Ложь – это правда под другим углом

Лучше говорить истину, которая причиняет боль и затем исцеляет, чем ложь, которая успокаивает и затем убивает. Это смешно. Это… просто… вызывает ухмылку? Да… это забавно. Как он врёт. Мне… мне смешно. Он… это — и угрожает мне? Этот клоун утверждает, что все слова в разоблачении просто ложь?       Я сижу перед монитором сейчас и не знаю, зачем вообще смотрю этот детектор лжи с Жожо и Некоглаем. Просто интересно, что он про меня скажет. Если скажет. Да, говорит. И не врёт — молодец. Хочет физической расправы. Он её заслуживает. Заслуживает убить меня.       Я закрыл вкладку, когда услышал, как к моей комнате приближается Даша и как она смеётся, говоря что-то. Не хочу ей показывать. Показывать, что я ещё не отпустил это. Не хочу, чтобы она волновалась. Юечка зашла с известием, что мы уезжаем, и я только рад тому, чтобы развеяться. Хочу стереть эту грязь. И по правде… я боюсь. Я боюсь его. Он всё также хочет найти меня, и принести вред мне и моей семье. Он ненормален. Я даже иногда сомневаюсь насчёт того, понимает ли он то, что несёт. Стыдно за этого человека: никто его не обсуждает, но он не прекращает говорить об этом: что его все срут, что он не сделал ничего плохого. Не накручивал. Но угрожал расплатой. Расплатой мне. Хватит!       Я беру с собой всего лишь один единственный портфель. Мне особо и не нужны вещи. Так, пару футболок, кажется. Ладно, не буду врать: два чемодана моих. Не люблю ложь. Как будто я — это Некоглай. Это он врёт. Хотя признаю: врет хорошо. Своим ЦА. Загадка: кто рубит бабки на целевой аудитории? Правильно. Некоглай.       Я перемещаюсь в другой город в состоянии сна. Мне жарко, сейчас лето. И даже в полудрёме не прекращаю думать, что может сделать этот человек, когда мы столкнёмся. Я знаю, что мне будет плохо. Хотелось бы услышать, что он в тюрьме, или в психушке. Или вообще повесился. Было бы неплохо. Человек тогда только говорит правду, когда он мёртв. Ведь трупы не умеют лгать.       Новая обстановка и местность мне нравится. Солнышко по-прежнему тёплое, и ласкает мои волосы. Хотелось бы побыть тут подольше. Я ем вредную еду, забавляюсь с Дашей. Нам весело, я живой. Но когда случится то, что должно? Как долго пройдёт времени, прежде чем он до меня достучится? Дотронется. Клоун. Он утверждал, что не трогал никого физически. Естественно нет, ведь у него много денег, чтобы призывать посыльного. Думаю, мне будет очень больно. Может, я буду первым, кого он убьёт? Может, буду, а может, и нет. Некоглай просто трус. Ничего не может сам. Его даже не жалко: лишился денег, родителей. Ему неважно мнение большинства, но он говорит, что ненавидит меня. Я ведь ему жизнь сломал. Это было сделано не с этой целью. Я не хотел, чтобы он страдал или его ненавидели. Чтобы это выросло в то, что выросло. Чтобы дошло почти что до убийства. Я ведь просто пытался раскрыть людям глаза, не было взаимной ненависти. Но он сам начал это. Во мне всё ещё копошатся черви, которые требуют сделать второе разоблачение, чтобы его раздавить. Но я боюсь. Даже упомянуть. Да и к чему это приведёт, если все говорят, что я на нем нажираюсь? Никто не поймёт, что я хочу донести правду или защититься. Никто не знает, каково это: жить в вечном страхе. Это как испытание. Я не бываю в клубах, Даша говорит, что у меня мания. Но мне кажется, что его загребущие руки всегда где-то у меня за спиной. Меня от этого бросает в холодный пот.       После приезда обратно я первым делом отписываюсь. Хочу провести стрим, но вижу, что эта мразь снова запустила поток в моё время. Он издевается? Точно следит за каждым моим действием и каналом. Знаю: это всё бред. Но вдруг так оно и есть? Он же псих. И он пересылал мне рейды, надо это учесть. Бесит. Пугает. Что это был за жест, недели две назад? К чему только? Я люблю думать о том, что когда-нибудь его упекут. Было бы неплохо даже за моё убийство.       Если честно, мысль об этом не даёт мне уснуть. Я представляю, как прихожу в клуб и встречаю его. Он хватает меня за руку, тащит в машину и убивает. Спасают ситуацию очевидцы: рассказывают, что видели, как он меня тащил. Это мне только на руку. Его посадят. Глядя на красивое лицо своей жены, я чувствую себя виноватым: Рома Мокривский никак не отпустит Некоглая. Это моя одержимость, моя зависимость. Мания. Я одержим идеей его зарыть.       