чёрным туманом, из которого ещё доносится мелодия дицзы. Совсем рядом с ним, кажется, улыбается Цзян Фэнмянь, на прощание стискивая его плечо. Бросается к воде случайная парочка, и парень всё пытается заслонить девушку от чудища, но сам от удара падает, захлёбываясь кровью. Над ухом тихо хрипит от боли забывшийся Цзян Чэн. Где-то там он, застрявший посреди огромного пруда, замечает, как из воды показывается бледное лицо шицзе, усмехается холодно Мо Сюаньюй, с розовых лепестков срываются алые капли, будто слёзы. И в шорохе ветра различимо так чётко: «Видишь, Вэй Ин?» Видишь? Возвращение похоже на первый вдох после удушья водной глубины. Флейта, умолкнувшая, напитанная тёмной энергией и почерневшая, вибрирует в ладони. На поверхности водоёма всё тихо. Утерев пот со лба, Вэй Ин на ватных ногах медленно оседает на землю и всё-таки прислушивается: мало ли, кого успела призвать его мелодия — ещё мертвецов или патрулирующих заклинателей (неизвестно, кого хуже). Шарик света поднимается под слабым дуновением духовных сил чуть выше, озаряя небольшую площадь. Под рёбра прокрадывается холод, достаточно только заметить неподалёку ещё несколько растерзанных тел. Твою мать. И это всё он? Никогда ещё на велосипеде Вэй Ин так не мчался, как мчится сейчас, погасив на свой страх и риск талисман. Ночь преследует его по пятам шорохами, чьим-то рычанием и отголосками криков, которых никогда не было слышно раньше. Над зданиями неподалёку показываются вдруг фигуры в белых одеждах, и от талисманов света, скользящих к земле, он шугается, как от огня, замирая в тени переулка, молясь про себя, чтобы из мусорного контейнера никто не выскочил. От потрясения даже не сразу доходит — получилось. У него получилось. Вэй Ин смеётся беззвучно и нервно, двигаясь дальше уже осторожнее, не выезжая на середину дороги и поглядывая на подсвеченный изнутри компас. Тёмная энергия бросает ему вызов? Ха! Знала бы она, что ему будет по силам хоть ненадолго, но её обуздать.***
Звук дверного звонка бьёт по мозгам. Ничего, думает поначалу Вэй Ин, утыкается лбом в лежащие на столе руки, вдыхая запах подсохших чернил. Пошумят и уйдут. Наверняка, снова сосед решил чем-то оскорбиться и пришёл выяснять отношения. Не хотелось бы так начинать день после бессонной ночи. Отчётливый стук в дверь даёт понять — за ней стоит кое-кто понастойчивее. Выбраться из-за стола — дело непростое: спина протестующе ноет, и Вэй Ин с шипением трёт затёкшую шею, разминаясь на ходу. Когда он успел задремать? Звонок, как назло, не унимается. — Да кого там принесло… — бормочет Вэй Ин, разбираясь с замком. И, открыв дверь, замирает. Остатки полусна слетают вмиг. Сознание медленно осмысляет, что на пороге стоит Лань Чжань. Абсолютно реальный. Как всегда, с непроницаемым выражением лица, по которому не так-то просто что-то понять. С инструментом за спиной и пакетом в руке. Не мог же Центр так быстро выяснить подробности произошедшего в парке? — Ты что здесь делаешь? — не находит Вэй Ин слов лучше. Переступает с ноги на ногу, ощущая прохладный ветерок на коже. И почти вслух стонет, проводя ладонью по лбу, обнаруживая попутно торчащую во все стороны чёлку. Да уж. Приветствовать гостя в нижнем белье и поношенной футболке ему ещё не доводилось. Впрочем, Лань Чжаня, судя по взгляду, это ничуть не беспокоит. Даже не удивляет. — Отстранение от работы в отделе поддержки не значило, что тебе нельзя появляться в Центре. — А, проходи, что же ты стоишь… — спохватывается Вэй Ин, отступая в сторону и уже жалея, что не захлопнул дверь. Хотя, с другой стороны, такой человек, как Лань Чжань, и не ушёл бы. — Так и что? Нельзя мне дома свой срок отбывать? Что я буду там делать? Тот методично снимает ботинки, вешает на плечики (каким чудом они обнаружились?) пальто. — Исследования талисманов. Напряжение тут же спадает. Вэй Ин едва сдерживается, чтобы не выдохнуть громко. К нему пришли не из-за инцидента с мертвецами. Об этом всё ещё никто не знает. Вот уж действительно чудеса. — И они прислали тебя? Только из-за этого? — фыркает он от смеха. — Директор Цзинь