Обряд

Я не кричал, когда меня отрезало от друзей. Я настолько испугался, что впал ступор и не мог даже пошевелиться. Ни одна мысль не посетила голову. Я даже не заметил, как с наклоненной свечи сорвались несколько капель парафина и, упав на кожу, застыли полупрозрачным слоем. Я очнулся лишь спустя несколько минут. За стенкой слышались разговоры. Но голоса доходили густые, шершавые. Я прильнул ухом к стене. Долго вслушивался, пытаясь разобрать хоть что-то… «Главное, что все в порядке, — подумал я. — Главное, что у ребят всё хорошо. Если говорят спокойно, значит, ничего не случилось. А если ничего не случилось, значит, и у меня всё хорошо. Ведь так?» — Габриэль, ты там как? — послышалось над ухом. Я отшатнулся от стены — не ожидал такого звука. — Хорошо. Теперь хорошо. — Ребята сказали, что пойдут, осмотрятся. — Тогда и я пойду, — без раздумий ответил я и, не попрощавшись, вошёл в комнату. Внутренне я готовился увидеть то, что было в предыдущих комнатах. Мрачные стены, картины, старую потрепанную мебель, толстый слой пыли и, конечно же, страх. Я не представлял, как выглядит страх, но ожидал увидеть именно его. Когда огонек свечи выхватил довольно большую кровать, покрытую толстым красным пледом, я удивился. Когда прошёл дальше и увидел комод на гнутых резных ножках — удивилися Когда рассмотрел тяжелый на вид, массивный трельяж, зеркала которого уходили высоко под потолок, — я снова удивился.Но больше всего я был удивлён тогда, когда в танцующем пламени свечи увидел стопку относительно современных журналов. «Наверное, организаторы забыли убрать. Ведь не может ведьмина спальня выглядеть так… так… так… — я долго не мог падобрать слово, — так современно, что ли». По сравнению с предыдущими комнатами эта, казалось, отстала от времени всего на какой-то десяток лет. Большинство старушек и в наше время доживают свой век на кроватях и мебели пятидесятилетней давности, а эта выглядит куда лучше. Да, кровать не самая новая, но комод вполне достоин и сейчас появиться на прилавках магазинов. Трельяж, конечно, староват, но может быть, он специально заточен под старину. Мода — вещь такая. Непостоянная, пугливая и любящая прошлое. Она часто берет начало из минувших поколений. Современники уже не помнят, так почему бы не использовать эскизы тех времен и не ломать себе голову. Не выдумывать что-то новое. Да и обои… О господи, здесь настоящие обои. Не дерево, потрескавшееся от старости и влаги. Не облупившаяся краска со следами насекомых, а настоящие более-менее современные обои. Однотонные, приятного нежного цвета мяты. На комоде стояли шкатулки, банка с карандашами, книги и несколько расчесок. Я поставил свечу на трельяж, и три свечи заиграли в отражении. Стало намного светлее, и этого света хватало почти на всю комнату. Небольшую, прямоугольную, с плотными жалюзи. Вот! Именно они дополняли и подчеркивали современность комнаты. Не кровать, не комод, не обои и даже не трельяж с журналами. А именно жалюзи. Горизонтальные, пластиковые. Обычно такие вешают в офисах, а в дома чаще всего берут узорные и вертикальные. Но, видимо, ведьма была не настолько богата, чтобы потратиться на достойные жалюзи. Я сделал пальцами щель в жалюзи, но за ними скрывалась тьма. Окна этой комнаты забиты досками. Плотно и, скорее всего, не одним рядом, так как солнечный свет не пробивался нигде. Ни в щелях, ни в углах. Я стал ходить по спальне, боясь притронуться к вещам. Я все больше рассматриваю, наклоняюсь, чтобы увидеть ближе, но не трогаю. Мне очень хочется открыть пару ящиков комода, выбрать себе журнал, быть может, даже развалиться на чужой кровати, и я знаю, что рано или поздно сделаю это, но пока боюсь. Или, если быть точнее, — стесняюсь. Настало время, когда я кончиком пальчика прикоснулся к расчёске на трельяже. Ничего не произошло. А что, собственно, должно было произойти? Расчёска как лежала, так и лежит. Когда я открыл ящик, то по дому прошел приглушенный звук пианино. Словно кто-то задел огромный камертон, звук которого еще долго резонировал по всем комнатам, отражался от стен и застревал в углах. Пламя свечи вздрогнуло, и стало как-то темнее и сумрачнее. Я насторожился и почувствовал, как волосы колышутся на затылке. Внутри нарастает тревога, но откуда она взялась — я не могу понять. Комната небольшая. Где искать, а главное — что именно? Я попытался вспомнить, какие предметы должны