Займёмся историей?

Иногда люди совершают необдуманные поступки...

      В последнее время Хенджин стал меньше спать. Да и есть тоже. И жизнь его стала больше похожа на игру на выживание. А виной всему — надвигавшийся пробник по истории. Парень стал еще более усердно заниматься предметом и даже без Феликса. По началу, Ликс даже радовался тому, что в брюнете проснулся такой энтузиазм. Но когда Хенджин стал вместо сна бесконечно зубрить даты и пытаться что-то решать, то радость быстро прошла. На смену ей пришло беспокойство и тревога. Феликс беспокоился, как бы Хенджин не довел себя, но чего блондин не знал, так это то, что как раз это, медленно, но верно происходило с Хенджином. Парень превратился в ходячий комок нервов и усталости из-за постоянного недосыпа. Казалось бы, это всего лишь пробник, а не реальный экзамен, для чего такие переживания? Ответ был прост, как мир: результаты этого пробника сообщат родителям. Его мать уже знала где, когда и во сколько будет проходить данное мероприятие и ожидала от Хенджина только высших баллов. Иначе быть не могло, иначе его ждет шнур. А предыдущий раз встречи с этим неприятным предметом еще время от времени напоминал о себе, отзываясь фантомными болями, поэтому облажаться было просто нельзя. Из-за этого парень так мучал себя.       Он уже тысячи и тысячи раз проклинал учителей, что решили дать им пробник, но, по сути, ничего уж не попишешь и остается только лишь мириться с тем, что он будет и к нему надо готовиться. Хенджин в очередной раз сидел и корпел над заданиями. К нему подошел Феликс в надежде отвлечь парня от сего занятия: — Джинни, — позвал он, — Ты уже достаточно на сегодня отзанимался, два часа уже сидишь. Отдохни, пожалуйста. На тебе лица нет. — Ликс, я не могу, — не поднимая головы, ответил Хенджин, — Ты же знаешь, если я провалюсь, мать меня убьет. — Я знаю, но это не повод мучать себя.       На это брюнет уже ничего не ответил, продолжив заниматься. А у Феликса сердце кровью обливалось каждый раз после этих коротких разговоров, не приводивших ни к чему. Парню стало казаться, будто он теряет Хенджина. Тот ведь целыми днями сидел за историей и даже иногда вместо сна. Блондин чувствовал, что хоть он и не один в этой квартире, он вновь в ней одинок. Он больше не чувствовал той любви и поддержки, что давал ему Хенджин, он больше не чувствовал Хенджина рядом. Будто рядом с ним находится оболочка человека, а не кто-то живой. И это пугало, чертовски пугало. Что любимый человек, даже будучи рядом, может быть так далеко. И это причиняло боль, адскую боль. Смерть, наверное, выглядела привлекательней, чем то, что приходилось переживать Ликсу.       Бан Чан успокаивал парня тем, что как только пробник будет написан прежний Хенджин вернется, он был в этом уверен. Он прекрасно понимал, что парню было больно, но советовал не слишком сильно обижаться на Хенджина, все-таки его тоже можно понять. Вот Феликс и старался не обижаться. Он просто молча проглатывал обиду, что копилась внутри и смотрел за тем, как Хенджин гробит себя в угоду истории, не в силах ничего сделать. Но вот, видимо, брюнет решил закончить занятия на сегодня и нашел Ликса, вырвав его из собственных мыслей. — Закончил? — с грустью спросил парень. — На сегодня — да, — ответил ему Хенджин. Он полез обниматься, но Феликс как-то не горел желанием это делать и это чувствовалось, — Эй, Ликс, ты обижаешься? — спросил он прямо. — Ты постоянно теперь весь в истории, — с недовольством произнес Феликс, — Не ешь, не спишь, только и делаешь, что сидишь и учишь что-то. Это не плохо, но не в таких количествах, как это делаешь ты. — Ликс, слушай, — Хенджин взял парня за подбородок, привлекая внимание к себе, — Я понимаю твое беспокойство, но мне реально нужно сдать даже этот сранный пробник на отлично, чтобы избежать шквала ненависти в свою сторону. Я понимаю, что не очень хорошо делаю, занимаясь вместо еды или сна, но и ты пойми меня. После пробника, обещаю, что все будет нормально. Честно. — Отоспишься? — Обязательно, — пообещал Хенджин.       