Соник

— Получив на руки твою историю болезни, я, мягко сказать, был поражен. Не встречалось еще на моей практике таких пациентов, как ты, Юнги. И я склонен со своими коллегами из Тэгу согласиться: тебе нужен альфа, во всех смыслах нужен, — серьезно смотрит на сжавшегося на стуле омегу доктор Лу. — И тут нечего стыдиться, это нормальная потребность организма. Тебе уже двадцать лет, и нет ничего удивительного в том, что твоя сущность, не получая необходимого, бунтует, а она именно это и делает, исходя из твоих анализов. Гормоны зашкаливают и отвергают ранее назначенный тебе препарат. Больше ты им пользоваться не можешь. — Но как же мне тогда быть? — растеряно мямлит Юнги, комкая в кулачках рукава толстовки. — Если вы все внимательно прочитали, то должны понимать, что без заглушек мне выходить куда бы то ни было не вариант. — Паниковать пока рано, я выпишу тебе другой, но более слабый. Срок его действия — максимум пять часов. И все же, я советую тебе как можно скорее обзавестись половым партнером, а иначе твое состояние так и будет ухудшаться, и в скором времени тебе ни одна заглушка не поможет. Стрессы же тебе абсолютно противопоказаны, они как усилить твой аромат могут, так и полностью его тебя лишить, что в дальнейшем может вызвать бесплодие, а оно тебе надо? — строгим взглядом окидывает Хань парня, вставая из-за стола. — А теперь раздевайся и садись в кресло, но для начала я поставлю тебе укол. Он полностью нейтрализует действие твоих подавителей, но ты не пугайся, эффект продлится недолго. Мне надо знать точно с чем я имею дело, — надевает перчатки мужчина и начинает наполнять шприц.       Юнги обреченно за ширму плетется. К иглам он привычен давно, а вот к тому, что в него всякими железками лезть будут — нет. — Доктор Лу, я… а можно как-то избежать проникновения? Я… боюсь, могу не совсем адекватно себя повести, — робко спрашивает Мин, ковыляя к креслу, уже будучи полностью обнаженным. — И это ожидаемо, учитывая, что с тобой в прошлом случилось, но я твой лечащий врач. Кого-кого, а уж меня точно бояться не надо. Без проникновения никак, я всего лишь посмотрю и ничего более, — отвечает омега, феромон успокаивающий выпуская, чтобы хоть немного смягчить ситуацию для Юнги. Дождавшись, когда тот удобно расположится на специальном сидении, он его шею смазывает спиртом и аккуратно под кожу вводит иглу. – Ты очень худой, это тоже не есть хорошо. Ты спортсмен, не так ли?       Юнги кивает. — Так вот, тебе необходимо плотно питаться. Твоему организму и без того тяжело, не стоит морить себя голодом. Не с такими нагрузками, да и вообще в принципе, — говорит омеголог, откладывая шприц в сторону. — Я и не морю, мне просто не хочется. Не лезет и все тут, — бурчит под нос себе парень, стыдливо пах прикрывая. — Ешь понемногу, но часто. Овощи, фрукты, что-то легкое и не жирное. Закинь ноги, пожалуйста, на стойки. Чем скорее начнем, тем быстрее закончим.       Юнги неохотно слушается, внутренне оставаясь натянутым как струна. Дрожит весь и трясется, испариной ледяной покрывается, не зная как процедуры для себя болезненной избежать. — Юнги, расслабься. Я не монстр какой-то, — тяжело Хань вздыхает, доставая из специальной коробки нужные инструменты.       Омега, как бы ни старался, не может расслабиться. Зубы до боли в деснах смыкает, прикрывает глаза, бессильный смотреть на подбирающиеся к нему неумолимо руки. Почувствовав холодную, щедро размазываемую по анусу смазку, едва с кресла не сигает, но сдерживаемый, на удивление сильными ладонями, остается лежать на месте. — Вот так, все хорошо. Сейчас будет немного неприятно, по-возможности не зажимайся, и больно не будет, — осторожно зеркало внутрь вводят, с трудом забившегося пациента на кушетке продолжая удерживать. Быстро, за секунды считанные, стенки неподатливые осматривает, увиденным оставаясь удовлетворенным. — Вот и все. Патологий никаких нет, за исключением того, что ты даже для