мог бы просто позвонить. Лань Чжань красноречиво приподнимает бровь и молча вытаскивает телефон. Реальность очнувшийся ото сна мозг восстанавливает окончательно. — Блять, телефон, — ахает Вэй Ин и почти хлопает себя по карманам, вовремя соображает о внешнем виде. В самом деле, когда он в последний раз брал в руки телефон? Когда разговаривал с Не Хуайсаном? — Ой, блять. Прости, — спохватывается моментально, легонько хлопая себя по губам и уносясь пулей в комнату. — Всё забываю, в Гусу запрещено ругаться. Захлопнув за собой дверь в комнату, он встряхивает головой. Заправляет за уши волосы и безуспешно пробует прочесать их пальцами, только дёргая спутанные грязные пряди. Надо собраться с мыслями. Разбросанные вперемешку с одеждой бумаги в поисках этому явно никак не способствуют. Что ж, зато под руку попадаются какие-никакие штаны. После пары минут поисков опасения, наконец, подтверждаются: телефон, найденный под закинутой в угол кровати подушкой, радует тёмным экраном, который на прикосновения не реагирует. Прекрасно. Теперь нужна ещё и зарядка. Сложно представить, сколько раз ему звонили из Центра. — Можно я не буду его включать, Лань Чжань? — жалобно спрашивает Вэй Ин, подключая провод, и в очередной раз бросает взгляд на окно. На всякий случай щиплет себя за руку. Нет. Теперь точно не спит. Со включенным светом спросонья и не сообразишь, что на улице сумерки. Сколько времени вообще прошло? Когда он работал над мелодией, кажется, тоже было темно. Или уже светало? Вэй Ин, не выдержав, в два шага пересекает комнату и высовывается в коридор. — Погоди, а какое сегодня число? — Тридцатое декабря, — без заминки отвечает Лань Чжань, переводит взгляд на его руку. Вэй Ин раздражённо захлопывает дверь обратно. Идиот. Штаны-то так и остались висеть на сгибе локтя. Уже одевшись, он прислоняется лбом к дверному косяку, пытаясь осмыслить новую информацию. Тревога снова шевелится в груди, высовывается исподтишка, почти незаметно. Один день. У него остался один день. И в коридоре его ожидает не то чтобы долгожданный гость. — Знаешь, что? — улыбается он, оглядев напоследок почти разгромленную комнату и прикрыв поплотнее за собой дверь. — Давай лучше пойдём на кухню… а, там то же самое. Паузу оказывается даже нечем заполнить, и молчание Лань Чжаня — совсем тут не помощник. — Честно говоря, я не особо ждал гостей, так что… — Вэй Ин разводит руками. — сам понимаешь. Вряд ли, ой вряд ли понимает. Раз заклинатель клана Лань выглядит опрятно, то и дома у него наверняка ни пылинки. Удивительно, что Лань Чжань в ответ на никчёмные оправдания просто качает головой. — Не нужно беспокоиться. Пустые контейнеры из-под готовой еды Вэй Ин ловко пинает в сторону, к окну, подбираясь к чайнику, а заодно вытаскивает из шкафчика какие-то чипсы, перекидывает через плечо, даже не сомневаясь, что их поймают. Лань Чжань разглядывает упаковку озадаченно. Приходится подавить в себе желание спросить, разрешают ли адептам в Гусу вообще есть вредные снэки. — Я приведу себя в порядок и вернусь, идёт? — Ощущение неловкости разбавляет разве что звук льющегося в типод кипятка. — А потом что-нибудь приготовлю. Не зря же ты пришёл. Увидев себя в зеркале ванной, Вэй Ин вздыхает уже наверное в сотый раз за последние полчаса. Распущенные волосы, похожие скорее на воронье гнездо, чернила на щеке, красные глаза, щетина. Он бы не удивился, если бы Лань Чжань сам дверь входную захлопнул при виде такого. А лет на десять раньше ему, наверное, что-то высказали бы про соответствие порядка в комнате и порядка в голове. Голову он моет с какой-то поразительной скоростью и умудряется даже не порезаться бритвой. И всё хмурится задумчиво. Появление Лань Чжаня походило на что-то из совершенно другой реальности, где нет тёмной энергии и перезапусков. Может, это даже продолжение его сна. Или какое-нибудь ложное воспоминание. В конце концов, как тот мог выяснить его адрес? Пряный запах чего-то вкусного щекочет нос сразу же, как Вэй Ин возвращается на кухню, перекинув влажные волосы через плечо и уже чувствуя, как начинает