История одного скрипача

Когда Джон разлепил глаза, стрелки часов приближались к полудню. Зимнее небо ожидаемо не радовало солнцем. Страшно хотелось пить; горло болело, как будто его скребли изнутри наждачкой. Подушка насквозь промокла, и Джон с удивлением обнаружил на своих щеках следы слёз. Он не плакал уже много лет. В детстве ему, бывало, снились кошмары, но тогда рядом была мама, которая обнимала его и гладила по голове – а потом они вместе подходили к открытому окну и сдували дурной сон с ладони, словно пёрышко. Сейчас он был один. Да и сон был не из тех, что можно рассказать маме или вообще хоть кому-то. Тяжёлое, гнетущее чувство утраты навалилось на него. И дело было не в том, что Сара съехала три месяца назад. Она была права насчёт одержимости. Другого слова для этого просто не существовало. Один и тот же образ преследовал его вот уже больше года: яркий и невыносимо прекрасный, он забрался даже внутрь его снов, перевернул и там всё вверх дном. Джон плохо запоминал эти сны; он собирал из них по кусочкам единую картину, записывал кое-что в тетрадь и прятал её в самый нижний ящик стола. Сегодняшний сон, вероятно, был чем-то вроде финала. Такое он никогда не отдаст в печать. Томми с упоением занимался пиар-компанией. Идея выпустить три разных повести с одинаковым названием и незначительными различиями в обложке сперва казалась глупой, но в конечном счёте была одобрена – и процесс запустился. Аудитория приняла её с восторгом. Джон всегда с опаской ожидал реакции читателей, читал рецензии и отзывы, анализировал их, но сейчас, когда его популярность выросла в разы, он был слишком опустошен, чтобы придавать этому значение. Люди на форумах и в соцсетях выдвигали гипотезы, строили забавные теории, спорили о том, какая версия окажется лучшей. Они часто задавали вопрос: кто же вдохновил Джона на эти истории? Ответа, конечно, не было. Об их разрыве с Сарой никто не знал. Они и раньше не афишировали свои отношения. Знал только Томми, но он помалкивал, прекрасно понимая, что лишняя шумиха им сейчас ни к чему. До презентации книг оставались считанные дни. Джон оттягивал этот момент всеми возможными способами, но дата уже была объявлена – на его официальном сайте, на радио, на постерах в книжных магазинах. Двадцать девятое января. Поворачивать назад было поздно. Ему придётся идти туда, подписывать бесчисленное количество экземпляров, отвечать на вопросы. Стоило подготовить какую-то легенду. Это должна быть очень правдоподобная легенда – такая, в которую он сам может поверить. Он мог бы сказать, что все три истории ему приснились. Звучит странно, но разве другие писатели не черпали вдохновение в сновидениях? Джон вздрогнул, вспомнив те, настоящие сны, и представив их на страницах книги. Они превратились бы в эротический триллер с высоким рейтингом и невнятным сюжетом, который читатели и критики разнесли бы в пух и прах. Кому-нибудь, разумеется, он бы понравился – иные люди склонны везде находить глубокий смысл. Возможно, им даже заинтересовались бы студии независимого кино. Вот только с актёрами на главную роль вышла бы накладка. Никого даже отдалённо похожего на предмет своей одержимости Джон никогда не видел. И не хотел видеть. Эта история могла принадлежать только ему одному Сварив себе крепкий кофе, он достал заветную тетрадь. В голове было пусто, но он знал: стоит лишь начать писать, и дальше всё получится само собой. Сквозь открытое окно в комнату врывался шум города: люди разговаривали по телефону, машины сигналили, какие-то собаки громко выясняли отношения, а он сидел, погружённый в свой собственный мир, и не замечал абсолютно ничего. Слова на бумаге превращали его фантазии в нечто более осязаемое, более реальное. Отчасти это было похоже на детективную версию "Скрипача", но без самоцензуры и попыток отрицать своё влечение к едва знакомому человеку. Джон проводил кончиками пальцев по