В основном безвредна

Умение встретиться лицом к лицу со своими ошибками — одно из самых важных качеств для ученого. Но лучше, все-таки, эти самых ошибок избегать. © вводная лекция по технике безопасности для студентов Кшахревара ~~~ Звонкий голос Кли эхом отдавался по всему нагорью. — Кэйа, отдай! Отдай бомбу! — Нет, юная леди, сначала с вас извинения. — Чего они повздорили? — голос Сахарозы звучал негромко, как бы не желая перебивать плеск воды. — Это не важно. Минут через пять будут уже вместе собирать глушить рыбу. — Кошмарно. — Кости достанутся тебе. — Замечательно, хотя лучше бы хрящи. Его затопило нежностью, но все же легче на душе не стало. В воздухе висело столько всего, что он не знал, с чего и начать. Хотелось бы обсудить что-то нейтральное — погоду, лес, то, что Кли вот-вот придется выжимать одежду и сушить над костром — но, к сожалению, все это уже прозвучало. Да, солнце жаркое, сильно парит, явно на дождь; лес здесь, кажется, переменился, год назад было больше кедров; надо бы еще и Кэйе напомнить, насколько чревато бегать босиком в озере. Все это лишь оттягивало неизбежное. — Так что там у вас с Кэйей… с прошлого раза? Сахароза покосилась на него. — Не то чтобы господину Альбедо это было бы интересно. — Если бы ты сама нечто подобное узнала, то разве не поинтересовалась бы? Щеки Сахарозы стали алее обычного. — Мне… было бы интересно. — Так что? — Да ничего, — вздохнула она. — Ты представляешь, приблизительно, чем занимается капитан кавалерии? В мирное время, конечно же. Ты. Он только сейчас обратил внимание, что Сахароза обращается к нему на «ты». Кислый привкус на языке — от осознания, что она все еще считает, что рядом сидит самозванец — не смог умалить радости в глубине души. Слышать это было приятно. Даже слишком. Альбедо прочистил горло, пытаясь удержать фокус на важном. — Да, конечно. — Во время какой-то операции сломали вазу. Еще приметная такая — в виде совы… — Сахароза почесала висок. — В любом случае, я не вдавалась в подробности. Кэйа принес и спросил, можно ли ее восстановить. Я попыталась ее трансмутировать, но там были кое-какие проблемы, и пришлось сначала собирать на клей, а потом убирать трещины и сколы. Ну и как бы… клей белый, липкий. Пятно осталось. Тимей заметил, как меня спешно затянули в лабораторию, а потом заметил грязный стол. Раскрыть конфиденциальную информацию было бы нехорошо, тем более, что помогаю я Кэйе не в первый раз. — Но все же, если бы он предложил, то ты бы… Ее румянец стал глубже. — Я не знаю. Вряд ли. Кэйа очень привлекательный, просто… Ай, — она вздохнула. — Честно говоря, он не тот, кто мне нужен, понимаешь? — А что тебе нужно? Ответ оказался едва ли шепотом. — Господин Альбедо. Сердце его пропустило удар — будто они в какой-то книге, будто он — ее главный герой, а не слабое, несчастное и жалкое существо, которое не может в течение месяца решить свои проблемы. Альбедо поднял на нее взгляд. На плечах — теневое древесное кружево; на одежде — и пыль, и розовые следы, и кое-какие заплатки, а на чулках — три затяжки. Альбедо она кажется красивее всех на свете. Но слов он не может найти, и выдает только протяжное «м». Сахароза смотрит на него, как на идиота. Кем он, в принципе, и является. — Так ты как бы можешь и… получить. Она приподняла брови: — Это торг, что ли? Радость внутри приутихла. — Не совсем. Спроси у меня что-то, что может знать только он. — Зачем? — Потому что я все еще уверен, что никакой я не Нигредо. — А я все еще уверена, что ты не хочешь мне выдавать его местоположение. Если можно было бы слышать напряженную