Лучшие годы жизни

Сюмбюль ага, приложив руку ко лбу, и, оперевшись на стол, нервно постукивал пальцами. Изредка мужчина посматривал на Гюльнихаль и Серхата агу — её мужа, с которым она провела почти всю свою жизнь. Улыбка не сходила с лица этого человека всю беседу, и в душе Сюмбюля зародились неприятные подозрения. — Сюмбюль, я не могу настаивать, но, думаю, было бы лучше, если бы в доме жило как можно больше людей, — начал Гюль ага, — Этот Серхат ага выглядит крепким и способным защитить. — Это так, но разве тебе не кажется, что что-то не так? Гюльнихаль выглядит обеспокоенной, будто бы не в своей тарелке. — Ещё бы! Она встретила тебя спустя столько лет. — Издеваешься? — поднял измученный взгляд Сюмбюль ага, — Я не могу оставить её здесь: слишком опасно. Да и позволять чужим людям жить у себя дома, когда дела приняли такой оборот... Сюмбюль поднялся и подошёл к Гюльнихаль и её мужу, тщательно вглядываясь ему в лицо. Теперь мужчине показалось, что от Серхата тянулся едва различимый под большим количеством благовоний запах алкоголя, да и лицо выдавало пристрастие к выпивке. Сюмбюль презрительно скривился и ещё раз недоверчиво оглядел мужчину. — И чем же ты занимался раньше, Серхат ага? Почему лишился денег? — Торговля, корабельное дело. Раньше у меня было огромное состояние, а недавно всё отняли, порядочных людей теперь немного. — Какая же неумелая ложь, — подумал Сюмбюль ага. — Теперь мне нужно поговорить с твоей женой и принять решение. Когда Гюльнихаль уже собиралась поспешить за Сюмбюлем, Серхат схватил её за руку: — Немедленно закрой лицо! Думаешь кому-то приятно смотреть на твои шрамы? Гюльнихаль тут же прикрыла лицо и вышла из дома в сад. Сад порос сорняками, больные, безлистные ветви кустов торчали, дорожки были неровными, но яркую летнюю зелень ничего не могло испортить. Гюльнихаль тихо шла рядом с Сюмбюлем, задумчиво глядя на лицо мужчины. — Ты боишься этого человека? — строгим тоном сказал мужчина. — Почему Вы так думаете? — Ведёшь себя рядом с ним так, будто бы он может сделать что-то недоброе. — За последние годы он сильно... изменился. — Что ты имеешь в виду? — Он мой муж – я не хочу говорить о нём плохо. Уверена, ему просто нужно пережить, навалившиеся на нас, трудности. — Гюльнихаль, знаю, мы давно не виделись, но ты можешь рассказать мне о том, что тебя гложет. Грустная улыбка появилась на лице Гюльнихаль хатун. После недолгого молчания выражение её лица стало нежным и добродушным. — Ты совсем не изменился, только глаза стали печальнее, чем прежде. Надеюсь, что улыбка осталась прежней. Сюмбюль только грустно улыбнулся. Он помнил, как тяжело было расстаться с этой девушкой, но от того, что не чувствует радости от встречи, было в разы тяжелее. Сюмбюль с трудом узнавал ту светлую Гюльнихаль, которая радовалась мелочам, в человеке, стоящем перед ним. И что же Серхат ага сделал, чтобы что-то в этой девушке потухло? И всё же она защищает его и продолжает недоговаривать. В памяти всплыли смутные воспоминания: тогда Серхат казался порядочным молодым человеком привлекательной наружности. Светлые кудри, голубые глаза, грамотная речь — всё это заставило Сюмбюля сдаться и перестать прогонять женихов Гюльнихаль одного за другим. Всё же девушка смотрела на Сюмбюля агу с нежностью и радостью, которую принесла ей эта встреча. Взгляд опустился по розоватой ткани платья к рукам, загрубевшим от тяжёлой работы. На ладонях и пальцах виднелись старые мелкие порезы. Сюмбюль вздрогнул, когда заметил синяк на запястье, он тут же захотел вытянуть из Гюльнихаль правду, но прикусил язык. После стольких лет они стали чужими, и с расспросами нужно было повременить. Но одно Сюмбюль знал точно: закрыть на это глаза и прогнать Гюльнихаль он точно не сможет. Зайдя в дом, Сюмбюль ага, даже не взглянув на Серхата, бросил: — Будешь садовником, а Гюльнихаль пусть следит за домом. Прикажу служанке показать вам домик на заднем дворе. Там есть всё необходимое и довольно тепло. Жить там летом неплохо. — Сюмбюль, где ты ходишь? — Гюль ага шагал туда-сюда около двери, сгорая от нетерпения. — Прекрати стоять над душой, лучше проконтролируй своего сына, а то этот олух даже с помощью Нигяр не справится. Нашёл кого отправлять в таверну, — раздался ворчливый голос. Давут, стоящий рядом с отцом, гневно сдвинул брови и уже был готов начать перепалку, но Гюль ага положил ему руку на плечо, призывая успокоиться. — По-твоему, он не справится с тем, чтобы погрузить нужные вещи в телегу и привезти их сюда? — Если бы он мог с этим справиться, ты бы не отправил Нигяр с ним. Подобное замечание поставило Гюля агу в тупик и заставило виновато покоситься на сына, у которого, казалось, вот-вот повалит дым из ушей. — Нигяр хатун едет с тобой? — громким шёпотом спросила Танит, возникшая из ниоткуда. — Да, мы поедем вместе, ты ведь не против? — Конечно, против! – хотела крикнуть Танит, но присутствие Гюля аги остановило её. Всё же Танит недовольно надула губы и подошла к Давуту. — А мы на обратном пути куда-нибудь зайдём? — Куда бы ты хотела? Можем прогуляться до озера. — Какой ты скучный, — буркнула девушка, оглядывая своё длинное платье изумрудного цвета, которое совсем не хотелось испачкать в грязи и пыли. Оставаться дома не было ни малейшего желания, эти стены навевали тоску, а новая прислуга вызывала смешанные чувства. Тут дверь отворилась, и в коридор вышел Сюмбюль ага в тёмно-синем, обшитом серебряными нитями кафтане. Даже не взглянув на Давута, ловко перехватив трость, он направился к лестнице. Видимо, случай, когда его приняли за нищего, не прошёл бесследно. — Поехали. Не нужно бояться и сторониться, мы вместе – это главное, — Давут нежно поцеловал девушку в макушку. — Наверное, я останусь здесь. Сегодня я не в настроении. Давут тяжело вздохнул, и, сбежав по лестнице, вышел из дома вслед за Нигяр. — Столько всего нужно... Придётся брать лошадей, — задумчиво сказал Гюль ага. — Просто заплатим кому-то на рынке, чтобы донесли, — отмахнулся Сюмбюль. Гюлю аге всё это было в новинку, становилось даже как-то неудобно просить других выполнять столь простую работу. Танит замерла и прикусила губу. В голове закрутились миллионы идей, а глаза ещё раз осмотрели эти скучные стены. — Сюмбюль ага! — девушка сорвалась с места, — Возьмите меня с собой. — Зачем? — Ну как же, составлю компанию Вам и Гюлю аге. В конце концов, Гюль ага, я Ваша невестка. — И то верно, раз уж мы скоро станем семьёй, время вместе не помешает. — И так видитесь слишком часто, — помешал Сюмбюль. Танит дёрнула Сюмбюля агу за рукав и приблизилась к его уху: — Видела, Вы озадачены и, думаю, хотите знать больше о Серхате аге. — Тебе-то откуда о нём знать? — Сами же сказали помочь им устроиться, вот и узнала кое-что. — Для начала скажи: опасен ли он? — К тем людям, думаю, не имеет никакого отношения, но он не надёжен. — Если будешь путаться под ногами, тотчас же вернёшься домой. Несмотря на большое количество людей на улицах, прохладный летний ветерок спасал, и пешие прогулки были в радость. Солнце слепило глаза, и приходилось при любой возможности прятаться в тени. Из-за лёгкого недомогания Сюмбюль шёл медленно, Гюль ага всё предлагал свою помощь, на что получал отказ в самой грубой форме. Танит всё хотелось ускорить шаг и побыстрее добраться до рынка, так что она начала постепенно разочаровываться в этой прогулке. Когда путников всё же окружили яркие навесы прилавков, Гюль ага задумчиво уставился в список, а Сюмбюль принялся рассматривать различные вещицы и продукты. Количество покупок обещало быть довольно большим, так как, в конечном итоге, обнаружилось, что в доме Сюмбюля осталось