Ride on the highway to heaven

      Минхо занимается своими делами, когда это происходит.       Его день выдался относительно свободным, так что он планирует просто поваляться на диване и посмотреть видео с котами час или около того, пока его ноющее после часов танцевальных тренировок тело не перестанет болеть. Он как раз растягивается на мягкой поверхности и устраивается поудобнее, когда слышит голос Чонина со стороны кухни:       — Эй, Минхо.       Минхо мычит что-то смазанное в ответ, полностью погружённый в видео, которое смотрит. Почти сразу, однако, он замечает, что Чонин всё ещё здесь и создаёт в два раза больше шума, чем обычно. Это странно, но это не его дело, так что Минхо продолжает смотреть в экран, где один кот медленно тянет лапу к другому, чтобы ткнуть его в пушистый бок.       Спустя, кажется, целую вечность приглушённого шума и какой-то возни, Чонин прекращает делать то, чем занимался, и затихает. Минхо всё ещё не поднимает взгляд — это до сих пор не его дело. Он буквально выжат эмоционально и физически, и его хватает только на то, чтобы сфокусировать зрение на экране. Странно, что он в принципе обращает внимание хоть на что-то вокруг себя.       Как раз тогда, когда он решает, что Чонин ушёл, телефон вытягивают из его пальцев, и Чонин оказывается у него на коленях.       Ладони Минхо автоматически скользят ему на бёдра. Его телефон глухо ударяется о пол, но Минхо едва это замечает — его взгляд прикован к месту, где мягкая ткань юбки открывает бледную гладкую кожу. Она выглядит новой — плиссированная, белая, безупречно чистая, с рядом мелких пуговиц на боку. Минхо моментально вспоминает о горе посылок, лежавших бесформенной кучей прямо перед дверью в его собственную спальню несколько дней, и проклинает себя за то, что не догадался раньше посмотреть, что внутри. Время от времени Сынмин и Чонин покупают подобные вещи, чтобы подразнить его, и он предпочитает быть к этому готовым. Но в последний раз такое случалось довольно давно, и все посылки, которые он открывал, сплошь были заказанными кем-то из них новыми кроссовками, так что Минхо до смерти надоело их распаковывать, и да, он потерял бдительность.       — Минхо, — произносит Чонин с притворной обидой в голосе. Его светло-голубой свитер немного сползает вниз, оголяя ключицы, а чересчур длинные рукава почти полностью закрывают кисти, делая его определенно слишком уютным и милым для взрослого парня. — Телефон интересует тебя сильнее, чем я?       Минхо не отвечает, всё ещё совершенно захваченный тем, как ткань юбки облегает его бёдра.       — Хён, — в голосе Чонина появляется капризное хныканье. Он легко толкает Минхо в грудь. — Я задал вопрос.       — М-м? — Минхо, наконец, собирает в кулак всю выдержку, чтобы отреагировать. При этом он безотчётно сжимает в ладонях мягкие ягодицы. Его руки скользят дальше, под юбку; кадык дёргается, когда он резко сглатывает, а лицо, должно быть, буквально полыхает. Какая-то его часть требует перестать реагировать, потому что именно этого Чонин и добивается. Другая же — определённо, доминирующая — просто скандирует бёдра юбка бедра юбка бёдра на полной громкости.       — Что ты сказал?       Чонин легко ухмыляется и отвечает с коротким смешком:       — Неважно.       — Ладно, — он никогда не бывает таким сговорчивым, и они оба это знают. Ему необходимо перестать так запросто демонстрировать Чонину то, какой эффект он на него производит, или же этот негодник будет надевать юбку всякий раз, когда захочет чего-нибудь. — Кто-нибудь ещё дома?       — Сынмин помогает Феликсу с вокалом, — говорит Чонин, буквально светясь от гордости за самого себя и за то, как он всё подстроил. — И я слышал, как они обсуждали, что собираются поужинать после.       — М-м. Выходит, ты весь мой.       — Или ты весь мой, — Чонин снова позволяет себе ухмыльнуться.       Верно.       Минхо согласно вздыхает и снова сжимает в ладонях его ягодицы.       — И что за повод?       