Даша не шевелится, когда я встаю. У меня в голове есть некоторые идеи насчёт него и мести. Его мести. Нужно лишь сделать наживку. Да, я веду себя как ребёнок, но я не хочу проиграть. Я хочу, чтоб Лебедев сыграл в мою игру. Снова устрою цирк: запишу кружок, где буду говорить о том, куда я иду.       Странно, но сколько бы я в том клубе не стоял: наживка не работает. Возможно, я заблуждался и клоун не смотрит мой тгк? Или ему похуй давно? Но как-же обещание над физической расправой? Где оно? Наверное, ещё рано.       Нет, уже слишком поздно, и я прихожу домой в 04:40. Даша почему-то не спит. Она ругает и бьёт меня. Она утверждает, что я в последнее время выгляжу странно. Как в феврале. Ну да, я был озабочен, охвачен тем, чтобы вывести из себя Некоглая. Почему Даша вечно так остро реагирует? Может, ревнует, что я занят этим разоблачением? Но Некоглай будто моя жизнь, мой проект. Я готов даже пожертвовать собой, чтобы разрушить его. Почему же у меня не получилось?       Спустя неделю я всё ещё думаю. Даша уже не сердилась, она была даже рада тому, что я перестал шугаться клубов. Вот в один из таких она меня и потащила. Закрытый клуб для друзей и элиты. Диванчики VIP. Вот там то я его и вижу. Он ржёт, и постоянно шутит свои дурацкие шутки. Не понимаю, как можно пить столько алкоголя? Коля не смотрит на нас, он вообще не поднимает головы. Наверное, Юечка его не заметила, потому что если бы это было бы так, я бы обязательно уже был бы дома, подальше от него. Он мой враг.       Чистый алкоголь тяжело пить, и для того, чтобы хотя-бы на немного уменьшить свои страдания, я закусываю пальцы. Хоть клоун и не смотрел на меня, я смотрел на него. Возможно это и было неприлично, но я не отрывал взгляда. Мне было неприятно его присутствие. Он же хочет убить меня. Или избить. Что?       Ребята, а вам не кажется, что градус повысился? Просто он теперь смотрит на меня. А я на него. Мы оба выглядим одержимыми и странными. Меня тешит то, что Некоглай меня ненавидит, я добился своего. Шот, мохито, вино и водка: да я завтра точно облююсь.       Дашу куда-то позвали её новые друзья, она считай что бросила меня на произвол судьбы, оставляя на виду у этого клоуна. Знаю, чего он хочет. В его глазах жажда убивать, месть и ненависть. Он считает, что это шанс. Когда Некоглай хватает меня за руку, я даже не думаю сопротивляться. Где-то рядом с туалетом, в тёмном месте, он больше не контролировал себя по отношению ко мне: хватал за шею, сжимал пальцами, душил. Я тоже не мог контролировать себя по отношению к нему. Вернее, свои глаза. Вот в этом то и был мой просёк. Внутри них клоун и увидел победу. Я упивался ей, я хотел умереть, чтобы его наказали. Хотел, чтобы алкоголь не дал ему остановиться и предотвратить ужасную ошибку, которая сломает жизнь. Но я просчитался и переоценил свои возможности. Он выпустил меня, оставляя стоять на полу и кашлять.       Но затем меня схватили за рукав, и внутри возникла надежда, что он убьёт меня у себя в машине. Может, у него там был пистолет или ещё что-то? Но Некоглай не сделал ничего из того, чего я ожидал от него: ни удара, ни слова, ни единого действия в негативном умысле. Меня это насторожило: почему он повёл себя так? И куда он везёт меня?       Это была его квартира. И там то уже Коля выпустил всю ту злость, что, кажется, столько времени внутри него копилась. Он толкнул меня на пол, схватил за шею и начал душить до хрипа, орать, что я разрушил его жизнь, что ненавидит меня. Он бил меня в лицо руками, давал мне пощёчины в обе щеки. Я не говорил ничего, наслаждаясь этим процессом: процессом выявления его настоящего лица. Он показывал себя, не ту маску «милого и хорошего парня», а настоящего себя: клоуна, лицемерного, паршивого, лживого. Хотя сейчас он говорил чистую правду. Говорил, разбивая мне всё лицо, все мои внутренние органы. Хотя в лицо приходили лишь смачные пощёчины, отчего оно горело. Основное внимание этой мрази было сосредоточено на словах: он визжал, кричал о том, какая же я тварь. Я то — и тварь? Я — Рома Мокривский. И всё, что я говорю — чистейшая правда. И с каждым новым ударом он всё больше начинает проигрывать, потому что когда я умру — а я на это серьёзно надеюсь, — шансов выглядеть в лицах людей хорошим у него не останется. А знаете, почему? Потому что убийство даже фанаты не простят.       