Пламя

Дэмиен не мог выносить его. Они были одноклассниками, лучшими друзьями и просто самыми близкими друг для друга. Отпрыск Сатаны прекрасно знал о своём положении. Просто находиться рядом с Пиррипом было тяжело. Каждый миллиметр тела Торна вопил от боли, а разум пытался заглушить этот шум и сосредоточиться на общении. Только вот он не мог подавлять его долго. Их дружба была обречена, парень всё прекрасно понимал. Когда-нибудь он совершит ошибку, выдаст себя, разрушит ангельскую чистоту. Приходя в школу, юноша первым делом искал своего друга. Губы, искусанные от нервного ожидания, тепло встречали улыбкой, да и позже провожали. Каждый день видеть его приподнятые уголки рта было невыносимой пыткой. Нутро сгорало, хотелось поджечь светлые волосы, только бы это ощущение наконец-то покинуло юного антихриста. Дэмиен ненавидел Филиппа. Хотел затащить к себе в ад и пытать самыми искусными способами. Но он так не поступил бы. Ребята любили сидеть на бордюре и считать прохожих. Вернее, Пип любил. Дэмиен же находил это глупым и бессмысленным, но всё равно садился на камень и считал. Занятие было ещё увлекательнее, если парни находились в не особо многолюдном месте. Тогда они разговаривали, пока острый глаз англичанина не находил кого-нибудь из людей. В такие моменты трава рядом с прохожими загоралась сама.  — Ты же видел? На этот раз точно! Там загорелось что-то, ты не можешь отрицать, — Филипп тряс его за плечо, указывая в сторону прошедшего человека. — Ты каждый раз мне это говоришь, сколько можно уже? — Дэмиен лишь закатывал глаза, мысленно продолжая сжигать прохожего. Люди всегда казались наследнику самого Сатаны низшей формой жизни. Их натура, пороки и нужды были столь жалкими. Идея пойти в обычную школу сразу отклонялась, лишь отец пытался о ней заговорить. И в итоге из-за нежелания Дэмиена всё обсуждать его отправили туда без разговоров. Он ненавидел это место, хотел подорвать, разрушить каждый кирпичик и сровнять с землёй. Ходить туда нудно, да ещё и с придурками приходилось общаться, а отец настаивал найти друзей. Именно он радовался, когда узнал об общении своего сына с Филиппом. Торн всегда разделял радость Пиррипа по завершении рабочего дня. Не из-за издевательств, которым блондин подвергался, а из-за возможности вернуться домой. Радость от окончания школы быстро потухала лишь от взгляда на новые раны Пипа. Порой они скрывались под одеждой, а иногда их и вовсе не было (в такие дни улыбка Филиппа становилась шире, а страдания Дэмиена сильнее). В подобные моменты мыслительный процесс сосредотачивался на окружающем мире, оттесняя любые рассуждения на тему чувств. Ведь если ненавидишь, то должен ликовать от новых ран, а не печально отводить взгляд. — Как себя чувствуешь сегодня? — Замечательно, вчерашние синяки почти не видны и больше не болят, — счастливо пролепетал Пип, сияя от радости. Тогда Дэмиен отвернулся, чтобы не ослепнуть. С этого дня Торн стал замечать на своём неестественно бледном лице румянец лишь от воспоминания о британском сироте. Золотые волосы, глаза цвета неба, нежная кожа, покрытая шрамами и фиолетовыми пятнами - всё трепетно хранилось в памяти дьяволёнка, ведь в моменты расставания он ужасно скучал по своему другу. Образ Филиппа преследовал его, измывался и не отпускал даже во сне. Днём, когда Пиррип по-настоящему стоял перед ним, Торн хмурил брови, закатывал глаза и плевался оскорблениями. Вечером же не скрывал улыбку, глядя на их общие фотографии. Вскоре галерея телефона была забита. Картинки почти не отличались друг от друга, но удалять ничего нельзя - каждая важна, ведь на них Пип. Только вот он сам не догадывался о содержимом телефона. Дэмиен приобрёл вредную привычку фотографировать без разрешения. Дошло до того, что парень сбегал из ада на Землю ради такого бессмысленного, но драгоценного занятия. — Ого, я не помню этого. Могу ли я посмотреть на фото? — Однажды блондин заметил изображение себя в галерее чужого телефона, когда черноволосый был в поисках чего-то «очень крутого» (по его словам). — Нет, — коротко отрезал он, отвернувшись и скрывая телефон. — Ох, ладно. После этого он стал тщательнее скрывать своё увлечение. Появилось специальное место в комнате, отличавшееся по стилю и наполнению от общего вида. Оно было под кроватью, но хорошо освещалось благодаря гирлянде. Там аккуратно лежал один носок Филиппа, его «потерянная» ручка, гель для душа, пахнувший им, и фотографии в рамке. При взгляде на кровать юноша скривился в отвращении, направленным на свою человеческую часть. «Если бы не она», — всё время думал он. Обессиленно рухнув на кровать, дьяволёнок зажмурил глаза и сжал руки, впившись ногтями в кожу.  — Как же я ненавижу всё! — Яростно завопил Торн. В глазах блеснул огонёк, и горшок с каким-то растением загорелся. — Любовь? Что за глупость, самое важное в книгах - сражения и бои! — Смеялся над наивностью и глупостью своего друга Торн. — Сражения и бои тоже здорово, я согласен с тобой, они веселые и захватывающие. Любовь тоже бывает такой, у меня перехватывает дыхание от хорошо прописанных сцен, — Пип не отступал, желание донести до антихриста свои переживания не пропадало. — Да? Не могу поверить, что такое глупое чувство может быть как-то хорошо прописано,- по привычке глаза закатились, а лицо отвернулось куда-то в сторону. — Ты просто послушай! — Филипп нежно взял его за руку и открыл книжку на нужной странице. - «Его сердце застучало чаще, а щёки залились красным. Дама его сердца прикоснулась к нему по совершенной случайности - кто-то её толкнул.» Грязно выругавшись в мыслях, Дэмиен понял, что любовь действительно захватывающая, а глупый здесь только он.