north

— Сонхва, у меня для тебя кое-что есть. Веселое объявление Хонджуна сразу же привлекло внимание Сонхва, заставив его отвернуться от полок в спальне, чтобы уделить ему внимание. Альфа выглядел довольно мило в берете и очках, его руки были заняты двумя большими плоскими коробками с одеждой, обмотанными шнурком. Он толкнул ногой дверь спальни Сонхва и теперь аккуратно поставил коробки на кровать. — Ты чем-то занят? — спросил он, разматывая шарф с шеи. — Нет, не совсем. Хотя Сонхва любил ставить себе ежедневные задачи по дому, он почти никогда не был настолько занят, чтобы не иметь возможности бросить то, что делал, особенно для их главного альфы. Он как раз убирался в своей спальне, протирая пыль валиком для сбора ворса, чтобы собрать все мелкие пылинки, осевшие со вчерашнего вечера. Он подошел ближе, когда Хонджун начал развязывать веревку с первой коробки. — Садись. — кивнул альфа, приглашая Сонхва сесть перед косметическим зеркалом. Он так и сделал, наблюдая, как отражение Хонджуна вытаскивает из коробки предмет одежды. Он подошел сзади к Сонхва, потянувшись вокруг него, чтобы прижать рубашку к груди. Материал был настолько мягким, что казалось, будто прохладная вода льется на его пальцы. Половина рубашки с длинными рукавами была в мягкую голубую полоску, а другая — в сплошную иссиня-черную, создавая поразительный вертикальный контраст. — Это будет выглядеть так, как будто ты носишь колье из-за выреза на груди здесь. — Кончики пальцев Хонджуна скользнули по его груди. Затем он перевернул рубашку, чтобы показать спину, где лишний материал свисал полосами, ожидая, когда их застегнут корсетными застежками. — Это так красиво подчеркнет твою линию тела. — Вау, красиво, но зачем? Хонджун сузил глаза, и вся его поза, казалось, неверяще обмякла, а рубашка опустилась на пол. О, ох. Время от времени это случалось, притупляющий гипнерос заставлял Сонхва упускать какую-то очевидную подсказку. Ему нужно было быстро все понять. Но он перевел взгляд с рубашки на раздраженное лицо Хонджуна, и его разум ничего не придумал. — Я имею в виду… это… это прекрасно, но Рождество уже позади, верно? По какому случаю? — Это для шоу через несколько месяцев? — возразил Хонджун, и от слова «шоу» послышалась насмешка. — Ох. О мой Бог. Альфа, я не понял, я чуть было не подумал, что ты купил ее в магазине! Вот как хорошо она выглядит! Он ненавидел то, как звучала последняя часть, хотя это была правда. Это действительно была рубашка высокого качества. Хонджун скрестил бы руки на груди, если бы не держал драгоценную одежду, но вместо этого в его глазах было все то же разочарование. Сонхва повернулся на своем месте и потрогал альфу за живот. — Извини… Я не помню, чтобы раньше видел такой дизайн в твоей коллекции. Не расстраивайся. Хонджун вздохнул, одна бровь драматично дернулась. — Отлично. Надень его, и я прощу тебя. Штаны в другой коробке. ------------- Сонхва не был уверен, как модель будет двигаться в таком наряде, поэтому он вышел из гардеробной более или менее обычным образом, прекрасно понимая, что он будет под пристальным вниманием альфы. Он сразу понял, что альфа был доволен. Хонджун встал, понаблюдав за ним какое-то время, чтобы начать застегивать крючки корсета на пояснице. Материал плотно прижался к его горлу и, конечно же, к животу. Но материал был настолько мягким, что не мешал. Большая часть его груди была обнажена, от встроенного ошейника до сосков — чуть выше, и он был рад, что она не опустилась еще ниже. Он смотрел на себя в зеркало, пока Хонджун что-то подправлял тут и там, думая о том, как он пообещал отвести Сана в парк позже, и ему лучше не забывать, иначе омега обидится . — Ты ничего не сказал, — заговорил Хонджун, чопорно и напряжённо. Он не смотрел на него, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы убедиться, что слишком длинные рукава висят правильно, чтобы держать его руки свободными, но низко свисать с запястья. — Удивительно, что ты можешь сделать что-то подобное. — сказал Сонхва. — Я не знаю, как у тебя может быть так много талантов и… — Ты хоть на себя смотришь? — Что ты имеешь в виду? Конечно. — сказал Сонхва. Он все это время смотрел на себя. Хонджун перестал суетиться над ним и теперь пригвоздил его своим критичным взглядом. Сонхва был