Я знаю, что действую глупо, и радикально. Но это единственный способ, чтобы сломать этого ублюдка. Выпотрошить, очернить его имя с помощью собственной кончины. Я знаю — это, блять, пиздец какой-то, но это решающий момент. Да. Давай же. Бей. Почему… почему ты остановилась, ебаная мразь? Неужто не хочешь проиграть? Неужели ты не такой уж тупой? Неужели… я что-то не досчитал? Поднимайся! — кричит он мне и кривит свою мерзкую рожу. Он шатается и слишком пьяный. Он хочет выгнать меня. Его омбре грязное, оно нависает Некоглаю на лицо, и я не могу увидеть его глаза. Сосчитать выражение. Что он чувствует, что собирается сделать? Если Коля сейчас возьмёт и выгонет меня — всё это будет зря.       Рывок — и он снова падает. А затем тыльной стороной ладони бьёт по моему лицу с такой силой, что мой разум темнеет и я перестаю что-то соображать. Кажется, из моего носа хлещет кровь, но возможно, что только кажется. Я ведь уже ничего не вижу и не чувствую.       Просыпаюсь я там же. На полу. Клоун сидит у стола ко мне спиной, и на миг мне становится страшно. Я представляю, что я мог бы и не проснуться. Поднимаюсь, хотя это и очень тяжело сделать. Он сидит, не шевелясь, даже тогда, когда я отчётливо, буквально чуть ли не падаю, придерживаясь за шкаф. Что-то падает на пол, но мне всё равно. Я ухмыляюсь. Мне больше не страшно, и я вновь начинаю свой парт, ожидаю его реакции.       А он быстро вышел из себя. Тёмные глаза сверкают от злости, боли и ярости настолько, что я чувствую: в этот раз мне не спастись. Некоглай тянет меня за руку к дивану и сверху валится, отчего я ощущаю, насколько же он тяжёлый. Мне больно, я хриплю под ним, вцепившись в шею ногтями. И только потом я понимаю, что, уткнувшись в моё плечо — он плачет. Мне не жалко его: он неприятный, и мерзкий, и мне не нравится то, что он пускает сопли на мою одежду. Это отвратно. Я чувствую лишь то, что и до этого: ненависть, неприязнь, отвращение. Пытаясь оттолкнуть, я знаю: это будет тяжело, ведь и он тоже нелёгкий.       Но он сам сделал это. Сам поднялся и сам вцепился глазами в моё лицо, снова давая пощёчину. Давай бей! — без слов, глазами говорю я, потому что действительно хочу этого: хочу сдохнуть, принося ему миллион проблем, что нельзя будет разгрести. Он никогда не сможет избежать этих проблем. Такая мразь, как Коля Лебедев, заслуживает сидеть в тюрьме обосранный, избитый и измученный тем, что он сделал. Я знаю, что он не будет винить себя за то, что здесь сделал. Он будет винить себя из-за того, что не скрыл моё тело. Не подчистил улики, камеры, не убрал всех очевидцев. Я знаю, что он забудет. Ведь делает всё на эмоциях. Не заметили? Некоглай так резко реагирует на меня. Моё имя он даже всуе не упоминает, но когда кто-то ему припоминает о разоблачении и накрутке: говорит с такой злобой и столько много, что я уже начинаю сомневаться. Ты ненавидишь Рому Мокривского? Да.       Его пальцы вновь оказались на моей шее. Но заместо того, чтобы змеёй вцепиться и стать удавкой на моём горле, он поднял меня за воротник кофты и грубо встряхнул, устанавливая зрительный контакт. Я плюнул ему в лицо: но Коля даже не шелохнулся и не изменился в лице. Единственное, что клоун сделал: это утёр ебало рукавом, а затем начал разглядывать с таким упорством, словно пытался вычитать то, что я сделаю в следующий момент. Будто он пытался предугадать, какой ход я совершу, дабы меня переиграть. И кажется, что я понял. Нет. Он точно задумал сделать это. Точно захотел унизить меня, ведь что может быть хуже, чем язык твоего врага в своей глотке? И Некоглай знал это.       Выбивая всю дурь этим поцелуем, этим мерзким, грязным всасыванием вместе со своим отвратительным языком, он сделал самое мерзкое, что только мог сделать: опозорил меня. Но я знал, как обернуть это, чтобы опозорить его.       Ещё больнее вцепившись в шею, я начал падать, утягивая за собой этого лживого человека, скручиваясь своим собственным языком с языком этого урода, вызывая и у него чувства чего-то слишком неприятного. Это словно ты лизнул горькую таблетку, не используя воды. Как сожрал глину, или мыло, всё что угодно, на вкус что мерзко и противно. Грязь, грязь, грязь!       