липнуть к спине футболка. Лань Чжань похож — трудно вообразить, конечно — на образцовую хозяйку: от грязной посуды ни следа, столешница чуть ли не блестит, в руках тарелка с разогретой едой. Чайные листья заново залиты кипятком, упаковка чипсов так и лежит нетронутая. Увиденного вполне достаточно, чтобы пару минут приходить в себя. Лицу становится непривычно жарко. — Лань Чжа… Лань Чжань! — Вэй Ин вскидывает руки, словно пытаясь за что-то взяться, но за что, если всё и без него сделано? — Это же ты здесь в гостях! — Мне не сложно. О, его бы не на шутку озадачило, если бы нашлось дело, которое Лань Чжань назвал бы сложным. За исключением понимания шуток и терпимости к прикосновениям, пожалуй. — Где ты всё это нашёл? — ахает он, наконец-то обнаружив, откуда исходил аппетитный запах. Пристроенные рядом с электрической панелью плошки с рисом, чем-то мясным в густом соусе и жареными баклажанами выглядят и впрямь потрясающе. В глаза бросается оставленный рядом пакет с логотипом. Прекрасно, ради него и деньги потратили, видимо, предполагая, что на кухне кроме закусок и чего-то завалявшегося вряд ли что-то найдётся. Здравствуй, ещё один повод стыдиться. Когда он ел что-то нормальное в последний раз? — Как ты вообще здесь оказался? — интересуется Вэй Ин, держа тарелку на весу и поливая мясо от души острым соусом. — Почему отправили именно тебя? — Директор Цзинь и директор Су обсуждали возможность отправить к тебе домой кого-то из сотрудников. Я лишь предложил свою помощь. — Стоящий рядом и, кажется, совсем не возмущённый отсутствием стола Лань Чжань, глотнув чая, передаёт ему палочки. — Моя смена была окончена. Надо же. Простое и лаконичное объяснение. Как будто это само собой разумеется — заглянуть домой к отстранённому от работы коллеге, который просто несколько дней не давал о себе знать. — Хорошо, что это ты. Другой бы ужаснулся при виде такой квартиры. Хотя ты, наверное, тоже в ужасе. — Вовсе нет. Вэй Ин хмыкает недоверчиво. — Погоди, а как ты узнал, где я живу? Неужели… Мо Сюаньюй? — наугад спрашивает он и заливается смехом, видя утвердительный кивок. — Вот жук. Что сам не зашёл тогда, интересно? — В отделе поддержки сказывается твоё отсутствие, — поясняет Лань Чжань, жестом отказываясь от предложенных баклажанов. — Мо Сюаньюй как раз просил директора Цзинь пересмотреть своё решение. — Эх, бедняга А-Юй. Кусочки курицы Вэй Ин проглатывает почти не жуя. Хочется тревогу прогнать, не думать о том, что произойдёт завтра. Пусть это будет его коротким сном, наполненным тишиной и своеобразным спокойствием от того, что кто-то рядом просто тихо стоит на тесной кухне и попивает чай. Пусть бы такой сон не заканчивался. — Вэй Ин, из твоей комнаты исходит тёмная энергия. Он замирает ненадолго и старается не морщиться, правда. Само собой, суть повторов не даст так легко о себе забыть. С другой стороны, это произошло бы рано или поздно. Может быть, Лань Чжань ощутил присутствие чего-то чужеродного до того, как нажал на дверной звонок. Что ж, объясняет, почему стук был таким настойчивым. — Понял всё-таки, — признаёт Вэй Ин и отставляет опустевшую плошку в сторону. Не смотрит упрямо в глаза — правда настолько опасно вертится на языке, что одного взгляда золотистых глаз хватило бы, чтобы её выдать. Вот оно, влияние полузабытого уюта. — Ну, я знаю. — Эксперименты с тёмной энергией сейчас незаконны, — слова звучат совсем не как прежде, в глубоком голосе не слышно осуждения. — И этот путь вредит душе и телу. — И ещё раз: я знаю. Всё будто возвращается на пару лет в прошлое, когда прошение о переводе было подписано, когда исследования тёмной энергии представляли из себя то, чем он искренне горел в попытках что-то изменить, когда стажёром возле него крутился парень с хитрой улыбкой, смотревший на наставника с почти неприкрытым обожанием. Когда ссоры двух заклинателей, талантливейших в своём поколении, наблюдал во время большой ночной охоты едва ли не весь Центр. Когда те же слова о каком-то «чужеродном пути» служили плевком в лицо. Когда спустя несколько месяцев извращённая фантазия