Чонин пожимает плечами. Он немного горбится, разом становясь меньше, смущённый прямотой вопроса. Минхо принимается выводить круги на мягкой коже большими пальцами, успокаивая.       — Просто… Захотелось.       — Захотелось мило одеться? — подсказывает Минхо мягко. Он чувствует, как Чонин начинает дрожать из-за этих его слов. Всё его тело мелко подрагивает, и он постепенно начинает ёрзать на коленях у Минхо. — Хотел выглядеть красивым для хёна?       — Ага, — Чонин глубоко вздыхает, наклоняясь ближе. — Хотел быть милым, чтобы хёну понравилось.       — Ты всегда красивый, детка, — говорит Минхо. Он тянется вперёд, чтобы оставить лёгкий поцелуй на кончике носа младшего. — Даже если не всегда для меня.       Чонин твердеет под юбкой. Когда Минхо обхватывает его своей ладонью (на нём нет белья, отмечает он, и это немного сводит его с ума), он вдруг задаётся вопросом, носит ли Чонин юбки, потому что ему самому это нравится или потому что ему нравится реакция того, кто смотрит на него в них. Минхо даёт себе обещание спросить его об этом позже, просто чтобы иметь в виду, но пока его сил хватает только на то, чтобы поймать рот младшего своим. Его глаза медленно закрываются, а все чувства и переживания отходят на задний план, когда они начинают двигаться в необходимом ритме. Чонин — один из самых… чувствительных партнёров Минхо. Настолько же сильно, как Чонин любит притворятся, что его вовсе не заботит происходящее вокруг (Минхо отказывается признавать за собой те же самые черты), настолько же просто его завести, особенно когда все они оказываются вместе и покрывают тела друг друга поцелуями, исследуют языками и пальцами. Поэтому, когда Минхо нежно проводит пальцами по головке, гладит внутреннюю сторону бедра, водит тупыми ногтями по нежной коже, Чонин толкается навстречу, пытается сдвинуть ноги, чтобы тут же снова широко их раскинуть. Он стонет Минхо в рот, руками обнимает его за шею, стараясь прижаться сильнее. Минхо усмехается, чуть отдаляясь, чтобы взглянуть Чонину в лицо.       — Хён, — младший шипит, и теперь в его голосе слышно отчаяние.       Он пытается потереться твёрдым членом о Минхо, но не особенно преуспевает в этом: под кожей у Минхо из-за бесконечных тренировок литые железные мышцы.       Когда Чонин слегка смещается, Минхо замечает влажное пятно на своей собственной ноге — он бы решил, что это предсемя, но этого слишком много, и пятно чересчур близко к его колену, что значит…       Осознание заставляет низ его живота заполыхать в одно мгновение. Чонин затихает, заметив, что Минхо отвлёкся.       — Хён? — зовёт он неуверенно.       Из горла Минхо вырывается полузадушенный вздох. Он сжимает бёдра Чонина в ладонях, опускает его ниже, сильно вжимая задницей в собственный пах. Чонин издаёт наполовину стон-наполовину удивлённый возглас.       — Ты такой мокрый из-за меня, м? — произносит он в покрасневшее ухо младшего. — Твоя киска так течёт для меня, Йенни, блять.       Он прекрасно знает, что это смазка. Он понимает, что Чонин, должно быть, растягивал себя раньше и не потрудился убрать лишнюю смазку, оcознавая, что дальше он собирается пойти в гостиную и свести Минхо с ума. Он знает, что тело Чонина не способно выделять естественную смазку, но это не мешает ему обхватить ягодицы младшего ладонями, развести их в стороны, чувствуя, как влага стекает вниз и капает ему на брюки, и поместить палец в его тело с хлюпающим звуком, чтобы ощутить то, какой он горячий и влажный внутри.       Чонин подаётся вперёд, и ему наконец-то удаётся тесно прижаться твёрдым членом к возбуждению Минхо.       — Хорошая девочка, — хвалит старший, то погружая палец в тело Чонина, то доставая его. Он даже не пытается убрать со своего лица самодовольное выражение.       Ногти младшего впиваются в его плечи. Он весь извивается, ёрзает, ресницы трепещут, а прикрытые мягкой тканью бёдра дрожат. Чонин сам насаживается на палец Минхо, а в его глазах читается вопросительное выражение, словно он не до конца уверен в том, как ему поступить. Он ничего не говорит, но Минхо слишком хорошо его знает.       