шею и готовность в любой момент вступить в бой, то, пожалуй, Альбедо с этими звуками сейчас познакомился. — Зная ответ на вопрос, кто перед тобой, определить местоположение будет проще, разве нет? Сахароза дернула ушами три раза — верный признак раздраженной настороженности, если нахмуренные брови казались недостаточно красноречивыми. — Хорошо. Ладно. Пауза. — Способны ли кристальные бабочки пить кровь? Альбедо сглотнул. — Только кровь гомункула. — Додоко — это что? Бомба, игрушка? — Это лучший друг Кли. Пожалуй, самый точный ответ. — Как зовут Чжэнь Юй на самом деле? — Син Цю. — Как я ругаюсь, когда Тимей меня раздражает? — Еби тебя веслом. Если он сильно провинится. — Как он называет Путешественницу? На этом вопросе ее голос дрогнул. Альбедо припомнил слова Лизы и почувствовал вес всех недосказанностей на своих плечах. — По имени. Люмин. Сахароза уронила лицо — красное, уставшее — в ладонь, а Альбедо страстно хотел отвести глаза и не смог. Отчасти, он начал ее опасаться. Но в большей степени, ему было страшно, что последует дальше. — О архонты… ну не может же быть… Я просто… Ее дыхание стало поверхностным и быстрым. — Сахароза? — он потянулся к ее плечу, но в ответ она лишь отпрянула. — Не трогайте меня! Перешла на «вы». Признала. Его сердце упало в пятки. Сахароза уткнулась лбом в колени. Подышала. Шумно, прерывисто. Кли и Кэйа строили куличики из песка, и те раз за разом рассыпались — песок был недостаточно влажный. Альбедо ощущал себя на верхушке такого вот песочного замка. — Вы меня предали, — сказала Сахароза. — Вы меня разочаровали. Ладони враз оказались потными. Ему очень, очень хотелось оказаться где-то не здесь: месяц, нет, лучше год назад — в уютной лаборатории, работать вместе над какой-то полезной ерундой, вроде сухпайка. Случайно касаться ладонями, не понимая, что за тепло в груди и почему так тянет улыбаться. — Я не знал, насколько тебя это ранит. — Вы думали, я настолько тупая, что этого не замечу? Ни вскрытых писем, ни исправлений, ничего? Злой голос Сахарозы Альбедо всего пару раз, и не в один из них она не звучала настолько глубоко задетой за живое. — Ты сейчас приписываешь мне слова, которые я никогда не говорил. Откровенно говоря, когда я все это делал, я не думал ни о чем, потому что если бы подумал, то не оказался в такой ситуации. У меня болела голова, я боялся, что вот-вот устрою резню, я галлюцинировал и просто мыслями о тебе пытался держаться за нормальность. — Хорошо вы так решили ухватиться. За чужую рану. Он опустил глаза; она посмотрела на горизонт — даже, скорее, за горизонт. — За жизнь у меня было всего две близкие подруги. Ребенком я была странным и необщительным. Но дружба моя с ними длилась недолго. Вы, правда, уже все знаете, — добавила Сахароза язвительно. — После того, как у одной из них умер отец, наши пути разошлись. А одиночек травить дети просто обожают. Я терпела, пока у меня не стащили дневник и не начали читать вслух. Потом и вовсе затащили в туалет и побрили налысо. Подруги ничего не сделали. Хотя, наверное, лучше уж слушать, чем сделать это самому. — Мне жаль. Она подняла неожиданно колкий, холодный для золота взгляд. — А по-моему, вы очень довольны. Альбедо накрыл глаза ладонью. Темнота показалась спасительной, но лишь на мгновение. — Ты даже не представляешь, на сколько мне сейчас плохо. Я очень, очень виноват. Ее взгляд прожигал затылок. — Да. Вы виноваты. — Прости. — Почему? Зачем вас прощать? Ему показалось, что он сейчас умрет. — Вы же сами сказали: вам было плохо, и вы себя слабо контролировали, господин Альбедо. Такое