только кофе. Тем временем Танит обнаружила, что Сюмбюль ага стоит у прилавка с украшениями. Они казались красивыми и весьма недешёвыми. Без зазрения совести Танит подошла к прилавку и, дождавшись, когда торговец и Сюмбюль отвлекутся, ловко прихватила лёгкие ожерелья, кольца и серёжки. Часть мелких украшений моментально скрылись в её одежде, а другие оказались в кармане Сюмбюля. Ловко перехватив, девушка оставила часть ожерелья болтаться снаружи. Глаза торговца округлились, когда он посмотрел на прилавок. Видимо, на этот раз он столкнулся с умелым воришкой, который так ловко обвёл его вокруг пальца. Взгляд упал на несколько камней, торчащих из кармана покупателя. — Ага! Да что же это за наглость такая! Воровать в таком возрасте, разве не стыдно? — с укором и презрением начал отчитывать Сюмбюля мужчина. Сюмбюль ага изумлённо поднял глаза и непонимающе сдвинул брови. — Воровать? Попрошу! За кого Вы меня принимаете? Разве я похож на вора? — начал горячиться Сюмбюль. — Совсем не похожи! Верните то, что взяли, и разговор окончен. Сюмбюль уже было приготовился к ожесточённой склоке, но тут Танит выудила из его кармана украденное и положила на прилавок. — Вот уж извините, мой отец болен. Да и у нас тяжёлые времена, совсем денег нет. Носит, что осталось с былых времён и хватает с прилавков, что под руку попадётся, — залепетала Танит, невинно хлопая глазами. Сюмбюль неподвижно стоял, молча уставившись на украшения. Мужчина то краснел, то бледнел, ноги дрожали от подступающего гнева. — Это я-то больной? Нет денег? Какая же наглость, — Сюмбюль сделал волевое усилие, чтобы не обвинить девушку в воровстве, — Я куплю это. Танит еле сдержала улыбку, получая удовольствие от наилучшего исхода её выходки. Всё же девушка никак не ожидала такой щедрости. Взглянув на Сюмбюля, её грудная клетка сжалась, а ладони похолодели. Его лицо стало бледным, а зрачки сузились до размера двух точек. Когда они вновь встретились с Гюлем агой, нёсшим два мешка покупок, Сюмбюлю ничуть не стало легче, и Гюль невольно сжался под прожигающим взглядом друга. — Что-то случилось? — озадаченно произнёс Гюль ага. — Всё просто замечательно, — с натянутой улыбкой вытянул из себя Сюмбюль. Через некоторое время, дойдя до таверн, Гюль ага прихватил два кувшинчика с вином. — Потушу в нём баранину на ужин. Скажите, ведь замечательно! Сюмбюль и Танит молча стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, скрестив руки на груди. Неловкое молчание нарушил голос Айнур, которая подлетела к Гюлю: — Это и есть тот самый Сюмбюль ага? Не подумав, Гюль ага робко кивнул, и тут же из-за угла показалось пять девушек, налетевших на Сюмбюля, как вороны на блеск золота. — Айнур, что происходит? — залепетал Гюль ага. — Работа, мой друг. Работа. Лицо Айнур светилось радостью, а глаза блестели в ожидании скорой прибыли. Сюмбюль выставил перед собой руки, даже не вслушиваясь в лесть и слащавые речи девушек, окруживших его. От шума закружилась голова, а клокочущий в груди гнев был готов вырваться наружу. Сюмбюль сделал глубокий вдох и покосился на Танит. Ухмылка заиграла на губах. Девушка даже не заметила, как чужие руки схватили её за плечи. Выставив Танит перед собой в качестве щита, Сюмбюль ага приобнял её и громко заявил: — Не хочу вас разочаровывать, девушки, но я без пяти минут женат. Танит моя невеста, не могу же я ранить её чувства. Услышав имя Танит, Айнур встрепенулась и удивлённо уставилась на девушку, которая забрыкалась в руках «жениха», пытаясь выбраться. Девушки отстранились и презрительно окинули взглядом Танит. — Она так просила жениться на ней, что я просто не могу разбить её сердце, — не в силах остановиться продолжал Сюмбюль ага. — А ну, прекратите, — злобно прошептала Танит. — Ну не смущайся так! Куда же ты, невестушка? — бросил вслед удаляющейся