девственника слишком узкий. Перед половым актом будь добр предупредить партнера, чтобы он, во избежание разрывов, хорошо тебя растянул, ну или сам как следует подготовься. Можешь одеваться, — говорят, опуская использованные инструменты в дезинфицирующий раствор. — Да какой к черту партнер? — пылит Юнги, злые слезы утирая с лица. Соскакивает с кушетки и за ширму уносится, боль в ноге травмированной игнорируя, но не внизу жжение. Стыдно, обидно, неприятно. — Вы что, не понимаете? Не чувствуете? — Чувствую и даже очень. Пахнешь как в эструс, но это не повод на себе ставить крест. Поверь, найдя подходящего альфу, все твои проблемы сразу же решатся. Прости, конечно, за прямолинейность, но от этого не убежать. Лучше ты сам и по своему желанию, чем вынужденно и спонтанно. Я уж не говорю о том, что ты обязательно должен будущего партнера о своей особенности предупредить, чтобы избежать некоторых… эм… последствий. Подготавливай его, приучай постепенно к своему запаху. Все остальные рекомендации я сейчас тебе выпишу, новый препарат естественно тоже, — устало плюхается за стол доктор, пережимая переносицу пальцами. Аромат и вправду убийственный, а Лухань, на минуточку, тоже омега. Поплывший от другого такого же омеги. Это ж надо иметь такой феромон… - Вы сами-то в то, что сказали, верите? — многозначительно смотрит на него Юнги, усаживаясь напротив. Прекрасно состояние старшего видит, ироничный смешок тут так и напрашивается. — Верю, и тебе следовало бы, — взгляд в ответ укоризненный, руку отнимая от носа. Недопустимое в присутствии пациента поведение, но аромат уж слишком его звериное начало провоцирует, прости господи, возбуждает. — Чем я пахну, доктор Лу? — Странный вопрос. Дыней? — Не только, — печально улыбается Соник. — У меня два аромата. Еще манго. Мой лучший друг чувствует второе, а вот его альфа первое, но вместе их никто никогда. Хён предположил, что кому это сделать удастся тот и есть мой идеальный партнер, стало быть, истинный. Такое возможно? — Отчего же нет? Это имеет смысл, — кивает мужчина, торопливо по листку ручкой черкая. — Природа не глупая и своеобразно, но о тебе позаботилась, ведь по твоим словам, все тебя за своего истинного принимают и обратного им не докажешь. — Вот, держи, — рецепт пациенту передает. — И умоляю тебя, не переусердствуй с заглушками. Не используй их хотя бы дома, а о таблетках вообще забудь. Также, я бы советовал тебе обратиться к психологу. Главная твоя проблема в голове, а не в запахе. — Как по мне, так я одна в целом большая проблема, — невесело усмехается Мин, забирая листок. Следом привычный флакон достает из кармана, но Хань его останавливает. — Я тебе новый дам, твоя шея оставляет желать лучшего, а этот выкинь, — поднимается на ноги он, направляясь к позади себя шкафчику. Выуживает из него аналогичный с выписанным в рецепте бутылек и отдает его Юнги. — Презент от меня на первое время. — Спасибо, — растерянно омега препарат принимает, удивленный приятно неожиданной щедростью. Дорогое, однако, лекарство. — Не за что. Не забывай меня посещать раз в месяц. Если возникнут какие-то вопросы или жалобы на самочувствие, то сразу же звони. Номер я написал на листочке. Не пренебрегай своим здоровьем, Юнги, береги себя, ну и с ногой аккуратнее. Выздоравливай, — тепло улыбается омеголог. — До свиданья, — кивает связующий и, предварительно спрыснувшись новым препаратом, и подхватив костыли, ковыляет на выход. — До свиданья, — прощается Лухань, а после, дождавшись ухода Юнги, в очередной раз тяжко вздыхает. — Да уж, и врагу такого запаха не пожелаешь, — потянувшись за телефоном в карман халата, заключает и набирает номер супруга.       Когда альфа отвечает на звонок, омега без предисловий интересуется, скоро ли тот освободится, а получив неустраивающий его ответ, наигранно расстроенным голосом добавляет: — Очень жаль, пандочка, потому что я готов реализовать твою мечту об осквернении моего кабинета.