И Феликс поверил. В очередной раз поверил. Он каждый раз слепо доверял парню, верил его обещаниям, потому что не мог иначе. Он не мог усомниться в словах Хенджина, он ему доверял. И Хенджин очень сильно хотел оправдать доверие Ликса, но каждый раз он находил себя за письменным столом, решающим очередное задание, и время, день или ночь, было не важно. Он будто кукла, управляемая кем-то, садился и решал эти чертовы задания. Ему самому это уже осточертело, но он все равно садился и делал. Хенджин верил в то, что после этого чертового пробника он придет в норму и все будет, как раньше, но парень стал замечать за собой, что у него появились частые провалы в памяти, он не помнил иногда элементарных вещей. И это, блять, пиздецки пугало. Неужели он настолько изнурил себя, что стали появляться симптомы очень серьезного переутомления?... Хенджин решил не говорить об этом Феликсу, пока это было несерьезно, по мнению самого Хенджина, конечно же, и в тайне винил себя за это. За свое молчание. За то, что он, блять, только и делает, что заставляет Ликса волноваться в последнее время.       Заебись, теперь еще и ненависть к себе стала тяжким грузом стала ложиться поверх всего происходящего, подрывая состояние парня еще больше. Ну, вот, надо же было так себя загнать... Но Хенджин, все упрямо игнорируя свое собственное «я» и его несогласие, продолжал и продолжал готовиться, словно робот. В голове была лишь одна мысль, которой он стал будто одержим: «сдать чертов пробник». Так прошли недели мучительной подготовки, бессонных ночей, недоедания, мелких ссор с Феликсом по поводу этого всего, бесконечного давления матери и наконец настал день Х. Но Хенджину было уже так плевать на этот чертов пробник. Он знал, что должен написать его нормально, нет, даже отлично, и он напишет, парень был уверен. Ему просто хотелось, чтобы это все наконец-то закончилось и он пришел бы домой вместе с Феликсом и они в обнимку завалились бы спать. И парень бы отоспался, как и обещал. И он с радостью был бы готов получить длинную лекцию от Ликса о том, насколько вредно и опасно было делать то, что он делал на протяжении недель. И он согласился бы с каждым словом. И он бы обнял блондина и никуда бы не отпускал. И все было было бы хорошо. Поскорей бы уже выйти из кабинета, написав все...       Их запустили в кабинет, рассадив по одному. Хенджин сидел в задней части класса, а Феликс немного впереди него. Скоро им раздали бланки для ответов и варианты, и все могли приступить к работе. Хенджин, к своему облегчению, обнаружил, что некоторые задания он уже решал и к нему даже вернулись силы, ведь на пробник он пришел совсем уж вялым. Сами задания не заняли у него много времени, но он неоднократно возвращался ко многим из них, проверяя их раз за разом, чтобы все было идеально. По ощущениям прошло всего ничего, какие-нибудь там 20-30 минут, но по факту — около полутора часов. Некоторые ученики уже сдали свои работы и пошли домой. Сегодня, кроме пробника у них больше ничего не было. Хенджин наконец решил, что все сделано правильно, и сложив листы по порядку, направился к экзаменатору, чтобы их сдать. Феликс все еще сидел и что-то дописывал. Брюнет не дошел буквально пары шагов, как усталость, вызванная недосыпом, недоедание и плохое моральное состояние решили дать свои плоды. Перед глазами все поплыло, а затем и вовсе погрузилось в темноту. Парень упал в обморок. Феликс услышал шум и увидел, что Хенджин упал и не двигается. И блондин тут же позабыл об «экзамене», его теперь волновало только одно — что только что произошло с Хенджином?!       Кто-то успел сходить за медсестрой, и вскоре брюнета унесли в медкабинет. Феликс наконец очнулся и сдал свою работу, пулей вылетев из помещения. Следующие 3 часа он провел рядом с медкабинетом, где был Хенджин. Конечно, внутрь его бы не пустили, поэтому пришлось сидеть рядом.       