фигуре Танит мужчина. Остановившись в ближайшей таверне, чтобы скрыться от палящего дневного солнца, все трое расположились на подушках. Когда Гюль ага отошёл за стаканами прохладного айрана, Сюмбюль всё же соизволил приблизиться к мрачной как туча Танит. — И что же ты мне хотела поведать о Серхате аге? — Нашла у него в вещах письмо. Отправитель говорил что-то о долгах и проигранных в различных азартных играх деньгах. Может, этот человек и на Ваше состояние скоро покусится? На лицо Сюмбюля набежала грозовая туча, но всё же он промолчал и отвернулся, небрежно положив на стол украденные украшения. Танит ловко забросила себе всё добытое в кармашки и отвернулась, скрыв дерзкую ухмылку. Взор остановился на лавке с разными прелестными платьями; в душу запало только одно. Синяя ткань, расписанная серебряными узорами, красивый треугольный вырез и длинные полупрозрачные рукава. На такую роскошь ей точно денег не найти. Полное отсутствие деятельности терзало душу. Сюмбюль ага готов был лезть на стену от количества гнетущих мыслей. Теперь он не чувствовал ни ароматных запахов свежей выпечки и сладостей, не чувствовал сладких, расслабляющих дуновений летнего ветерка, игнорировал буйство красок шумного городка. Множество бессонных ночей не прошли бесследно, стремительно портя здоровье, которое и так было ни к чёрту. За последние дни он стал довольно раздражительным. Причиной этому были всем известные события, а также окружение, в котором он был вынужден коротать дни и решать насущные проблемы. Злость не находила разумного выхода, и оставалось лишь усмирять все свои чувства. Сейчас негодование вызывало скучающее и безучастное лицо Танит, которая равнодушно уставилась в окно. От раздумий оторвал пронзительный визгливый голос, доносящийся с улицы. Мимо окна за высоким крепким мужчиной шла вереница худых чумазых мальчиков. Шум шагов сопровождал детский плач. Работорговец ни капли не жалел детей и всякий раз, когда кто-то замедлял шаг или падал, со всей силы дёргал верёвку, рискуя вывихнуть мальчикам связанные руки. — Это он, — прошептала Танит, наклонившись к Сюмбюлю. — Кто? — Тот мужчина, который проболтался о замысле Нурбану. — Наёмник, работорговец... Есть хоть что-то, что этому человеку не позволит сделать совесть? Когда в очередной раз один из рабов споткнулся, мужчина громко выругался и хлестнул несчастного хлыстом. Вновь послышался свист, и череда ударов обрушилась на спину мальчика. Мужчина уже было занёс хлыст для следующего удара, но тут он ощутил на запястье некрепкую, но уверенную хватку. Обернувшись, мужчина увидел Сюмбюля и раздражённо цыкнул. — Тебе, что нужно? Проваливай! — Не трогай ребёнка, — голос Сюмбюля аги был твёрдым и властным. — А иначе что? Изобьёшь до полусмерти, старик? Рукоять трости угодила наёмнику прямо в челюсть. На сухих губах проступила кровь. Мужчина схватился за ушибленное место и бросил на Сюмбюля безумный взгляд. — Жить надоело, урод?! — огромная ладонь сомкнулась на вороте Сюмбюля аги, и мужчина со всей силы впечатал его в стену. Боль растеклась по позвоночнику и отозвалась в затылке, конечности безвольно повисли, а лицо окрасилось в серый цвет. Глаза наёмника округлились, когда на губах противника заиграла наглая ухмылка. — Изобьёшь меня посреди рынка? Ты посмотри, уже все взгляды направлены сюда. Уж будет кто-то покупать товар у мужчины, избившего старика средь бела дня. А если помру? Вены проступили на покрасневшем лице наёмника, и он с диким рыком ещё раз ударил мужчину о стену. Последний сполз по неровным камням и осел на землю. Топая ногами, и, чуть ли не выпуская дым из ноздрей, наёмник собирался уходить, как за его спиной вдруг вновь раздался насмешливый голос: — Жаль мне тебя... Хочешь, куплю этих рабов? — Безумец! Они все молодые и крепкие, а четыре из них кастраты, которые