***

      Юнги, загрузившись по полной, из больницы выходит. Ничего нового, как и предполагалось, ему не сказали. Раны только старые разбередили и туда, куда лезть не стоило, залезли. На улице темно, звезд на огромного мегаполиса небе привычно не видно, что вдвойне удручает его. Задавлены они беспощадно огнями высоток и неоновых вывесок, смог витающий над городом, никак не преодолеют, скучать заставляя омегу по оставленному на окраине Тэгу дому, по дедушке, который непременно бы его сейчас обнял, заварил травяного успокаивающего чая, «фруктиком» любимым назвал. Юнги с ним рядом оказаться хочет невыносимо, теплом его напитаться, сказку на ночь от него получить. И пускай он уже не маленький далеко, но ему это все так в данный момент нужно, просто необходимо. Да и голос старшего хриплый, потухший, омеге не нравится, беспокойства дополнительные вызывает, раз каждый, когда он тому звонит. Может быть, да ну его, этот Сеул? Юнги явно что-то тут упускает, а иначе почему так сердце болит? Отчего назойливо оно ноет, требует поехать к Чунмену? Мысли тягостные, как и всегда, словно состояние его сквозь расстояние почувствовав, Хосок прерывает звонком. — Привет, карапуз, — мягкое из динамика сразу же. — Привет, Хо, — опустившись на ближайшую лавочку, отвечает Юнги. — А ты где? Почему я шум машин слышу? Разве я тебе не говорил без меня на улицу не выходить? — беспокоится альфа под звуки, вероятно, веселящихся сокомандников. — Говорил. Но Хо, я взрослый человек и вправе самостоятельно решать куда мне ходить, а куда нет. Я на приеме был, — бурчит недовольно омега, выуживая из кармана сигареты. — Что-то я в этом, ой как, сомневаюсь. И подожди… прием у хирурга же в пятницу, а сегодня только среда. — Там другое. Плановое. Давление, помнишь? — закусив губу произносит связующий. Как же ему врать Хосоку надоело. — Почему не сказал? Я бы тебя сопроводил. Мне несложно, — звучит с заметным упреком в голосе. — У тебя тренировка, а в субботу уже игра с тизами, — безапелляционно припечатывает Юнги. — Где ты сейчас? Я тебя заберу, — как будто не слышат. — Хо, не надо. Поезжай домой, отдохни. Я за тебя волнуюсь, ты же толком не высыпаешься, — устало озвучивает Соник, вспоминания покрасневшие глаза альфы. Чиркает зажигалкой. — Не обсуждается, котенок. Мне без твоего поцелуя никак не заснуть. — Давишь на жалость? — смеется Юнги, понимая, что от встречи с Хосоком ему не отвертеться, да и не хочется, если быть честным. Скучает. — Именно, - ответный смешок, улыбку теплую вызывающий на лице омеги. — Так где ты? — Сижу на лавочке. — Юнги! — В сквере. — Юнги, не зли меня. — У больницы. — Все, твоя задница напросилась и тебе это, обещаю, понравится, — сбрасывает звонок Хосок, догадавшись, что его вредный бета в ближайшей к университету больнице находится.       Юнги же только и остается, что засмеяться повторно и блаженно к сигарете припасть. Этот Чон Хосок! Вот что он с его сердцем делает слабым? Ни дня не прошло, чтобы альфа к нему с какими-нибудь вкусняшками хоть на минутку не забегал. А воспоминания о первом с ним свидании душу не перестают согревать, ожидать заставляют следующего, инстаграм чужой шерстить, за неимением его владельца рядом, чтобы улыбкой солнечной полюбоваться. Боже, омега так сильно влюблен, расскажешь кому и не поверят.       Спустя двадцать минут и пару скуренных сигарет растрепанный и вспотевший Чон перед ним предстает, укоризненно на него глядя: — И как это называется, позволь спросить? — А что не так? Я ведь не ушел и тебя дождался, — не понимает Юнги, выкидывая в урну бычок. — Время видел? — Девять? — Десять. Карапузерам давно пора в кроватку, — помогают омеге подняться на ноги. — Эй, хватит уже меня так называть, у меня теперь новый позывной. Я не маленький, — обиженно дует губы Юнги, уже привычно облокачиваясь о костыли. — Маленький. Маленький Соник. Ты что, не понимаешь, что ты сейчас легкая жертва для какого-нибудь маньяка? Ты даже, в случае чего, и убежать-то не сможешь, а потому я тебе и запретил в таком состоянии выходить на улицу. — Какие маньяки, Хо? Сеул самый безопасный в мире город, — закатывают глаза. — Скажи это моему папе, когда-то поздно возвращавшемуся домой. — С ним… он? — пугается мгновенно Юнги. — Все обошлось, я вовремя подоспел, но мог не. А теперь идем, — успокаивает Хосок, разворачиваясь к западному выходу из сквера. — К-куда? — недоумевает омега. — Моя квартира в другой стороне. — Ко мне ближе. Наказан, — мстительно альфа озвучивает, внимательно следя за ковыляющим рядом парнем. А ну как шлепнется. С этого тридцать три несчастья станется. — Но я не хочу…Что я там буду делать? — мямлит Юнги, смутное беспокойство ощущая. К такому он точно пока не готов, да и вообще в принципе. Но это же и не приглашение погладить кота, верно? Чего он в самом деле? — О чем это ты там в своей очаровательной головушке думаешь, развратник? — Это ты о чем думаешь? Ничего, кроме поцелуев, тебе не обломится, впрочем, и они вряд ли. Не заслужил, — фыркает Мин, едва уловимо краснея. — Как будто мне твое разрешение для этого требуется, — резко Хосок останавливается и, пользуясь чужой растерянностью, губы мягкие в плен своих заключает.       