помочь выбраться из этого дома. Несколько предметов были изображены на картине. Но потом Вару нашел ту бумажку — и там совсем другое. Кажется, на картине была шкатулка, часы, расческа. И зеркальце, но его Зонтик уже нашёл. А на листочке, который вынули из часов, были нарисованы гребень, кулон и кубок. Я совершенно не знаю, что уже нашли ребята в других комнатах. Значит, искать придется всё. В целом даже по логике любой из этих предметов может оказаться в спальне. Я начал открывать ящики трельяжа. Шкатулки, шкатулки… бесконечные шкатулки, тюбики и баночки с мазями. В самом последнем ящике я заметил крем, который не раз видели на прилавках. Прищурившись, я разглядел срок годности — годен еще четыре месяца. Отвернув металлическую крышку, я присмотрелся к крему. По виду все в порядке. Такой же влажный, немного жирный. Такой же белый. Понюхали. Пахнет приятно. Окунув палец в крем, я еще раз поднес его к носу. Пахнет хорошо. Вначале немного, совсем каплю, я нанес на щеку и размазал. Крем приятно холодил лицо. Мне показалось мало, и я уже двумя пальцами зачерпнул крем и втёр в руки. Отложив баночку в сторону, я посмотрел на себя в зеркало. Отражения повторяли движения. Я взял свечу и заглянул под кровать. Пусто. Сантиметровый слой пыли, свалявшиеся комки шерсти и мертвые насекомые. Много насекомых: стрекозы, мухи, муравьи, тараканы, жуки. Словно совсем недавно здесь распылили дихлофос, а все трупы замели под кровать, где они и покоятся по сей день. Ничего, похожего на нужные вам предметы, здесь нет. Я осторожно дотронулся до кровати. Мягкая. Прощупал один край, надавливая руками, подошёл с другой стороны, всё потрогал — ничего. Видимо, придется снимать покрывало. Я откинул плотную ткань. Под ним увидел на удивление белую и чистую постель. Ни намека на ветхость. Будто ведьма до сих пор возвращается сюда поспать — и любит свежее белье. Я отодвинул одну подушку, затем другую. Под второй подушкой я заметил какой-то бугорок. Не зная, чего можно ожидать в квест-комнате, я с опаской взялся за край простыни и аккуратно потянул на себя. Под белоснежной простыней лежала шкатулка. Она отличалась от тех, что стояли на трельяже. Миниатюрная, искусно вырезанная из дерева. Я невольно залюбовались этой вещицей. Здорово, что мне удалось найти нужную вещь. И это не так много времени заняло. А что дальше? — Теперь нужно подождать, когда остальные закончат. Я почувствовал, что расслабляюь — впервые за все время пребывания в этом странном доме. Спустя минуту я лежал на кровати, раскинув руки в стороны. Матрас проседал под телом. Подушка приняла форму головы. На какое-то время мне показалось, что я уснул. Обстановка чужая и жутковатая, однако всё же располагает ко сну. Горит свеча, потрескивая каплями парафина. Темно, уютно. Да и запаха нет — такого, как в тех комнатах. В полудреме я до того расчесал щеку, что та начала гореть, словно её облили горячим парафином вперемешку с какой-то кислотой. Я почувствовал, как поры на лице расширяются. Я пытался сдержаться, но зуд только увеличивался. С каждой секундой он становился все сильнее и сильнее. Я подбежал к зеркалу чтобы посмотреть на себя. Но отражение мне улыбнулось и помахало головой, словно говоря: «Я тебе не покажу то, что ты хочешь увидеть». Я отшатнулся, задел стул и упал на спину. Я ударился головой, но эта боль никак не заглушила зуд, который расползался по телу, как зараза. Как лишайник. Как мох. Начала чесаться шея, затем руки. Особенно руки. Не в силах сдерживаться, я начал тереться руками о шершавый пол. Вроде бы полегчало… Но стоило мне остановиться как зуд начал нарастать с новой силой. Я почувствовал, как слезы полились из глаз. А после почувствовал, что под кожей кто-то сидит. И этот кто-то заставляет меня до крови стирать кожу рук. Она покраснела и распухла. Нежные ладони превратились в руки рабочего, который целый день без перчаток водил руками по неструганым доскам, загоняя толстые занозы под кожу. На несколько секунд я сдержал порыв и остановился. Руки начали дрожать, и единственным желанием было избавиться от этого ощущения. Но избавиться я мои, только начав снова и снова чесать руки. Мои ногти окрасились капельками крови. На коже оставались желобки от ногтей. Зуд поднялся от щеки к носу и перекинулся на левый глаз. Вначале тыльной стороной ладони, а после, невзирая на боль и боязнь причинить себе вред, я попытался