time is ours to take (so we should take it)

      Чонвон потерялся.       Он закусывает губу, настороженно глядя на тени, которые быстро вырисовываются позади него, и ускоряет шаг, понимая, что заблудился, как идиот, и совершенно не представляет, где находится.       Чонвон в принципе нечасто приезжает в этот район, и всякий раз, когда это происходит, он никогда не бывает один. Но, конечно, это только потому, что он так и не удосужился получить водительские права и теперь вынужден терпеть ужасные автомобильные поездки с Джейком и Хисыном.       В тот момент, когда он видит, что фигуры позади него тоже начинают идти быстрее, он понимает, как сильно облажался и насколько плохой была идея отказаться от предложения друзей отвезти его домой.       Но вряд ли его можно за это осудить, потому что Джейк весь вечер строил эти дурацкие «трахни меня» глаза Хисыну, и они, вероятно, с нетерпением ждали возможности уйти и заняться именно этим.       Но в любом случае Чонвон сказал «нет» и теперь расплачивается за это.       Прошло чуть больше пятнадцати минут с тех пор, как он ушёл с вечеринки один, и теперь он начинает сожалеть об этом. Он знает, что всегда был магнитом для неприятностей, попадая в самые глупые ситуации без всякой причины. Конкретно эта ситуация опять произошла из-за его жуткого невезения, и Чонвон пытается не паниковать из-за того, что понятия не имеет, где он находится и куда идёт. К несчастью для него, единственная ночь, когда он молился, чтобы ничего не случилось, оказалась ночью, когда что-то просто обязано было произойти.       Но опять же, он действительно невезучий.       Недалеко позади него шумная компания парней, и они идут за ним с тех пор, как он ушёл с вечеринки Рики. Чонвон уверен, что они из его университета, потому что иначе они не смогли бы попасть в дом к Сону. Но это никак не помогает, ведь он застрял посреди ночи на какой-то дороге, которую не знает, кучка стрёмных придурков преследует его, и он чертовски боится за свою жизнь.       Чонвон быстро хватает телефон, выуживая его из кармана, и сразу же звонит Джейку, но вместо его голоса слышит автоответчик. Из его рта вырывается куча проклятий, когда он начинает звонить Хисыну следующим, но происходит то же самое.       Господи боже. Тот единственный раз, когда он сам звонит этим приклеившимся друг к другу идиотам, чтобы попросить о помощи, они трахаются?       Это должно быть шутка. Наверное, вселенная разыгрывает над ним какую-то грандиозную шутку, и он здесь, чтобы страдать.       И это его вина, больше ничья.       Внезапно его осеняет прекрасная идея.       «А что если, — думает он про себя. — Что если Сону всё ещё не спит».       Конечно, время уже давно перевалило за полночь, но всегда есть шанс, что Сону не уснул, понимает он и поспешно пролистывает весь свой список контактов.       Это чудо, что он не спотыкается о собственные ноги, потому что, пока он ищет номер, он так же всё ещё пытается опередить парней, которые пьяно смеются позади него, стараясь нагнать.       И... блять. Как идиот, которым он и является, он забыл сохранить номер Сону, когда купил себе новый телефон неделю назад. У него всегда была дерьмовая память на цифры, но он торопливо печатает номер, молясь какому-нибудь божеству, которое за ним наблюдает, чтобы он всё сделал правильно.       Вызов идёт, бип, бип, клик...       Сону берёт трубку, и Чонвон не может сдержать громкий вздох облегчения, чувствуя, как его плечи расслабляются.       Он совершенно не представляет, что ему нужно сделать, чтобы заставить этих парней отстать, и сейчас ему в голову приходит, возможно, самая ужасная, самая неловкая идея в его жизни, но он твёрдо напоминает себе, что иногда приходится идти на жертвы. И если это означает опозориться перед Сону — потому что он знает, что всё пойдёт не так, как надо, — тогда он это сделает.       Затем, молясь так, как никогда в жизни не молился, он говорит в свой телефон так громко, как только может, надеясь, что парни позади него услышат всё это — от слов и тона, которым они были сказаны, до сраного ласкового прозвища.       — Эй, детка, ты где?       Звучит абсолютная тишина.       Можно было бы услышать, как пролетит муха.       А потом:       — Э-э, я думаю, вы ошиблись номером. Извините.       О Боже.       «Твою мать», — думает он, когда слышит незнакомый голос на другом конце линии.       Из всех вещей, которые он сделал, чтобы опозорить себя, эта точно занимает первое место.       Конечно, это должно было случиться. Конечно же, блять, он попытался позвонить Сону, облажался и опозорил себя перед каким-то незнакомцем, которого назвал «деткой». Чёрт.       «Чёрт», — думает он, почти спотыкаясь о дурацкий камешек посреди тротуара.       Раздавшийся в трубке голос незнакомца низкий и хриплый, и он звучит так растерянно, что Чонвон не может не почувствовать вину. Ладно, в основном стыд, но и вину тоже.       Он возобновляет движение, когда видит, как тени подкрадываются ближе; парни позади него начинают идти ещё быстрее, пока не оказываются всего в паре метров. У него нет выбора, кроме как продолжать, думает он, испуганно кусая губу и чуть не выронив телефон от шока, когда замечает, насколько они близко.       — Нет, детка, ты где? — нерешительно продолжает Чонвон, позволяя ногам нести его по холодному асфальту, пока он мчится к яркому свету, который виднеется в нескольких метрах от него.       