Хенджин открыл глаза. Все вокруг еще немного плавало, но, в целом, изображение было вполне четким. Парню с трудом удалось вспомнить, как он тут оказался. И в голове всплыло то, как он, кажется, упал в обморок, когда шел сдавать работу. Ну, все, теперь ему точно прилетит выговор от Ликса. Хенджин огляделся по сторонам и увидел... Мать, беседовавшую с медсестрой. Она-то что тут делает?! Медсестра заметила, что парень очнулся и не преминула возможностью сообщить об этом его матери. Та выглядела как-то слишком уж нормально, но оно и понятно, на людях она всегда такая, но по ее взгляду Хенджин понял, что дома его ждет разговор. Причем, не самый приятный и безболезненный для парня. Она взяла его за руку и вывела из кабинета. Рядом с помещением его ждал обеспокоенный Феликс, который протянул Хенджину его же телефон и тихо произнес: — Джинни, что с тобой было? Ты настолько сильно недосыпал? — Прости, Ликс, — только и смог выдавить из себя Хенджин. Ему правда было стыдно за то, что он так наплевательски относился к себе все это время. Мать недовольно кашлянула, что означало, что ей надоело ждать, поэтому парень быстро сказал, — Я тебе потом напишу, хорошо? И я сегодня дома ночую... — Хорошо, — беспокойно согласился Феликс. Его пугал взгляд матери Хенджина, направленный прямо на него, будто он главный враг человечества. Но Ликсу-то ничего с этого взгляда не будет, а вот Хенджину, возможно, достанется. Блондин переживал именно из-за этого и потому все последующее время практически не выпускал телефон из рук.       Он позвонил Бан Чану и попросил срочно встретиться. Кажется, не один Хенджин больше не выдерживал. Чан по голосу Феликса сразу догадался, что что-то не так и незамедлительно пришел к парню. Ликс сидел, как на иголках, при любом шорохе, издаваемом телефоном, он дергался, судорожно проверяя его. — Ликс, ты чего? Что случилось? — Блять, Чан, я не знаю, — обреченно произнес тот, — Ты же помнишь, я говорил про пробник по истории? — парень кивнул, — Хенджин себя просто измучал, не ел, не спал, только и делал, что решал эти чертовы задания. — Да, и про это я помню.       Феликс очень долго рассказывал Бан Чану, что́ происходило между ним и Хенджином последние недели, и как брюнет себя вымотал, и как он упал в обморок сегодня, и о недобром взгляде матери Хенджина. — Чан, я просто не знаю. Я... Так хочу ему помочь, мне больно видеть его таким... Таким... — слезы полились из глаз парня.       Он так устал. Устал переживать, беспокоиться, тревожиться. Ворочаться ночами, пока Хенджин сидит рядом и мучает себя. Видеть, как парень оставляет еду на тарелке или, еще хуже, делает вид, что ест. Ему так больно было видеть, как его любимый человек будто медленно умирает, отстраняется от него, меркнет на глазах. Это так больно, что даже раскрошив кулаки об стенку не сможешь заглушить эту боль. Как же, блять, это убивает. И как же хочется, чтобы все было хорошо. Чтобы Хенджин снова стал веселым, активным и жизнерадостным человеком, который всегда заставлял Феликса чувствовать себя лучше. Чтобы Хенджин спал, хотя бы просто спал. Как же хотелось, чтобы это все уже закончилось, чтобы это все оказалось просто ночным кошмаром или выдумкой, но никак не реальностью... Феликс не мог остановить свои слезы, он просто позволил им скатываться по щекам. Его глаза покраснели и опухли, он сидел и не мог успокоиться. Все напряжение, что он испытывал за последние недели, вырвалось наружу. Бан Чан не мог просто смотреть на то, как его другу плохо и предложил свои объятия, чтобы хоть как-то помочь Феликсу. Тот согласился, упав в них, будто в спасательный круг. Будто сейчас — это все, что у него было, и он держался за эту веточку спасения всеми силами, что у него оставались. И в этот самый момент...       