залезть ногтями внутрь, лишь бы он перестал чесаться. Но чем больше чешешь, тем сильнее зудит. Тем сильнее хочется чесать. Сейчас я мечтаю засунуть свои пальцы в глаз и почесать его изнутри. Потому как кажется, что зуд засел именно там. Где-то в мозгу. С той стороны глаза. Я снял с себя футболку начал чесать бока. Затем спину и шею. Все тело чесалось, и я не знал, за что браться. Когда я в очередной раз пытался дотянуться до источника зуда в глазу, то сделал себе больно. Мне показалось, что я повредил глаз. Продолжая чесать лицо, руки, шею, тело, а теперь еще и ноги, я посмотрел в зеркало. В этот раз я увидел там не того странного парня, который отказывался мне что-либо показывать. Я увидел своё раскрасневшееся лицо. Увидел распухший глаз и кровавые следы от ногтей на щеках. Я приблизился к зеркалу пытаясь посмотрел всё ли в порядке с моим глазом. И в этот момент, когда я предельно внимательно смотрел на свой распухший глаз, который обливался слезами, я увидел, как он шевелится. Словно моё глазное яблоко кто-то толкает изнутри. Я не чувствовал боли, но страх тут же прошёлся по телу. Кто-то или что-то сидит у меня в мозгу, и это что-то пытается вылезти. Несмотря на то, что всё тело ныло от изнеможения, а кожа покрылась красными рубцами и прыщами, я вытянул лицо, словно хотя накрасить ресницы, раздвинул пальцами веки и попытался увидеть хоть что-то. И это что-то не заставило себя долго ждать. В ямочке между глазом и носом, где чаще всего скапливаются слезы, показалась черная точка. Она увеличивалась, пока не превратилась в тонкую палочку, больше напоминающую нить. Я завороженно смотрю в зеркало, на время забыв о том, что все тело зудит так, словно с меня сняли кожу. Словно исхлестали крапивой. Из желобка выскочила черная нить, и за ней тут же вылезла другая, такая же. А после появилась голова жука. Он выглянул, осмотрелся и протиснул дальше свое толстое тельце. Я по-прежнему не чувствовал боли. Я ощущал лишь самое глубокое отвращение к жуку, который каким-то образом забрался в вашу голову. А жучок тем временем выполз уже наполовину и неприятно щекотал лапками внутри глаза. Когда его лапки коснулись глазного яблока, веко машинально закрылось, придавив жучка. Он судорожно пытался освободиться, царапая веко и нежную кожу. Глаз тут же перестал чесаться. Словно и не было зуда. Словно я и не пытался дотянуться ногтями до другой стороны яблока. Это было похоже на нарыв, который вот уже три дня болит, пульсирует и дергает. Но стоит сделать отверстие и надавить, как боль покидает тело вместе с гноем. Глаз больше не чесался, однако тело продолжало требовать. Я словно опомнился и начал вновь раздирать тело. Вновь мои ногти впились в кожу. Левая рука превратилась в нечто жуткое. Кровь прорывалась через глубокие ссадины и капала на пол. Не помня себя, я царапал всё, до чего дотянутся руки. Когда я кинул взгляд на окровавленные руки, то заметил, что они покрываются мелкими черными точками. Они возникали на ладонях, на предплечье. Быть может, все тело покрылось этими точками, но я не видел. Точки начали увеличиваться, и я увидел, как прямо из меня, из кровавых ран, из-под кожи начали выползать насекомые. Жуки, мухи, комары, тараканы. Разрывая мелкие ранки, они протискивали свои тельца на белый свет и, расправив крылья, улетали. Некоторые падали на пол, так как их крылья были склеены кровью. Я закричал и начал давить насекомых. Но сколько бы я их ни убивал, из меня вылезали новые. Обе руки покрылись крошечными отверстиями, как гнездами. Словно кожа превратилась в пчелиные соты. Только вместо меда из отверстий лилась кровь. Они начали вылезать отовсюду. Из комода, из-под журналов, из ящиков. Они превратились в какую-то черную реку в этом тусклом свете. И эта река текла к центру комнаты, где насекомых уже собралось достаточно. Они сбивались в одну большую кучу, которая росла на глазах. В одну секунду все моё изувеченное и изуродованное тело перестало чесаться. Словно последнее насекомое только что покинуло свое гнездышко. Выбралось, оставив после себя крошечную ранку, и улетело. Но теперь вместо зуда пришла боль от царапин, от ушиба на голове и от глубоких ран на щеке и теле. Я со страхом вытянул перед собой руки, осматривая глубокие ссадины, наблюдая, как кровь скапливается и капает на пол. Насекомые продолжали стекаться в одно место — в центр комнаты. Жужжащая и двигающаяся