Голос выдаёт его с головой — он дрожит и почти срывается в конце, — и Чонвон молится Богу и каждому небесному созданию, чтобы парень на другом конце телефона услышал, насколько он паникует и попытался как-нибудь помочь.       «Клянусь, — сердито думает Чонвон, — на этот раз Джейк серьёзно отхватит».       — Разве ты не говорил мне, что придёшь к Рики?       — Это всё ещё не тот номер. Чонвон, ты в порядке?       Что?       Глаза Чонвона расширяются от удивления, как только он слышит своё имя на другом конце линии.       Во-первых, какого хрена. И это был не вопрос. Во-вторых, какого хрена?       Достаточно стрёмно, что сейчас его преследуют, но тот факт, что этот случайный парень, чей номер он набрал по ошибке, знает его имя — знает, кто он такой, — реально его пугает, и в его голове звенит тревожный звон, говорящий ему: «Сбрось грёбаный звонок прямо сейчас, прежде чем ты лишишься какой-нибудь конечности или, что ещё хуже, жизни».       Ему действительно нужно прервать звонок. Всё, что ему нужно сделать, это отодвинуть телефон от уха и нажать кнопку, но… Но тут его глаза останавливаются на ярком свете, означающем, что «7/11» совсем рядом. Чонвон не хочет умирать. По крайней мере, не из-за парней, преследующих его. Парень, который разговаривает с ним по телефону, — это отдельная история, и он вернётся к ней, когда это станет проблемой.       И поэтому он продолжает самым беззаботным голосом, ускоряя темп, пока пытается пройти оставшийся путь до магазина так быстро, как только может.       — М-м, я у «7/11», который недалеко от Рики. Ты можешь поторопиться?       — О, я понял, — медленно произносит парень, чей хриплый, как будто только после сна, голос звучит знакомо. А затем он продолжает, и от этих слов сердце Чонвона останавливается: — Это Чонсон. С занятий по истории.       Чонсон. Чонвон позвонил не Сону, своему другу. Нет, вместо того, чтобы позвонить тому, кому он должен был позвонить, он в итоге позвонил Чонсону.       Из всех, блять, людей, он позвонил тому высокому парню, который сидит через два места позади него. Парню, который тихо смеётся, когда Чонвон шутит посреди занятия, несмотря на то, как по-идиотски звучит шутка. Парню, который не раз одалживал Чонвону свои конспекты, потому что иммунная система Чонвона ненавидит его пламенной страстью. Парню, который носит с собой лишние ручки, которые он всегда даёт ему, потому что знает, что Чонвон любит писать конспекты от руки и всё равно почти всегда забывает свои.       Он точно отправится на тот свет сегодня.       Сначала он потерялся. Потом его начали преследовать. А теперь? Теперь он случайно позвонил парню, в которого влюблён.       Твою мать.       Он не позвонил Ким Сону — он позвонил Пак Чонсону.       Единственный раз, когда он перепутал чьи-то номера, всё закончилось тем, что он набрал номер своего краша.       И по какой-то причине он решает, что лучший способ избежать всей этой неразберихи — это встретиться с ней лицом к лицу. А ещё он определённо начинает понимать, почему его друзья продолжают говорить, что он заслужил награду «Тупица Года». (Табличка с гравировкой, которую подарил ему Сону, стоит на его столе, прямо рядом с кактусом, который он назвал Тору.)       Он просто игнорирует слова Чонсона и быстро бежит к магазину, как только тот оказывается достаточно близко, чтобы поспешно войти внутрь в попытке скрыться от парней, которые всё ещё идут позади.       В первую очередь ему стоит найти себе безопасное место, где он сможет спрятаться, поэтому он бросается в совершенно пустой проход.       Он забивается в самый угол, а его свободная рука тянется к бутылке с газировкой, как будто он просто обдумывает, какой из напитков выбрать, но на самом деле он тут не для того, чтобы что-то покупать.       — Привет, хён? Извини, — говорит Чонвон; слова быстро вылетают из его рта, а голос тихий и паникующий. — Я ошибся номером.       — Ничего, всё в порядке, — отвечает Чонсон, а затем замолкает.       Одного этого ответа достаточно, чтобы сердце Чонвона забилось быстрее, и как бы ему ни хотелось обвинить в этом преследующих его парней, это определённо не из-за них.       Дело в том, что с ним разговаривает Чонсон, хрипотца в глубоком голосе которого такая сладкая, что Чонвону хочется попробовать её на вкус.       — Ты в порядке? По голосу кажется, будто что-то случилось.       Его слова заставляют Чонвона на мгновение замереть. Если честно, то нет. Но он не совсем уверен, как объяснить Чонсону всю ситуацию, и хочет ли он этого вообще.       Самой долгой их беседой был момент, когда Чонвон застенчиво спросил Чонсона, как прошли его выходные, и это было в тот единственный раз, когда они были первыми, кто пришёл на занятие, и аудитория была совершенно пуста.       Так что он не видит смысла изливать душу кому-то, кто является для него практически незнакомцем. И как бы Чонвон ни хотел этого признавать, он всё ещё слишком смущён тем фактом, что позвонил парню, который ему нравится, а не Сону (и вдобавок назвал его деткой), чтобы захотеть признаться ему, что сейчас он переживает худший момент в своей жизни.       Но всё же.       Несмотря на все его сомнения, Чонвон делает глубокий вдох. Ему сейчас просто необходима помощь.       — Ты ведь знаешь, что Рики устроил вечеринку, да?       — Да?.. — раздаётся голос Чонсона, тихий, неуверенный и... обеспокоенный, смутно осознаёт Чонвон и тут же чувствует, как его сердце замирает.       Боже, он так запал. И он идиот. Непроходимый тупица, придурок, конченый идиот.       Вот он здесь, прячется в проходе между продуктовыми стеллажами в попытке убежать от кучки пьяных придурков, и при этом продолжает влюблённо вздыхать по парню, который сидит через два места позади него и иногда одалживает ему свои канцелярские принадлежности.       Очевидно, что он пробил чёртово дно.       — Да, — повторяет Чонвон, а затем слова начинают вырываться из его рта нескончаемым потоком. — Я шёл домой, я один, и я заблудился, и теперь меня преследуют эти парни, а никто из моих друзей не берёт трубку, и я собирался позвонить Сону, но вместо этого случайно позвонил тебе и...       — Эй, — перебивает Чонсон.       Смысл бессвязной речи Чонвона, похоже, до него дошёл, но Чонвон всё равно считает, что заслужил звание «Тупица Года» и табличку во второй раз.       Чонсон начинает говорить, и его голос в трубке успокаивающий, мягкий и неторопливый.       — Чонвон-а, успокойся. Где ты сейчас находишься?       Эти слова мгновенно заставляют брови Чонвона нахмуриться в замешательстве, а его лицо становится недоумённым, когда он слышит шорохи в трубке.       Быстро осмотрев помещение, он понимает, что единственный покупатель уже ушёл, оставив его одного вместе с кассиром, а придурки всё ещё толпятся у входа в магазин. Более чем очевидно, что они решили дождаться, пока Чонвон выйдет, а затем делать всё, что им заблагорассудится.       — Я уже говорил, — отвечает Чонвон, быстро возвращаясь назад и почти прижимаясь к стеллажу со спортивными напитками, которые любит Сону. — «7/11» недалеко от дома Рики. Почему ты спрашиваешь?       — Я буду там через пять минут, — говорит Чонсон, и сердце Чонвона замирает в груди. — Хочешь, чтобы мы разговаривали, пока я иду?       Честно говоря, одна его часть хочет отказать Чонсону. Не предложению продолжать разговор, а чтобы он вообще пришёл спасать Чонвона.       Он на самом деле не понимает, почему Чонсон в принципе предложил ему помочь, когда они максимум обменивались друг с другом любезностями, потому что последние два года учились на одной специальности. Каким-то образом они всегда оказывались на одних занятиях каждый семестр.       Прошло больше года с начала его любовных страданий, а Чонвон всё ещё чувствует то же самое, что и в тот первый момент. В момент, когда он врезался прямо в Чонсона и чуть не заставил того опрокинуть свой кофе. Это был американо, и Чонсон извинялся не меньше пятнадцати минут, потому что ему было «так жаль, Чонвон-а, на тебе же белая рубашка!», хотя его кофе даже не расплескался.       Но всё же, как бы ему ни было стыдно, он не может отказать Чонсону. Не тогда, когда он близок к тому, чтобы использовать острый соус в качестве оружия, чтобы отбиваться от пьяных ублюдков, которые не хотят уходить от дурацкого магазина.       — Нет, всё в порядке, просто... большое тебе спасибо, — выпаливает Чонвон.       К тому времени, как он осознает, что он сказал — что он принял предложение Чонсона спасти его, как будто он был какой-то девицей в беде, — по его шее расползается яркий румянец, заставляя покраснеть и щёки. Он практически чувствует, как горит, и это заставляет его мысленно ударить себя по лицу.       «Идиот, — думает он. — Чёртов идиот».       — Никаких проблем, Чонвони, — смеётся Чонсон, и веселье в его голосе такое заметное, что заставляет Чонвона покраснеть ещё сильнее, если это вообще возможно.       От мягкого смеха, который наполняет его уши, у Чонвона поджимаются пальцы на ногах, потому что он такой низкий и бархатистый, и несмотря на теплоту в голосе Чонсона, в нём всё ещё слышится хрипотца. Голос старшего такой обволакивающий, что Чонвон вроде как хочет продолжать слушать его дальше, ведь вау, он так сильно увлечен этим парнем, это просто какое-то безумие. Но затем Чонсон продолжает, и его голос становится похож на приглушённое бормотание:       — Просто дождись меня, ладно? Я уже почти на месте.       — Да, спасибо, — выдыхает Чонвон, борясь с желанием застонать от того, как звучит его собственный голос — тихий, благодарный и смущённый.       Если бы его щёки не болели от того, как сильно он улыбался, он даже не заметил бы, что уголки его губ давно приподнялись при звуке мягкого голоса Чонсона — бархатистого, как дорогой тёмный шоколад.       В ответ Чонсон просто издаёт ещё один тихий смешок, и Чонвон, не колеблясь ни секунды, завершает звонок.       «Никогда больше», — думает он.       Никогда больше он не поставит себя в неловкое положение. После сегодняшнего вечера они с Чонсоном вернутся к тому, что будут спрашивать друг у друга, как прошёл их день, он будет одалживать ручки, они будут избегать друг друга за пределами аудиторий, а Чонвон забудет о своей влюблённости. Ничего сложного. Абсолютно точно нет.       Но затем к нему приходит медленное осознание того, что раз он больше не разговаривает с Чонсоном по телефону, то это значит, что теперь он остался совсем один в магазине.       И теперь он один против этих придурков, ведь одного взгляда в переднюю часть магазина хватает, чтобы увидеть, что кассир спит, опустив голову на руки. Парень сгорбился над прилавком, и Чонвон тихо чертыхается и задерживает дыхание, когда слышит громкий смех, раздающийся всего в нескольких метрах от него.       