Костыли на асфальт с глухим стуком падают, а Юнги в неугомонного альфу. И помыслить о каком-либо сопротивлении не смеет, послушно рот раскрывает, язык горячий в него впуская. Сплетается собственным с ним, жарко на поцелуй отвечая. Никак не насытится, пальцами длинными в волосы алые зарывается, прикрывает кофейные глаза. До сих пор поверить в то, что теперь с Чоном встречается, боится, потому как поверит и думает, что проснется, в руках не его, а пустоту почувствует, всепоглощающее одиночество. Юнги устал быть один, устал существовать в борьбе вечной. Он жить хочет, как все нормальные люди, крылья за спиной иметь, а не искореженные огрызки, переломанные другими. — Что и требовалось доказать, — самодовольно лыбится Шедоу, от половинок оторвавшись брусничных. Смотрит в поплывшее лицо Соника и его открытости радуется, осознанием, что смог-таки с него маску неприступности снять, наслаждается. То ли еще будет. — Дурак, — бурчит омега, на одной ноге балансируя. — Который тебе нравится, — припечатывает альфа, чему обреченно вздохнуть, но не возразить. Очень нравится.       Юнги, получив костыли, упорно молчит, послушно путь продолжает. Губы печет, морозность осеннего вечера разбивая. Согрет, хотя и одет не так чтобы и тепло, легко совсем – в толстовку одну и рваные джинсы, за что Хосок справедливо начинает его отчитывать: — Мало того, что не ешь ни черта, так еще и одеваешься по-летнему. Заболеть хочешь? — Так я же на такси сюда приехал, не собирался никуда после больницы, — неловко оправдывается Мин, облачко пара изо рта выпуская. — Что тебе там врач-то сказал? Это не опасно, в смысле давление? — искренне капитан переживает, как бы невзначай накидывая на плечи спутника свою джинсовку. — Эй! Ты же вспотевший, тебя продует! — возмущается Юнги, недовольно на оставшегося в тонком худи Хосока глядя. — Тут недалеко, да и я здоровый альфа, а значит, менее всяким болячкам подвержен, — плотнее омегу в вещь кутает Чон, пресекая его невразумительные попытки ее ему вернуть обратно. — Глупость какая. Да, ты альфа, но вместе с тем такой же, как и я, человек. Не супермен, Хо, — журит доигровщика беззлобно связующий, внутренне заботой его тронутый. Сущность омежья в нем от умиления визжит, все недополученное за года прожитые радостно принимает. — Для тебя именно он или ты Тора предпочитаешь? — хмыкает Хосок. — Меня и ты устраиваешь вполне. Зачем мне выдуманные кем-то персонажи? — смущенно признается Юнги, носом зарываясь в ворот джинсовки, пропитанной морским ароматом. — Приятно слышать, — улыбается капитан солнечно. Он и есть для омеги солнце, первозданное в небесах Хосоку проигрывает подчистую. — Ну так что там с приемом-то? — к насущному возвращается, так как действительно за недоразумение свое переживает. — Все нормально. Сказали не допускать лишних волнений и правильно питаться, — избегая глаз темных, отвечает омега, незаинтересованно смотря на проскальзывающие мимо витрины магазинов и бутиков.       Чон цокает, понимая, что со вторым у Мина проблема большая, да и с первым не все так, как хотелось бы, гладко. Кан Тано определенно равновесие его пошатнул, да и спорт, что ни говори, без нервной составляющей не обходится. — Почти пришли. Но сегодня обойдемся без кулинарного, в моем исполнении, шоу – устал. Закажем что-то из доставки. Завтра, кстати, у меня выходной, поэтому до тренировки ты остаешься у меня в квартире, возражения, естественно, не принимаются, — оповещает он, сходя с основной дороги.       Юнги закатывает глаза, но не возмущается. С Хосоком находиться ему рядом нравится.       