строчкам, запечатывая эти образы в своей памяти. Снова накатило возбуждение. Ему казалось, он чувствует тот пьянящий запах парфюма, ощущает всей кожей тот вспарывающий взгляд. Так близко – но всё-таки недостаточно. Ни разу в жизни Джон не хотел кого-то настолько сильно, и это изматывало. В иные ночи он просыпался от ноющей боли в члене и осатанело мастурбировал, словно ему было пятнадцать, после чего проваливался в темноту без снов. Он мог бы познакомиться с кем-то просто ради снятия этого чёртового напряжения, но обмануть самого себя всё равно бы не вышло. Уничтожить предмет своего яростного желания – вот единственное решение, которое подкинуло ему подсознание. Значило ли это, что сны прекратятся? Джон не был уверен в том, что хочет этого. На тумбочке завибрировал телефон. Это мог быть только Томми, но разговаривать с ним прямо сейчас не было сил. Они обсудили всё неделю назад, и Джон уже сделал свою часть работы, в остальном он ничего не смыслил. В конце концов, всегда можно написать смс, если дело срочное. Однако телефон продолжал надрываться, разрушая идиллию его отрешенности от мира – и он сбросил звонок, надеясь на благоразумие своего издателя. Надежда не оправдалась. Джон смотрел и смотрел на экран с дурацкой фотографией, пока тот не погас. Пять пропущенных звонков. Через несколько минут экран снова подсветился, оповещая о новом сообщении. О трёх новых сообщениях. Наконец-то до Томми дошло. [Ты оглох там, что ли? Не поверишь, кого я видел!] [У моей малышки движок заглох, пришлось ехать на метро. Выхожу на Плэйстоу, а у входа стоит парень, ну точь-в-точь твой скрипач, весь при параде, я прямо обалдел. Ничего не хочешь мне рассказать?] [Если что, я положил ему вместо денег пригласительный на твою презентацию. Как думаешь, придёт??] – Чёрт! Джон швырнул телефон о стену, и по экрану расползлись уродливые трещины. Плэйстоу, значит? Что Томми вообще забыл так далеко от дома и от офиса? Изменяет жене, ищет новые таланты? Злость на него не имела никакого смысла, и всё-таки Джон злился. В голове гудело, руки так и тянулись ещё что-нибудь сломать. Когда-то ему хотелось, чтобы скрипач прочёл его книгу, узнал в ней себя – теперь же одна мысль об этом приводила его в ужас. То была не просто книга; нет, то было свидетельство его помешательства, причём в трёх разных вариантах. Если бы только Джон мог отмотать время назад, он вырвал бы с корнем все эти безумные идеи, написал бы о чём-то другом, пускай даже это что-то было банальным и скучным. Так он сумел бы сохранить лицо. Сумел бы оставаться спокойным, глядя на свое имя на обложках. То, что вышло в печать, следовало сжечь дотла. Нет, скрипач не станет их читать. И уж точно не придёт на презентацию. Он просто выбросит этот идиотский пригласительный билет, даже не разглядывая. Бродя по дому из угла в угол, Джон пытался уверить себя в этом, но получалось слабо. Что, если он вспомнит тот бессмысленный прошлогодний разговор? Вспомнит странного мужчину, что преследовал его? Вдруг любопытство окажется сильнее убеждения в том, что современные писатели ни на что не годны? И тогда – страница за страницей – он вывернет Джона наизнанку. ... я знаю о вас куда больше, чем вы – обо мне. Джон налил себе виски. Совсем немного, только чтобы приглушить нарастающую панику. Первый глоток был обжигающим, второй принёс тепло, третий ослабил тугой узел на его шее. Он справится с этим, как справлялся со всем остальным в своей жизни. Если понадобится, он расскажет красивую легенду о том, как скрипач однажды явился ему во сне. Возможно, даже добавит каплю эротики – Томми будет в ярости из-за того, что с ним не посоветовались, но поклонников это вряд ли отпугнёт. Скорее, наоборот. Он подретуширует правду, скроет её несовершенства, облачит в скромное одеяние. Добавит несколько удачных шуток, упомянет о том, что одна из идей принадлежала сестре. Всё пройдёт идеально.