случается. Я просто не буду совершать ту же ошибку. — Какую? — Доверять. Ее имя замерло на языке, так и не в силах сорваться. — Вот же, — она улыбнулась без тени веселья на лице. — Только думаешь, что с людьми можно было бы сблизиться — и они раз за разом доказывают, что это гиблое дело. — Возможно, если бы ты захотела сблизиться со мной раньше, все бы не закончилось так. «Что ты, черт тебя дери, такое несешь?» — спросил Альбедо сам у себя, но ответа так и не получил. Слова Сахарозы выкручивали его изнутри, выдирали сердце с артериями и венами; вина так сдавила горло, что он начал оправдываться. Он, Альбедо. Оправдываться. — То есть здесь виновата я? Голос Сахарозы опасно опустился в тоне. — Не без этого. — Нет, господин Альбедо, я повторю вопрос, — она разогнулась, и на лице ее отразилась уже не глухая тоска, а гнев. — Вы, сейчас, хотите мне сказать, что, взяв чужие вещи без спроса, вторгнувшись в мое личное пространство при четком запрете это делать, вы не виноваты по той простой причине, что я не открыла душу нараспашку заранее? — Я вижу этом логику. — Я вижу в этом то, что вы себя закапываете. Он отвернулся, надеясь, что хоть так его красные щеки будут меньше заметны. Это было не отчасти приятное смущение, не неловкость; нет, это был даже не стыд. Это был позор. — Поднимите взгляд, если не согласны со мной. Он, естественно, не сдвинулся с места, мечтая лишь о том, чтобы исчезнуть не из этого места — исчезнуть в принципе. Как мыслящая единица в ветвях Ирминсуля. Как созвездие, озаряющее небо Тейвата. В чем смысл этой бесповоротности судьбы, если подобное событие можно было бы предотвратить? Ведь это не неумолимый рок; это лишь его эгоизм и бесхребетность. За первое наставница его бы похвалила; за второе разложила обратно на мел и сахар. Какое-то время было слышно только то, как шумит ветер в кронах кедров, как Кли и Кэйа вдалеке разыгрывают поиск сокровищ, как дышит сестра Розария за соседним стволом. — И давно ты слушаешь? Позади послышался смешок; Сахароза испуганно дернулась, хватаясь за сердце. — Давайте сделаем вид, что я только что подошла. Желания обсуждать ваши сопли у меня нет, — с этими словами Розария достала сигареты. — Будете? — Спасибо, — сказали они в унисон и обменялись изумленными взглядами. Розария приподняла брови, но покорно достала им обоим. — Не знал, что ты куришь. — Так я и не курю, — ответила Сахароза, позволяя Розарии поджечь кончик сигареты. — И у меня к вам тот же вопрос. — На него действует только конская доза. Две-четыре выкуривает, когда ему плохо. Но для этого на душе ему должно быть очень скверно. Он косо посмотрел на Розарию. Смотреть на нее днем было странно — почти неестественно, честно говоря, будто паладинка ночи самовольно вторглась в земли света. — Какую еще информацию обо мне ты знаешь? — спросил он, протягивая сигарету уже и сам. Как-то незаметно они втроем уже стояли, оскверняя дымом свежий воздух. — Ну, ты чаще всего по полчаса подбираешь гамму, с которой будешь рисовать, а потом заканчиваешь рисовать за час, максимум, если проблем с вдохновением нет, — начала Розария самым обыденным тоном. — В «Хорошем Охотнике» всегда берешь блюдо дня и почти всегда отдаешь едва ли не половину порции кому-то из знакомых, потому что полную порцию не можешь потянуть. В «Кошкином хвосте» коктейль брал за полгода только два раза, и то, тогда Кэйа умолял тебя на коленях. А так берешь кофе с тремя порциями сиропа и сахарный торт, от которого сводит зубы, как только посмотришь. Сахароза затянулась, но тут же зашлась в плохо сдерживаемом кашле, приложив