Асфиксия — не то, в чём Минхо испытывает такую уж большую потребность. Ему определенно нравится доминировать, нравится наказывать, но он предпочитает демонстрировать превосходство над партнёром менее прямыми способами. То, что ему, однако, действительно нравится, — это видеть абсолютное блаженство, которое появляется на лице у Чонина, когда рука Минхо сдавливает его горло.       С Минхо, в целом, довольно непросто, но его сложный характер моментально смягчается, когда дело касается пары вещей. Прежде всего, Минхо готов в лепёшку расшибиться ради того, чтобы сделать счастливыми тех, кого он любит. И если он может достичь этого, лишая их кислорода… Что ж, кто он такой, чтобы сказать «нет»?       Ему приходится перестать двигать рукой для того, чтобы обхватить шею младшего должным образом, и Чонин тут же недовольно хнычет и откидывается назад, насаживаясь самостоятельно. Минхо сразу усиливает хватку у того на горле. Младший задыхается и обмякает, опираясь на него и делая мелкие вдохи только тогда, когда Минхо позволяет. Минхо наблюдает за тем, как выражение его лица становится всё менее осмысленным, как его глаза наполняются наслаждением, и он чувствует, как его собственный член дёргается в штанах.       Спустя необходимое количество времени он ослабляет хватку у младшего на горле и ждёт, пока Чонин не начнёт двигаться. Вместо этого, как он и ожидал, встречается взглядом с широко распахнутыми глазами и невысказанной просьбой.              — Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Минхо, приподнимая лицо Чонина чистой рукой, чтобы запечатлеть поцелуй у того под челюстью. Он вытягивает палец (в ответ на что раздаётся протестующий стон), скользит ладонью вниз, оттягивая одну из тугих подвязок, обхватывающих бёдра младшего (он обнаружил их случайно, когда залез ему под юбку в первый раз), и резко отпускает. Резинка щёлкает по гладкой коже, и Чонин недовольно шипит. — Используй слова, детка.              Чонин не отвечает. Кончики пальцев младшего проводят по ногам Минхо, и этот маленький жест как нельзя лучше говорит о его чувствах. Ещё. Не останавливайся.              — О, — Минхо ухмыляется и оттягивает резинку снова. — Детка не знает, чего хочет, м? — подвязка оставляет красноватый след на его бедре, и это, должно быть, чертовски больно, но Чонин не жалуется, слишком занятый тем, что жадно хватает ртом воздух. Его грудь дрожит, в кулаках зажата ткань юбки, помогая ему сосредоточить внимание на чём-то более-менее стабильном. Минхо улыбается и снова сжимает рукой чужую шею, вызывая глухой стон. — Всё в порядке, я тебя понял. Тебе не нужно знать. Тебе не нужно думать.              — Оппа, — выдыхает Чонин практически благоговейно.              — Я позабочусь о тебе. Я позабочусь обо всём.              Несмотря на нежный тон, Минхо снова оттягивает резинку подвязки и резко отпускает, оставляя на бедре очередную полоску. Чонин всё ещё не реагирует слишком остро и продолжает послушно сидеть на его коленях, но уже начинает ёрзать. Перед тем, как он успевает выразить недовольство, Минхо обхватывает ладонью его член и двигает вверх-вниз, медленно ослабляя хватку на шее одновременно с этим.       Чонин хнычет. Он держится неожиданно долго, пока, в конце концов, не начинает негромко мычать и выдыхать рывками, и Минхо понимает, что он близко.              — Вот и всё, — мягко произносит Минхо и притягивает голову Чонина ближе, чтобы тот положил её ему на плечо, и его шею опаляет горячим дыханием младшего. — Всё, моя красавица.              Чонин кончает с громким стоном. Он пачкает юбку, но, кажется, это его совершенно не беспокоит. Вообще, создаётся такое впечатление, что это ему даже нравится: его глаза расширяются, когда он водит пальцами по влажным пятнам, которые сам же и оставил.              — Надеюсь, её можно стирать в стиральной машине.              