Через десять минут парни оказываются в двухкомнатной квартире старшего, где младшего усаживают на тумбу и помогают снять кеды. Уводят потом в комнату и вместе с ним плюхаются на мягкий диван, телефон, чтобы сделать заказ, доставая из джоггеров. — У тебя тут просторно, но как-то не обжито что ли, — резюмирует связующий, осматривая небогатое убранство помещения: телевизор, под ним приставка, тот же диван, журнальный подле столик и в принципе все. Кухню и спальню он еще не видел. — Совсем дома не бываешь, да? — Не успеваю, да и смысла особого нет. Здесь я только сплю, — пожимает плечами Хосок, скроля в интернете рестораны. — Что будешь есть? — Мне без разницы. Главное, чтобы не очень жирное и острое, ну и порцию выбери поменьше. — Окей. — Можно мне пока в душ? На мне все эти больничные запахи остались. Не люблю их, — спрашивает омега. — Конечно, вся квартира в твоем распоряжении. Сейчас я тебе подберу что-нибудь из одежды, ванна прямо и налево, — кивает Чон, поднимаясь на ноги, и в сторону спальни уходит. Возвращается спустя пару минут с шелковой с кружевом пижамой, состоящей из голубых штанов и такой же к ним кофточки, что странные мысли в голове Юнги вызывает. Одежда явно омежья. Неужели с плеча парня бывшего? — Я знаю о чем ты подумал, но нет, это папина. Он иногда у меня ночует, так что не ревнуй, карапуз, — щелкает по носу альфа омегу и в дополнение к пижаме нераспечатанную коробку с нижним бельем ему на колени кидает. — Ни о чем я не думал, — бубнит Юнги, смущенный, что его так легко прочитали. — А это не слишком? Папа же, и я… не мой стиль немного, — с сомнением дорогую струящуюся ткань в руках перебирает, наверняка, очень телу приятную. — Брось, он бы точно не был против. Узнай он, что у меня появился парень и непременно бы тебя по всем новомодным бутикам протащил, попутно до писков щенячьих затискав. Папа спит и видит, когда я уже обзаведусь парой, — отмахивается Хосок. — Но я же не омега… В смысле его не смутит, ну… — Нет конечно. Ему главное, чтобы рядом со мной человек был хороший, а кто уж этот самый человек по гендеру ему неважно, и я его мнение полностью разделяю. А ты именно такой, с тобой мне невероятно уютно, чего с Минхо, прости за его упоминание, никогда не случалось, — прямо в широко распахнутые глаза Юнги смотрит. — Чувства были – не спорю, но, смотря на все то сейчас, без розовых очков, я понимаю, что мы приходились друг другу перевалочным пунктом в ожидании лучшего. Как там говорится? Искра, буря, безумие, страсть и, как итог, пустота, все без остатка сгорело. Мне такого больше не нужно, я хочу навсегда. — Хо… я… — омега тушуется, комок в горле чувствуя горький, не сглотнуть который и не выплюнуть. Он тоже навсегда хочет. С Хосоком хочет, но есть ли у них будущее, учитывая все то, что он в себе продолжает носить? — Не говори ничего. Я знаю, что тебе нелегко далось согласие на наши с тобой отношения, и причина этому без сомнения есть. Болезненная, тебя до сих пор мучающая, но на то мы и люди, чтобы желать, несмотря на темное прошлое, лучшего будущего. И я, если позволишь, его тебе подарю. Я верю, что когда-нибудь ты все мне расскажешь, а я, чтобы ты там себе ни думал, тебя выслушаю и пойму, ни в чем упрекать не стану. А теперь иди мойся, скоро еду привезут, — помогает парню подняться с дивана, не отказываясь его в щечку бледную чмокнуть. — Спасибо, Хо, я это очень ценю. Со временем я тебе открою все то, что меня гложет, обещаю, — перед тем как за дверями ванной скрыться, озвучивает Юнги, с трудом желание подспудное сдерживая не когда-нибудь, а в эту самую минуту наболевшее выплеснуть, чего допускать никак нельзя. Ни он, ни Хосок не готовы к такому. — И да… — уже находясь по ту сторону. — …позволяю. Подари мне его.

Умоляю.

***

      Юнги растерянно себя в зеркале над раковиной разглядывает, сетуя на широкий ворот пижамной кофты, что его ключицы острые не скрывает нисколько, кружевом белым пролегая под ними. То с одного, то с другого плеча она так и норовит соскользнуть, заставляя красками смущения заливаться омегу. Ткань же ее, как он и думал, телу приятна, даже более чем. Кожу ласкает, обволакивает нежно, соблазнительно юношеские изгибы подчеркивает. Штаны разве что длинноваты, отчего замерзший позади него Хосок умиляется. Ну как можно быть такой тискательной крохой? Его папа тоже миниатюрный, но Юнги даже его оказался меньше. Безобразие. — Красивый, — не отказывает себе альфа со спины к нему подойти и обнять. — Тебе идет этот цвет. — Скажешь тоже, — привычно губу закусив, произносит омега, слишком хорошо через тонкий шелк ощущая горячие прикосновения Чона. — Почему ты всегда носишь черное? Не то чтобы я что-то имею против, но Ёсану ты говорил, что любишь синий, — в предательски оголившее плечико парня целует Хосок, думая, что сегодня ему очень и очень надо постараться, чтобы туда, куда пока не следует, не зайти. — Мм, не люблю выделяться? — от на себе губ вздрагивает Юнги, отстраниться пытаясь, что естественно на корню пресекается. — У тебя это плохо получается, знаешь? Я тебя еще в самом начале той тренировки заметил. Постоянно исподтишка на тебя смотрел, желая подойти ближе. — А в итоге перед всеми мой рост высмеял, — фыркает Юнги. Да, он все еще обижен. — О чем сразу же пожалел, — подхватывая Мина на руки, говорит Хосок и из ванной его выносит.       