***
Солнечные лучи нехотя продвигались вперёд. Им было тоскливо видеть некогда прекрасный лес, пышущий жаром жизни, заполненный густой листвой и разнообразной живностью, таким пустым и голым. Высокие деревья стояли без листвы. Конечно, иногда попадались особые экземпляры, чья крона ныне была жидким и бледным подобием былой мощи. Но даже такой наряд не проживал долго. Стоило дереву, превозмогая тоску, отрастить листья, как они тут же засыхали, и ветер обрывал их все до единого. Земля была покрыта мокрыми листами, сухими ветками и пожелтевшей травой. Сладкий запах перегноя ударял в нос, вызывая некую брезгливость у неподготовленного человека. Но каждый грибник вам скажет, что именно под такими мокрыми, полусгнившими листьями растут самые вкусные лисички и маслята. Правда, в этом лесу набрать грибов хоть на худой туесок было большой удачей, они почти не росли в этих краях. Так что, чтобы их найти, придется хорошенечко постараться.***
В окно спальни постучался лучик света. Он с трудом прошел сквозь мутное стекло, огляделся по сторонам, пробежался по разноцветно серым лоскутам одеяла, и остановился на взъерошенной мордочке сонного человечка. Солнечный зайчик немного поиграл на нем, перескакивая с одного века на другое, прыгнул на нос, и тут… — Апчхи! Испуганный лучик поспешил убраться подальше. Человечек сел, тихонько шмыгнул носом, протёр кулачками заспанные глаза, и, наконец, открыл их. Несфокусированный взгляд прошёлся по комнате, и вскоре остановился на часах. Большие внимательные глаза разглядывали стрелки циферблата. 7:28, вещали они. А за окном стоял рассвет. Осторожно, на ощупь найдя тапочки, Жилец подошёл к противоположной стороне комнаты, где стоял большой, подпирающий потолок платяной шкаф. Вытащив из него серую рубашку в мутных разводах, бывшую некогда белой, старый растянутый свитер, плотные льняные штаны и другую пару полосатых носочков, Жилец снял свою сорочку. Аккуратно свернул её, положил под подушку и достал дневник. Взгляд упал на его обложку, будто сколоченную из сосновых досок. «Как гроб» — подумалось Жильцу. Такие мрачные мысли он гнал от себя как можно быстрее, не хотелось накликать беду. Заправив кровать, человечек быстро переоделся, периодически вздрагивая от утреннего холода. Одежда была ему не по размеру. Рукава рубашки пришлось закатать, иначе они бы спустились ниже кончиков пальцев. Штаны были подшиты, а носочки заштопаны цветными нитками, не сочетающиеся с основной гаммой. Последним был надет когда-то яркий синий свитер, теперь он был темного пыльного оттенка. Закончив переодеваться, Жилец забрал дневник и торопливо вышел из комнаты, стараясь не смотреть в окно. Он прошёл в кабинет, оставив на столе дневник, и тут же снова пошёл куда-то вглубь здания. Путь его лежал в ванную. Сегодня предстояло много дел, но Жилец никак не мог на них сосредоточиться. За последние пару лет его режим сна сбился, и теперь не подлежал восстановлению. Еженощные кошмары стабильно посещали его последние полгода, не принося ничего кроме головной боли и чувства усталости. В каждом из них, он искал какую-то пропажу, но никак её не находил, убегал от невидимой опасности, но всегда был пойманным, прятался, но не мог уйти от преследования. Каждый раз просыпаясь, Жилец забывал свой сон. Может это и к лучшему? Не хотелось засорять свою память ненужными вещами. Но сны не прекращались, наоборот, становились всё настойчивее. Может, они хотят, чтобы он их запомнил? Ну, разве это не бред? Сегодняшнее утро совсем вывело его из колеи. Мысли Жильца метались испуганными птицами, соскакивали с одной на другую. Открытая дверь, чувство, будто время застыло, девочка и дом, чья крыша заблудилась в небе. Что-то он ему напоминал, но что? Звуки, цвета открывали в нём давно похороненные чувства, такие, что он сам не мог описать. От всех этих мыслей начала кружиться голова. Жилец пришёл в себя на кухне под свист закипающего чайника с ножом в руках. Он нарезал вчерашний хлеб. От неожиданности Жилец чуть покачнулся и неровно отрезал ломтик круглого хлеба. Чайник продолжал надрываться, выбрасывая клубы пара. Пришлось срочно бежать к печке, снимать его с огня. Уже не первый раз Жилец ловил себя за подобными случаями провалов в памяти. Порой он находил себя в совсем другом месте, за другим делом. Однажды Жилец вышел на улицу, собирая ежедневные пробы воды и почвы, как вдруг оказался в малознакомой чаще. Солнце перевалило за зенит, хотя выходил он утром! В другой раз, идя топить печку, он обнаружил, что поднимается по лестнице в спальню. Уже умытый. Но хуже всего, когда такое происходит во сне. Ложиться спать Жильцу стало немного боязно. Перед тем, как заснуть его мысли начинают крутиться, как колесо, пущенное со склона горы. Ни у одной нет конца, не у всех есть начало. Порой даже в слова их не составишь, как они тут же сталкиваются и несутся всё быстрее и быстрее. Иногда в таких раздумьях проходила вся ночь, и неизвестно, сколько она могла длиться. Растянуться на два дня, пролететь за три минуты, погрузиться в толщи запутанных видений, или вынырнуть в душные стены комнаты. Только ночные обходы помогали убедиться Жильцу в реальности его существования. Подобные ночи его выматывали. Сегодня утром он спал на удивление хорошо, откуда тогда подобные провалы? Это не на шутку обеспокоило