В основном безвредна

Алхимия – дело тонкое и непредсказуемое, как сама жизнь: даже самые мнительные предосторожности далеко не всегда обеспечивают успех. (с) вступление к «Общему курсу алхимии» для студентов даршана Спамтамад ~~~ – Прекрати, ты все здесь… Шаг назад – мимо лица летит пробирка с чем-то белым, он не рассмотрел. – … переломаешь. Стекло разбилось где-то позади. Сахароза молча продолжает наступать на него, и от ее взгляда Альбедо пробирает до мурашек. Резкий, свистящий выпад – анемо-энергия, сконцетрированная вокруг кулака, поднимает волоски на затылке. Он едва успевает восстановить безопасную дистанцию – и равновесие, потому что пришлось отклониться назад, чтобы не задело. Один удар, еще один – последний Альбедо принял уже на выставленное вперед предплечье. Кожу будто ошпарило: видимо, останутся ссадины. – Сахароза. Она замерла и выдохнула. Метнула взгляд куда-то в сторону. Альбедо и сам замешкался: попытка отпрыгнуть назад закончилась тем, что он оказался зажат в цветник. Ловушка. Она кинула в его сторону уже даже не что-то толковое – так, коробку с конфетами. Альбедо приходится пригнуться. Коробка влетела в стену, примяла несколько растений и упала на пол. Леденцы оглушающе стучат по каменному полу, своей создательнице уже ненужные. Обидно. Альбедо перепрыгнул через стол. При всем желании, думать про образцы было некогда – и если фенотипический экстрим цветка-сахарка смог остаться на столе, то гибрид травы наку с грохотом упал на пол. – Хотя бы пожалей конфеты. Сахароза посмотрела на него исподлобья – и вместо решительного холода теперь там появилась еще и злость. «Какие к чертям конфеты», говорил этот взгляд, слегка обнаженные клыки и шумный выдох, и Альбедо, будучи совершенно жалким существом, не мог не залюбоваться гневным лицом женщины, которая собиралась его убить. – Давай поговори… Леденец. Попался под подошву; Альбедо не закончил предложение – оступился, заваливаясь назад. Стоит на мгновение потерять равновесие – и в него опять что-то летит. Шаг, чтобы занять устойчивую позицию – и заодно уйти, на удивление легко, от очередной пробирки. В голове у него щелкает слишком поздно. Белое вещество стояло на его собственном столе – сухой слаймовый концентрат; в этой, последней пробирке, была маслянистая жидкость, отдающая красноватым. Эфирное масло пламенного цветка. И сахар, связующий элемент. Он ничего уже не мог предпринять; только успел закрыть нос рукой. Масса, смешавшись на полу, прореагировала стремительно: он только увидел мелкие искры, пожирающие леденец, – и все заволок розовый дым. Температура в комнате подскочила на несколько градусов, и на спине его проступил пот; попытка вдохнуть закончилась сухим, неприятным кашлем. Он потерял Сахарозу из виду, и этот проступок ему вернулся сполна: розовая поволока всколыхнулась, густая и неповоротливая, как будто кто-то хорошенько тряхнул колбу с сульфатом бария. В воздухе на мгновение сверкнул воздушный дух и осыпался частицами анемо на пол, на сдерживающий круг. Ноги оторвало от земли. Пустота в желудке, пропущенный удар сердца – и неестественно выгнувшийся позвоночник. Удар о пол – приземлился лопатками; из груди выбило весь воздух, и он застонал, надеясь, что ничего не сломал и не вывихнул. Оказывается, стиль боя у нее весьма жесток. – Наконец-то, – выдохнула Сахароза откуда-то сверху. Она насильно перевернула его, корчащегося и слабо соображающего, на спину. Села сверху, придавив в полу всеми ушибленными местами. Щелчок – и запястьями уже не шевельнуть. – Теперь можем поговорить. Альбедо сделал несколько болезненных вздохов, прежде чем смог открыть глаза. Спокойнее. – Ого, – смог наконец-то он хоть что-то сказать, все еще задыхающийся и сиплый. – Тимей усовершенствовал клейкие наручники? Сахароза одарила его настолько тяжелым взглядом, что по спине побежали мурашки. Во все еще густом мареве она в целом выглядела устрашающе – лицо затемнено, глаза горят, как у ночного хищника. – Хватит ломать комедию, – сказала она тихо и отчетливо. – Я уже знаю, кто ты. Мне нужно всего два ответа: что тебе