ладонь к груди; Розария протянула ей флягу, и та, все еще сотрясаясь в кашле, спешно отпила, оросив водой еще и подбородок. — Спасибо, — сипло сказала она и снова затянулась. В итоге, быстро выдохнув, она разочаровывающе глянула на тление сигареты между пальцами. — Неужели вам это нравится? — Да не особо, — сказала Розария, восприняв «вы» как множество собеседников, а не вежливое обращение. — Я просто с детства. Как подышать, почти что. — Иногда от того, насколько это неприятно, становится почти что хорошо, — признал Альбедо. — Розария, можно еще одну? — Ты еще эту не докурил, — фыркнула та в ответ. — Возьмите мою, тогда. — Гадость, скажи? Сахароза вложила ему сигарету между пальцев свободной руки, и отвлеченно посмотрела на то, как Альбедо, почему-то краснея, стал попеременно затягиваться то одной, то другой. — Да, и вправду гадость, — сказала она, взглядом буравя ему голову. — Кстати, об этом. Господин Альбедо ест на самом деле все сладкое, просто сахарный торт был первой сладостью, которую он попробовал в Мондштадте. Да и за жизнь, в принципе. — Вот так сентиментальность, — фыркнула Розария. — Еще он любит молочные коктейли, — продолжала Сахароза, безжалостно не отрывая желтых глаз от его лица. — Половину всегда расплескает, пока сидит за работой. А во вторую макнет кисть, потому что ничего вокруг не видит, когда рисует. У Розарии дернулся уголок рта. — Скажи, когда он рисует, то сам как картина? — Не как картина, а скорее более абстрактное выражение искусства, — Сахароза сняла очки и начала тереть линзы тряпочкой. — Иногда, особенно если паука увидит, может замереть — и ведь надолго… Рассуждает, видимо, съесть или зарисовать. Розария издала уже откровенный, хриплый смешок, и тут Альбедо понял, что безмолвно краснеть — действительно противно, и еще противнее, когда тебя обсуждают при чужом человеке. — Если бы я получал по десять моры каждый раз, когда за мной слишком пристально следила женщина с «роза» в имени, то сейчас у меня было бы двадцать моры. Это немного, но странно, что это произошло дважды. Он выдохнул и тут же затянулся второй сигаретой, внутреннее надеясь, что никотин не нейтрализует ту дикую смесь в лекарстве, которую намешал Бай Чжу. Хуже, по крайней мере, не становилось; оставалось так же плохо, но иначе. — Кстати, я вам не мешаю? — Да нет, стой тут, — пожала Розария плечами. — Хотя я-то привыкла, что мне могут перебирать кости. Возможно, не самое приятное ощущение. Сахароза, было порвавшаяся что-то сказать. — Когда еще такое личное… — она выдохнула вместо того, чтобы закончить мысль, и потерла щеку. — Извините, господин Альбедо. Альбедо посмотрел в голубое небо. Оно выглядело куда более пустым в безоблачную погоду, чем безмятежным или спокойным. — Так ведь заслуженно, разве нет? — Это не значит, что я должна опускаться до такого уровня, который еще хуже, чем ваш. — Просто буду иметь в виду. Слова вылетели из рта быстрее, чем он мог это проконтролировать. Да и стоило ли? Сейчас ему как раз хотелось кусаться. И судя по повисшему молчанию, получилось неплохо. Замечательно, можно сказать. В этот момент тишины Альбедо прикрыл глаза и почувствовал, как пахнет смолой, запекшейся на солнце. Как шумит ветер. Как в пальцы уже подпекает сигарета, доживающая свой век. — Я, вообще-то, чего к вам вышла, — сказала Розария, заставляя поднять веки. — Там труп один, и мне кажется, что вам нужно его увидеть. — Труп? — повторили они одновременно с Сахарозой. — Я не рыцарь, конечно, но Кэйа в таких ситуациях идет к вам, насколько я знаю. — Розария кинула бычок на землю и