Он не закрывает глаза, чтобы следить, ведь чувствует во мне опасность. Кусая, карябает ногтями спину: мне больно. Больно так, что кричать хочется. Но я молчу: ведь не могу сказать хоть слово чисто физически. Он ведь целует меня. Пуская руки ниже, оставляя следы и стискивая мою талию так, что оставляет синяки. Но самое страшное, странное и ужасное, это то — что мне… Нравится. И это просто пиздец. Пуская внутрь себя эту чернь в лице клоуна, после я понял, что стал одержим всем этим. Стал мазохистом из-за него.       Жаль, что он это видит, ведь начинает использовать против меня. Жаль, что не удаётся сдержать хриплого рычания и стона, когда Лебедев давит всеми многочисленными для этого способами. Бьёт, бьёт, бьёт и заставляет меня почувствовать все самые негативные ощущения. Никакой нежности, никакой аккуратности, лишь желание причинить мне боль. Приятную боль. Разводя мои ноги, явно хочет сделать всё самое грязное и плохое, что может быть: изнасиловать. Но я не хочу останавливать. Я хочу нанести ему вред. Хочу, чтобы всё это произошло жестоко и резко. Но…       Зачем он замирает и так внимательно разглядывает каждую эмоцию на моём лице? Почему его рожа не показывает того, чего я жду от него? Почему не показывает, как ненавидит, если действительно чувствует это? Нахуй… Так осторожно, так здорόво и спокойно растягивать меня, слюнями, и пальцами, и ровными толчками настолько долго, что я перестаю чувствовать только боль?! Возбуждение: то, чего не должны чувствовать враги. Чего не должно быть между врагами.       Но теперь он заменяет пальцы, и вот тогда я вновь ощущаю это притягательное приятное, до ужаса приятное — боль. С каждым рывком я чувствую её. С каждым изгибом я всё больше убеждаюсь в нашей позиции: он — садист, я — мазохист. Коля создаёт эту боль, я её терплю. Я её чувствую, чувствую этот жар в себе. Какой стыд. Стыдно что он — во мне. Некоглай действует медленно, он тянет время. Он тянет меня на себя, и настолько сильно впивается зубами в шею, что я начинаю визжать. Ещё, он кусает больше, и эти укусы не во что ни идут с тем, что я чувствую из-за них. Прижимая клоуна к себе, я даю понять, что совсем ненормален. Ведь хочу больше синяков, хочу сдохнуть. Ненавижу сейчас себя за это, за это ебаное откровение и открытие, но…       Я ведусь. Ведусь на отвратительную боль от ударов, толчков и укусов, когда Коля вновь приподнимает меня над собой и как пиранья зубцами выплёскивает мерзкую кровь. А затем бросает на кровать, бьёт коленом в живот. Мне больно, в глазах темнеет, и я вновь ощущаю его язык у себя во рту, но кажется, что там новое дополнение — кровь. С какой, блять, силой этот тощий, хилый дрищ меня бил? Эта сплюснутая собачка умеет? Сколько же эта тварь скрывает в себе?       Не помню, кончил ли я, если чувствал от этого акта столько больного удовольствия, но этот ублюдок точно замарал мне всё лицо. Что вы хотите от лживого мудака и мрази? Вот именно, что ни-че-го. Я всё знаю, всё про него. Я столько месяцев изучал его. И один факт из этих будет вам интересен. Видите ли, у Коли Лебедева биполярное расстройство личности. Я сделал такие выводы, сопоставив тот факт, что он говорил по отношению ко мне. Для этого я замолчал. Не упоминая его больше в соцсетях, кроме одной шутки про ЦА, я смотрел его реакцию на слова про себя.       Сначала он сказал, что не против был бы вызвать меня на ринг, ну, вы знаете. Затем, по возвращению, Некоглай утверждал, что все мы извинимся перед ним, а в конце сказал, что не против был бы поговорить со мной и снять тикток. Глупо, не правда ли? После одного доната, не знаю конкретно сколько времени спустя, клоун утверждал, что «они поговорят и всё будет нормально».       В итоге снова всё вернулось на круги своя. Расплата, ненависть, физическая сила, угрозы. Вы можете сказать мне, что его мнение по отношению ко мне менялось в зависимости со словами аудитории, но на самом деле единственное, что из всего можно вынести, это то, что у него БАР. Аудитория была абсолютно такая же, и популярность его спала не из-за меня, нет. Да её и не было, ну, на Твиче, как бы яро тот не утверждал, что это не так. Он же лжет — не видно разве? Ну так вот: ни его аудитория, ни я не могли изменить его отношение ко мне. Поэтому вывод напрашивается очевидный: Некоглай больной человек.       