Омега, на нем цепкой обезьянкой повиснув, надеется, что свой препарат не оставил на видном месте, а вспомнив, что в карман толстовки его убрал, облегченно выдыхает. — Хо, ты в курсе, что твое плечо немного подпухло? — нездоровый бугорок он под ладонью нащупывает. — Тебе бы тоже к врачу записаться. — Фигня, — отмахивается капитан, опуская драгоценную ношу на диван, где на столике перед ним уже ужин разложен. — Не фигня, а когда пойдешь со мной к хирургу, я попрошу его тебя осмотреть. Это не шутки, Хосок, — взглядом строгим окидывают упрямого альфу, намеренно называя его полным именем. — Вот ты мне за любую мелочь высказываешь, а сам-то? Сейчас поедим, ты сходишь в душ, и я тебе его разомну. — Массаж от самого Соника? От такого я не имею права отказываться, — каверзно бровями поигрывает Чон, пододвигая поближе к Мину его порцию. — Если ты думаешь, что я буду нежным, то вынужден тебя огорчить – нет. Через все адские муки тебя проведу. — Этими-то мягкими котячьими лапками? — посмеивается капитан, включая на телевизоре заранее им скаченный фильм. — Да ну тебя. Сколько можно меня с котом сравнивать? — бурчит недовольно Юнги, набивая щеки ароматным, присыпанным пряными специями рисом. — Всегда?       Омега предпочитает альфу проигнорировать. Демонстративно в экран и никуда больше смотрит, наблюдая за приключениями любимых героев, никогда ему не надоедающих, однако быстро сдается, внося некоторые пояснения в происходящее в фильме. — Будь у тебя такая возможность, кем бы ты хотел быть во вселенной Властелина Колец? — интересуется Хосок, расправляясь с лапшой. — Как и Арагорн, дунаданом. — Почему не эльфом или хоббитом? У вторых так вообще не жизнь, а сказка. Живут себе счастливо, огороды с садами выращивают. — Эльфы – нет точно. Вечная жизнь скучна, да и какой из меня эльф? Они возвышенные, изящные, прекрасные, а я что? Ну, а хоббиты… Не знаю, наверное, и их жизнь мне быстро наскучит. Я хочу путешествовать по всему миру, не ограничиваться чем-то одним, — отвечает задумчиво Юнги, беря со столика приготовленный для него Хосоком чай. — Ты так-то нисколько эльфам по красоте не уступаешь. Стоит ли мне упоминать, что, когда я тебя в тот вечер в клубе увидел, едва слюнями не подавился? Да и сейчас… — многозначительно на манящие ключицы младшего смотрит Чон. — А вот про путешествия я с тобой согласен. И если ты будешь дунаданом, то и я тогда тоже. Берегитесь, орки, — выпад в сторону телевизора делает, используя палочки на манер меча.       Омега смеется заливисто, позабыв о вызвавшем смущение комплименте. С альфой красноволосым хоть куда, пускай даже в Мордор, но лучше, конечно, в Ривенделл или Рохан. — Так, я в душ. Фильм на паузу поставлю. Я быстро, — чмокает капитан в щеку связующего и уносится в ванную.       Юнги решает пока на сообщения друзей ответить. Написать Ёсану, что их посиделки переносятся на послезавтра, да и Чимину надо последние указания по поводу их проекта дать. Не сможет завтра с ним на его защите, в силу обстоятельств, присутствовать, а потому только так. Пак не глупый и справится, не зря же он экстерном школу закончил. Ёса-хён «Дай угадаю, причина переноса Хосок?» Соник «Так получилось. Прости(» Ёса-хён «Вот ведь козлик, по всем фронтам меня обскакивает. Что, кстати, тебе омеголог сказал?» Соник «Ничего нового. Цитирую: тебе нужен альфа, причем во всех смыслах» Ёса-хён «Предсказуемо. И он так-то у тебя уже есть» Соник «Если бы все так просто… Я не могу ему открыться сейчас, а уж о близости тут и речи быть не может. Не думаю, что Хо в самый разгар того самого будет приятно вместо ожидаемого получить мою паническую атаку» Ёса-хён «С развитием ваших отношений секс неминуем, Юнги. Начинайте с малого. Петтинг там, оральные ласки» Соник «Хён!!!!!!!!!!!!!!!!!! Какие нахрен оральные ласки?!!!!» Ёса-хён «Что ты как маленький в самом деле? Это нормально, ничего в этом такого нет. Рано или поздно вы все равно к подобному придете. Уж кто-кто, а такой альфа, как Хосок, на монаха не похож явно» Соник «Спокойной ночи, хён» Ёса-хён «Как это по-твоему с темы линять. Эротичных, котик. Чмок-чмок тебя в обе пяточки»       Юнги, отбрасывая телефон, чертыхается. Ёсан до раздражающего в своих высказывания прям. Совсем чувств его не щадит, что и к лучшему, а иначе не согласиться ему встречаться с Хосоком, поцелуи сладкие куда придется от него не получать, шаг большой вперед не сделать. — Чего надутый такой сидишь? — спрашивает альфа, рядом с омегой на диване устраиваясь.       