Он может сколько угодно злиться на кассира за то, что он уснул, но правда в том, что тот работает в ночную смену, и Чонвон искренне сочувствует работникам сферы обслуживания, ведь парень на смене один и...       Он бросает взгляд на часы, которые висят позади спящего сотрудника и видит, что они показывают почти три утра.       Вот блин.       Он даже не осознавал, что позвонил Чонсону так поздно.       Неудивительно, что его голос звучал уставшим. Чонвон хмурится. Теперь ему стыдно из-за того, что он втянул Чонсона во всё это, хотя его это даже не касается.       Чонвон неловко стоит, переминаясь с ноги на ногу, пока его руки судорожно сжимаются в кулак и разжимаются, не поспевая за частотой ударов его сердца, которое бьётся как сумасшедшее. Его горло пересохло, и он не может не сглотнуть, как только замечает тень всего в полутора метрах от себя.       Судя по всему, это один из парней, который устал ждать и решил его проверить.       Он никогда не был религиозным человеком, но Чонвон ловит себя на том, что молится себе под нос, потому что ему нужно выбраться отсюда живым, ведь у него есть задание, которое нужно сдать через два дня, а он его ещё даже не начинал и...       Чонвон слышит, как открывается дверь магазина, и его глаза расширяются.       Его взгляд бегает по проходу со стеллажами, где он всё ещё стоит, взгляд мечется от приближающейся тени к дурацкой бутылке газировки, которую он всё ещё держит в руках.       В магазине эхом раздаются шаги; звук обуви, шлёпающей по твёрдой плитке пола.       Теперь тени две, и одна приближается к нему всё ближе и ближе. Чонвон опускает голову, глядя прямо на свою руку, которая не перестает трястись вокруг бутылки.       — Чонвон-а, — раздаётся голос, и Чонвон поворачивает голову вбок, сразу же замечая источник звука.       Он выдыхает с облегчением, его плечи расслабляются, а глаза по какой-то причине начинает щипать и они становятся влажными.       Он даже не знает, почему готов расплакаться. Может быть, из-за того, что всю ночь его преследовали, а теперь кто-то здесь, чтобы помочь, взять его за руку, вытащить из этого кошмара и убедиться, что с ним всё в порядке.       Чонсон был надёжным партнёром на их занятиях, всегда помогал и выполнял свою часть задания в проектах, но ничего из этого не сравнится с этим моментом.       Брови парня сдвинуты в беспокойстве, пока он быстро приближается к Чонвону, который заметно дрожит, стоя возле стеллажей совсем один.       На старшем майка «Ramones», свободная даже для него, серые спортивные штаны и кроссовки Nike. Руки Чонсона полностью обнажены, и Чонвону стыдно в этом признаваться, но первое, на что он смотрит, это замысловатые узоры, украшающие его карамельную кожу — агрессивные красные линии, создающие образ большого дракона, который обвивает всю его правую руку. На его левой набиты гейша, журавль и ручей, которые покрывают собой всё предплечье и доходят до запястья.       Чонвон уже видел это буйство красок раньше, но у него всё равно дух захватывает. Он всё ещё хочет попробовать эти мириады узоров на вкус и проследить их бесконечный лабиринт своим языком. Эта мысль приходила ему в голову не раз, но...       Но затем его глаза скользят вверх и останавливаются на лице Чонсона, раскрасневшемся после сна и со следом от подушки на щеке.       Густые сдвинутые брови над раскосыми глазами переходят в высокий нос, который ведет к красивому розовому рту с поджатыми губами. Острые скулы и такая же острая твёрдая челюсть. Чёрные волосы, которые закрывают лоб. Многочисленный пирсинг в ушах парня, гармонирующий со штангой в брови и кольцом в губе.       Он пристальнее смотрит на выражение лица Чонсона, и сердце снова начинает бешено колотиться, когда он понимает, насколько обеспокоенным тот выглядит.       — Хён, — говорит Чонвон, и первая слеза катится по его щеке.       Он не может произнести ни слова, только бормочет имя Чонсона как молитву, потому что он был так напуган всю дорогу до магазина, но теперь Чонсон здесь, чтобы помочь ему.       Наконец-то кто-то здесь, и он сможет уйти и забыть о том, что произошло, и Чонсон...       По какой-то причине Чонсон ответил на его звонок, Чонсон предложил встретить его, и Чонсон действительно пришёл, как и обещал.       Чонвон всегда знал, что тот был слишком хорошим и добрым. Слишком отзывчивым. На секунду ему начинает казаться, что он не заслуживает его помощи, но правда в том, что она ему нужна, и он сейчас слишком благодарен, чтобы накручивать себя из-за этого.       Он не знает, что им движет, но он ставит бутылку на место и неуверенно протягивает руку.       Бесконечные сомнения, которые крутятся в голове, мгновенно испаряются, как только большая рука Чонсона хватает его собственную и притягивает Чонвона к себе ближе, чтобы нерешительно обнять за талию. Он на несколько сантиметров выше, из-за чего голова Чонвона умещается в изгибе его шеи, а губы Чонсона касаются уха младшего.       Объятия снова заставляют Чонвона задрожать, его пальцы нервно сжимают майку на спине Чонсона, а прерывистый выдох покидает рот, когда он понимает, что в безопасности.       — Эй, — бормочет ласково Чонсон. — Ты в порядке?       — Да, спасибо, — говорит Чонвон, и сдавленный смех вырывается из его ноющего горла. — Спасибо большое, я твой должник.       — Даже не начинай, — говорит Чонсон, немного отстраняясь. На его лице появляется знакомая ухмылка, белые зубы выглядывают из-за его розовых губ, и у Чонвона внутри всё переворачивается, а в животе роятся бабочки.       Это самая неромантичная мысль, которая может возникнуть, когда ты с тем, в кого влюблён, но Чонвону кажется, что его вот-вот стошнит.       — Где ты живёшь? Я мог бы тебя проводить, если хочешь.       — Я живу в двадцати минутах ходьбы от университета, за инженерным корпусом, — отвечает Чонвон приглушённо, уткнувшись в шею Чонсона.       Он молится, чтобы Чонсон не заметил — а если и заметил, то ничего не сказал, — что он снова приблизился, практически вжавшись в него и обвив руками талию.       Он отпускает мятую хлопковую майку Чонсона на спине, разглаживая её руками, и это совершенно обычное прикосновение заставляет Чонвона смутиться.       Он поднимает взгляд прямо на Чонсона, который уже смотрит на него сверху вниз своими тёмными глазами, блестящими в свете магазинных ламп. Вблизи весь его пирсинг выглядит ещё лучше.       — Это слишком далеко отсюда, — хмурится Чонсон. Уголки его губ на долю секунды опускаются, прежде чем расслабиться, а затем на лицо возвращается мягкая улыбка, а глаза загораются.       Чонвон был знаком с ним достаточно долго, поэтому, даже не будучи с Чонсоном друзьями, он знает, что обычно это означает «у меня есть ужасная идея, и ты, скорее всего, пожалеешь, что ввязался со мной в это».       — Почему бы тебе не переночевать у меня? Я живу всего в трёх минутах ходьбы отсюда.       Какого хрена.       Из всего, что, как он ожидал, Чонсон скажет или сделает, это было последним в его мыслях.       От этих слов глаза Чонвона почти вылезают из орбит, а челюсть отвисает. Он хочет сказать да. Почему бы и нет? Парень, в которого он влюблён, спрашивает, не хочет ли он у него переночевать.       Но если так подумать, то это не совсем правильно. Они почти друг друга не знают, и Чонсон ему ничем не обязан. Он не должен испытывать дискомфорт только из-за того, что Чонвон оказался в подобной ситуации. Если и есть что-то, что Чонвон ненавидит, так это быть для кого-то обузой.       Он на самом деле не хочет обременять старшего, но увидев, что щёки Чонсона покрыты румянцем, а мягкая улыбка всё ещё не покидает его лица, Чонвон не может не ответить согласием.       — Я… — начинает он, краснея, когда его голос ломается. — Хм. Да, спасибо, это было бы здорово.       Улыбка Чонсона становится шире, но быстро превращается во что-то более застенчивое. Чонвон почти начинает протестовать, когда старший отстраняется и отходит, неловко потирая затылок.       Но затем он нерешительно поднимает руку и протягивает её Чонвону.       Красные пятна на яблочках щёк, напоминающие цветом томаты, делают Чонсона таким милым, что Чонвону приходится бороться с желанием умилиться вслух или, что ещё хуже, выдать что-нибудь глупое, например, признание в любви.       Вместо этого он с благодарностью принимает руку, прижимаясь ближе к телу Чонсона.       — Отлично, — говорит тот тихим, как шёпот, голосом. — Пойдём.       Рука старшего, которая держит его, невероятно тёплая, их пальцы переплетаются так естественно, что у Чонвона захватывает дыхание, а воздух застревает в горле.       Они медленно выходят из продуктовых рядов, и Чонвон не может не споткнуться, когда видит парней, которые всё ещё стоят у входа в магазин.       Возможно, Чонсон замечает, как он бледнеет от испуга, или чувствует, как его рука дрожит, но всё это не имеет значения.       Не говоря ничего, старший просто отпускает его запястье, только чтобы притянуть Чонвона ближе к себе и обернуть свою руку вокруг его талии, положив ладонь на бедро. Она тяжёлая и горячая, обжигающая кожу Чонвона даже сквозь одежду.       Они выглядят как пара: Чонсон обнимает Чонвона, и его рука на талии младшего почти как клеймо, говорящее «ты мой».       Какой-то части Чонвона не нравится тот факт, что это самое далёкое, куда он заходил с парнем, в которого влюблён, и, скорее всего, всё так и останется. Но большая часть всё-таки бесконечно благодарна, потому что в тот момент, когда придурки на улице видят, что Чонсон выходит с Чонвоном, буквально его охраняя, они замолкают, бледнея от страха.       Он не может винить их за то, что они так реагируют. Все они выглядели несколько младше, как будто были первокурсниками.       Но дело даже не в этом.       Чонсон никогда не выглядел открытым. Он всегда казался холодным, с этим своим безэмоциональным лицом, покрытый татуировками и пирсингом, с почти постоянно поджатыми губами, и Чонвону повезло быть одним из немногих людей, которые видели Чонсона таким, какой он есть на самом деле.       (Впервые он увидел улыбку Чонсона, когда заметил того на корточках у входа в своё любимое кафе, ещё будучи первокурсником. Чонсон гладил маленького рыжего котёнка, который казался просто крошечным под его большой рукой.       Два дня спустя он узнал, что Чонсон пропустил занятия, потому что у него началась аллергия.       «Я ничего не мог с собой поделать, — прошептал ему потом в аудитории старший, — он ведь такой милый!»)       — Долго ждал? — небрежно спрашивает Чонсон, посылая парням улыбку, когда те отчаянно пытаются убраться с дороги, чтобы они могли выйти из магазина. — Прости, что задержался, детка.       Ласковое прозвище не должно заставлять его краснеть, тем более что он сказал его первым. Чонсон просто подыгрывает, чтобы Чонвон не выглядел так, будто солгал, пытаясь отделаться от кучки пьяных идиотов.       Но, тем не менее, оно заставляет его покраснеть так сильно, что он может чувствовать жар на своих щеках. И что делает всё в миллион раз хуже, так это то, насколько естественно всё ощущается. Прозвище слетает с губ Чонсона так легко, что кажется, будто для них это привычное дело, что это знакомо, что это естественно, то, как они могут вот так разговаривать друг с другом, как они стоят прижавшись друг к другу так близко, что Чонвон может чувствовать жар кожи Чонсона даже через одежду.       Ему так спокойно, что когда он поднимает взгляд и видит, как глаза Чонсона смотрят на него сверху вниз, с теплотой и нежностью, он не может сдержать тихий смех.       — Ничего, всё в порядке.       Старший ничего не говорит в ответ и только хмыкает, ведя Чонвона на тротуар.       И вот так они направляются в квартиру Чонсона, которая находится всего в трёх минутах ходьбы от магазина. Они молчат всю дорогу, и Чонвон с удивлением обнаруживает, что эта тишина его не напрягает. Ему, человеку с самым длинным языком во всей Южной Корее, было приятно обнаружить, что она не доставляет ему дискомфорта, а скорее успокаивает.       Присутствие Чонсона дарит ему ощущение комфорта, и это делает эту прогулку намного легче, чем он ожидал.       Рука Чонсона до сих пор покоится на его бедре.       Прикосновение лёгкое и нежное, и по тому, как пальцы Чонсона неосознанно выводят по нему круги, Чонвон предполагает, что, старший забыл, что они до сих пор обнимаются. Чонсон продолжает двигать пальцами, лаская рукой его кожу, хотя в этот момент они уже далеко от пьяных парней. Ни одного человека не видно, дорогу освещают только фонари, а их единственная компания — это они сами и спящая на скамейке собака.       Никто не видит их, и Чонсону не нужно продолжать притворяться его парнем. Чонвон не хочет, чтобы старший ощущал дискомфорт, поэтому он покашливает, не обращая внимания на то, что его щёки снова краснеют. Судя по смущённому выражению лица Чонсона, до него тоже только сейчас доходит осознание ситуации. Он убирает руку.       Чонвон ненавидит себя за то, что сразу же начинает скучать по его прикосновению.       Господи, он так запал, это просто невыносимо.       Им удаётся спокойно добраться до квартиры.       Чонсон живёт в четырёхэтажном доме, поэтому им приходится подниматься по лестнице на третий этаж. Чонвон делает вид, что не пялится на задницу Чонсона всё время, пока идёт за ним наверх.       Старший открывает дверь, они входят в квартиру, и Чонвон с удивлением обнаруживает, что это лофт. В одной стороне находятся гостиная и кухня, и он не знает, что именно ожидал увидеть, когда поворачивает голову к кровати Чонсона, но его ожидания не имеют ничего общего с реальностью.       В квартире небольшой беспорядок, но она такая светлая и яркая, что Чонвон не знает, что сказать.       Это абсолютно не похоже на эстетику Чонсона — со всей его чёрной одеждой, любовью к коже и внешним видом панк-божества.       Чонвон ожидал увидеть минималистичную обстановку, но вместо этого повсюду развешаны картины, на стене маленький стеклянный оберег в виде бабочки, а балкон совсем небольшой, но количество растений снаружи делает его похожим на джунгли.       Квартира выглядит уютной, тёплой и обжитой. На журнальном столике лежат стопки книг («Буковски», — читает Чонвон на книге сверху), у стены рядом с телевизором стоят три гитары (все «Stratocasters»), и... о, чёрт.       «Держите меня семеро», — думает Чонвон. Его взгляд не отрывается от мягкой пряжи на диване Чонсона, с крючком внутри неё. Работа ещё не доделана, но вещь нежно-розового цвета, и Чонвон потрясён осознанием того, что Чонсон, чёрт возьми, вяжет крючком.       Если бы он уже не был влюблён в Чонсона, то сейчас бы это определённо произошло.       — Не обращай внимания на беспорядок, — тихо смеётся Чонсон.       «Какого хрена», — думает Чонвон. Его румянец становится в десять раз ярче, когда он видит, как пальцы старшего хватают низ майки и стягивают её, оставляя его раздетым в полумраке квартиры.       Изображение спины Чонсона, широких плеч, переходящих в тонкую талию, и карамельно-медовой кожи теперь выжжено на обратной стороне век Чонвона, и он хотел бы посмотреть ещё немного, но пялиться так на своего однокурсника вообще-то ненормально, особенно когда этот самый однокурсник просто пытается быть вежливым и помочь.       Поэтому он отводит взгляд, начиная гипнотизировать пряжу на диване.       Краем глаза он видит, как Чонсон тянется и берёт с кровати другую футболку, чтобы надеть её.       — У меня не было времени сегодня прибраться, извини.       — Ничего! — пищит Чонвон, краснея, и улыбка Чонсона становится шире, когда он замечает его смущение.       Чонвон снова отводит взгляд, на этот раз сосредотачиваясь на растениях на балконе старшего и маленьком удобном стуле, стоящем прямо посреди всей этой зелени.       Он снимает ветровку, вешает её на стул у стола Чонсона и продолжает:       — У меня всё равно хуже. Я хочу сказать спасибо за то, что ты вообще решил прийти и помочь.       — О чём ты? — спрашивает Чонсон, хмуря брови в замешательстве.       Чёрт, он хорошо выглядит даже так.       (Чонвон более чем осознаёт, что ему срочно необходима помощь специалиста.)       — Я о том, что мы с тобой даже близко не общаемся, поэтому я подумал, что это немного странно...       — Нет! — восклицает Чонсон и… о, теперь краснеет он.       Чонвон не совсем уверен, в какую параллельную вселенную он попал, чтобы стать свидетелем того, как Чонсон — прообраз типичного плохого парня, который выглядит так, будто убьёт любого, кто просто на него взглянет — вот так краснеет.       Он выглядит смущённым, и, честно говоря, Чонвон теперь испытывает не такой сильный стыд, зная, что они ощущают примерно одно и то же. Почти.       Он до сих пор чувствует себя неловко, потому что назвал Чонсона деткой.       — Ничего... ничего такого, на самом деле. Я рад, что смог помочь.       Ответ такой… чонсоновский, что Чонвон не может сдержать смех, не в силах убрать улыбку со своего лица, когда видит, как Чонсон ухмыляется.       Он понимает, что вся эта ночь была очень насыщенной и позволила узнать много интересного.       Чонсон позволил ему вторгнуться в своё личное пространство, и Чонвон думает, что может добавить воображаемую вкладку в папку «Чонсон» в своей голове и переименовать её в «чонсоновские вещи».       Гладить бездомных кошек на пороге кафе. Приносить лишние ручки для тех, кто их забывает. Любить поэзию и музыку, и о, сердце Чонвона не выдерживает.       Чонсон вяжет крючком.       Он влюблён. Он определённо влюблён.       — В любом случае, — начинает Чонсон, всё ещё выглядя смущённым. Он протягивает руку, и взгляд Чонвона скользит вниз, чтобы увидеть сложенные футболку и шорты. — Не хочешь переодеться?       Опять же, это Чонсон. И опять же, Чонвон действительно не хочет, чтобы вся ситуация выглядела странно, потому что он почти уверен, что его влюблённость очевидна, но...       Но Чонсон сам предложил, и Чонвон точно не хочет спать в своей одежде, зная, что он пропотел в ней на вечеринке. К тому же, от него, скорее всего, пахнет травкой, потому что он сидел рядом с ребятами, и ему очень хочется почувствовать себя хоть немного чистым.       Поэтому он просто благодарно улыбается Чонсону, хватая одежду и бормоча:       — Да, спасибо.       — Ванная здесь, — говорит старший, указывая налево.       Не говоря ни слова, Чонвон пробирается к двери и проскальзывает в ванную, запирая её за собой. В ту секунду, когда он видит себя в зеркале, его переполняет желание дать себе пощёчину, потому он что замечает яркий румянец, расползающийся по его лицу.       Он не знает, что делает. И он не понимает, что, чёрт возьми, происходит, но он не собирается жаловаться, потому что ужасно благодарен за то, что больше не находится в этом проклятом «7/11».       Он уговаривает себя быстрее шевелить руками, не желая больше доставлять Чонсону неудобств и заставлять его ждать.       Чонвон об этом изначально не подумал, но после того, как он надел одежду Чонсона, сложил свою и умылся, он замечает своё отражение в зеркале. Чонсон не намного крупнее его, они оба практически одного роста, но всё же футболка старшего практически свисает с его плеч, доходя до середины бёдер. Он почти утопает в одежде Чонсона, и его бесит тот факт, что ему нравится, как он выглядит в этой глупой футболке «Sonic Youth».       Ему действительно нужно взять себя в руки.       Чонвон хватает свою одежду с тумбы и выходит из ванной, осторожно закрывая за собой дверь.       Чонсон уже удобно устроился с телефоном в руке, занимая левую сторону своей кровати. Кажется, это его сторона — все его вещи лежат на тумбочке рядом.       В темноте Чонвон может видеть только его лицо, которое подсвечивается светом от экрана телефона.       Подойдя к столу, Чонвон кладёт на него аккуратно сложенную одежду, а затем прочищает горло, поворачиваясь к старшему, который смотрит на него снизу вверх.       — Я займу диван.       Чонсон сразу же хмурится.       — Нет, нет, ты гость. Забирай кровать, а я буду спать на диване.       Конечно, Чонсон снова должен вести себя как идеальный парень.       — Это твоя квартира, а я и так практически в неё вторгся, — закатывает глаза Чонвон. — Всё будет в порядке.       — Слушай, мы можем либо спорить всю ночь, либо просто оба спать на кровати, — говорит Чонсон, похлопывая по месту рядом с собой.       Требуется целых пять секунд полной тишины, чтобы до Чонвона дошёл смысл этих слов, и он снова краснеет.       Он почти уверен, что выглядит потрясённым, потому что чувствует он себя именно так. Какого хрена.       Чонсон, должно быть, делает это специально. Нет никакого объяснения тому, почему ему должно быть комфортно делить с Чонвоном свою грёбаную постель, когда они даже не общаются вне занятий.       Это предложение настолько шокирует Чонвона, что он ощущает себя так, будто его сбил грузовик и в настоящее время он астрально проецируется в другое измерение.       — Кроме того, мы знакомы много лет. Я действительно не против, Чонвон-а.       Это так.       Они знают друг друга несколько лет, но это не отменяет того факта, что он нравится Чонвону, и это всё усложняет.       