Сначала он шутит, там, ночью, в клубе. Потом он меня душит и вырубает. Затем плачет, насилует, а теперь спускает по лестнице, живого, хоть и с такими травмами и ранениями. Трус, даже не смог убить меня. Получается, сей процесс и моя жертва была зря? Но ничего, я всё это повторю ещё раз, ведь я знаю, где находится адрес его квартиры. На всякий случай я сохраняю маршрут. А потом вызываю такси и отправляюсь домой.       Юечка начинает на меня орать. Я молчу. Я её понимаю. И она тоже всё понимает, кидается куда-то, а когда сует мне в руки какие-то упаковки и мази, судя по одной такой ясно: она знает.       Но я не говорю с ней об этом. Она будет волноваться, мы пойдём в участок, расскажем всё, но… а где доказательства, что это сделал Коля? Есть ли у него камеры? Вдруг он подкупит полицию? Нет, я не сказал ничего, да и у меня нету цели получать жалость от всех за это. Я хочу умереть, и угандошить его и его жизнь из-за этого. Ведь если Мокрицу убьют — на кого падёт подозрение? Верно. На Некоглая. Я знаю, где ты живёшь, Коля.       Я не хотел тянуть, хотел увидеть те изменения, что произойдут с ним на следующий день. Жду, когда кто-то войдёт, шмыгаю в подъезд. Звоню в звонок, он открывает дверь, и я понимаю — это не то.       Ведь Некоглай бы не стал брать меня за руки, он просто бы захлопнул эту чёртову дверь. Не стал бы целовать мои руки, не стал бы плакать, уткнувшись в них, не извинялся бы.       Не удариться головой об стену помогла его подставленная к затылку ладонь, а в следующий миг я почувствовал: он, как собака, жалостно, виновато зализывает все укусы на моей изгрызанной шее, языком извиняется за все гематомы, нанесённые им же самим. Это противно, я не хочу этого: бью его по щеке, но вместо злобы и ненависти я вижу лишь красные глаза и слёзы, что не закончатся, кажется, никогда. Этот поток, какие чувства Коля чувствует внутри себя сейчас? Ему плохо, больно, неприятно?       Мне стыдно — это он говорит. А потом целует. Ближе, я больше не отталкиваю его, потому что хочу увидеть клоуна под другим углом. Хочу понять, к чему была вся эта ложь, и хочу услышать, зачем он всем врал. Зачем был этот обман? Перевернуть, разглядеть с разных сторон. Именно этого я хочу. Именно так. Хочу впитать и изучить эту нежность. Как он будет дарить её?       Теперь мы не лежим, он держит меня. Я бы хотел боли, но сегодня будет только так. Каждый толчок внутри слишком лёгкий. Слишком осторожный и равномерный. Слишком много извинений, поэтому и мне пора устроить свой детектор лжи.       Ты накручивал? — спрашиваю банально и тупо. Он даже не дёргается. Отвечает также банально: нет, за что снова от меня получает ебаную пощёчину и слова: говори правду! Это его злит. О да — теперь он плещет былой ненавистью.       Но только былой боли я не чувствую. Я вижу только то, как он наклонился, как волосы щекочут мою шею. И после я слышу: да. Но это не конец, Коль. Я ведь сейчас ещё вопросы спрошу, и трахая меня, ты не отвертишься, не прервёшься на стоны. Не позволю. Не сможешь ослабить силки. Ненавидишь меня? Нет. Хочешь меня убить? Нет. Любишь меня? Да. Да?.. Нет. Нет, нет, нет. Я так надеюсь, что он лжет. Но у меня нету специальных приспособлений, чтобы это проверить. Лишь тону в своих вздохах, когда чувствую движений больше. Видимо, он больше не хочет этого слышать, этих вопросов, бежит от них. Я не знаю, куда, и с какой целью он двигается, но это его спасает. Я больше не спрашиваю. Нету смысла, да и мне не хочется больше.       Закрывая глаза, я забываюсь и теряюсь в этой нежности. В этих чувствах и ощущениях. В нём столько эмоций ко мне: я впитываю их, впитываю всё до едина, не оставляя ничего. Давай. Потрать эти чувства и силы на меня. Давай. Умри. Потеряйся. Ступай по лезвию моего ножа.       Его поцелуи для меня это по прежнему мерзко, и слезы его не вызывают жалость, но теперь я более лучше понимаю, что с ним. Понимаю, что он болен намного больше, чем я думал.       Ненавижу, Некоглай слишком жуткий. Он странный для моего понимания. И когда он смотрит в мой взгляд, направленный на него, то снова считывает: видит, как сильно я его презираю. Это делает ему больно. Но ещё больше Лебедева убивает то, что я говорю ему: Я ненавижу тебя. Сдохни. Давай, убей меня. Ты же хочешь. Он кивает — да, он хочет. А потом стекает вниз, и горестно плачет. Собака. Собака, собака, собака, собака.       