Мать ожидаемо вела Хенджина домой. И там, вероятно, его не ждало ничего хорошего. Она молча зашла и закрыла за сыном дверь. В ее движениях виднелась скрытая злость, которая скоро вырвется наружу. — И что это было? — спросила она. — В смысле «что было»? Я немного недоспал, потому что готовился все... — Не строй, блять, из себя больного, — произнесла мать, она уже довольно плохо сдерживалась, — Внимания, сволочь, захотел? — Да, ничего я не хотел... — Еще и перебивает, ни стыда, ни совести! — она перешла на крик, — Какого хуя ты меня перед людьми позоришь-а? Мне медсестра выговор делала, пока ты спал! — Хенджин хотел было что-то сказать, но решил все же дать ей накричаться. В это время мать схватилась за тряпку, — Какого хуя, блять, я должна выслушивать это? — и парню чуть не прилетело по лицу, но он уклонился. Она продолжала кричать и пытаться бить его, пару раз даже попала, но, очевидно, на Хенджина это не возымело никакого эффекта. Он думал лишь о том, чтобы это все побыстрее закончилось. Скорее бы пришли результаты, и она уже успокоилась, увидев, что он хорошо все написал. Она еще какое-то время кричала на него, но в какой-то момент, парень как-то не заметил, она затихла, ведь ей кто-то позвонил. Голос ее сменился на «нормальный», будто она и не кричала на сына только что. Выражение ее лица после пары минут разговора сильно изменилось, но говорила она все также спокойно, как и прежде. Скорее всего, сейчас она будет кричать еще громче. Что ж, не беда, переживем. Она повесила трубку, и Хенджин даже не понял, как ему прилетело тряпкой по лицу, настолько быстро все произошло. Щека загорела от сильной боли, — Ты что, мразь, совсем, сука, страх потерял? Не учишься, блять, только по улице и шастаешь, скотина! — Да в смысле, не учусь? — Хенджин не мог не возмутиться, ведь последние недели он только и делал, что учился. — Это что за результат, блять? Шестьдесят четыре балла? Это что, блять, такое? — у Хенджина внутри все оборвалось.       Шестьдесят четыре. Он не спал ночами, полностью забил на себя и все ради... Шестидесяти четырех баллов? Серьезно?... Хенджин не был одним из тех, кто переживал за какие-нибудь пробники, но... На этот пробник он очень сильно надеялся. Он буквально похоронил себя ради него. И это результат?... Зачем было все это?... Можно ведь было и не готовиться вовсе и написать точно также... Можно было жить, можно было не ссориться с Феликсом, можно было уделять время себе... Но это все нужно было делать тогда, а не сейчас... Хенджин вдруг почувствовал себя таким идиотом, что аж мерзко стало от самого себя. Он действительно выбрал учебу, а не себя и не Феликса? Серьезно, блять? Ты такой идиот, Хенджин, просто, нахуй, дальше некуда. Он даже не замечал, что мать продолжала периодически бить его тряпкой и кричать на него, ему было так похуй. Не похуй ему было на то, что он сделал. Нет, серьезно, как можно было так поступить? Но ведь он свято верил, что хороший результат будет и он принесет ему много радости, но, как видно, жизнь решила сыграть с ним злую шутку. Видимо, надо все же выбирать близких нежели учебу, она ведь не убежит. Хенджин теперь, кажется, понимал, что́ чувствовал Феликс, когда парень сутками сидел за столом. Прости, Ликс, прости. — Чтоб ноги твоей здесь не было, когда я вернусь, — злобно прошипела мать и ушла, громко хлопнув дверью.       Хенджину было больно. Болело не тело, а что-то внутри. Он, кажется, сейчас потерял дом. Точнее, то место, которое до́лжно называть домом. Он никогда не любил находиться тут, но когда мать, по сути, выгнала его, что-то внутри с треском надломилось. Будто один мост, связывавший его с матерью, с прошлым, с почти всей его жизнью, вспыхнул ярким пламенем и начал обжигающе больно сгорать. Это конец... Парень чувствовал себя опустошенным. Слишком много плохого за один день. Сначала этот обморок, потом побои и скандал, затем еще и эти шестьдесят четыре балла, и потеря дома. Это больно, очень больно... Хенджин не знал, сколько времени прошло прежде, чем он смог заставить себя встать. Тело да и лицо тоже пылали от ударов, но парня это особо не волновало. Ему так хотелось в то место, которое он, относительно недавно, стал называть домом. Ему так хотелось к Феликсу... Поговорить, извиниться, найти поддержку в его объятиях...       