задавила его ботинком. — Там прям дикость какая-то, впервые увидела такое. — Что именно? — спросил Альбедо. — При каких обстоятельствах ты обнаружила тело? К какому виду оно относится? — Залей водой, пожалуйста, — сказала Сахароза. — Сейчас сухая летняя погода, лес загорится, как спичка. Розария закатила глаза, но флягу достала. — Задроты, — пара капель воды впиталась в землю. — Проще показать, честное слово. Там их несколько, но готовьтесь, зрелище не из приятных. *** — Думаете, стоит сказать Кэйе? Альбедо быстро водил карандашом по бумаге, зарисовывая силуэт. — Ему стоит знать, но всему свое время. Тебе уже легче? Сахароза все еще выглядела бледновато, как ему казалось. Или это потому, что на небе внезапно появились облака, стоило подойти к Хребту поближе? — Мне и так было не слишком тяжело. Я же собираю скелеты. Он кашлянул, молясь алхимическим силам, чтобы Мона умолчала о том эпизоде в лаборатории. — Ты мне, кстати, когда-то обещала показать свою коллекцию. — Не уверена, что теперь захочу впускать вас в свою комнату. Извините. Альбедо опустил взгляд в блокнот. — Давай уже начнем, — попросил он. — Выяснять отношения в таком месте — не лучшая идея. Сахароза протянула руку, и он передал ей планшет с бумагами, стараясь не коснуться ее ладони. Получилось нормально. Он был в порядке. У него не болело все внутри. Не засасывало под ложечкой. Не хотелось лечь на землю лицом вниз, вместе с бездыханным похитителем сокровищ. Совершенно. Ему это совершенно не хотелось, поэтому он подтянул свежие одноразовые перчатки к локтю и присел рядом с трупом. — Протокол номер триста двадцать два, — начал Альбедо. Карандаш приятно заскрипел по бумаге. — Обнаружено тело. Обнаружившая: Розария, сестра Фавония. Обнаруженный: ставь прочерк на личности, разбойник — впиши в статус (предположительно). Местоположение отмечено на карте. Поспеваешь? Скрип карандаша раздавался еще какое-то время, прежде Сахароза подала голос: — Да. Продолжайте. — Напоминаю, что мы потом переписываем начисто. Сокращай, если потребуется, и пиши так, чтобы самой различить. — Я в любом случае пишу карандашом, так что мне проще будет потом просто обвести чернилами поверх. — Хорошо. Как знаешь, — он подтянул сползшую медицинскую маску на нос и снова сосредоточился на теле перед собой. — Словесное описание места обнаружения: обрыв в Нагорье Ревущих Ветров, около двадцати километров от Спрингвейла, около трех километров до Драконьего Хребта. Безымянный ручей, слева. Справа — три дома феи, расположены по вершинам равностороннего треугольника. — Это не излишнее уточнение? — Это в любом случае формальность, — пожал Альбедо плечами. — Все ориентируются на координаты и карту, если необходимо. Но дома феи просто достаточно заметны, особенно в таком специфическом скоплении, как здесь. — Поняла. Продолжайте. Альбедо прочистил горло, готовясь к самой неприятной части. — Время обнаружения: двенадцать тридцать. Время прибытия судебно-медицинской группы: тринадцать часов одиннадцать минут. Внешние характеристики: кожа… как ты думаешь, что здесь лучше сказать? — Я в такой же растерянности, как и вы. Альбедо, заблаговременно задержав дыхание, попытался перевернуть тело. То стало жестким и тяжелым, и поддавалось с трудом; в нос ударил выворачивающий наизнанку запах, которого до этого почти что не ощущалось. Альбедо порадовался, что не пренебрег маской — даже на родине изобретения, в Фонтейне, подобным часто грешили, а потом жалели. Лицо безымянного похитителя сокровищ под лучами солнца явило себя однозначно серым, как кусок белого железа, с темными