Я пнул его ногой, хотел разозлить. Но не стремился услышать слова, от него слова, что он этого заслужил. Ты простил меня? Нет, не простил. Я никогда не прощу угрозы мне и моей семье. Я никогда не прощу посылания ко мне людей, чтобы убить. Я никогда не прощу твоего вранья. Мне не нужны извинения от этого человека. Я слишком много знаю, я слишком много видел. Коле извиниться не получится. Некоглай это тот самый случай, где человек должен не просто извиниться, а признать свою вину. Потому что извинения — это не признание вины, это лишь раскаяние. А мне нужно признание вины.       Я ухожу сам. Мне похуй, что ему плохо. Похуй на то, что только что было между нами. Это всё неважно, мне легко это забыть. Напоследок я лишь бросаю слова о том, что он ссыкло и трус, так как он не убил меня. У нас там разные немного вещи. У Некоглая и Мокривского разные понимания вещей. Иные. И оба мы абсолютно раз-ны-е.       Мы отличаемся всем. Он врёт, я говорю правду. Но есть между нами одна единственная схожесть: мы ищем выгоду. Во всём. И если бы не боялись друг друга, то точно бы вытрясли из нашего конфликта все соки. Точно бы сделали огромный, мощнейший хайп, чтобы подзаработать деньги. Но. Он ненавидит меня, я ненавижу его. Всё правильно? Всё? Всё верно? Всё.       Я не говорю Даше, куда я хожу, но к нему я отправляюсь на следующий же день. Но никто мне не открывает. Я стучусь, но никакого результата. Так происходит и завтра, и только потом я догадываюсь заглянуть в его телеграмм. Там он пишет о том, что уезжает. На целую неделю. Так много? Так много будет проводить на свободе? От кого он бегает? От меня? Да, я понимаю, что слишком навязчив, но пойми, Коля, что так надо, так надо для исполнения моей мечты, моей мысли и желания: закопать тебя в могилу. Затопить тебя в реке. Затоптать тебя ногами. Он не поймёт, ведь для этого слишком тупой. Как свинка. Хрю-хрю. Но на поросячьем я не разговариваю, а значит: точно не поймёт. Жалко. Ну это и хорошо: будет меньше сомневаться и убьёт скорее.       Спустя неделю я не прихожу, слишком занят своими делами. Вновь вернулся на стримминг, вернул привычный образ жизни и каждый день стримлю на платформе. Интересно, а он смотрит? Следит, видит мои видео и посты? Нет, навряд-ли. Ему по-прежнему похуй, он по-прежнему меня ненавидит, и это по-прежнему какой-то тупой мыльный сериал на русских сорокалетних каналах. Всё это по-прежнему банально, глупо и смешно.       Мы настолько друг от друга далеко, что уже это бесит. Я не привык к нему, нет. Просто мне… я хочу вернуть себе свою жертву одержимости. Я — зависим. Я хочу этой дикой боли, этого отвращения и мерзости. И когда Некоглай далеко, этот канал, этот поток, он словно… словно закрывается. Меня будто в чем-то ограничивают. Будто мама запрещает резать ножницами игрушку. И Коля — это огромный белый мишка с чёрным носом и такого же цвета глазами, которого я подобрал на помойке, отмыл и пользуюсь, как хочу: режу, топчу, колочу. Жгу. И мне абсолютно плевать, что этот мишка больше меня в три, нет, четыре раза, и что при любой удобной возможности он меня прихлопнет. Я только этого и жду.       Прихожу, не звоню уже, а легонько стучу, и он сам открывает. И выглядит так, будто счастлив. Что, прости? Подожди. Ты рад мне? Но это глупо и бред, ты точно уверен в этом? Ты точно знаешь, что делаешь, ты в адекватном сейчас состоянии? Зачем ты тащишь меня вслед за собой?       У него горящие глаза, и это о многом мне говорит. Например о том, что у Коли хорошее настроение, и что никто меня не убьёт. Отбросит придирки, лишь прижмёт к себе и долго будет о чём-то говорить, что-то твердить и показывать, рассказывая, как ему было круто, там, в другом городе, месте и времени. А потом подомнет меня под себя и под мои шумные и нервные вздохи будет нежно-нежно касаться мягких щёк: что он делает? Почему я реагирую так?       Почему нету сил отбиваться, когда Коля начинает шумно дышать мне в шею, когда эти касания и эмоции становятся не негативными, а сладкими, абсолютно сладкими, стоит только ему заглушить нашу взаимную ненависть. Накрыть пеленой мне разум. Пациент с психологической болезнью согласен на лечение? Да нет, бред какой-то.       