будут направлены во дворец для службы евнухами. Ты столько за всю жизнь не накопил. Сюмбюль достал из-за пазухи мешочек и кинул его работорговцу. Заглянув в него, рот мужчины невольно приоткрылся, а глаза округлились от шока. На ладонь наёмника высыпались золотые монеты и редкие драгоценные камни. Столько денег он никогда не получит за рабов на этом рынке. — Забирай и проваливай. Наёмник бросил конец верёвки Сюмбюлю и поспешил удалиться, мёртвой хваткой вцепившись в мешочек. Гюль ага вышел из заведения и обомлел, тут же подбежала Танит. Из-за звона в ушах Сюмбюль ага не слышал, что именно говорил Гюль ага, но догадывался, что, как только придёт в себя, друг прикончит его. Сюмбюля усадили в тень на диван и подсунули подушку под спину. Гюль ага закрыл лицо руками, продолжая причитать, а Танит со страхом в глазах уставилась на Сюмбюля. — Зачем Вы отдали свои последние деньги? — в ужасе залепетала девушка. — С чего ты взяла, что они последние? — слабо просипел мужчина. — Ну как же? Вы купили дюжину рабов за баснословную сумму. — Небольшие внеплановые траты. Мы шли на рынок за покупками, вот и... — Врёте и не краснеете! Скажите правду, Вам есть на что жить? Не смейте шутить! — Ну разумеется! Стал бы я иначе покупать двенадцать рабов? — Всегда носите с собой такие суммы? — Только иногда. Мало ли что? — Сюмбюль! Зачем ты полез в драку? Ты мог умереть, — крикнул Гюль. — Он должен был остаться безнаказанным? Умереть во имя благого дела ничего не стоит, — иронично хмыкнул Сюмбюль, блаженно подняв руки к небу. — Псих, — отвернулся Гюль, — И что ты будешь делать с двенадцатью рабами? — Найду им место для жилья, а затем напишу письма в Бурсу, Трабзон. Слуги лишними не будут. Тех, кто сможет сказать, где жили, попробую отправить домой. — Попробую поговорить с Айнур. Может, она поможет, — у Гюля не осталось сил спорить. После того как Гюль осмелился попросить об одолжении, Айнур приняла его за сумасшедшего. После получаса пререканий Сюмбюль смог предложить Айнур сумму, от которой она не смогла отказаться. Мальчики могли оставаться на постоялом дворе не больше двух недель и только, если Сюмбюль будет присылать деньги. Несмотря на показное недовольство, у Айнур блестели глаза при виде полугодовой выручки, полученной за один день. Тяжёлый день измотал всех троих. От стресса и усталости они чуть не упали на пол, зайдя в дом. Сюмбюля от мертвеца отличала только язвительная ухмылка и непрекращающийся поток шуток, от которых Гюль только морщился и призывал друга замолчать, дабы не мучить, и без того изнурённый, организм. Доведя друга до комнаты, Гюль ага уложил того на кровать и с трудом стянул кафтан. Сюмбюль ага храбрился, но всё же поддался и постарался заснуть. Из-за жгучей колющей боли в спине мужчина смог только задремать слабым поверхностным сном. Лоб покрылся каплями холодного пота, сердце забилось в бешеном ритме, а руки стали ледяными. Сон был смутным и незапоминающимся, но на душе было тяжело, а чувство страха перемещалось по пищеводу, мучая изнутри. Ото сна Сюмбюля пробудило ощущение чего-то мокрого на виске. Тут же мужчина почувствовал неприятное жжение и присутствие в комнате кого-то ещё. Поздний гость был близко, и казалось, что его руки подбираются к горлу. Одно ловкое движение, и в руке оказался, спрятанный под подушкой, тонкий кинжал. Рывок, и остриё лезвия оказалось у самой шеи злоумышленника. Когда взгляд прояснился, Сюмбюль увидел перед собой напуганные карие глаза и побледневшее лицо. Гюльнихаль безмолвно застыла, всё также прижимая к виску Сюмбюля аги влажную ткань. — Что ты делаешь? — мужчина тут же убрал от шеи Гюльнихаль хатун кинжал; на бледной коже проступила алая кровь. — Я пришла убрать Вашу комнату и увидела, что Вы ранены – решила помочь. Извините, — залепетала Гюльнихаль и виновато