Он и сам особо не помнил, как оделся и как дошел, ноги сами повели его в знакомом направлении. Но вот он здесь. Парень разулся и хотел было уже зайти в комнату, броситься к Феликсу в объятия, но увидел он следующую картину: рыдающий Ликс судорожно прижимается и обнимает Бан Чана. И что-то в уже помутненном сознании парня выстроило неправильную логическую цепочку, он понял все неверно, но разбираться не стал, лишь пулей вылетел из квартиры и выбежал на улицу. Феликс лишь на секунду ухватился за взгляд Хенджина, и тот был полон боли. И кажется, мать все же избила брюнета. Блондин не успел опомниться, не успел сказать и слова, как дверь с шумом захлопнулась. Хенджин убежал. — Джинни, — только и успел прошептать Феликс. Он сидел в шоке, не зная, что делать. Бан Чан сориентировался чуть быстрее парня. Он поднялся и потащил Ликса за собой.       А блондин наконец очнулся и додумался начать звонить. Бесконечно долгие гудки разрезали воздух, оставаясь без ответа. Один звонок, два, три... Ответа нет. Джинни, пожалуйста, возьми трубку. Феликс весь был на нервах, он чувствовал, что что-то случилось с Хенджином, пока тот был дома, и это что-то очень и очень сильно подкосило его. Они с Бан Чаном выбежали на улицу и стали искать Хенджина по всему району, Феликс попутно пытался дозвониться до парня. У блондина было очень нехорошее предчувствие, будто что-то плохое должно было произойти. Еще звонок... Хенджин наконец взял трубку. — Джинни, — с некоторым облегчением выдохнул Феликс, — Что случилось? Почему ты убежал? Где ты сейчас? — Я... — парень не хотел пускаться в обсуждения. Пелена боли и недопонимания застелила ему глаза, — ... Дома. — С тобой все нормально? Что случилось? — засыпал его вопросами блондин. — Знаешь, Ликс, — Хенджин поднял трубку лишь для того, чтобы попрощаться, — Не знаю, как ты, а я тебя полюбил... Правда... — Джинни, я тоже тебя люблю, очень, и хочу помочь... — В общем, — брюнет не слушал, что говорил голос на том конце, лишь частично, не вдаваясь в подробности, не давая себе задумываться над словами, которые говорил Ликс, — Я люблю тебя и мне жаль. Пока, — и повесил трубку. — Джинни?... — внутри у Феликса все похолодело. Хенджин только что попрощался с ним так, будто он собирается совершить что-то ужасное, — Чан, — словно находясь в прострации, позвал его Ликс, — Позвони в скорую и пошли быстрее.       Бан Чан набрал скорую, а блондин назвал нужный адрес и произнес вслух свое самое страшное предположение, которое должно было являться причиной вызова: «попытка суицида». Феликсу было страшно, безумно страшно. Он так боялся не успеть, он так боялся того, что догадка окажется правдой. Джинни, пожалуйста, не убивай себя. Он мысленно молил всех Богов, чтобы Хенджин был жив. В считанные мгновения, как показалось парню, они добрались до нужной квартиры, но дверь, ожидаемо оказалась заперта.       Хенджин пулей побежал домой. Непонимание себя, мира, этой несправедливости так давило на него. Было больно, охуеть как больно. Это было невыносимо. Да еще и Феликс... Даже думать об этом не хотелось. Он чувствовал, будто его предали сегодня абсолютно все. Он лишился дома, в любом его понимании. Он был никем. И места в этом мире ему больше не было. Ты просто ничтожество, Хенджин. Лучше бы тебе исчезнуть. Парень забежал в квартиру. Матери все еще не было дома, что было только на руку. Исчезнуть. Звучит... Как выход. Чтобы никому не доставлять проблем, не причинять боли, не терпеть эту самую боль. Чтобы просто ничего не было. Исчезнуть. Парень, словно робот направился в ванную. Там он стал шариться по полкам в поисках коробки лезвий, что были где-то здесь. Он принял, наверное, самое неправильное решение в своей жизни. Но его это уже не волновало, он и так до этого принимал не самые правильные решения, еще одно уже ничего не изменит. Раздался очередной звонок от Феликса. Хенджин хотел его проигнорировать, но что-то подтолкнуло его все же ответить и хотя бы попрощаться. Да, он чувствовал, что Феликс будто предал его, но просто не мог не поговорить с ним в последний раз. Жалеть уж он точно не будет. Он вообще больше ни о чем не пожалеет. Во время разговора парень наконец нашел искомое, и, попрощавшись, скинул звонок. Теперь, он чувствовал, пути назад больше нет.       