Связующий, проигнорировав вопрос, во все глаза на него уставляется, дорожки влажные прослеживая на чужом подкаченном торсе, обрывающиеся в районе на бедрах повязанного полотенца: — Какого черта ты не оделся? — Кто-то мне массаж обещал. Зачем ненужные телодвижения совершать? — невинно плечами пожимает Хосок, будто ничего такого в его виде нет. — Надеюсь, хоть трусы-то ты надеть удосужился? — полыхая щеками, взгляд тупит в пол Юнги. — У тебя есть отличная возможность это проверить, — игриво улыбается альфа, кидая на колени омеги тюбик мази, затем удобно располагается на животе.       Связующий, на чем свет стоит кляня капитана, крышку отвинчивает с тюбика и нерешительно к нему потом подползает, не зная с чего начать. Выдавливает на ладонь субстанцию вязкую и к плечу чужому боязливо тянется, но не достает. — Сядь мне на поясницу, — подсказывает ему Чон, догадавшись о его затруднениях.       Юнги, немного помедлив, указаниям следует. Неловко смуглую спину Хосока седлает и, смущенно губу закусив, выдает робкое: — Продолжение игры в лошадку? — Ага, следующая остановка Средиземье, мой очаровательный дунадан, — смеется капитан, намеренно торс чуть вверх вздернув, чтобы парня на себе заставить подпрыгнуть. — Совсем дурак? — взвизгивает Мин, судорожно в плечи Чона вцепившись руками. Поерзывает на нем неосознанно, чем не самые целомудренные мысли в красноволосой голове вызывает.       Альфа бы предпочел сейчас с ним лицом к лицу оказаться, ягодицы мягкие в более интересном ощущать месте, а они мягкие, он это хорошо чувствует, сжать их мечтает в ладонях, от чего распаляется неумолимо, но умело то все скрывает, опасаясь испугать своего недотрогу. Сбежит ведь, и никакая травмированная нога его не остановит. Соник же. — Совсем в тебя, — вместо этого он отвечает. — Звучит двусмысленно, — резюмирует Юнги, начиная охлаждающую мазь аккуратно втирать в тела подпухший участок. Боится боль лишнюю Хосоку доставить, мягко массируя его карамельную, резко с собственной молочной контрастирующую кожу. Не ограничивается одним плечом, одинаково всему уделяет внимание, вынуждая разомлевшего парня буквально замурчать от удовольствия. И кто тут еще кот, спрашивается? — Первое о чем ты подумал, то я и имел в виду. Приворожил меня негодник, к себе привязал, но знаешь… меня все устраивает, — дразняще озвучивает старший и от очередного ласкового касания блаженно мычит: — Мм, я был прав, у тебя очень мягкие лапки, но можно и посильнее. Не переживай, не сломаюсь. — Мягкие, значит? Не сломаешься? Сам напросился, — привычно игнорируя очередной от альфы подкат, пальцами омега хрустит и с заметным давлением ими по его наструженным мышцам проходится. — Все равно мягкие, — упорствует капитан, боль приятную ощущая в забитых связках. То, что надо для организма, измученного работой и каждодневными тренировками. Давненько ему массаж не делали, а учитывая от кого он его сейчас получает, хорошо становится вдвойне. — Что поделать, приходится тебя щадить. Ежи мне не простят твоей потери, и так один матч пропускаешь, — хмыкает Юнги, главную причину своего к нему трепетного отношения не выдавая. Полностью погружается в работу рук, напрочь позабыв, на ком так удобненько восседает, не стесняется больше, с шуток Хосока смеется, машинально разминая всю спину.       Хосок в ощущениях, чувствах, эмоциях теряется. Поделать с собой ничего не может, представляя, как не его, а он будет Юнги касаться, его тело, никем незапятнанное, целовать, нежить, стоны с губ брусничных вместе с одеждой срывать. Не понимает ничего и не осознает, когда их в реальности воплощает, местами меняясь с омегой. Нависает теперь сверху и шею его беззащитную поцелуями покрывает, не слыша, не замечая чужого сопротивления, а оно есть. Омега бьется под ним, почти плачет, безуспешно пытается от него отползти, что не получается и что в ужас первобытный его повергает. — Хо, перестань. Хосок! — из сил последних кричит, слезинками первыми окропляя больше обычного побледневшие щеки. В грудь альфы кулаками молотит отчаянно, чувствуя, как от засосов кожа горит.       