нужно и где господин Альбедо. Скажешь – и, возможно, разойдемся без рыцарей. – Он буквально под тобой с отбитыми почками, – пробормотал он слишком нетвердым голосом. Сам бы себе не поверил. – Откуда ты взяла этого «Нигредо», второй объект и прочее? Сахароза смерила его долгим взглядом и было потянулась куда-то за пояс, но предпочла придавить его шею. От такого поворота Альбедо уж было задержал дыхание, но душить его она не собиралась: рука просто удобнее пригвоздила его к полу в молчаливой угрозе. – Хочешь услышать ход моих мыслей? Хорошо. Но если продолжишь отпираться, то я пущу в ход шприцы. Ты все понял? Альбедо нервно глотнул, чувствуя сопротивление. – Да. Сахароза вздохнула и хмуро помолчала какое-то время. – Я долго пыталась не обращать внимания на мелочи. Эта мысль была для меня слишком дикой. Господин Альбедо же рассказал бы мне, что он гомункул? Что его окружает опасность? Что на Хребте могут быть другие его версии? – у нее дернулся уголок рта. – Не рассказал. – Сахароза… – Не перебивай, – она сильнее надавила ему на шею, и он послушно осекся. – Первые серьезные доказательства – старая лаборатория на Хребте. Там оставалось совсем немного записей, но из них выстраивалось адекватное объяснение тому, что произошло во время учений рыцарей . Кто бы не вел эти записи, его почерк был очень похож на Альбедо, при этом в самих записях упоминалось «наблюдение за объектом номер один во время исследований древнего льда». Вывод напрашивался сам. Но само это предположение – в тот момент безумная гипотеза – что-то во мне перевернуло. Я решила забыть обо всем и сделать вид, будто ничего не замечаю. Конечно, ничего я не могла забыть, просто отрицала. Убеждала себя, что это все бред сумасшедшего. Выйти из отрицания меня подстегнула госпожа Ароннакс – как выяснилось, когда высказываешь предположение вслух, оно имеет свойство звучать куда убедительнее. Но если вашу гомункулярную природу принять было еще плюс-минус возможно, то… Впрочем, это уже не имеет значения. Как хорошо, что ты выдал себя сам. Что бы она не собиралась сказать, оно как раз имело огромное значение. Давление на шее уменьшилось – теперь Альбедо, по всей видимости, было позволено задать вопрос. Проблема в том, что он даже не знал, как и откуда начать. – Я себя не выдавал, потому что я не самозванец, – сказал он за неимением лучшего варианта. Сахароза хмыкнула и посмотрела на него… разочарованно? Снисходительно? Настолько сверху вниз, что его мысли стали уходить немного не туда, куда стоило в этой ситуации? Он постарался не обращать внимания на то, что ему печет в лицо, шею и где-то, о чем даже думать стыдно. – Хорошо, тогда давай по сложному пути, – сказала она. – Вскрытые письма не заметить сложно. Особенно, когда часть чернил светлее. Это раз, – она загнула палец. – Два: дерганный Тимей. Он никогда не боялся, когда к нему подходили сзади. Три: отсутствие нормальных сведений о том, чем вы занимались на Хребте. Предполагаю, как раз тогда ты и… - ее голос дрогнул. – Тогда и произошла подмена. Четыре: ты почему-то так и не обратился к врачу, несмотря на плохое физическое состояние. И, естественно, самое очевидное: Альбедо бы точно не стал пытаться меня поцеловать. Ни в жизни. Альбедо почувствовал странный, глухой укол в груди – при том, что на протяжении всего этого перечисления лишь желал, чтобы Райндоттир решила, что создать гомункула невозможно и бросила дело на полпути. – Это как-то слишком самоуничижительно, не находишь? Сахароза изогнула бровь: – Если ты не понял до сих пор, то боюсь, продолжать этот разговор не имеет смысла. – Не понять что? – У нас с Альбедо, возможно, отношения и кажутся со стороны такими… В плане, я не то чтобы виню тебя в том, что ты интерпретировал это так. Тем более, по моим письмам должно было стать понятно, как я к нему отношусь. Но чтобы сам Альбедо стал проявлять ко мне знаки внимания… - она хмыкнула. – Если до этого я еще сомневалась, то сейчас перестала окончательно. Если бы он мог шевелить рукой, он бы накрыл лицо ладонью. Он не мог. Все было очень и очень плохо. Ему было