одного человека, углубившегося в деяния ордена Вэнь ради «обновления традиционных методов самосовершенствования», явила миру отравленных трупным ядом и тёмной энергией животных и даже людей — ещё дышащих, гниющих заживо. — Лань Чжань. Я… не такой как Сюэ Ян, — выдавливает из себя Вэй Ин, уже заранее предчувствуя, насколько жалко это прозвучит. И поэтому со всей искренностью продолжает. — У меня в мыслях не было испытывать свои идеи на ком-то живом, тем более на жителях города. Это только исследования. Всё под контролем, клянусь. Лучше бы Лань Чжань сказал что-то. Процедил бы сквозь зубы его официальное имя, воззвал бы к правилам и гордости заклинателя — что угодно. Тот, как назло, молчит. — Ты же… веришь мне? И упрямо отводит взгляд, знакомо поджимает губы. Вэй Ин со вздохом убирает грязную посуду в раковину. Глупо думать, что несколько фраз перечеркнут то, во что кто-то всем сердцем верил всю сознательную жизнь. — Можешь доложить в Центр, — вполголоса добавляет он и, видя, как Лань Чжань вскидывает голову, явно намереваясь что-то сказать, перебивает его. — Подожди. Я знаю, ты бы счёл это правильным. Но сначала дай мне один день, чтобы всё закончить. Всего день. Пожалуйста. — Это опасно, Вэй Ин, — возражает Лань Чжань снова, куда настойчивее, сжимая в руках пиалу так, что белеют костяшки пальцев. — Айя, да знаю я! Никто не пострадает, клянусь, — отмахивается Вэй Ин и улыбается через силу — всё-таки это лучший способ обезоружить. По крайней мере, так было всегда, сколько они знали друг друга. — Ладно, ты меня проведал, о талисманах напомнил. И я обязательно ими займусь и вернусь через день в Центр, можешь директору Цзинь так и сообщить. Тебя проводить? Меня, честно говоря, ждёт работа. Лань Чжань в немом согласии ставит пиалу в раковину, коснувшись ненароком его плеча своим, смотрит на него краем глаза. От совершенно неожиданной близости Вэй Ин нервно сглатывает. Вердикт оказывается вполне банальным: — Тебе лучше отдохнуть. — Лань Чжань, не всем обязательно ложиться спать рано, — посмеивается он в облегчении и пробирается в коридор, чтобы добраться до расчёски в ванной. Не замечалось как-то прежде, что в квартире жарковато. Наверное, это после горячей и острой еды. — Когда в последний раз ты спал? — доносится вслед. Вэй Ин, не сдержавшись, закатывает глаза и проводит расчёской по волосам, распутывая узлы. — М-м-м… перед твоим приходом? — В кровати и больше двух часов. На такое ему ответить нечего. Поэтому Вэй Ин нарочно погромче напевает что-то из соседского плейлиста и бросает невзначай: — Посуду оставь. Сам помою потом. Понимает, правда, что напрасно, когда на кухне раздаётся звук льющейся воды и звяканье посуды. Укол стыда он в себе давит. Ну и пусть. Ему же меньше убираться. Он неспешно собирает расчёсанные волосы в низкий хвост и потягивается. Если так подумать, тело и вправду отягощает какая-то приятная сытая усталость. Ничего, можно перетерпеть. На крайний случай он заведёт будильник и прикроет глаза ненадолго. Доделывать осталось не так-то много — хорошо, что рисунок нужного флага остался в памяти. Успеет. Однако, стоит ему выйти в коридор, уловить, что шум воды прекратился, обернуться, как Лань Чжань, будто поджидавший за дверью, оказывается прямо перед ним. Опять слишком близко. Вэй Ин и рта не успевает раскрыть, как от мимолётного прикосновения к плечу по телу разливается онемение, от которого слабеют ноги. Вскрикивает он, уже когда чувствует, что его ловко подхватывают под коленями, касаются спины, поднимают в воздух. И без лишних слов несут в комнату. Шок сменяется возмущением, которое вспыхивает, как только снисходит понимание, что у него не выходит пошевелить даже пальцем. — Ханьгуан-цзюнь! — благо, что знаменитое заклинание немоты клана Лань на нём решили не испытывать, пусть губы и размыкаются с трудом. — Что за манера распускать руки! Или ты что-то задумал сделать со мной? Пришёл один, решил подкупить меня едой, а теперь потребуешь расплаты? Шутки шутками, а от собственной беспомощности в груди поднимается неслабая паника, особенно, когда