Он здоровый? Почему я вообще думаю об этом? Почему его тело так подходит моему телу? Почему мы так близко друг к другу, и почему я распаляюсь из-за него всё больше, и больше, и больше? Какого… Я же был просто-напросто им озабочен, и… когда я уже от его рук сдохну? Скажи, что это очередная шутка, Некоглай. Скажи это азбукой морзе, не пользуясь языком тела! Скажи, что сейчас задушишь меня, что сгниешь, что сядешь за решётку, получишь форму и наручники. Да, давай, скажи… Не давай мне влюбиться в твои изрезанные, истерзанные руки, ведь после этого я буду плакать над ними. Ведь это будет называться привязанностью. Я не хочу привязываться. Не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу! Не позволяй мне. Я вру, что мне это нравится, я лгу, я обманываю — пойми это! Это всё… ложь. Самая обычная и распространенная причина лжи есть желание обмануть не людей, а самих себя. Неужели… я лгу самому себе? Неужели я уже привязался к этому клоуну с кривым лицом и носом, если когда он начинает плакать, так, без причины: я начинаю плакать вместе с ним? Почему, зачем? Почему я… Не такой, каким должен быть. Где моя ненависть, почему я не слежу за ним, почему я не начеку?       Лишь бы не поверить. Мне нельзя ему верить, этим ярким словам и светлой улыбке. Нельзя, ведь Некоглай — больной человек с биполярным расстройством личности. Его состояние меняется каждый день, каждый час, каждую ебаную секунду: сейчас он может меня ударить. Убить. Пускай. Я заврался, а значит, что это я должен буду умереть.       Убей меня — я так и говорю. И меня просто до коликов в пальцах выводит это его жалкое «нет». Эта нежность, тепло, доброта — блять, мне слишком противно. Противно, что я хочу этого. Как заставить человека сказать правду? Разозлите его, в ярости у людей нет времени придумывать ложь. Получится ли, если снова попытаться?       И я попытался. Я попытался узнать, делал ли он всё это сейчас специально. Разозлить, заставить поднять на себя руку, но он лишь поменялся в лице. Стал подавленным, побледнел. Хах, он думал, что я оставил эту затею? Что я полюбил его? Я — Некоглая? Ха! Ха? И кто из нас двоих здесь врёт? Скажите, неужели только я? Неужели только Рома Мокривский — главный лжец СНГ и Твича? Только… я? Я — убийца? Я — клоун? Я заслуживаю сдохнуть, потому что я всем врал, и что это я разрушил жизнь другому человеку? Причём дважды.       Осенью холодно. Она больная и долгая. Я видел Колю последний раз, когда проснулся рядом с ним на следующий день. Он злился, был раздражён. Пришла эта стадия. Стадия, когда он готов и может убить меня.       Но мы не хотим этого. Мы оба подавлены. Мы сидим по разные стороны, не смотря друг на друга на том самом диване. Нас обоих расплющило. Мы два клоуна из цирка, что сидят и прогнивают в хрущевке. И Коля снова выталкивает меня за свою ебаную дверь, напоследок бросая своим ебаным, оплёванным голосом: — Давай не будем сталкиваться. Я не хочу причинять тебе боли. Снова.       Она захлопывается быстро, слишком быстро, чтобы я поставил свою ебаную руку, прищемив её до крови, и начал говорить ему в лицо, что мне похуй, что я никуда не уйду и хочу остаться, не обращая внимания на боль. Но Лебедев закрыл свою дверь, и теперь мне действительно больно, когда я сползаю по плоскости и горько плачу, нахуй, рыдая до спазма в голове и блевоты, я утыкаюсь в неё лицом и кричу от боли, от того, что эта ебаная хрень просто проклята и что нечестно то, что «они не могут, блять, быть в этом мире вместе», потому что ты ненавидишь меня, я ненавижу тебя, и это неправильно. Фальшиво, неверно, криво, неестественно, ненормально, нездорово, уродливо, искаженно, ошибочно, противоестественно, извращенно, запрещено, аморально… Что это… Неправда. Что это просто ложь и вранье.       Я прихожу к Юечке, утыкаюсь в её плечо, целую, мы занимаемся сексом, лежим вместе, обнимаемся, говорим на разные темы, смеёмся, улыбаемся: и я понимаю, что это не то. Мне с ней скучно. Нет любви, а сплошная скука. Говорят любовь сука — значит любовь лишь избавляет от скуки. Я не люблю её. Больше — нет. А любил ли вообще когда-нибудь?       Кого-нибудь тогда, когда начал жить для него. Чтобы его зацепить. Чтобы что-то доказать себе и ему, и всем им, что… Да ладно. Только ему. Я не ненавижу себя, но к себе я чувствую только ненависть. Лучше бы Некоглай убил бы меня давно. Тогда бы я умер, ненавидя его. С мыслями о том, как ненавижу его. С мыслями о том, что меня от него тошнит. Но теперь я могу умереть с чувством того, что бегу от всего этого: от любви, от боли, от Коли. От Даши, от жизни, от лжи, от правды и снова от боли. Что я бегу от самого себя…       Я стою перед зеркалом, убираю неопрятную светлую чёлку, смотрю в отражение: глаза пустые, больные и красные, а под ними мешки и весь я какой-то замызганный, пустой и серый, одна сплошная лепёшка из самых негативных эмоций, таких как: апатия, отсутствие чувств, безразличие. Вы можете сколько угодно твердить, якобы эти эмоции не негативные, но для меня они самые отвратительные.       