50 тем для писательской практики

Теперь во внутреннем мире Куросаки он король. Истинный Зангецу сидит на краю одного из небосводов и беспрепятственно пялится в горизонт. Ни тебе бахвальских флагштоков. Ни развевавшихся на ветру плащей. Ни бесконечных нравоучений старика, оказавшегося мимокрокодилом в этой вселенной. Это только ее мир. Ее и его. Третий — лишний. Зангецу криво усмехается, чувствуя, как по венам бежит самодовольство, и с хищным прищуром изучает небеса. Небо над ее головой — синее, как глаза того недоноска Гриммджоу, а небо в ее голове — цвета джинсов. Она была в них в тот единый раз, когда он вырвался на свободу прямо посреди ее комнаты, а не посреди боя. Ичиго стоя быстро записывала что-то в тетрадь, склонившись над столом в интересной позе. Зангецу сглотнул: голубые джинсы сидели на ней как влитые и делали ее тощую задницу весьма аппетитной, чтобы не ущипнуть… — Ай, Гриммджоу! — Резкий разворот на сто восемьдесят градусов. — Не угадала, — цокают в ответ. — Скучала? — Пф! — И только теперь она оглядывает гостя с ног до макушки. — Что ты тут делаешь? — Тоска зеленая без наших драк заела, — приваливается дух занпакто плечом к книжной этажерке и обводит любопытствующим взглядом хозяйские апартаменты по сю сторону. Стол, стул, кровать, шкаф, полка; чистота — стерильная. Занпакто морщит нос: теперь ясен аскетизм в ее внутреннем мире. Она бы могла закинуть туда хотя бы один МакДональдс. Компьютерный клуб или караоке. Но у Куросаки, что гитара пылится в чехле, что диски с играми закинуты на антресоли. Ну конечно, у нее же теперь единственное развлечение — мудак-Джагерджак. И Зангецу чувствует, как его волосы электризуются на затылке. Внутри тоже начинает разверзаться буря. Если бы он служил пацану — это одно дело, но у него имелась целая «королева», и позволять кому-то иметь ее тоже Зангецу не хотелось. Во всех смыслах. — Что ты смотришь на меня, будто вновь хочешь оспорить место в моем теле? Зангецу думает — «в точку!», вот только он бы хотел занять иное место в теле королевы, раз уж он снаружи. — Так значит ты теперь с тем педрилой-арранкаром? — складывает он руки на груди. — Вообще-то у него другое имя, но да, ты прав. Какие-то проблемы? «Ты моя проблема, королева», — чуть не срывается с языка Зангецу, но он осекается — бросает взгляд за окно: небо позади нее синее, как глаза Сексты Эспада, а в их мире на двоих оно совсем другое, и он кивает Ичиго на ширинку: — Какой цвет у твоих штанов? Куросаки вскидывает всегда хмурые брови кверху: она готова была к любому вопросу от своего вредного духа, но явно не пускаться в дебри цветового круга Иттена. Она растерянно смотрит на свои джинсы и, проверив на всякий случай застегнута ли молния, твердо кивает: — Это бирюзовый. Что-то среднее между голубым и зеленым. Тебе-то на что? Собрался в живописцы? — Типа того, — врет Загнецу. Он собирается почти вернуться, почти исчезнуть, почти забыть их унылую встречу, кроме одного важного слова, как чует открывшуюся над Каракурой гарганту и чужую рейацу недалеко от дома Куросаки. Уйти и не нагадить? Нееет, это не про занпакто с сердцевиной пустого и гордостью квинси. В конце концов в нем больше человеческого, чем у пришельца из Уэко Мундо, поэтому шаг в шунпо — и Зангецу впивается в губы королевы со всей вожделенной страстью такого же, как она, взрослого подростка. Так сказать напоследок. — Передавай привет Гриммджоу, — скалится дух и испаряется аккурат, когда вырывают с мясом раму в ее комнате. Лучше окно, чем его голова. Драться до усрачки Зангецу хочет только с Ичиго… Теперь Зангецу конечно наказан пожизненно, а в перевернутом городе Куросаки — полный штиль. Ему в пору начать делать засечки на стенах, сколько дней хозяйка не появлялась, но у Зангецу пока еще есть на что отвлечься. Он прокручивает в тысячный раз в голове случившуюся меж них сцену. Прикладывает холодные пальцы к губам, будто те еще до сих пор помнят ее вкус. Затем скалится во все тридцать два и вновь таращится на горизонт. «Бирюзовый, значит», — и Зангецу медленно скашивает взгляд на художественные принадлежности, которые недавно появились в этом мире. Тюбик краски с красноречивым названием так и подмигивает ему: «Попробуй». — Почему бы и нет? — подтягивает к себе холст дух. Королева может обижаться на него и несколько недель к ряду, так почему бы не потратить ожидание на что-то более приятное.