Хенджин не стал наполнять ванную водой, просто сел в нее. Парень задрал рукава кофты и в нерешительности уставился на лезвие, что было в его руке. Было страшно. И он опять почувствовал, что просто уже не может отступить, просто у него нет сил мириться с этим всем. И холодное железо коснулось тонкой бледной кожи ровно в тот момент, как за дверью послышался голос Феликса. Зачем он пришел? Спасти его? Хенджин уверен, будет уже поздно, когда они наконец откроют дверь. Резать кожу было больно, очень больно. Из одной руки фонтаном хлынула кровь. Трясущимися от боли руками, парень сделал тоже самое и на второй руке. Сознание очень быстро стало покидать его и вдруг, когда он уже находился на грани между жизнью и смертью, пришло самое главное осознание — какой же он долбоеб. Хенджин вдруг понял, что вообще-то ему хочется жить, да и проблемы показались какими-то решаемыми, но теперь уже точно было слишком поздно, теперь уже точно не было пути назад. Он почувствовал такую вину перед собой и перед Феликсом, что был буквально в паре метров от него. Какой же он слабый... Какой же эгоистичный поступок он совершил... Перед глазами все поплыло, кажется, он сейчас отключится. Чьи-то крики стали громче, среди них он услышал голос Феликса и из последних сил прошептал очень тихое «прости» и последние капли сознания покинули его, и парень погрузился в блаженную пустоту, где не было ни боли, ни страданий.       Для Феликса все это стало одним сплошным кошмаром, не могло это быть реальностью. Дверь оказалась заперта, но Бан Чан решил пожертвовать собой и ценой своего плеча выбил дверь, повезло, что она была хлипенькая и старая, иначе бы такой номер не прокатил бы. За окном послышались звуки сирены, скорая помощь приехала и очень вовремя. Взору Феликса предстала самая страшная картина, которую он только мог вообразить в своих самых жутких кошмарах: Хенджин с окровавленными руками, да и весь в крови, лежал в ванной и уже не подавал признаков жизни. Джинни, пожалуйста, нет... Бан Чан с Ликсом достали Хенджина из ванной, и когда блондин наклонился достаточно близко к брюнету, он услышал тихое «прости», и будто Хенджину стало хуже. Он потерял сознание. — Джинни, держись, пожалуйста, — судорожно шептал Ликс, — Скорая уже приехала, ты только держись. Прошу...       Его одежда тоже окрасилась в красный, но парня это не волновало. Все, что его волновало в этот момент — это Хенджин, которого стремительно покидала жизнь. Но вот врачи прибежали на этаж, а дальше все, как в тумане: поездка на скорой, где Феликс не отпускал руку брюнета, больница, поездка до са́мой операционной, дальше Ликса просто не пустили, и он остался ждать рядом. Он готов был ждать хоть всю ночь, хоть весь день, хоть всю неделю. Бан Чан с ним не поехал, он забрал у парня окровавленную куртку и обещал принести новую в больницу. Феликс не знал, сколько прошло времени, но в больнице появилась и мать Хенджина. Особо обеспокоенной она не выглядела, но, кто знает, что творилось у нее в голове. Врачи указали ей на Ликса и она подошла к нему. Парень это заметил и потому из сгорбленного положения он принял более ровное. — Здравствуй, — сказала она, — Я тебя сегодня видела. Ты друг моего сына? — Здравствуйте, — ни жив, ни мертв ответил блондин, — Да, можно и так сказать. — Что с ним случилось? Врачи сказали, что он в операционной. — Попытка суицида, — на одном дыхании произнес парень. — Что? — Я не знаю почему... — Ладно, — сказала она, прервав его, а затем развернулась, бросив на прощание, — Спасибо.       Хорошо хоть она решила не доставать парня вопросами. С другой стороны, Феликс лично убедился в том, что ей плевать на собственного ребенка, и это было просто отвратительно. Ликс закрыл лицо руками и тихо заплакал. Почему, Джинни, почему?... Пожалуйста, выживи...       