опустила голову. — Я ранен? — только сейчас мужчина заметил на ткани следы крови. Поднеся руку к виску, он обнаружил, что умудрился разбить голову в результате стычки с работорговцем. — Какого чёрта я сделал? — подумал Сюмбюль и запрокинул голову. — Не нужно извиняться, Гюльнихаль. Спасибо тебе. — Я могу ещё чем-то помочь? — Иди отдохни. Думал, ты начнёшь работать с завтрашнего дня. — Вы разрешили жить в Вашем доме – я должна трудиться как можно больше. — Отдыхай и не думай об этом. Когда женщина уже собралась уходить, Сюмбюль окликнул её: — Гюльнихаль! Не прячь свои шрамы. Помнишь, что я тебе тогда говорил? — «Твоя душа столь прекрасна, что только полный дурак может назвать тебя некрасивой»? — на щеках Гюльнихаль проступил румянец, смущение вновь заставило сердце замереть точно так же, как и много лет назад. Гюльнихаль хатун сняла ткань с лица, которое сейчас украшала ласковая улыбка коралловых губ. — Я очень скучала, Сюмбюль ага, — промолвила Гюльнихаль и тут же вышла из комнаты. Давут ходил из стороны в сторону, нервно выкручивая кисти рук и кусая губы. Спокойно сидеть и охранять дом стало практически невозможно. С каждой минутой эти стены всё больше давили, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Наконец, юноша не выдержал и, напоследок посмотрев в окно, и, удостоверившись, что на улице тишина и покой, выбежал из комнаты. Когда дверь распахнулась с оглушительным хлопком, Танит чуть не подпрыгнула. — Всегда так бесцеремонно вламываешься в покои к девушкам? — ухмыльнулась Танит. — Ты говорила, что останешься дома, а сама пошла на рынок, — выпалил Давут, приближаясь к девушке. — Ну, да... — Танит возмущённо скрестила руки на груди, — Ты имеешь что-то против? Может, мне вообще из дома не выходить? — Нет, я не это имел в виду. Почему вместо того, чтобы пойти со мной, ты отправилась с Сюмбюлем агой? — С Сюмбюлем агой и твоим отцом, — поправила девушка, — Прогулка была очень... занятной. — Но зачем ты солгала? В последние дни ты стала холоднее. — Я просто передумала. И не занимай свою голову ерундой. Скажи, не ты ли сейчас должен дежурить? За окном уже была глубокая ночь, когда Гюль ага залез в кровать и накрылся одеялом чуть ли не с головой. Нигяр что-то недовольно буркнула сквозь сон – засыпать без мирного храпа под ухом за столько лет стало непривычным. Женщина обняла мужа, настойчиво призывая не ёрзать. Гюль добро улыбнулся и поцеловал Нигяр в макушку, пригладил шелковистые волосы. Уже сквозь сон, крепко прижимая к себе жену, мужчина почувствовал прохладное дуновение ветра, хотя никогда не засыпал с открытым окном. Стук каблуков о пол, шаг, затем ещё один. Сердце замерло, и Гюль ага одним движением закрыл собой Нигяр, выставив перед собой руки. Кинжал проткнул ладонь насквозь, резкая острая боль прошила кисть и донеслась до самого плеча. На простыни тут же начала капать кровь. Незнакомец выдернул нож, и его глаза в темноте зло блеснули. Нигяр хатун громко закричала, соскочив с кровати, и, увлекая за собой мужа. Гюль, зажимая рану на руке, начал медленно отступать, защищая жену. Противник наступал, лезвие блеснуло при свете луны. Здоровой рукой Гюль ага кое-как нащупал на прикроватном столике подсвечник и ударил, метя в лицо незнакомца. Удар получился косым, он мог оставить на коже глубокие царапины, но никак не обезвредить противника. На удивление, незваный гость пошатнулся и сделал шаг назад, держась за лицо. Сердце пропустило удар, когда Гюль ага вновь замахнулся. Округлое основание золотого подсвечника пришлось в лоб и оцарапало лицо мужчины до самого глаза. От удара тот повалился, раздался глухой удар. Когда Танит вбежала в комнату Сюмбюля, тот спокойно перебирал какие-то вещи на столе. Узнав новости, руки мужчины безвольно повисли, а взгляд помутнел. Сюмбюль ага уже не слышал ничего, да