его, как куклу, усаживают на кровать. С ним же и впрямь ничего не будут делать? Например… силой изгонять тёмную энергию? Нет-нет, кажется, такого не бывает. Тогда что? — Глупости, — прерывает Лань Чжань, собирая в стопки разбросанные черновики талисманов и пристраивая их на столе. Через тёмные пряди волос проглядывают покрасневшие уши. Тревога только нарастает, когда его голову бережно опускают на подушку и после просто уходят в коридор. И что это было? К чему? Впрочем, когда Лань Чжань возвращается с гуцинем в руке и устраивается на полу, скрестив ноги и удерживая перед собой инструмент духовными силами на нужной высоте, всё становится понятнее. Вэй Ин невольно выдыхает и вновь усмехается. — Лань Чжань, Лань Чжань. Скажи, ты слышал что-то о личном пространстве? Не делай так больше. Вот к чему было проявлять силу, когда всё можно решить разговором? Ты так хочешь меня убаюкать? — Мелодии помогут вернуть силы после взаимодействия с тёмной энергией, — сдержанно отзывается Лань Чжань, поправляет — неужели! — волосы, убирая их от лица, и принимается за настройку инструмента. Будто нарочно, чтобы был повод опустить взгляд. — Мне не стоило переступать границы. Прошу прощения. Что ж, его планы задремать ненадолго подтвердились сами собой. Жаль, что до будильника не дотянуться. — Как официально, с ума сойти. Брось, я же не злюсь. Но, если вдруг засну, — предупреждает Вэй Ин, подозревая, что одной пьесой дело не ограничится, — разбуди меня через часик, идёт? Может, тот и говорит что-то, но губы шевелятся беззвучно. Руки ложатся на струны, в комнате раздаётся первый флажолет — прозрачный и чистый, похожий на упавшую с листка каплю росы. Мелодия, спокойная и слегка меланхоличная, окутывает лучше покрывала, которым его и так укрыли, натянув почти до подбородка. Одна пьеса сменяет другую, и знакомые звуки вызывают улыбку. — «Если б знать, что сердце так привяжется»*… как там дальше? — бормочет он, силясь вспомнить давно пройденные на уроках музыки стихи. — Не найдётся чего-то более позитивного? Челюсть сводит от зевоты, но раскрыть рот широко заклинание не позволяет. Каждый раз, стоит моргнуть, чернота под веками длится всё дольше. И кажется, что вокруг него возводятся стены библиотеки, пусть движения рук теперь куда более плавные и уверенные, чем прежде, пусть вместо длинных прядей, спадающих на плечи, волосы лишь слегка прикрывают уши. Не помешало бы сделать новое фото. Дотянуться бы только до телефона. Когда Вэй Ин вновь открывает глаза, то встречается с темнотой в комнате и полной тишиной. Выпутывается из-под покрывала, с радостью обнаруживая, что к нему вернулась подвижность, добирается до письменного стола, щурится от света, включив лампу. Чуть погодя, выходит в коридор — такой же мрачный из-за отсутствия света — и закрывает захлопнутую дверь на ключ. На экране телефона над множеством непрочитанных уведомлений красуется время — два часа ночи. Ну да, разбудил. Как же. По коже пробегают мурашки, заставляя поёжиться. В пустой квартире будто стало холоднее.***
Шарик света, прячущийся в кроне дерева, никак не рассеивает мглистый туман у корней, лишь слегка освещает покачивающийся на ветру флаг — всё ту же самую футболку, с теми же символами. Необдуманно было бы менять одну-единственную удавшуюся ему вещь. Вэй Ин вздыхает несколько раз глубоко, чтобы унять учащённое сердцебиение, сжимает крепче во вспотевшей ладони дицзы. План настолько же прост, насколько и безумен. Может, простота на сей раз и выручит. Спускающийся к флагу комок черноты кажется чем-то само собой разумеющимся. Обездвиживающий талисман почти сразу же мчится к нему навстречу, и под недовольный скрип Вэй Ин победно стискивает кулак. Это позволит выиграть немного времени. Непривычно только, что духовные силы ему больше не понадобятся. Не с новой флейтой. Первые звуки оглушающей трелью прорезают ночной холодный воздух, и тёмная энергия почти сразу скользит навстречу, стремясь забраться внутрь, шепчет что-то неразличимое. Раз заклинатели ничего не обнаружили, то и не должны были ничего убирать. И поэтому Вэй