***

– Мистер Уотсон, я веду блог о вашем творчестве, и всем нам хочется задать вам один вопрос, – молодая девушка с копной рыжих волос застенчиво улыбнулась, протягивая ему свой экземпляр "Истории одного скрипача". – Буду рад ответить. – Вы нигде не упомянули его имени. В этом есть какой-то особенный смысл? – Пожалуй, дело в том, что я попросту забыл его спросить, – усмехнулся Джон. – Но вы могли бы его выдумать... – Ни одно имя не казалось мне подходящим. А как зовут вас, юная леди? – Нэнси. "Для Нэнси, с любовью и наилучшими пожеланиями" Джон поставил подпись, аккуратно закрыл книгу и отдал её слегка огорченной девушке. Та наверняка думала, что задала глупый вопрос. Но ему нечего было ответить ей. Он и сам хотел бы знать имя человека, так долго занимавшего его мысли. Нэнси отошла в сторону, чтобы не задерживать очередь, но всё ещё следила за ним внимательным взглядом. За ней подошли другие, ещё и ещё. Книжный магазин был переполнен. Джону не верилось в то, что все эти люди – молодые и зрелые, серьёзные и не очень, – пришли ради того, чтобы получить его автограф. Прежде их не было настолько много. Да, предыдущие книги хорошо продавались, о нём говорили и писали, но такого ажиотажа он не припоминал. Возможно, всё дело было в загадке. Никто не знал о прототипе главного героя, никто не мог быть уверен в том, что все три истории – выдумка. Джон делал всё на автомате, словно каждый его день проходил подобным образом. Словно этот момент успеха ничего для него не значил. Поймав себя на мысли, что ждёт скрипача – ведь он видел пригласительный билет, он не мог не заметить! – Джон ощутил боль где-то в области рёбер. Дышать стало нечем, лицо горело. Томми бросил на него испепеляющий взгляд, когда он, извинившись, отошёл в уборную, но ему было плевать. Мы сидели в тёмном, прокуренном баре: двое людей, чьи прямые случайным образом пересеклись, налетев друг на друга и послав в пространство сноп алых искр. Никто не слышал нашего разговора, да и мы сами ни на кого не обращали внимания. Он едва притронулся к выпивке, но курил много. Я же, погрязший в этой позорной зависимости, опрокидывал рюмку за рюмкой, однако почти не пьянел – по крайней мере, так мне хотелось думать. – Музыка – это всё, что у меня есть, – медленно произнёс он, не глядя на меня. – Больше я ничего не умею. – Я мог бы познакомить вас с нужными людьми, мог бы договориться... – Это лишнее. – Но ваш талант! – взмахнув рукой, я нечаянно опрокинул бутылку с остатками виски, и его капли уродливо растеклись по деревянному столу. – Позвольте мне сделать хоть что-то! – Просто побудьте со мной ещё немного. И я остался с ним. Мы говорили о кино, о театре, о прочитанных книгах. Когда бар закрылся, мы отправились гулять по ночному городу – и вместе встретили рассвет на набережной Темзы. Мне казалось, что так было всегда. Он и я; две непохожести, две противоположности. Его талант осветил бы весь мир, будь я чуть настойчивее, а он – чуть снисходительнее к окружающим. Но сложилось всё так, как сложилось. И даже сейчас, спустя много лет, я могу, закрыв глаза, увидеть ласковые штрихи восходящего солнца на его бледной коже. Холодная вода ненадолго остудила его лихорадку. Изучая собственное отражение в небольшом зеркале, Джон не находил в нём следов болезни, что медленно убивала его изнутри. Болезнь эта называлась тоской; она пускала свои ростки повсюду, захватывала всё больше и больше территорий. Прогнать её он не мог. Оставалось лишь надеяться, что она уйдёт сама, но надежда была слабой. Там, за дверью, его ждали люди, которым нравилось то, что он писал. Настоящие, реальные люди – а не плоды его воображения. Ещё пара часов, и он сможет уйти домой. Нужно было только взять себя в руки. Время текло медленно. Оно словно насмехалось над