и не хотел слышать. Идти не было сил, страх того, что он может увидеть на месте кровопролития притупился, на его место встала жуткая боль, от которой чуть не брызнули слёзы. Уже сейчас Сюмбюль ага знал, что если случится самое худшее, то он этой же ночью отправится вслед за своими друзьями. — Почему? Неужели мои злодеяния были настолько ужасны, что теперь моя судьба терять всех, кто мне дорог? — мысли роились в голове мужчины, а с каждым шагом к покоям друзей становились всё ужаснее, — Только не они... Какая же отвратительная шутка: даровать мне самых близких людей в мире, оставить в живых, а потом забрать всё разом. Возможно, я заслужил всё это, но за что платят Гюль и Нигяр? За какие такие злодеяния? Дверь со скрипом отворилась. На каменном полу лежал мужчина одетый в чёрное грязное одеяние. Вокруг его головы растеклось багровое пятно. Следы крови остались на углу комода и на основании, лежащего неподалёку, подсвечника. На кровати с искажёнными от ужаса лицами сидели Гюль и Нигяр, прижавшись друг к другу. Сюмбюль ага выдохнул и сдержал поток подступающих к горлу слёз. Мужчина подошёл к лежащему в центре комнаты телу и перевернул его на спину. Перед глазами предстало перепачканное кровью лицо работорговца. На подбородке и правее виднелся огромный синяк, полученный на рынке средь бела дня. Во рту не хватало двух зубов. — Сюмбюль, он жив? Скажи, что он жив, — голос Гюля аги дрожал. Гюль никогда не был убийцей, за всю жизнь он не позволил себе лишить жизни человека, и Сюмбюль это знал. Хоть зубы и скрежетали от злости, а возмущение от того, что можно беспокоиться за жизнь такого мерзавца, накрывало с головой, Сюмбюль приложил пальцы к шее наёмника. Пульса не было. — Жив, — солгал мужчина. Поднявшись на ноги, Сюмбюль ага схватил мертвеца за волосы и, прикладывая неимоверные усилия, выволок за дверь. Повезло, что комната Гюля и Нигяр находилась рядом с лестницей, и Сюмбюль сбросил тело вниз. Перекувыркнувшись несколько раз, труп с невероятной быстротой слетел вниз по лестнице. Голова с глухим стуком ударялась о ступени, оставляя на белом мраморе кроваво-красные следы. Гюль ага, выйдя из своей комнаты, прикусил губу и задержал Нигяр, не давая ей увидеть страшную картину. — Крови боишься? — Сюмбюль обратился к Танит. — Нет, не беспокойтесь, сейчас всё уберу, — прямо ответила девушка, — Но что делать с телом? — Этим займусь я. Только через два часа Сюмбюль вошёл в комнату к друзьям и увидел Гюля, сидящего на кровати, с перевязанной рукой, а рядом с ним Давута. Взгляд блеснул, а губы брезгливо изогнулись. Сюмбюль ага кинулся к Давуту и с размаху влепил юноше пощёчину. Давут схватился за стремительно краснеющую щёку и, съёжившись, поднял взгляд на хозяина дома. — Чем ты занимался, Давут, а?! — тонкие пальцы вцепились юноше в горло, — Ты наберёшься ума только, когда отец погибнет? Да как у тебя наглости хватило! Поручение было проще некуда. Давут замер, он мог бы легко выпутаться из хватки Сюмбюля, но не смел. Гюль ага сидел на кровати, подавленно уставившись в угол комнаты. — Извините, я не думал, что всё так закончится, — буркнул Давут. — Ну ничего нового, — язвительно протянул Сюмбюль ага, — Вон с глаз моих! Надеюсь, хотя бы найти и успокоить мать ты сможешь. Когда дверь за Давутом закрылась, Сюмбюль ага присел рядом с Гюлем, приобнимая того за плечи. — Как ты? — Живой, — коротко ответил Гюль ага. — А Нигяр? — Ушла на кухню за водой. Не знаю, что будет дальше. Теперь уж они не успокоятся, пока не перебьют всех до единого. — Не беспокойся, я придумал кое-что, чтобы задержать их. Сейчас нам всем нужно успокоиться и отдохнуть, особенно тебе как герою, показавшему небывалую храбрость и силу, — ухмыльнулся Сюмбюль, закидывая ногу на ногу. — Ну-ну, если бы не твоя выходка на рынке, я бы ничего не смог сделать с