Ин чувствует движение до того, как его видит. Мертвецы поднимаются неуклюже, лениво шевелятся их истлевшие конечности. Они проходят мимо, и лицо обдаёт холодом, звенит отголосок чьего-то крика. Чужие предсмертные муки ощущаются покалыванием на коже, но и этого достаточно, чтобы напрячься, всеми силами стараясь сохранять равномерное дыхание, пускай тёмная энергия и сжимается кольцом вокруг груди. Ему остаётся только наблюдать. Слушать раздражённое шипение чудища и, чуть погодя, его первый вопль боли. Вэй Ин жмурится, силясь прогнать из головы чёрный туман. Но призрачные образы прошлого слишком навязчивы, они вспыхивают полупрозрачными тенями между деревьями, безликие, но не менее жуткие. Кого-то волокли по плитке, вцепившись зубами в ногу. Кому-то разодрали горло на месте. Кто-то в агонии пытался уползти прочь, но лишь дёргался беспомощно, пока челюсти чудищ, нависших над жертвой, смыкались снова и снова, вырывая куски плоти. «Ты видишь, Вэй Ин?» Привкус крови во рту он упорно старается игнорировать. Витиеватая мелодия останавливается на пронзительной высокой ноте, от которой в ушах звенит. «Почему же ты только смотришь?» — Вэй Ин! Взметнувшиеся белые одежды заслоняют обзор, когда Вэй Ин поднимает взгляд в тревоге. На запястье сжимаются сильные тёплые пальцы. Он же бредит, наверное. Никто в здравом уме среди заклинателей не сунулся бы в парк. Никто бы не заметил, что в месте, насквозь пропитанном тёмной энергией, что-то всколыхнулось. — Перестань, Вэй Ин. Какое выражение отображено у того на лице? Злость? Возмущение? Хватка на запястье становится всё крепче, и выскальзывает из онемевшей руки флейта. Воцарившаяся тишина, прерываемая только животным рычанием поодаль, не предвещает ничего хорошего. — Что ты делаешь?! — вырикивает Вэй Ин хрипло и кашляет, силясь вырваться. Напрасно. Его только дёргают за руку навстречу. — Как ты не понимаешь, я держу их под контролем! Не мешай! — Тебе нужно прекратить это сейчас же и уходить отсюда, — отвечает Лань Чжань упрямо и увереннее сжимает обнажённый меч. В груди холодеет. Не может же тот… вот так сразу?.. Его толкают в тень, окончательно загораживая всё происходящее. Отличный момент, чтобы вырваться. Окликов Вэй Ин уже не слышит, пересекая площадь с более тёмной стороны. В багрово-чёрной воде водоёма ненадолго мелькает его отражение. Вспыхивает шарик света, почуяв изменения в потоке духовных сил. Рёбра словно сдавливает невидимый корсет, и даже после пару минут бега приходится остановиться за деревьями, чтобы отдышаться и утереть пот со лба, оглянуться — фигура в белом виднеется всё ещё между деревьями на другой стороне, явно не уследив вовремя за его перемещениями в темноте. Вряд ли это надолго. У Лань Чжаня наверняка есть свой талисман света. И верно — стоит подумать, как к небу взлетает ещё один шарик, куда ярче его собственного. Сверкает в отдалении Бичэнь — Лань Чжань, похоже, решил сначала вступить в бой. Но скоро мертвецы поймут, что лишились мастера, закончится действие обездвиживающего талисмана. И что тогда? Решение приходит само. Нельзя прекращать игру. Пусть мертвецы сами дадут себя убить. Никто не пострадает. Мелодия дрожит, срывается на неприятный слуху визг. Забившаяся внутрь тёмная энергия добирается до горла, и Вэй Ин, оторвавшись ненадолго от флейты, давится воздухом. Бамбук под пальцами вздрагивает, выдавая едва различимый треск, который трудно с чем-то спутать. Нота пропущена. Мертвецы поднимают головы. Один из них неуклюже уворачивается от броска белоснежного меча. Ревёт освободившееся от пут чудище, поднимая угрожающе передние лапы. Из дицзы вырывается разве что невнятный свист. Пальцы нащупывают значительную трещину, и он моментально тянется к талисманам в карманах, пока очередной приступ кашля рвётся наружу. — Вэй Ин, уходи отсюда! Ему ещё и кричат уходить. Ему, всё это и развязавшему. — Только не Лань Чжань, — шепчет Вэй Ин и сплёвывает кровь, кривясь от жжения в горле. — Они же должны слушаться, давай… Вздохнуть мешает резкая боль в лодыжке, ощущение чужеродной тяжести. Пинок попадает явно