Альфа от него тут же отшатывается, с дивана падает и не менее испуганно, чем он, в ответ смотрит. Что на него нашло? Какого дьявола он опять сорвался? Юнги словно проклят кем-то, и сам на себя его проклинает, дикое необузданное желание внутри вызывая, которому не просто сложно противостоять - невозможно. Оно мозги отключает мгновенно, мысли любые связные из головы выбивает и делать недопустимое заставляет. — Юнги… прости меня. Я не знаю… я… — с неприкрытым в глазах сожалением тараторит Хосок, больно корни волос оттягивая, что боль внутреннюю нисколько не перекрывает. Он все, что можно было и нельзя, своим поступком испортил. Толком не выстроившийся фундамент их отношений обрушил.       Юнги головой мотает из стороны в сторону, лицо заплаканное в руках пряча. Ну почему это все с ним происходит? Он ведь даже ничем не пахнет сейчас, но Чон все равно на него зверем оголодавшим набросился, прекрасно зная, что он боится. — Не п-подходи! — вновь кричит громко, замечая, что к нему ползут на коленях, и в спинку дивана вжимается, надеясь с ней слиться. Перед ним его любимый альфа, раскаяние которого ножом резать можно, а он видит другое. Не в квартире с ним находится теплой, а на холодном полу раздевалки распятым лежит, умоляя прекратить его трогать. — Юнги, я хоть сколько в ногах твоих буду сидеть, без твоего разрешения не встану, только посмотри на меня. Это все еще я, не Тано. Да, поведший себя, не менее, я уверен, чем он, гнусно. Но, малыш, котенок, я не хотел, — покорно подле него собакой побитой продолжает ждать Чон. — Не говори так, как будто все знаешь. Ты нихрена не знаешь, Хо! Нихрена, понял?! — спешно подрывается с места омега и в ванную уносится за одеждой. Ни минутой больше не намерен здесь оставаться, чтобы ни сам он, ни альфа глупостей не натворили. Им обоим хватило с лихвой. — Стоять, — у самых дверей Юнги Хосок ловит и в спальню его, брыкающегося, несет. Там под оглушающие крики на кровать омегу сбрасывает и за неимением другого выбора в одеяло плотно закутывает. Мина в таком состоянии смерти подобно на улицу одного отпускать, да еще и хромого, не способного о себе позаботиться. — Вот и верь тебе после такого. Ты сказал, что без моего разрешения не встанешь, — всхлипывает связующий, обессилено на простынях обмякая. — Вынужденная мера. Ну куда ты на ночь глядя собрался? До утра останешься тут, а я на диване посплю, если тебе так будет спокойнее. — Куда надо, блядь, — пылит омега, распаленный страхом, не на него, а на себя злостью, чего не осознает, утраченное равновесие никак не вернет. Зверенышем диким на Хосока зыркает, носом шмыгая покрасневшим. — Юнги, послушай. Ты прав, я нихрена не знаю, но очень хочу узнать. Но понимая, что для тебя это тяжело, я не настаиваю. Я обещал подождать, помнишь? И я подожду. Пожалуйста, прости меня. Не лишай нас с тобой шанса на лучшее будущее. Ты просил, чтобы я тебе его подарил, и я подарю, только останься. То, что случилось… за это я себя ненавижу и мне больно. За тебя больно. Не думай, я не оправдываюсь, этому оправдания нет. Я со своим к тебе желанием ничего не могу поделать. Так не должно быть, это неправильно. От тебя мне крышу напрочь срывает, словно ты мой истинный, чего быть не может, но, тем не менее, я именно так и чувствую. Ты как чертова сирена, загадка необъяснимая, которую я разгадать мечтаю, потому что, Юнги, я тебя, кажется, люблю, — виноватый взгляд на него при словах последних поднимает Хосок, наконец-то не страх вперемешку со злостью в напротив глазах читая, а что-то непонятное, дарящее слабую надежду, чему определение дать сложно. — Любишь? — звучит робкое от трогательно комкающего в кулачках одеяло омеги. — Ну да? — примостившись на краешке кровати, неловко улыбается альфа. — Тогда мне остается тебе только посочувствовать. Потому что я в тебя не кажется, а тоже. И иди уже сюда. У тебя больное плечо, какой тебе диван? — бурчит донельзя смущенный и своим и чужим признанием Юнги.       Чону приглашения дополнительного не требуется, он мгновенно в объятия крепкие ершистого котенка сгребает, боясь в счастье, нежданно-негаданное свалившееся на голову, поверить: — Значит, прощаешь? — Не за что, — в ответ краткое, носом зарываясь в чужие ключицы. — И любишь? — У тебя явно проблемы со слухом. — Но у тебя-то их, надеюсь, нет? — посмеивается Хосок. — Впрочем, мне несложно повторить. Я люблю тебя.       У Юнги проблема только одна. Он для себя сам, а потому Хосоку действительно только посочувствовать остается. Решать-то ее ему.