Но он устал. Сегодняшний вечер был сущим кошмаром, начиная с той секунды, когда он пришёл на вечеринку Рики, и всё это фиаско с Пьяными Придурками и «7/11» только вымотало его ещё сильнее, поэтому, каким бы упрямым он ни был, он не чувствует, что готов спорить с Чонсоном из-за его предложения.       По крайней мере, так он говорит себе, забираясь на кровать, устраиваясь поудобнее справа от Чонсона, поднимая одеяло и закутываясь в него.       Он продолжает убеждать себя, что делает это только потому, что устал и ему нужно выспаться, и уж точно не потому, что он рядом с Чонсоном в постели Чонсона, и Чонсон, в которого он влюблён, ужасно заботлив.       Он сворачивается в клубок, просовывая руку под подушку, чтобы немного приподнять её.       Улёгшись на бок, он хватает свой телефон и проверяет который час. Сейчас чуть больше четырёх утра, и только один взгляд на время заставляет Чонвона зевнуть, почти вывернув челюсть.       Чонсон кладёт телефон, а затем поворачивается направо и тоже ложится на бок. Теперь они смотрят друг на друга. Они достаточно близко, чтобы Чонвон мог видеть бледные веснушки на щеках Чонсона, но не настолько, чтобы их тела соприкасались.       Расстояние между ними меньше тридцати сантиметров, но Чонвон устал, ему комфортно, и он уже в шаге от того, чтобы отрубиться.       — Тебе лучше?       — Намного лучше, — шепчет Чонвон, улыбаясь Чонсону, который отзеркаливает его сонную улыбку.       Сон начинает одолевать их, Чонсон выглядит мягким и спокойным в лунном свете, и Чонвон думает, что мог бы продолжать смотреть на это каждую чёртову ночь, если бы мог.       Если бы Чонсон захотел.       — Спасибо. Серьёзно, я твой должник.       — Ты ничего мне не должен, — бормочет Чонсон, его глаза мерцают. — Только не веди себя со мной как с незнакомцем после этого. Для меня этого будет более чем достаточно.       В ответ Чонвон издаёт смешок, на самом деле больше похожий на глупое хихиканье, а не настоящий смех, но это заставляет Чонсона улыбнуться, так что Чонвону всё равно.       После этого Чонсон ничего не говорит, а просто протягивает руку и взъерошивает его волосы, отчего пряди падают младшему на лоб. Одно только ощущение того, как большая ладонь Чонсона снова находит своё место на его теле вот так, начиная убирать пряди с лица, заставляет глаза Чонвона закрыться.       Ему так удобно и невероятно тепло в одежде и в кровати, которые принадлежат не ему.       Они принадлежат парню, в которого он влюблён.       И он будет этим наслаждаться. Сегодня.       После этого он забудет Джея и пойдёт дальше. Но прямо сейчас он собирается получить от этой ситуации всё, потому что к тому времени, как он проснётся, всё закончится, и они вернутся к своей нормальной жизни, где Чонсон — просто парень, сидящий через два места позади него.       Только сегодня.       Удивительно, но одной этой мысли достаточно, чтобы Чонвон моментально заснул, убаюканный тяжестью одеяла, которое его накрывает, и осторожной рукой, поглаживающей его по волосам.       Слабо он различает тихое пение Чонсона и почти не чувствует, как тот убирает руку.       Но даже когда он засыпает, он продолжает слышать ласковый голос Чонсона, глубокий и хриплый, который напевает что-то, что отдалённо напоминает песню о любви.       И вот так Чонвон снова влюбляется...       …и засыпает.

***

      Когда Чонвон просыпается, он оказывается на холодных простынях с одеялом, подложенным под подбородок.       Ему требуется секунда, чтобы понять, что он в квартире Чонсона.       Требуется ещё немного времени, чтобы понять, что он в постели Чонсона.       Он зарывается в одеяло в поисках тепла, потому что ему холодно, обхватывает ногами подушку, на которой спал Чонсон, и складывает руки под подбородок.       Он сворачивается клубочком, лежа на кровати в одиночестве, а парня, в которого он влюблён, нигде не видно.       Через секунду он вздрагивает в тревоге и начинает переживать, не сделал ли во сне что-нибудь позорное. Например, пускал слюни. Или, что ещё хуже, разговаривал.       Если да, то он просто перестанет существовать. Он сотрёт все воспоминания о себе, изменит имя на Ли (потому что ему нравится Рок Ли, и ему всё равно, что это означает, что у него вместо имени просто будет две фамилии) и переедет в грёбаные Альпы, если потребуется.       Он не сможет пережить унижение, которое, как он знает, он неизбежно испытает, как только снова увидит Чонсона.       Чонвон поворачивается направо, чтобы взять свой телефон, лежащий на прикроватной тумбе, и...       Эм?       Его брови приподнимаются в удивлении, когда он замечает стикер, наклеенный на телефон. Прямо там, на виду, написанная от руки аккуратным почерком Чонсона, записка.       Ручка чёрная. Стикер розовый. (Чонвон добавляет эти новые открытия в свою папку с «чонсоновским вещами».)       Он берёт телефон и отрывает записку, поднося её поближе, чтобы прочитать, что на ней написано. Прочитав записку трижды, он не может сдержать фырканье, которое вырывается из его рта.       Чонвони, У меня с утра занятия, поэтому мне пришлось уйти, извини! Надеюсь, ничего страшного, что я тебя не разбудил :( В холодильнике есть блины, так что просто разогрей их и позавтракай, ладно? Позвони мне, когда вернёшься домой, чтобы я знал, что ты хорошо добрался! — Чонсон :D PS. Хочешь пойти со мной на свидание в эти выходные? Клянусь, (обычно) я не сплю с людьми до первого свидания <3