ним, удерживая стрелки часов на одной и той же цифре, пока он минута за минутой изображал на своём лице радость. Томми, кажется, что-то понял и выглядел виноватым – или Джону просто хотелось, чтобы тот почувствовал вину. Всё это было нелепо. Три книги, три разных истории, и каждая нашла своего читателя; разве он не должен радоваться, гордиться своим успехом? Даже Сара была рада за него, несмотря ни на что. Она звонила пару дней назад, а сегодня прислала сообщение. Пожелала удачи. Джон был ей благодарен. Да, пожалуй, благодарность – это всё, что он теперь к ней испытывал. С эмоциями в последнее время вообще было сложно. Выплеснув всё на бумагу, он осознал, что в нём самом почти ничего не осталось, кроме звенящей пустоты и тоски, которая в этой пустоте ощущала себя совершенно свободно. Наконец всё закончилось. Последний автограф, последняя вымученная улыбка остались позади. Джон опустил лицо в ладони. Усталость и разочарование навалились на него, придавили к земле. Пора было подниматься из-за стола, но он никак не мог себя заставить. Что ждало его дома, кроме одиночества? За пеленой тумана послышался звук открывающейся двери и затем – осторожные шаги. Томми то ли поперхнулся, то ли нервно засмеялся. На его шутки у Джона не было сил. – Кажется, я опоздал. Сердце подпрыгнуло, застряло на полпути к горлу, судорожно вернулось на место, вовремя сообразив, что без него Джону никак. Лёгким не хватало воздуха: пришлось сделать глубокий вдох, но это не очень-то помогло. Руки слегка дрогнули, когда Джон отнял их от лица и поднял голову. Воображение играло с ним, не иначе. Но тогда как объяснить то, что Томми прямо сейчас смотрел на них обоих с нескрываемым изумлением? – Я не люблю толпу. Хотел прийти, когда все уйдут, – с еле заметной улыбкой произнёс скрипач, и в его руках Джон увидел экземпляр своей книги. Примерно на середине была вложена изящная чёрная закладка. – Мне больше всего понравилась история про маньяка. Очевидно. – Так вы прочли?... – Все три. – Вы ведь не читаете современных авторов, – пытаясь сохранить остатки самообладания, колко заметил Джон. – Разве не так? Скрипач пожал плечами, протянул ему книгу. Она выглядела так, словно её перечитывали несколько раз. Джон достал ручку, вопросительно взглянул на него. – Шерлок. Меня зовут Шерлок. Что ж, теперь он знал его имя. Написав лаконичное "Вдохновителю от автора, Шерлоку от Джона" и умудрившись поставить кляксу на своей аккуратной подписи, он вернул книгу владельцу. Томми куда-то испарился, оставив их наедине. – Значит, история про маньяка ближе всего к правде? Шерлок засмеялся, откидывая голову назад, и Джон не мог оторвать от него взгляда. Он был – на самом деле, а не только в его воспоминаниях – ошеломляюще привлекателен, и он стоял буквально в шаге от него. Не фантазия, а реальный человек. – В какой-то степени, – наконец ответил Шерлок, внимательно следя за реакцией на свои слова. – Вам не хватает опыта настоящих расследований. – Так вы полицейский? – Консультирующий детектив. Единственный в своём роде. Помогаю полиции, когда они заходят в тупик, что случается почти всегда. Невероятно, подумал Джон. Реальность дала выдумке сильный пинок под зад, оказавшись гораздо интереснее. На языке вертелось множество вопросов, и все они были важными, но Шерлок, похоже, лучше него знал, на какие из них нужно ответить в первую очередь. – У меня есть множество занятных историй про преступления. Было бы здорово, если бы кто-то захотел перенести их на бумагу. Кто-то талантливый. – Кажется, я знаю одного писателя, который будет счастлив сделать это. – 221 по Бейкер-стрит, – отозвался Шерлок, и в глазах его загорелись озорные огоньки, от которых у Джона перехватило дыхание. – Это мой адрес. Итак, я впервые увидел его в сентябре 2008.