***
Где-то вдалеке вспыхнуло небо. Молния ударила в дерево на окраине леса. Шум поднялся невероятный. Старый многолетний дуб раскололся пополам, но продолжил стоять, цепко держась корнями за влажную землю. Дерево затлело, но не загорелось, дождь не позволил. По краям разлома вспенилась смола, а в нём самом пульсировало ярко красным мёртвая сердцевина дуба. Он стоял памятником самому себе, освещая все вокруг тусклым рыжим светом. От дерева исходила пахнущая костром жара, и валил густой пар. Пожара можно не бояться, дуб позаботился об этом, спрятав огонь небесный внутри себя. Он хотел помочь тоскующему лесу, он спас его от огня. Теперь мёртвый ствол дуба будет факелом, дарующим тепло и свет, удивительной диковинкой, притаившийся среди зарослей черники и дикой ежевики.***
Эхо грохота прокатилось волной по всему лесу, и звонко ударилось в окна старого дома на опушке. Стёкла легонько задребезжали. Вязкая тишина старого дома была нарушена. В одной из комнат до этого беспокойно спал человечек. Ярко рыжие, почти красные, волосы растрепались на подушке. Длинная сорочка прилипла к потному телу, запуталась в ногах. Человек поворочался в скрипучей кровати, а после сел на неё. Устало моргая, жилец этого дома пошаркал ногами в поисках своих зелёных клетчатых тапочек. Руки привычно потянулись к керосиновой лампе. Наконец, открыв глаза, человек огляделся в комнате. Печка потрескивала сухими дровами, отбрасывая мерцающий свет на пол. Низкая кровать, накрытая смятым лоскутным одеялом, стояла в углу комнаты, а над ней было окно, чьё дребезжание и разбудила Жильца. Но больше всего внимание привлекли старые напольные часы мирно показывающие 5:54. Они не тикали. Такое часто случалось в этом доме. Старые, кое-где заржавевшие механизмы, часто прекращали работать в самые ответственные моменты. Это было неудивительно. Самые молодые вещи этого дома были чуть младше Жильца и часы к ним не относились. Коротко вздохнув, человек прислушался к самому себе, долгое затворничество выработало в нём точные внутренние компас и часы. По ощущениям было чуть больше шести утра. До рассвета около часа, а до восхода солнца почти полтора. Подкрутив часы до нужного времени, Жилец зажёг керосиновую лампу и отправился на обход дома. Странный звук из леса и затихшие часы привели его в смятение, нарушили привычный порядок. Чтобы его восстановить, нужно проверить, всё ли на своих местах, только так и можно было вернуть себе спокойствие. Пройдя по комнатам и починяя кое-где сломанную проводку, Жилец осветил весь дом. Всё стоит на своих местах; всё было так, как раньше; ничего не поменялось. Эти мысли приободряли Жильца. Так он успокаивал себя, глядя в окно. Разговоры с самим собой стали привычной частью его жизни. Звук человеческого голоса может забавно повлиять на людей. Но здесь был только один человек — сам Жилец, он знал это наверняка. Потому и разговаривал сам с собой. От долгого одиночества его речь стала похожа на неразборчивое бормотание, а хриплый голос и постоянная боль в горле не помогали разобрать его слова. Потому он носил этот старый тёплый шарф и полосатые носочки. Ему не нравилось болеть. Иногда он слышал другие голоса, но это просто так казалось. Шум ветра в кронах деревьев, писки старых половиц, свист ржавых петель могли создавать иллюзии, которые подхватывал усталый ум Жильца, создавая причудливое звучание чужого голоса. Тут никого нет, кроме его буйного воображения. Он это точно знает. Половицы дома скрипели под его шагами, звуки ритмично направлялись к спальне, как вдруг целостность дома нарушилась. Входная дверь была открыта. — Но этого не может быть! Шаги резко поменяли направление. Торопливый шаг почти сорвался на бег, светлячок лампы быстро двигался по уже тёмным комнатам. Включать свет не было времени. Подойдя к прихожей, Жилец действительно увидел открытую