очень и очень плохо. Стыдно. Виновато. Больно. Все то, что он натворил за этот месяц, накинулось на него разом и вцепилось зубами, пытаясь растерзать. – А если допустить все же малейшую возможность, что твой наставник – плохой человек? – сказал он тихо. – Что, если он читал твои письма, хотя знал, что нельзя? Что, если он не обращался к врачу, боясь быть раскрытым, как гомункул? Что, если он попытался убить Тимея? – Заткнись! – неожиданно сорвалась Сахароза. Ее руки снова сомкнулись на его шее, но душить стали по-настоящему. Синяки под глазами у нее никуда не ушли после отдыха – отсюда было прекрасно видно. Нервы у нее должны были сдать еще давно, подумал он отстраненно. – Что, если ты ему… нравишься? – прохрипел он, крепко зажмуриваясь. Чтобы убить человека по-настоящему с помощью удушения, нужно приложить гораздо больше силы, чем кажется – и они оба это прекрасно знали. Альбедо, впрочем, мог потерять сознание – перед глазами уже плясали огни. Ему не хотелось бы проснуться в допросной. Ему не хотелось бы смотреть в глаза Джинн, Кэйе или кому там поручат его допрос – как не поверни, отвратительно в любом случае. Он попытался стряхнуть ее с себя: брыкнуться ногой, перевернуться на бок – хоть что-то – но Сахароза, как выяснилось, очень правильно распределила на нем свой вес. Не сдвинешься. Даже когда он смог хоть как-то ее боднуть коленом, он и глазом не моргнула. Его тело слабело. – Сахароза, – простонал он, надеясь хоть так достучаться. Без толку. Без толку. Без толку. Все без толку. В ушах барабанил пульс. Он сначала даже не понял, в чем причина, когда наконец-то смог дышать. Слишком глубокий и резкий вдох – и вот он уже кашляет, скорячившись кое-как на боку. Стоп. Если он лежит, скорячившись на боку, значит, Сахароза слезла с его груди, значит… – О, Т-тимей. Она запнулась. В голосе – паника. – Это… Позови Кэйю. – То есть друг друга вам не хватает? – сказал Тимей с таким ядом в голосе, что Альбедо обернулся. На лице ассистента было написано чуть ли не отвращение. – Вам не кажется, что секс втроем в лаборатории – это уже как-то слишком? – Что?... Нет! Со своего ракурса Альбедо мог видеть не очень хорошо, но у Сахарозы покраснела даже шея. Зрелище, на самом деле, милое. – Я вас двоих, конечно, не осуждаю, – сказал Тимей самым осуждающим тоном, – но имейте совесть. Вы тут уже и так все кверху дном перевернули, а если еще и капитан придет – между прочим, Сахароза, с прошлого раза пятно на твоем столе все еще не вывелось. – С какого еще прошлого раза? – сощурился Альбедо. – Так Кэйа ведь… – Тимей! – процедила Сахароза так тихо, что Тимей даже попятился. – Ладно-ладно. Кстати, имейте в виду, что эти наручники можно легко сломать, если локти развести как можно шире и потянуть в сторону, так что аккур…. Липкий материал лопнул так легко, что Альбедо мог бы хмыкнуть, не бей его до сих пор дрожь. – … Не важно. Альбедо взглянул на Сахарозу еще раз. На самом деле, Тимея он понимал прекрасно: она сейчас сидела даже более компрометирующее – прямо на бедрах. В целом, он вид оценил даже больше, чем следовало. Выглядела она сейчас очаровательно смущенной, но Альбедо заставил себя собраться с мыслями. – Настрой уже точно испорчен, к сожалению, – вздохнул он с нарочитым сожалением. – Может, хотя бы поможешь нам убраться? Сахароза растерянно переводила взгляд с Тимея на Альбедо, пока на ее лице последовательно не отразилось осознание и досада. Умная девочка. – Хоть какой-то толк от тебя будет, – пробормотала она. – Это кто тут еще здесь бестолковый? – почти что обиделся Тимей. – Кверху дном лабораторию перевернула ты, вообще-то. Альбедо задумчиво растирал исцарапанные запястья. Зуд от ссадины почти не ощущался, но кровь все же выступила. – Кто знает, может быть, это был я. – Не верю, – честно признался Тимей. – Ладно, вы хоть друг от друга отцепитесь уже. Я за ведрами. Он ушел в техническую, и напряжение из неловкого стало снова густым и сумрачным. Сахароза хмуро на него глянула, и на секунду показалось, что сейчас начнется второй раунд. Но нет: встала, отошла. Руку не