Коля выглядит также, я наблюдаю за ним через экраны. Вообще мы с ним соотнесенные. Он несчастный и хлипкий, как кривая аппликация, я тоже такой же. Точно такой же. Его волосы грязные, он их аналогично не моет. Единственное, что Коля делает, это вызывает всех-всех на конфликты. Он постоянно кого-то обсирает, всем предъявляет и делает из себя жертву. Я знаю, что он врёт и хочет забыться в это искаженное враньё с головой, но он банально просто не может.       Я знаю, что он помнит. Знаю, что каждый день проверяет мои социальные сети. Но я замолк, я затих. Я ничего не пощу и тоже хочу забыть. У меня есть любимая, есть деньги, я могу двигаться дальше.       Только вот я сорвался. Сейчас, да. К концу ноября. Из-за какой-то ебаной песни, стоя у балкона, мучая снегом лицо: он слишком холодный. Из-за этой песни я просто банально начал рыдать: я заплакал. Мне стало дико больно, и плохо. Захотелось сдохнуть. Снова прийти в клуб и разозлить Колю. Дать ему себя задушить. Я хочу из-за него сдохнуть.       Хочу, чтобы у него всё было хорошо. Хочу его любить, хочу здоровых отношений, и не бояться боли и осуждения. Не страшиться и не шугаться за километр своей одержимости. Я хочу просто быть к нему ближе. Да. Накрутчик к разоблачителю. Разоблачитель к накрутчику. Я хочу поддаться ему и надеть наручники, чтобы его люди меня привели. Хочу жестоких ударов до крови от джокера. Умереть от рук своего врага. Умереть на глазах Некоглая. Правду видеть всегда больно, но необходимо. Я скажу вам правду: я сделал так, чтобы он меня возненавидел. Но я не объясню, зачем. Ведь я здесь самый большой лжец — вы мне верите? Разве вы мне поверите? Поэтому я просто это всё умолчу.       Открывая дисплей, я пишу: «я тебя люблю.» И это — основная точка невозврата. Я не вернусь туда, откуда начал. Я хочу начать всё сначала.       Наверное, это действует на него, как спусковой курок. Он читает, пишет в своём телеграмм канале, что ложится в психиатрическую клинику месяца на два-три, и я начинаю ждать.       Я успеваю подумать, запустить пару потоков, рассказать всё Юечке. Она не захотела меня бросать, сказала, что поможет, что будем ждать Колю вместе. Мы развелись, в этом браке уже не было никакого смысла с того времени, как я повяз во всём этом. Её реакция была для меня странной: она разве не должна меня бить и кричать? Но я ничего не спрашивал, понял, что это по детски и глупо. Я не хотел потерять её, ведь Даша была единственная, кто знал правду и поддерживал меня.       Только потом она ушла. Спустя почти три месяца. Где-то в конце февраля. Словно она почувствовала, что больше мне не нужна, что не понадобится. Мне не было плохо или больно, я не хотел плакать. За столько времени, проведённого вместе, я понял, что Даша слишком хороша для такого, как я. Для такого тупого, одержимого и чёрствого человека. Я понял, что я неблагодарный и мерзкий, я — весь сломан и неправилен. Я слишком отвратительный для этого мира.       Но теперь мне всё равно, когда я поднимаюсь по холодным ступеням больницы и вижу его. Теперь я хочу пожить для себя. Коля Лебедев весь худой и бледный. И только улыбка на его лице не меняется. Он просто спускается и смотрит на меня так, будто наконец-то с облегчением выдохнул. Смотрит так, будто обрёл возможность жить. Вернулся…       Он выставляет передо мной ладошки, я повторяю его движение, и мы стоим лыбимся там, перед порогом больницы, как идиоты. Он — Некоглай. И я — Рома Мокривский. И да, мы действительно самые большие лжецы и идиоты, которые столько времени скрывали правду друг от друга. Мы клоуны. Коля сжимает мои ладони в своих, они холодные. Но я знаю, что у меня тоже. Возможно, это противоестественно и аморально. Но мы одинаковы и мы похожи. Как можно не верить человеку? Даже если и видишь — врёт он, верь ему, то есть слушай и старайся понять, почему он врёт? Да… это забавно. Как он врёт. И мне смешно. Потому что я вру тоже.