Чонин лишь неопределённо хмыкает в ответ, отрывается от его плеча и смотрит осоловевшим взглядом.              — Почему ты так… Неважно, — ответный взгляд Минхо вопросительный, но спокойный: он ожидает, пока Чонин не пояснит бессмыслицу, которую только что выдал, но младший просто отводит глаза в сторону и замечает: — Ты так и не кончил.              — Какое точное наблюдение, — улыбается Минхо. — Давай это исправим.              Чонин вздыхает, смотрит снизу-вверх огромными влажными глазами, и всё в нём кричит о нежности и уязвимости. Затем, прямо как первоклассный актер, прекрасно знающий свою роль, он забавно надувает щёки и спрашивает:              — Оппа позволит мне позаботиться о нём? — он хитро смотрит на Минхо из-под опущенных ресниц. — Я знаю, что оппа вчера так тяжело работал, он, должно быть, ужасно устал.              — М-м, очень, — соглашается Минхо. — Даже пальцем пошевелить не могу.              Чонин награждает его скептическим взглядом, на что старший лишь ухмыляется.       Когда младший получает бразды правления, он начинает двигаться невероятно медленно. Минхо ожидал, что тот сразу же вытащит его член, но нет. Чонин приподнимает его футболку, чтобы поместить обе ладони на грудь, легко сжимает и массирует твёрдые мышцы. Он тянется вниз, чтобы влажно провести языком по соску, и секунду спустя осторожно сдавливает передними зубами. Минхо дрожит, отвечая на стимуляцию, и выгибает спину навстречу прикосновению.              — Оппа такой чувствительный.              Чонин хихикает, игнорируя предупреждающий взгляд старшего. Он ведёт кончиками пальцев по шее Минхо, груди, животу, спускается ниже, к бёдрам. Абсолютно игнорируя его болезненное возбуждение. Минхо чувствует, как терпение начинает постепенно ускользать, но он решает подождать ещё немного.       Эта юбка определённо заставляет его чувствовать к Чонину ещё большую слабость, чем он испытывает обычно.       И, чёрт, как же он ненавидит это признавать.       Когда Чонин, наконец, скользит ладонью под резинку его брюк и вытаскивает разгоряченный член наружу, Минхо уже едва не теряет связь с реальностью. Стоит ему почти неощутимо провести по вспотевшему стволу — прикосновение такое лёгкое, что Чонин с тем же успехом мог использовать для этого пёрышко — и Минхо срывается.       Он сжимает запястье младшего и вопросительно приподнимает бровь в ответ на стон.              — Ты ведь специально дразнишь меня, детка? — спрашивает он, накрывая своей рукой ладонь Чонина и чуть нажимая, чтобы наконец-то почувствовать, как кулак младшего сдавливает его член. — Хорошенькая головка моей девочки доверху наполнена бесполезными идеями, хм? Разве ты не пытаешься всеми силами вынудить меня трахнуть твою прелестную задницу прямо на столе?              — Мои идеи просто отличные, — говорит Чонин самодовольно.              Он выглядит так, словно прекрасно знает о том, что ведёт себя как самый настоящий негодник, и что ему ничего за это не будет. Это ужасно раздражает. Но — говоря в его пользу — большую часть времени так оно и есть.       Минхо решает не спорить и просто приподнимает младшего.       Чонин пытается сесть ровно и бестолково перебирает руками по спинке дивана, стараясь найти устойчивое положение, но Минхо не даёт ему возможности сделать это и просто фиксирует дрожащие бёдра в ладонях, опуская его на свой член.       Чонин едва ли сжимает его хоть сколько-нибудь тесно, — Минхо понятия не имеет, что он использовал, чтобы растянуть себя, однако он практически готов поставить на тот гигантский дилдо, который они с Сынмином купили в прошлом месяце — но он горячий и влажный, и Минхо не может удержаться от того, чтобы не начать вбиваться в его тело.              — Блять, Йенни, — Минхо рычит, а его глаза сами собой закрываются, когда его член обхватывают жаркие упругие стеночки.              — Оппа, — Чонин хнычет, — ты… Ты такой... ах!              — Какой? — мягко спрашивает Минхо, приподнимая бровь. Он ждёт, пока Чонин не откроет рот, чтобы ответить, и делает резкое движение бёдрами, выбивая из него скулёж. — Милый?       — Нет, не милый.       Чонин, кажется, собирается продолжить спорить, но снова замолкает, когда Минхо двигается быстрее. Когда Минхо перестает сжимать его бёдра так сильно, он приподнимается на коленях и насаживается на член старшего уже самостоятельно. Минхо практически сходит с ума, глядя на то, как ткань колышется во время движений, то открывая светлые ягодицы, то снова прикрывая. Он жадно следит за местом, где их тела соединяются… Минхо добавляет «купить Чонину больше юбок» в свой мысленный список дел.       Полностью отпустить себя становится всё легче. Двигаться грубее и сильнее, когда пространство наполнено плаксивыми «пожалуйста» и «ещё», высокими стонами, вырывающимися изо рта Чонина. Гонясь за собственным освобождением, — ни в коей степени не меньше, чем жадно впитывая чистое наслаждение на лице младшего — Минхо трахает его так хорошо, что тот долго ещё не сможет прийти в себя.       Входная дверь со стуком открывается, но ни один из них не останавливается. Кто бы ни повернул только что ключи в замке, он получает возможность увидеть эту сцену во всей красе.       Чонин застывает, а Минхо ловит взгляд Сынмина, и в этот момент младший снова кончает. Он напрягается; шелковистые стеночки тесно сжимаются вокруг члена Минхо, и он изливается глубоко в податливое тело.       За ними раздаётся удивлённое присвистывание. Феликс ставит большую спортивную сумку на пол, запирает дверь и опирается на неё спиной. Сынмин не глядя бросает ключи на кухонную тумбу, скользит взглядом по спине Чонина и останавливается там, где юбка прикрывает его задницу. Минхо снова встречается с ним глазами и — в качестве жеста абсолютно не характерной для него доброты — приподнимает ткань, так, что она складками собирается у Чонина на пояснице, чтобы Сынмин увидел, как его член поршнем входит в тело младшего. Сперма Минхо из-за трения начинает стекать вниз — он чувствует, как его яйца покрываются влагой.              — Оппа, — шипит Чонин, цепляясь ногтями за плечи старшего.              Его дыхание вырывается мелкими порциями, а лицо ярко-красное, хотя Минхо и не уверен, вызвано это физическим напряжением или смущением. Чонин не смотрит назад, а его голова опущена вниз, словно он не хочет, чтобы другие мемберы поняли, что это он (даже если на это уходит ровно одно мгновение).              — Что такое? Я не могу похвастаться своей хорошенькой девочкой? — Минхо насмешливо приподнимает уголки губ, его тон определённо самую малость издевательский. — Не могу показать всем, какой ты прелестный для меня? Если нет, тогда в чём дело, Йенни?              Равновесие младшего ещё больше нарушается из-за очередного толчка. Из горла Чонина снова вырывается высокий стон, а его член дёргается, и по светлой ткани юбки расплывается новое пятно.       — Можно?       Сынмин задаёт вопрос, в ответе на который, кажется, не особенно нуждается. Он уже вытягивает ремень из пряжки и расстегивает брюки, так что Минхо только кивает. Почему бы и нет, верно?       Он немного сдвигается в сторону, освобождая место, когда Сынмин забирается на диван. Он ожидает, что он просто подрочит и спустит Чонину на спину.       Минхо подавляет в себе желание укусить, и вместо этого сам тянет Сынмина за шлёвку ремня, притягивая его ближе к Чонину.       — Позаботься о своём хёне, Йенни, — говорит он.       В отношении кого угодно другого это прозвучало бы как приказ, но, когда дело касается Чонина, это всегда предложение. Весьма настоятельное, но всё равно предложение.       Когда член Сынмина оказывается во рту у младшего, Минхо смотрит поверх них, на Феликса. Тот наблюдает за парнями и не думая скрываться, с каким-то невысказанным намерением, но не делает попыток дотронуться до себя. Он тоже твёрдый, — Минхо без труда это замечает — однако, кажется, не собирается ничего с этим делать.       Он встречается взглядом с Минхо и говорит с улыбкой:       — Чан сегодня снова перерабатывает. Чанбин поручил мне вытащить его из студии этим вечером.       