настежь дверь. — Как я не закрыл засов, не заперся на замок? Там небезопасно. Ночью эта дверь всегда должна быть заперта. — проговорил он. Беспокойство растеклось по венам. Раннее пробуждение вызвало тупую боль в голове, и Жилец надеялся унять её сном, направляясь в спальню. Но сейчас она превратилась в настоящую мигрень, без остановки бьющая молотками по затылку. Теперь о сне можно забыть! — Дверь никто не отворял. Это я сам забыл её закрыть. В следующий раз, нужно будет точно убедиться, что она надёжна заперта. А сейчас идём в лес, проверим, что это был просто ветер. — так, разговаривая с кем-то, он пошёл по тропинке, огибающей дом. Сухие листья и ветки мрачно трещали под его ногами. Дождь прошёл по кромке леса, густые тяжёлые облака можно было заметить на горизонте, но Жилец не мог их увидеть, зрение его становилось всё хуже день ото дня. В воздухе витала сырость. Холод ранней весны пробирался под его ночнушку, полз вверх по голой коже. Поцелуи ветра касались ног и живота, вызывая мурашки. Иногда Жилец ловил на себе чей-то пристальный взгляд, останавливался и озирался по сторонам, но ничего не находил. Конечно, ему это только казалось. Никого тут нет, и быть не могло. От этого Лесу становилось грустно. Дом маячил зажженными окнами, появляясь то справа, то слева на периферии зрения, не давая заплутать в трёх соснах. Жилец и сам не знал, зачем он так долго ходит кругами, что он ищет. Отчаянье постепенно заполняет его. Голова начинает пульсировать от боли. Вдруг, слева слышится странный напев, а краем взгляда заметно движение. Он устал, у него нет сил идти куда-то дальше, ему просто хочется уснуть и не просыпаться хотя бы до рассвета, но что-то внутри него откликается на авантюру. Жилец резко и неожиданно для самого себя сворачивает и практически сталкивается с девочкой. Она тянет к нему руки, веточки в её волосах утыкаются ему прямо в лицо. От неожиданности Жилец чуть не выронил свечу, но когда её маленькие ладошки коснулись его, перед ним предстала невиданная картина. Высокий дом проплывает мимо его взгляда. Облака огибают его стены и не видно этому конца и края. Ветер трепет сорочку Жильца, а цвета вызывают неясные воспоминания. Где-то поёт музыкальная шкатулка. Одиннадцатый этаж остался позади и следующий на подходе. Туман украл крышу последнего. Огромный дом, стоял как цепь, что соединяла Небо и Землю. Всё закончилось слишком быстро. У него закружилась голова, держаться в вертикальном положении стало слишком сложно, пришлось опереться на чьи-то руки. Глаза заполнила тьма, а в ушах стояла оглушающая пустота, не слышно даже своего сердцебиения. Билось ли оно вообще? Когда пелена спала, он нашёл себя, прислонившимся к сухому дереву, чей ствол напоминал ему лицо чудовища. Небо мерцало последними звёздами, Венера тускло сияла на востоке. Наступает рассвет. — Иногда мне мерещатся вещи, которых просто не может быть. Я порой вижу на небе новые звёзды. Но я не отмечаю это в рапортах и архивах. Просто депрессия… Или может быть я даже болен. — придя в себя, тихо обронил Жилец. Дом видел всё это и терпеливо ждал своего последнего, такого маленького и несмышлёного хозяина. Человек заозирался по сторонам в поисках своего жилища. Наконец найдя его, он подбежал к приоткрытой двери так быстро, как только мог. В ушах всё ещё шумело, его шатало из стороны в сторону, но Жилец, всё же, смог дрожащими руками запереть засов. Идя по дому, он остановился в спальне. Посмотрел внимательными серыми глазами в окно. — Не хочу об этом думать. Я просто устал. Мне нужно отдохнуть. А с той стороны окна, прячась за кустами, на него смотрела девочка. Грустная улыбка была у неё на лице. Она устала ждать. Он так и не понял, а времени остаётся всё меньше и меньше. Но он умный, он справится. А она поможет. Головная боль же у него прошла, осталось только вспомнить.