Следующие дни стали для Феликса настоящим кошмаром. Врачи не сообщали ему ничего, так как он не являлся родственником Хенджина, и парню приходилось мучаться в догадках, а лицо его не высыхало от слез. Бан Чан еле как уговорил Ликса съездить домой и поспать. Проворочался он долго, но поспал всего пару часов, а затем сразу же рванул обратно. Его не волновало ничего кроме Хенджина, даже собственный сон, даже он сам. За это парень еще совсем недавно корил брюнета, а теперь поступает точно так же... С другой стороны, да как он вообще мог думать о чем-то другом, когда не знал, жив ли Хенджин вообще? Но вот наконец ему сказали, что пациент по имени Хван Хенджин переведен в обычную палату из реанимационной и к нему разрешены визиты. Феликс, не задумываясь, рванул туда. Когда он зашел, парень спал. Точнее, он еще не очнулся после операции, хотя прошло уже два дня с момента ее проведения. Хотя бы состояние стало стабильным... Камень свалился с души блондина, когда он увидел полоску пульса на экране рядом с брюнетом. Он жив. Он жив, а это значит есть надежда на то, что все будет нормально.       Феликс очень долго сидел возле кровати Хенджина, но Бан Чан, который не собирался оставлять парня одного, приехал лично и всеми правдами и неправдами уговорил Ликса нормально отоспаться. Одним из его аргументов было то, что вряд ли Хенджин обрадуется, узнав, что блондин не спит уже какой день. Услышав это, Феликс наконец согласился и уже дома Чан проконтролировал сон Ликса. Парень заснул и проспал целые сутки, а когда наконец открыл глаза, то узнал от Чана, что Хенджин пришел в себя еще вечером в тот день, когда блондин поехал спать, и сегодня его наконец выписывают. Феликс быстро собрался и метнулся в больницу. Он так хотел увидеть Хенджина, еще раз убедиться, что с ним все хорошо. Около стойки регистрации были свободные места и парень сел там в ожидании брюнета, зарывшись пальцами в свои волосы.       Хенджин забрал из палаты свои немногочисленные вещи и направился к выходу. Мать приехала еще утром, быстро подписала какие-то бумаги, позволявшие его выписать и уехала, даже не зайдя к нему, не спросив, как он, не проверив его. Ожидаемо с ее стороны. Хенджин даже не обижался, ему было как-то похуй. Раны на руках отзывались болью при практически любом движении, но боль была терпимой, поэтому это тоже не особо его волновало, но он все же будет стараться придерживаться предписаний врачей, чтобы все побыстрее зажило. Что его волновало, так это его воспоминания, предшествовавшие пробуждению в больнице. Последнее, что помнил брюнет — это крик Феликса. Тот, кажется, просил его держаться и не умирать. Парень чувствовал стыд. За то, что хотел так эгоистично уйти, оставив Ликса в одиночестве. Он почему-то надеялся, что блондин придет сегодня, хотя не был в этом уверен. Может, Феликс и видеть его больше не хочет после произошедшего... И если это было бы так, то Хенджин ни за что бы не стал обижаться на парня, он имел полное право чувствовать это, даже несмотря на то, что самому́ брюнету это разбило бы сердце снова. Каким же он был идиотом, как вообще можно было додуматься, что Феликс станет ему изменять? Тем более, с Бан Чаном. Сейчас это звучит так глупо, но в тот момент все выглядело так логично... Какая же, блять, тупость. После того, как он очнулся, кроме боли в руках, Хенджин чувствовал бесконечную вину перед Феликсом. Это недопонимание... Эти его помутненные мысли уставшего сознания... Они могли стоить им обоим всего, абсолютно всего. Брюнет так хотел поговорить с Феликсом...       Он подошел к стойке регистрации и назвал свое имя, администраторша какое-то время вбивала что-то в компьютер, затем дала парню бумаги и попросила расписаться. Ожидаемо, подпись матери уже стояла везде, где требовалось. Хенджин сделал то, что попросили и через пару минут он был свободен. Парень начал осматриваться по сторонам в поисках знакомой блондинистой макушки. Надежда ярким огоньком горела внутри. И прямо рядом со стойкой, буквально в паре метров от нее, он увидел Феликса. Тот сидел, запустив руки в свои волосы. Сердце Хенджина пропустило пару ударов. Он откинул самые свои неприятные мысли о том, что он противен Феликсу и тот видеть его не хочет, ведь они оказались неправдой. Парень немного нерешительно подошел к блондину, тот, кажется, его не заметил и продолжал сидеть, погруженный в свои мысли. Хенджин тихо позвал «Ликс?» и слегка докоснулся до макушки парня. Тот резко поднял голову, будто на него опрокинули тазик кипятка, и несколько минут они молча смотрели друг на друга. Феликс не верил, что