откровенно потерян. — Я… могу сказать, что ты чего-то хочешь от меня, и я тебя разочаровываю. Поговори со мной. — Для тебя не имеет значения, носишь ли ты старую футболку со средней школы или это, не так ли? Самое печальное, что это так. Хонджун упоминал эту тему раньше, и с тех пор она не изменилась. Он действительно не знал, почему это так. Он мог смотреть на своих товарищей по стае и восхищаться их стилями, их нарядами, тем, причёской или макияжем, который они решили попробовать, и он мог сказать, когда им что-то шло, а когда что-то дико шло, и не стеснялся сказать им, а иногда даже показывать. Когда он смотрел на себя, он просто видел… себя. Он мог сказать, когда выглядел необычно ужасно, например, когда был болен, устал или ранен. Но в остальном он не считал себя особо уродливым или особо красивым. И одежда так или иначе не изменила того, что он увидел. Это был просто материал. Он знал, что когда-то это имело для него значение. У него все еще были смутные воспоминания о том, что означало ношение новой одежды, особенно когда он думал, что она ему льстила. Однако он помнил, что это было редкостью. Он не часто думал, что одежда, которую он хотел примерить, ему подходит. Он всегда находил в своей внешности что-то, что ненавидел, какое-то больное место, от которого не мог оторвать глаз. Именно так он начал обнаруживать, что чувствует меньше разочарования, когда носит более женственную одежду, и начал экспериментировать с ней. В целом, то, что его это больше не заботило, не казалось большой потерей. Это было более хлопотно, чем что-либо еще. — Я уже говорил тебе, что буду рад носить все, что ты захочешь, Хонджун. — Ага. Конечно. Сними это, сейчас же. — пробормотал альфа, нетерпеливо развязывая шнурки на спине. Раздевшись, он сделал все возможное, чтобы попытаться сосредоточиться, попытаться понять мысли Хонджуна. Конечно, для того, кто был так увлечен искусством, одеждой и музыкой, было разочарованием попытаться поделиться этим с кем-то, у кого не было этой страсти. Ему просто нужно было попытаться объяснить ему, что он гордится тяжелой работой Хонджуна и любит страсть альфы. Если только проблема не была больше в разочаровании Хонджуна, что он не заботится о себе, больше. Или не носит красивые вещи. Он спокойно вышел, держа рубашку на шелковой вешалке. Хонджун молча взял его и начал упаковывать обратно. — Пожалуйста, поговори со мной. — Нам не нужно говорить. — Я хочу. — Меня не волнует, чего ты хочешь, Сонхва. Сонхва моргнул. Это было не самое худшее настроение, в котором когда-либо был Хонджун. Были времена, когда он был истощен и вспыльчив и мог устроить небольшое шоу, но это определенно было что-то другое. — Тогда позволь мне просто угадать, а ты скажешь, если я прав. — Он знал, что испытывает терпение альфы. Но он не хотел оставлять все так. — Это разочарование, что я не так хорошо разбираюсь в моде, как ты и недостаточно хорошо показал свою реакцию? Тишина. — Тебе не нравится то, что я обычно ношу, это недостаточно привлекательно? Хонджун расправил плечи. Сонхва увидел, как задрожал мускул на его челюсти. Он напрягся. — Это даже не близко. Ты великолепен, Сонхва. Ты можешь носить буквально что угодно и при этом оставаться великолепным. Дело в том, что твоя одежда, в которой ты чувствовал себя счастливым и уверенным, была тем, как ты выражал себя, любил себя, чувствовал вдохновение от цвета и текстуры — это что-то уникальное, что делают люди. Мы чувствуем вдохновение и создаем вещи, даже если это просто наряд. Альфа начал нервничать, пытаясь открыть крышку одной из коробок, продолжая говорить. — Я думаю, ты убиваешь эту часть себя каждое утро. Твое творчество, твоя радость от вещей, твоя способность чувствовать себя достаточно страстным, чтобы по-настоящему любить что-то — ты потерял это. Я рад, что твое лекарство смогло убить всех тех демонов, с которыми тебе было так трудно иметь дело, но я не знаю, стоило ли оно того. — Это… невероятно плохие слова. — О? Я задел твои чувства? Или ты просто пришёл к логическому выводу, что если бы у тебя были чувства, ты бы обиделся? — Чем ты хочешь закончить этот спор, Хонджун? Давай сразу перейдем к тому, что ты хочешь от меня, и я скажу тебе, могу я это сделать или нет. — Перестань принимать их. — Нет. — Тогда мы закончили. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — Нет. Ты всё ещё нравишься другим. Ты действительно выполняешь свою работу здесь. Но я больше не могу тратить на тебя свое время и эмоции. И я думаю, что больше всего обидно, что это тебя ни хрена не беспокоит. — Это не правда. Я хочу быть рядом со всеми, включая тебя. — Конечно. Но если это не сработает, ты можешь просто двигаться дальше, не задумываясь. Ты больше не знаешь, что такое сожаление, не так ли? Вероятно, ты даже не можешь сочувствовать нам, потому что то, что мы чувствуем, для тебя не имеет смысла. — Я думаю, ты действительно недооцениваешь меня, Хонджун. То, что я не постоянно поддаюсь своим эмоциям, не означает, что у меня нет целей. Я… — Я не цель, Сонхва! Я не грёбаная цель, я человек! Убирайся с моего пути. Альфа начал плакать, сердито и тихо про себя. У него были проблемы с произнесением слов, и Сонхва мог сказать, что тот не хочет, чтобы он видел состояние, в которое тот впал. — Хонджун… Альфа уже вышел за дверь и захлопнул ее за собой. ------------------ — Хён злится? — спросил Минги. Он растянулся на диване, балансируя открытой книгой на коленях, когда Сонхва подошел, присев на край дивана, место, которое Минги оставил рядом с собой. — Да. — Почему? Сонхва хотел бы, чтобы он знал хороший способ рассказать все в нескольких словах, потому что растущее разочарование Хонджуна было глубже, не ограничивался только сегодняшним вечером. — Это… трудно объяснить. Полагаю, если говорить простыми словами, ему не нравятся эффекты, которые оказывает мое лекарство. Минги сел, обняв руками талию Сонхва сзади. Он подождал несколько секунд, пока Сонхва продолжит ход мыслей. Он не мог заставить себя сказать что-то еще, что заставило альфу подтолкнуть его. — Это как? Сонхва вздохнул. — Ему не нравится, что мне становится труднее оценивать вещи. — О? — казалось, Минги казался ещё больше растерялся. — Он заставил меня примерить одежду, над которой он работал, и я не смог дать ему ту реакцию, которую он хотел. Я не сделал это намеренно. Я бы с радостью отреагировал любым способом, который сделал бы его счастливым, если бы я знал, как именно. Минги фыркнул. — Хён…. Ты действительно не слышишь себя, не так ли? Ты говоришь как научно-фантастический андроид или что-то в этом роде. — Он перефразировал ему его слова, приняв ровный механический тон: — Я с радостью отреагирую так, как пожелает хозяин. Введите инструкции. Сонхва нахмурился. — К тому же… зачем он заставил тебя их примерить? Он сказал, что они для шоу? Или они были для тебя? Сонхва отчетливо помнил, как альфа объяснял, как одежда будет подчеркивать линию его тела, что теперь, когда он вспомнил об этом, было интересно. — Я… на самом деле не уверен. — Хён, это важная деталь, чтобы понять, прежде чем позволить Альфе вылететь из твоей комнаты. — Ага. Ты не ошибаешься, Минги-а, — сказал он, играя с пальцами альфы, сцепленными на его животе. — Почему он не сказал мне с самого начала, что не хочет, чтобы я это принял? Или просто не должен был выбирать меня вообще. Минги ткнулся носом и понюхал его, Сонхва наклонился навстречу к нежному жесту. — Возможно, ему было все равно поначалу. Но что-то изменилось. Все будет хорошо. Он успокоится, и ты можешь попробовать еще раз, посмотреть, сможешь ли придумать что-нибудь, чтобы загладить свою вину. Ты хорош в этом. Но они оба подпрыгнули от звука хлопнувшей двери в задней части дома. Последовал далекий шорох закрывающейся двери гаража, дав понять, что альфа вышел через дверь, ведущую в гараж, и уходит из дома, хотя вернулся домой совсем недавно и было уже одиннадцать вечера. Да, у альфы были ненормированные часы, но обычно он не приходил домой только для того, чтобы сразу уйти. Во всем виноват Сонхва. Он знал, что должен чувствовать себя плохо из-за ссоры. Он действительно должен чувствовать вину, должен чувствовать глубокую, глубокую боль из-за того, что только что сказал Хонджун. Но все, что у него было — это некоторые черновые идеи того, что он мог бы сделать, чтобы исправить ситуацию, вернуть ее в нужное русло и сохранить гармонию в доме. Впервые в жизни его по-настоящему поразило, какой освобождающей роскошью было не чувствовать ничего, и какое несправедливое преимущество это давало ему над стаей.