пятнами на носу и скулах. Ни намека на характерную желтизну. Еще и странный блеск — Альбедо дотронулся пальцем до щеки: твердая, будто покрытая слоем не то цемента, не то еще чего-то подобного. Он попытался отодрать этот слой, но ничего не вышло. — У нас явно аномальный случай. Напиши, что цвет грифельно-серый, не подчеркивая ни один из предложенных. В дополнении: предположительно, покрыт неким веществом. — Поняла, — сдавленно откликнулась Сахароза. Бедная. — Ты можешь надеть маску. — Терпимо. — Фракции содержимого твоего желудка помешают анализам. Лучше надень маску, прошу. Он обернулся через плечо: послышался шум. Сахароза, белая, как лист, зажала планшет под мышкой и шарилась одной рукой в сумке, другой зажимая нос. Альбедо, очевидно, засмотрелся, потому что то, что она повернулась к нему, заставило сердце упасть в пятки. Вот вроде он с самого начала знал, что ему будет сложно смотреть ей в глаза. Но, очевидно, не представлял, насколько. — Господин Альбедо! — вдруг воскликнула Сахароза, показывая пальцем за его спину. Он в замешательстве обернулся к трупу и, честно говоря, совершенно не ожидал увидеть то, что увидел. Сквозь одежду и глазницы — веки осыпались, как штукатурка — проросли цветы. И они росли с каждой секундой все быстрее и быстрее. На его глазах ростки выпрямились, расправились листья, раскрылись бутоны — пять лепестков стремительно побелели, обнажая сердцевину, подобную сесилии-переростку. Сквозь маску в ноздри ударил сладкий цветочный запах, смешиваясь с гнилью. — Меняй описание. Это не раствор на коже. Это мумификация. — Но здесь неподходящие условия, — голос Сахарозы звучал сдавленно. Он почти мог почувствовать, как шевелились волосы на ее затылке. — Это же не болото… А на другие естественные он не похож. — Он пахнет разложением, причем в активной фазе. Умер относительно недавно, — Альбедо жестом указал на цветок, вокруг которого проклюнулось еще штук пять. — Думаю, на эту тайну способны пролить свет эти молодые люди. Ты лучше разбираешься в этом, я думаю. — У меня есть предположение, — Сахароза села рядом. — И оно мне, честно говоря, совершенно не нравится. Даже маска не скрывала ее встревоженный вид. Скорее даже чересчур встревоженный — насколько «чересчур» может быть беспокойство при виде мумии с паразитическими растениями. — Ты прошла тематическую стажировку, так что… — Семейство Mimicrae, триба Salicepseae, подтриба Salicepsinae, род Saliceps . На счет вида не уверена. Тут нужна цитологическая экспертиза. — Ты не выглядишь удивленной. Сахароза пересеклась с ним взглядом. — Да. Потому что я напугана. В его голове тут что-то щелкнуло; в груди плотно завязался узел дурного предчувствия. — Стой. Только не говори, что… — Именно с этим родом я и работала в стажировке. Вы уже знаете, я думаю. Впервые эта фраза прозвучала без яда или горечи. — Да, я уже знаю. Сахароза молча достала из-под мышки планшет и приготовила карандаш. Альбедо попытался собраться с мыслями. — Так, по поводу внешних покровов тела. Подчеркни: мумификация. Место смерти: неизвестно. И сразу к «дополнительному»: обнаружен паразит из семейства Mimicrae, трибы Salicepseae, вымершей около тысячи лет назад… *** Розария нашла их тогда, когда Сахароза закончила брать образцы тканей, а он — зарисовывать всю печальную сцену. И не сдержала непечатного возгласа. — Согласен, — кивнул Альбедо, ставя в углу листа дату с подписью. — Нашла зацепки? Голос Розарии оказался густо окрашен раздражением. — Ты мне зарплату не платишь, чтобы говорить таким тоном. — Так что ты нашла, Розария? — подала голос