по чему-то живому — скорее по тому, что не должно быть живым. Мертвец, ползший по земле, отлетает на площадь, тут же пробует подняться, не замечая отсутствия собственных ног. Вэй Ин отправляет в него обнаруженный талисман и прикрывает нижнюю часть лица рукавом, чтобы не вдыхать пыль после взрыва, насыщенную трупным ядом. Нога ноет. Где-то впереди мелькает среди скопления мертвецов Лань Чжань, уклоняясь от ударов чудища и от клацающих жвал. Его так достанут. Ни один заклинатель не справится с таким количеством противников. — Лань Чжань, осторожнее! — кричит он, пересчитывает оставшиеся талисманы и запускает в толпу сразу несколько, уже заранее зная, что тот предусмотрительно отступит прочь, избегая взрывов. — Ты в одиночку не справишься, брось их! Лучше скорее сообщи в Центр! Ещё один вдох — вот и всё, что нужно, чтобы среди свиста наконец-то появился высокий, прямолинейный звук. Пусть это оглушит мертвецов, лишит ориентиров чудище. Пусть найдётся время отступить. Слух улавливает хрустнувшую позади корку льда. Через мгновение плечо разрывает боль, и что-то тяжёлое, пахнущее гнилью, наваливается на спину. Локоть утыкается в твёрдую кость. Стягивается кожа, когда сильнее сжимаются на плоти челюсти. Вэй Ин и сам почти рычит, когда, полуобернувшись, припечатывает к черепу последний талисман, зажмуривается, задерживает дыхание. К жуткому жжению, мощного толчка волны обжигающего воздуха в спину и запаху опалённых волос и кожи его это не готовит. Удар от столкновения окончательно выбивает воздух из лёгких. Воцаряется перед глазами темнота. Или же вокруг в целом становится темнее? Еле приподнимаясь, он щурится и оглядывается. Надо же. Его отбросило ещё от площади прямо в фонарный столб возле дорожки. И, похоже, его шарик погас. Массируя виски, чтобы отогнать туман в голове, Вэй Ин поочерёдно шевелит конечностями, оценивая ущерб. Нога подкашивается, ноет практически прокушенное — спасибо плотной куртке и не острым человеческим зубам — плечо, каждый вдох отдаётся болью. Хуже не придумаешь. Где-то впереди взвизгивает порой чудище, слышен скрип его панциря о лезвие меча. Надо найти флейту. Хотя, она же вряд ли уцелела после такого падения… От чьей-то опустившейся руки на раненое плечо Вэй Ин даже не успевает вскрикнуть, когда его опрокидывают на спину. В лицо щерится оголённый череп. Твою мать. Он с трудом перекатывается на живот, уже с паникой ощущая прикосновение к ноге, дёргается, и стопу обжигает прохладой. Ладно, ботинком можно и пожертвовать. Он успевает лишь привстать, чтобы тут же с оханьем осесть на колени и едва не упасть лицом в плитку от внезапного веса на спине. С него стаскивают красный шарф, когда-то связанный шицзе. От множества рук, цепляющихся за его предплечья, локти, удаётся выпутаться, вынырнув из расстёгнутой куртки. Удар по раненой ноге решает всё. После падения гудит в голове, щиплет где-то на подбородке — наверное, содрана кожа. Сердце неумолимо ухает в груди, пока пальцы хватаются за края плитки. Кончики их жжёт, будто обламывается что-то, и Вэй Ин вскрикивает, когда его с силой тянут назад. Он переворачивается на спину, усиленно пинается, кричит, когда в оголённую лодыжку с новой силой вонзаются зубы. Всё же не могло так обернуться, мелькает в голове. Метания его прерывает сильный удар по голове, от которого темнеет в глазах. Один из них занёс над ним кусок плитки — вполне осознанно. Обмякшими руками Вэй Ин тщетно пытается закрыть шею, хочет повернуться на бок и свернуться калачиком, чтобы защитить живот, но сознание ослепляет боль в стиснутых между чем-то запястьях. В нос бьёт запах гнили и земли, когда на него заползает кто-то, из-за чего трещат рёбра, и бросается на изгиб шеи. Сил не остаётся на крик, из-за стиснутой грудной клетки он издаёт скорее жалобный хрип, пока мозг всё ещё ощущает, как разрывается кожа, как рассекается плоть на животе, как стекает на плитку под ним кровь, разжигающая голод мертвецов ещё сильнее. «Помогите», — хочется ему прошептать. «Помогите», — оглушает чужой голос в ушах. У несчастного прохожего, ползущего по