Жильца. — У всего есть начало и конец. У каждого действия найдутся последствия. Тогда, в чем причина моего отсутствия в собственной жизни? — обронил он в пустоту. Ни пустота, ни Дом, ему, конечно, не ответили, только звякнула ложечка в стакане с тёплым взваром. Может быть, Лес ему бы и подсказал, но Жилец его не спрашивал. Покончив с завтраком, Жилец прибрал кухню и отправился в кабинет. Работа ждать не будет, особенно такая объемная. Шутка ли, что его занятие — изучение целого мира! — Я миролог, это моя работа. Я получил ее по наследству. Мы, мирологи, должны наблюдать за миром. Изучать, из чего он состоит. Эти сведения мы записываем и сопоставляем. Когда-нибудь они пригодятся науке. — тихо, но гордо сказал Жилец. Его работа была нерушимым столпом, на котором держался весь его мир. Работа, Дом и Дневник. Цель, Задача и Путь - аксиомы его бытия. Дорога к рабочему кабинету проходила через комнату с зеркалом. Заплутавши в своих раздумьях, взгляд юного миролога зацепился за фотографии. Резко остановившись, он развернулся к рамкам на стене. Не вынеся такого издевательства, половицы жалобно запищали под его ногами. Но Жильцу некогда было успокаивать Дом. Все его внимание было приковано к картинкам за стеклом. Отдельно от всех висел мужчина. Взгляд его живых горящих глаз вызывал мороз по коже и чувство неуместной ностальгии. Чёрно-белые тона не могли скрыть того, что глаза мужчины были зелёного цвета. Это было известно Жильцу предельно точно. Другие фотографии были отделены от первой зеркалом. За самой маленькой рамкой стояла женщина. Ни монохромные цвета, ни запылённое стекло не могли скрыть ее красоты. Темные волосы были умело собраны в высокую причёску. Длинное платье едва показывало носки туфель. Но самым интересным были черты ее лица. Пыль и слабое зрение не давали надежду что-либо хорошенько рассмотреть, но даже так, от нее чувствовалось нежное тепло румяных щёк, а мягкая улыбка касалась не только губ, но и глаз. Они точно были серыми. Откуда появилось это знание, было не ясно, но почему-то сомневаться в нем не захотелось. Женщина на фотографии напоминала ему дам пушкинской эпохи, чьи портреты он видел в сборнике стихов и книгах по истории. Какой-то необъяснимый ореол тайны окутывал ее плечи, словно шаль. Видимо, она держала при себе маленький секрет, потому на лице и была такая милая озорная улыбка. А может это пыль так осела, придав обычной фотографии загадочные черты? Взгляд миролога устремился дальше. Семья из пяти человек явно готовилась к фотографии. Три женщины и два мужчины стояли вместе, образуя полукруг. Знакомые лица затесались сюда. Тот же мужчина, та же женщина, но теперь они, прижавшись, держались за руки, смотря больше друг на друга, чем в камеру. Другие женщина и мужчина с весельем наблюдали за этим. Они неуловимо напоминали уже известного мужчину. Вероятней всего, его родители, хотя, кем ещё они могли быть? Последняя дама стояла чуть в стороне. Но уже она напоминала знакомую ему женщину. По фотографии было трудно определить ее возраст, так что Жилец оставил эти бесплотные попытки. На следующей фотографии был ребёнок. Совсем крошка. Спутанные волосы аккуратно спрятаны под шапочку. Распашонка с вышитыми звёздами почти закрывала его маленькие ручки. Тёплые штаны и носочки плотно укутывали ножки. Взгляд любопытных круглых глаз был направлен куда-то за камеру, будто малыш смотрел прямо сквозь тебя и находил там что-то интересное. Лёгкая улыбка тронула миролога, а взгляд устремился чуть левее и ниже, к последней фотографии. Она пропала, когда он встретился взором с самим собой. Вечно растрёпанные волосы ещё тогда были проблемой. Озорная щербатая улыбка приветствовала тебя из прошлого, и не было в ней ни забот, ни печалей. Лучшее время смотрело на него его же глазами. — Я знаю, что это. Здесь изображена моя семья. Дед, отец, я. Иначе быть и не может. Мой дом — это наблюдательная станция, я живу в ней с тех пор как родился. Мы мирологи должны наблюдать за миром и изучать из чего он состоит. До меня тут работал отец, а до него дед, и так далее. Каждый из них оставил что-то своё в этом доме. Вроде этих фотографий. Жилец снова хотел посмотреть на фотографию мужчины, как вдруг, его взгляд зацепился за брошенный футляр из-под гитары. Зачем ему гитара? Разве он когда-нибудь играл на ней? Жилец присел на корточки и потянулся к защёлкам крышки футляра. Пальцы не слушались. Их пробирала смутно знакомая дрожь, предвкушающая колебание звенящих струн. Когда крышка наконец поддалась, перед Жильцом предстала темнота пустого футляра. — Видимо, её здесь нет. — разочарованно произнес миролог. Он не знал из-за чего возникло это чувство, чего он ждал от старого куска дерева с парой лесок, и почему он так расстроился из-за их отсутствия, а знать ему не хотелось. Закрыв крышку и задвинув футляр дальше в угол, человек раздражённо что-то пробормотал и пошел своей дорогой. Из-за этой остановки весь график работ идёт насмарку! Он не услышал, как за окном тихонько засмеялась девочка. Он вспоминает, значит ещё не все потеряно.***
Дом, немного обиженный за свои чувствительные половицы, смотрел с любопытством на своего хозяина. Несмышлёный человечек, кажется, что-то понял. Но если каждый раз он будет так издеваться над паркетом, то никаких нервов у Дома не останется.