Сахароза. — Вы… Ай. Мертвые голуби вдоль течения ручья, — сказала она, наконец. — Десяток. И два лисенка. Они с Сахарозой переглянулись. — Подобной штуки на них, кстати, не было, если вы об этом. Но выглядят также. — Вероятно, не хватает питательных веществ, — пробормотал Альбедо. — Что-то еще? — Вода там странная. — сказала Розария. — В ней много каких-то семечек. — Семечек? — переспросила Сахароза очень обеспокенным тоном. — Да. Они мелкие и желтые, и я сначала решила, что это какая-то шелуха. — она развернула ладонь, показывая вымокшие семена. — Но что-то мне подсказывает, вы их обнаружите при вскрытии. Сахароза плотно сплела руки на груди и застыла — даже ухо не дернется. — А как там выглядят камни? Элементально заряженные, например, электро-кристаллы. — Электро-кристаллов я там не видела. Только… — Розария нахмурилась. — Там было что-то вроде кристаллов гидро? Я еще подумала, что хрень какая-то. Но все-таки, здесь аномалия, так что неудивительно. Он собирался на это что-то ответить, но любые слова вылетели у него из головы, когда до ушей донесся крик: — Альбед-о-о-о! Са-ха-ро-за! Они втроем ругнулись в унисон — Розария покрепче, Сахароза помягче, Альбедо вспомнил сто лет как вымершее пустынное наречие. — Кэйа, что б тебя, — процедила сестра Фавония сквозь зубы. — Ты его не предупредила? — Не было времени. — Меловой Принц и Карамелька, куда вы запропастились? — послышался голос Кэйи едва ли не за соседним деревом, и Альбедо не придумал ничего лучше, чем броситься навстречу. — Ох, а вот и ты, — на смуглом лице Кэйи отразилась улыбка, которая окостенела на губах, стоило Альбедо открыть вид из кустов на сцену за спиной. Они поняли друг друга без слов, слава архонтам. — Кли-и! — позвал Кэйа так, словно вся краска не сошла с его лица. — Они нашли клад! — Где-е-е?! — тут же воодушевилась Кли. Близко. Даже слишком. — Фея ведет их на восток. — Ура, восток! — закричала Кли так радостно, что солнце снова вышло из-за облаков. — А где восток? Кэйа издал смешок, в котором только хорошо знающий его человек уловил бы нотки нервозности. — Стой, я сейчас и тебя отведу. — А как же Альбедо с Сахарозой? Альбедо едва сдержался, чтобы не выругаться еще раз, но все же вышел из кустов, на ходу снимая маску и стягивая перчатки. — Я здесь, Кли. — Ура! Кли и братики ищут клад! Они спешно побежали на ее голос — и, слава богу, Кли была без берета, с мокрыми волосами и ботинками, и улыбалась так, что у Альбедо от сердца отлегло. Ничего не увидела. — А где Сахароза? У Альбедо ушли все силы, чтобы не обернуться в нужную сторону. — Она пытается украсть наше сокровище, — не растерялся Кэйа. — Вперед, пока она не успела раньше нас. В больших рубиновых глазах Кли отразилось искреннее изумление. — Сестренка Сахароза не плохая! — воскликнула Кли. — Она не стала бы красть! Альбедо погладил ее по голове. — Она с нами поделится, не волнуйся. Это просто наше соревнование: кто первый найдет, тот съест лишний рыбацкий бутерброд. Кли, до этого зажмурившаяся от удовольствия, вдруг встрепенулась и едва ли не стряхнула его руку. — Тогда что мы тут ждем? Бежим! Кэйа тут же ухватил ее за руку, прежде чем она побежала туда, откуда они вдвоем пришли — и, соответственно, увидела бы серое тела мертвеца с цветущим паразитом. — Ох, нет, юная леди, там ловушки. Позвольте отвести вас, куда надо. Следуя за ними тихо и неслышно, Альбедо пару раз оборачивался — и видел лишь надежную стену из растительности, из которой как-то донесся шорох. Что-то подсказывало ему, что Сахароза сейчас уже пошла закладывать сокровище — каким бы то не было.