плитке, его лицо. У тех, чьи внутренности поедали заживо, его лицо. Лицо, искажённое болью, и сознание, вопящее от ужаса, в которое Вэй Ина отбрасывает искусственно, заставляя проживать страдания других в полной мере, впитывать в себя каждый их последний миг жизни. Туманные образы и голоса отступают от порыва ветра, ударившего по телу волной. После приходит звук — глубокий звон открытых струн, от которого груз сверху резко исчезает. Вэй Ин с трудом открывает глаза, встречаясь с беспросветной чернотой ветвей, сквозь которые проглядывает мутное ночное небо. Пошевелиться кажется чем-то немыслимым, и он лишь глухо стонет, чувствуя, как боль от каждой клеточки тела спускается к нему постепенно, оглушая и низводя до кричащего в агонии существа. — Вэй Ин! — прорывается вдруг слабый голос. — Где ты? Вэй Ин? На ответ сил не остаётся. Разве что мозг озаряет какая-то извращённая радость — вот он, кто-то, кто может прекратить его мучения. Белые одежды темны, и Лань Чжань прижимает ладонь к своей шее. Что-то в его походке не то, нет былой плавности и уверенности в движениях, даже в таких простых, как наклон. Тот явно не удерживает равновесие и со стоном садится рядом. От прикосновения к ладони Вэй Ин дышит чаще, отчего наружу рвётся сдавленный крик. — Тише, — раздаётся хрипло. — Сейчас. Тонкая струйка духовных сил будто ласкает изнутри, успокаивает боль, помогает выдохнуть, вернуть долю утраченной ясности происходящего. Ему вдруг резко становится холодно, до дрожи, и чужая ладонь мягко сжимает его собственную, делясь спасительным теплом. — Не надо, — шепчет Вэй Ин едва слышно. — Тебе нужнее. Блестевший вдалеке свет мигает и гаснет. Поток духовных сил истончается на мгновение, и Лань Чжань, пошатнувшись, устало ложится рядом. Вэй Ин даже слышит его дыхание — поверхностное, рваное. Держит ладонь в своей, пока не чувствует, что хватка ослабевает. — Л-Лань Чжань? — зовёт он, с трудом поворачивает голову. — Эй… «Не молчи, — так и тянет сказать. — Сейчас совсем не время молчать». В чёрной луже, растёкшейся по плитке, лицо выглядит застывшей белой маской. Веки дрожат слабо, беззвучно шевелятся обветренные губы. — Что? — выдыхает Вэй Ин. Лань Чжань расслабляется и прикрывает глаза медленно, будто засыпая, правда, вздрагивает отчего-то всем телом. Тепло безвозвратно теряется в зимней ночи, и с его исчезновением вступает в полные права холод, пожирая конечности и подбираясь к сердцу, мешая крикнуть и даже заплакать. Ладонь Вэй Ин старается выпускать из последних сил, цепляясь за нить пульса — угасающего так же, как и его сознание. Снежинка, затерявшаяся в пустом парке, едва задевает ветви деревьев. И нехотя устремляется вверх. 00:01.***
Привкус крови во рту появляется вместе с тошнотой, вынуждая согнуться пополам и сплюнуть. Кто-то испуганно вскрикивает. Из-за гула в голове сложно различить, кто. — Быстрее, выведите его отсюда! — Что случилось? Он осторожно касается своей шеи, нащупывая под одеждой нетронутые мышцы. Никаких вырванных кусков плоти. Ничего. Кто-то, видимо, принимает жест за намёк на удушье и пытается ослабить воротник плаща. Его хотят вывести наружу. Судя по всему, даже так и делают. Гул всё-никак не ослабевает, и приходится вглядываться слепо в чёрную дымку, пока та наконец не рассеивается. Он вдыхает прохладный воздух. Вдалеке белеет стена барьера. Ему протягивают термос с горячей водой. Он кивает в знак благодарности и налив немного в крышку, отпивает. Подавляет дрожь. В резиденции всегда было так холодно? — Полегче? Это всё тёмная энергия. Вечно что-то не так идёт с обновлением барьера, мне ещё шисюн из клана Цзинь рассказывал… В болтовню он не вслушивается, вместо этого погружаясь в раздумья. Разве их спасли? И сколько дней прошло с тех пор? — С вами всё в порядке, Ханьгуан-цзюнь?But the road through mines will lead you back And I will be with you Before the road of your mind will eat you up On your island of doom Но путь сквозь невзгоды приведёт тебя обратно, И я буду с тобой, Прежде чем путь разума поглотит тебя На острове гибели. Agnes Obel — Island of Doom