этим громилой, — во взгляде Гюля отчётливо читался укор. — Да ладно тебе. Я отлично провёл время, поразвлёкся. — Он разбил тебе голову. — И оставил огромный синяк на спине. Но я получил колоссальное удовольствие и, в какой-то степени, удовлетворение. — Ты совершил доброе дело: спас двенадцать мальчиков. Айнур о них позаботится, а потом отправятся домой или прямиком на службу во дворце и обучение во дворцовых школах. Если повезёт, в будущем займут высокие должности. Но зачем ты начал нарываться на избиение? В нашем возрасте такое может очень плохо закончиться. — Не знаю, я был очень зол, и он попал под горячую руку. — Пообещай мне больше не искать смерти. Не рискуй понапрасну, ты же знаешь, как дорог мне. У меня чуть сердце из-за тебя не остановилось, подонок! — Ну ладно-ладно, я буду осторожнее. Но этот урод заслужил и того удара, и этой участи. — Не нам это решать, Сюмбюль. — Да ты видел, как он избивал того ребёнка? Будто не знаешь какого это... — Знаю, но... — Ну раз знаешь, так и молчи! После долгого пути на израненных ступнях уже не представлялось возможным стоять. Мальчиков загнали в сарай и закрыли на замок, оставив двух мужчин охранять юных рабов. Впрочем, это было ни к чему – мальчики тут же повалились на грязную солому. В темноте раздавались всхлипы, болезненные стоны и редкие слабые мольбы о помощи. Один из мальчишек с огромным трудом перевернулся на бок лицом к деревянной стенке. Многие не доживут и до утра, и он знал, что будет одним из тех, кто больше не проснётся. Боль была столь мучительна, что от мыслей о скорой смерти на дрожащих губах появилась слабая улыбка. Несколько рёбер были сломаны, из-за чего дышать было очень сложно. Спина была рассечена от ударов плетью, а тёмные кудрявые волосы слиплись от засохшей грязи и крови. И всё это из-за того, что слова мальчика показались работорговцам слишком дерзкими. Кровотечение возобновилось. Непрекращающаяся лихорадка только усугубляла положение, силы постепенно покидали. Боль разносилась по всему телу, она не давала даже плакать. Две слезы, окрасившиеся в красный цвет, скатились по покрытым ссадинами щекам и упали на солому, вызывая едва уловимый треск. Мальчик выжил. Тело, которое, казалось, не излечит ни один лекарь, оказалось невероятно крепким, но сердце в ту ночь раскололось на тысячу мелких осколков. Их предстояло собирать по одному всю оставшуюся жизнь, ранясь, но не переставая бороться. Гюль ага заключил друга в объятия, и тот молча уткнулся носом ему в плечо. Ночь была беспокойной, а утро готовилось принести новые заботы. В комнату Керема аги постучали. Наёмник уже долго ожидал своих помощников с добрыми известиями. В помещение вошли трое, неся в руках довольно большой сундук. Керем ага изумлённо приподнял бровь и нетерпеливо сцепил руки за спиной. — И где он? Где кольцо? — произнёс Керем. — Как в воду канул. А про кольцо так и не слышали. Только вот это нашли около Вашей двери, — один из наёмников указал на красивый золотой сундук. Керем ага подцепил крышку, и та с щелчком открылась. Перед взглядами наёмников предстал намокший от крови мешок, красная жидкость сочилась наружу и уже успела перепачкать стенки сундука. Заглянув в мешок, Керем ага отвернул голову, морщась от невыносимого запаха. Увидев в мешке голову своего «коллеги», все трое наёмников задрожали, и один тут же запричитал: — Я ведь говорил: в этом доме поселился сам шайтан. Разве без тёмных сил старики и женщины могли бы одолеть опытного наёмника? Не нужно было связываться! И чего же нам теперь ждать? Безумие, порчу или сразу мучительную смерть? — В твоём случае – смерть, — Керем ага достал из ножен саблю и насквозь проткнул наёмника. Изо рта мужчины брызнула кровь, а в глазах застыл ужас. Тело плашмя повалилось на пол. — Я недооценил тебя, Сюмбюль ага, — прошептал Керем.