протянула. Впрочем, он был в состоянии справится сам, но от самого факта спину укусил тоскливый холодок. Между ними было что-то безвозвратно утеряно. – Ты не закрыла дверь? – спросил он, ощупывая плечо. Точно появится синяк – и, вероятно, еще в нескольких местах; ладно, стоит быть благодарным, что копчик не треснул. – Не похоже на тебя. – Я закрыла, – Сахароза, кисло скривив рот, отряхивалась от розовой пыли – та умудрилась проникнуть даже в уши. Кажется, за сегодня он умудрился насмотреться на весь ее спектр негативных эмоций, никогда ранее невиданный – сомнительное утешение, но лучше, чем ничего. – Тимей просто впервые за полгода взял с собой ключ. – Он теперь в общей связке, – гордо заявил Тимей и громко поставил ведра с водой на пол. – С брелочком, между прочим. – От Ин Эр? – Неужели, ты помнишь? Какой же он простой. Не больше минуты назад с Сахарозой грызся, а тут уже цветет, как нежнейшая из сесилий, стоит проявить хоть чуточку внимания. Хотя здесь следует себя осадить: уж чья бы корова мычала. – Ты тогда пропустил обед на радостях, – она слабо улыбнулась. – И отчет написал без ошибок. Такое не забудешь. У тебя, тогда же, был эксперимент по оросительной системе или вроде того? – Именно! У Тимея так загорелись глаза, что Альбедо решил вмешаться. – Пока мы не ушли в дебри, давайте все же начнем убираться. К вечеру придет Кли, и тогда придется убирать весь штаб. *** Как выяснилось, все было не так просто. Эфирное масло, как и любое другое, отвергало воду. Сахароза предложила растолочь мел с углем – по отдельности ингредиентов оставалось маловато – и засыпать пятна, пока не впитается, а потом помыть мол мыльной водой. От состава Альбедо ловил дежа вю. И от ассистирования Сахарозе самую малость тоже – она, в конце концов, разбиралась в уборке лучше всех присутствующих, и они с Тимеем добровольно стали ее каблуками. Со всем остальным они разобрались быстро. Доставили хлопот разве что разбитое стекло и перевернутый горшок, но, по всей видимости, Альбедо расстроился даже больше Сахарозы. В конце концов, это он ухаживал за растениями последний месяц, так что вышло как с отсутствующими отцами и матерями: кто больше проводит времени с ребенком – тот и больше переживает. О того, что он сравнил себя с матерью-одиночкой, Альбедо стало еще неуютнее. Слава Архонтам, к тому моменту, как они закончили, на горизонте нарисовалось широко улыбающееся бедствие. – Братик Альбедо, братик Альбедо! Время пикника! – И тебе привет, Кли, – улыбнулся он. – Осторожно, здесь скользко. – Кли, ребята еще убираются, – послышался вкрадчивый голос Кэйи. Даже его смягченная альтерации заставила Альбедо покрыться мурашками. – А ты только с улицы. Девочка озадаченно посмотрела на Кэйю. – Кли надо снять обувь? – Просто постой там, где сухо, мы уже почти закончили. – Сахароза поднялась с пола и вытерла тыльной стороной ладони лоб. – Ты прости, мне придется заскочить домой за сладостями, я их, кхм, забыла. Альбедо на нее покосился. Не взяла еду сразу, чтобы та не напитала дым? Умно. – Ого, Сахароза тоже пойдет? – удивился Кэйа. – Я бы тогда сегодня побрился. Девушка выжала тряпку в ведро. – У тебя щетина даже под микроскопом не видна. – Даже не знаю, воспринимать это как комплимент или обесценивание, – Кэйа оперся плечом о дверной косяк и улыбнулся одними уголками губ. – Я, между прочим, много времени трачу на уход за собой. – А лучше бы на уход за маленькой ведьмочкой, которая вот-вот перевернет взрывоопасный агрегат. Кэйа тихо ругнулся под нос и рванул к Кли. Альбедо только сейчас заметил, насколько сильно вжал пальцы в кулак. Даже больно. Возможно, не весь разрушительный эффект аномалии на его психику прошел без следа. – Я думаю, мы уже можем выдвигаться. Кли, не расстраивайся только. – Но там так красиво переливалась водичка, – хныкала девочка, пытаясь улизнуть из хватки Кэйи. – Как бомбочки Сахарозы. – Бомбочки Сахарозы? – переспросил он. Она неловко отвела взгляд. – Так мы, вообще-то, идем дорабатывать ее прыг-скок-бомбы. Ты не в курсе? Альбедо был не в курсе. И это, честное слово, начинало уже злить.