перед ним был действительно Хенджин. Был лишь один способ узнать... Парень очень неожиданно и быстро обхватил брюнета руками, заключая в объятия. Хенджин все же реален. Он жив. До парня донеслось тихое, еле различимое «Джинни» и он почувствовал, что блондина затрясло. Хенджин аккуратно, стараясь не повредить швы, взял лицо Феликса в свои руки. Тот плакал. — Ликс, — позвал он, — Ты чего? — Догадайся, блять, — бросил тот. Затем он взял и ударил Хенджина в грудь, но не сильно, скорее просто для вида, но затем вновь обнял его, — Джинни, блять, я думал ты умрешь, нахуй. — Прости... — произнес брюнет. Ему правда было стыдно за свой поступок и видеть Феликса таким сейчас причиняло ему боль. А что если бы он довел дело до конца?... Что бы было с несчастным парнем?... Даже думать страшно... — Почему, скажи, почему? Что с тобой случилось? Почему ты убежал тогда? — Ликс засы́пал парня вопросами, которые мучали его последние дни, из-за которых он долго не мог уснуть. — Я... В тот день... Результаты пробника вечером сообщили родителям, а в это время мать как раз уже орала на меня. А когда она узнала результаты, то вообще вышла из себя. У меня шестьдесят четыре балла, — усмехнулся Хенджин. Это так глупо было, на самом деле, психовать из-за этого, — У меня в тот момент будто что-то сломалось внутри. Ты же видел, как я готовился. Этот пробник стал для меня всем. И я об этом жалею... И, в общем, она, по сути, выгнала меня из дома. Я чувствовал себя.. полностью разбитым и мне нужна была твоя поддержка, я пошел к тебе. Но... Я не знаю, чем я тогда думал, честно, Ликс, не знаю. Но что-то заставило меня подумать... — он был просто не в силах произнести это вслух. «Но что-то заставило меня подумать, что ты можешь мне изменять. С Бан Чаном». Даже звучит глупо, — И я убежал, — решил не договаривать парень, — Я, правда, не особо понимаю, что произошло в тот день и как... Но прости меня, Ликс. Это было так глупо и эгоистично с моей стороны... Я совсем не думал о тебе, только лишь о своих загонах, прости... — Ты жив, — прошептал Феликс, — Это главное. Но не вздумай больше такое делать, слышишь, не вздумай, — он посмотрел на брюнета глазами полными слез, — Обещай, что если тебе будет плохо, то мы будем разговаривать, а не браться за лезвия. — Обещаю, — произнес Хенджин. Он обещал, как Феликсу, так и самому себе. Жизнь одна, и потерять ее вот так... Было бы непростительно. Теперь брюнет это понимал.       Они еще долго стояли в обнимку, но пора было возвращаться домой. Пока они ехали, на улице пошел снег, который быстро перерос из мелкого и незаметного в самый настоящий снегопад. Все вокруг стало таким белым. По дороге домой они задержались на улице, наблюдая за мерно падающим снегом. Зрелище было красивым, умиротворяющим и завораживающим. Казалось, будто можно так всю жизнь стоять и наблюдать за падающими с неба снежинками. Парни вернулись уставшие и вымотанные. Хенджину было довольно тяжело делать практически любые действия, поэтому Феликс сначала помог ему снять куртку, а затем и переодеться. Взору парня предстали замотанные в бинты руки брюнета, когда он снял с того футболку. — Надо, кстати, бинтов купить, мне сказали через пару дней начать менять бинты, каждый день два раза, утром и вечером. А через несколько дней нужно будет вернуться в больницу, чтобы швы сняли, — сообщил Хенджин, когда увидел, что взор блондина скользнул по бинтам. — Хорошо, — произнес Феликс. Он на какое-то время «вылетел из реальности», уставившись на руки брюнета. Бинты воскрешали воспоминания о предшествовавших этому кошмарных днях, проведенных в муках незнания и бессонных ночах. — Ликс? — позвал его парень, — Все нормально? — А? Да, ага, нормально.       Хенджин еще пару дней не сможет ходить в школу, да и в принципе жить, как обычный человек, ведь функционал его рук теперь значительно ограничен. Но это не было особой проблемой, раны заживут и затянутся. Хенджин здесь и он жив, и это все, что имело значение для Феликса, на плече которого уютно устроился брюнет. Они рядом друг с другом, и остальное не особо-то имеет значение.