Ах. Это всё объясняет. Для этого ему точно понадобятся все силы и максимум выдержки.       — Я… Я сейчас… — Сынмин глухо стонет сквозь зубы и немного отталкивает Чонина как раз для того, чтобы кончить ему на лицо.       И перед тем, как Минхо успевает отреагировать, Сынмин чуть разворачивается, и на щеках и губах старшего также появляются белесые разводы.       Никто не двигается на протяжении одного ужасно долгого мгновения — Чонин смотрит на Минхо широко раскрытыми глазами, до Сынмина медленно доходит, что он только что сделал, а Минхо просто застывает в шоке. И только когда Сынмин пытается улизнуть, Минхо словно выходит из транса.       Феликс смеется, громко и искренне.              — Ким Сынмин!              Минхо буквально рычит и сжимает кулак у того на члене, не позволяя сдвинуться с места. Изо рта Сынмина вырывается жалостливый скулёж, который сразу делает его неотличимым от побитого щенка. Он хватается за запястье старшего, пытаясь оттянуть его руку от чувствительного члена, но Минхо лишь сдавливает ещё сильнее.              — Прости!              Сынмин пытается упасть на колени, — инстинкт, который Минхо в нём развил — но хватка на члене не позволяет ему этого сделать.       Минхо перебирает в голове возможные варианты поведения в этой ситуации, но проблема в том, что их не так-то и много, учитывая то, что Чонин всё ещё сидит у него на коленях с его членом в заднице.       Так что он разжимает руку.              — Я это запомню, — угрожающе произносит он.              Сынмин содрогается.              — Вы трое такие забавные, — говорит Феликс, широко улыбаясь.              Минхо, абсолютно забывший о его присутствии, изо всех сил пытается не дёрнуться, чтобы не показать свой испуг.              — Ага, мы такие, — вместо этого говорит он.              Он хватает край сынминовой майки перед тем, как тот может этому помешать, и вытирает лицо, абсолютно игнорируя протестующие возгласы. Он также тщательно очищает и щёки и подбородок Чонина.              — Мне нравится эта юбка, Йенни, — говорит Феликс, мягко взъерошив волосы младшего, когда проходит мимо, вероятно, направляясь в свою комнату, чтобы немного поспать перед тем, как пойти к Чану. — Тебе стоит надевать её дома почаще.              Он подмигивает перед тем, как скрыться за дверью.              — Думаю, Феликс тоже хочет тебя в ней трахнуть, — Сынмин улыбается Чонину, и тот в одно мгновение краснеет до корней волос и закрывает лицо руками.              — Согласен, — хмыкает Минхо.              Сынмин с энтузиазмом кивает головой. Внезапно он вспоминает о своей майке, опускает лицо вниз и морщит нос в отвращении, глядя на бледные влажные разводы на животе.              — Какая мерзость.              — Это твоя сперма, — справедливо замечает Минхо.              Сынмин цокает языком, стягивает футболку и, отбросив её куда-то в сторону, растягивается на диване рядом с ними. Он кладёт голову на плечо Минхо, что тот позволяет без особой охоты. Он всё ещё зол на этого придурка и ничего не говорит, разумеется, только чтобы не тревожить Чонина.              — Посмотрим что-нибудь? — предлагает Сынмин.              — Ладно.              Чонин чуть смещается, принимая более комфортное положение, больше напоминающее объятие. Ну, настолько комфортное, насколько это возможно, учитывая, что он всё ещё сидит с членом Минхо внутри. Ему, кажется, абсолютно не мешает то, что он не может видеть экран.       Сынмин включает фильм, но Минхо не обращает на него слишком много внимания, вместо этого фокусируясь на том, чтобы нежно гладить его и Чонина волосы.       К тому моменту, когда Феликс снова выходит из своей комнаты, Минхо — единственный из всех троих, кто всё ещё не спит. И если Феликс умилённо надувает губы, глядя на их «очаровательную обнимательную кучу» и делает пару снимков, то, что ж, это всё равно предназначается только для их группового чата.