куча стала уже выше колен. Комната наполнилась звуками насекомых, их хлопающими крыльями, маленькими жесткими лапками. Мне даже казалось, что они пищат. Пищат, как маленькие дети, брошенные матерью. Боясь подойти к черной куче, я отошёл к двери и прижался к стене. Я завороженно смотрел, как насекомые черными ручьями стекаются в нечто целостное. Когда куча достигла моего роста, то начала деформироваться. Из бесформенной движущейся груды насекомых стали образовываться руки, ноги и голова. Я трясся от страха, боясь даже пошевелиться. Как загипнотизированный смотрел на то, как куча превратилась в человека и сделала несколько шагов в моём направлении. — Остался последний этап, — сказал человек, созданный насекомыми. И голос его был соткан из множества ударов крыльями. Я не смог ответить. Я беспомощно кричал, плакал и задыхался, грудь вздымалась, как после бега. В голове не было ни одной мысли, кроме всепоглощающего чувства страха. Я забился в угол, надеясь, что это спасет меня. Я больше не чувствоваи боли в руках и ссадин на лице. Единственным моим желанием было поскорее убраться отсюда. — Время для чужой крови! — сказало существо. Скорее всего, из соседней комнаты уже давно доносится визг друга, но я услышал его только сейчас. Я обернулся, дёрнул ручку двери и увидел тьму. Увидел ночь, сотканную словно из чего-то физического. Чего-то осязаемого, как черная вата или пепел от бумаги. После я увидел существ, подобных тому, что появилось в моей комнате. Только эти существа были созданы не из насекомых, а из тьмы. Они окружили слабый огонек свечи зонтика и пытались его схватить. Я увидел своего друга, окруженного темными фигурами. Увидел их костлявые руки, которые сейчас схватят кричащего Зонтика. — Зонтик! Беги ко мне! Дай руку! Друг словно проснулся от крика и, бросив свой единственный источник света, помчался ко мне, но только он встал, как тут же рухнул на пол. Этим воспользовались тени и начали хватать его за одежду. Вырывали клочки волос и хлестали его по спине. Зонтик карабкался по полу, как альпинист на вертикальную гору. Я хотел помочь другу, но боялся двинуться. Я кричал и тянул руку в эту всепоглощающую тьму. Через секунду я почувствовал, как в в мою потную ладонь легла холодная рука друга. — Габри, помоги! — взмолился Зонтик. Я изо всех сил тянул друга. Упёрся ногами в косяк двери, чтобы тянуть сильнее. Но тени… уже схватили Зонтика за ноги. Они до крови раздирали кожу на его спине, вырывали клочья волос и сдирали куски кожи. Я вижу животный страх в глазах з Зонтики. Вижу и знаю, что я единственный шанс к спасению друга. Я даже не замечаю боли в своих руках. Зонтик дотянулся второй рукой и, как клещ, вцепился в мою окровавленную руку. Он хватал за раны, за глубокие ямки, где совсем недавно были насекомые. Но кровь… лилась по рукам, и он чувствовал, что его пальцы скользят. С каждой секундой они смещаются на миллиметр. Он перехватил, но пальцы все равно продолжали съезжать. — Держи меня! — прокричал он и взмыл в воздух. Тени схватили его. Зонтик держался за мою руку, но нечто темное тянуло его обратно. Я напряг все силы и, побагровев от натуги, продолжал тянуть друга за руку. Я закрыл глаза и начал кричать. Крик придавал сил. В одну секунду мне показалось, что тени отпустили Зонтика. Я по-прежнему сжимал руку друга, но рука его не реагировала. Я завалился на спину, так как тяжести больше не было. Я открыл глаза и увидел, что держу в руках безжизненную руку друга. Отрубленная дверью ровно по локоть, рука истекала кровью и в последний раз сжала пальцы. Обезумев от страха, я отбросил руку и повернулся спиной к запертой двери. Существо из насекомых нависало над мной. Жуки, мухи, сороконожки, мокрицы волнами двигались, и существо блестело на свету бесконечным множеством сверкающих панцирей. — Время пришло! Руки существа удлинились и схватили меня за ноги. Я взлетел в воздух, как пушинка. Болтался вверх ногами под потолком, однако не мог уже кричать. Тело болело. Я чувствовал, как по мне бегают сотни, тысячи, десятки тысяч ножек. Твердые панцири царапают окровавленные руки и кожу. С высоты комнаты я посмотрел вниз, увидев четкий круг с четырьмя отметинами, который также был сделан из жуков и тараканов. Линии круга блестели и двигались, как иллюзорная картинка в интернете. Существо снова деформировалось, растянуло моё тело в кругу, чтобы руками и ногами я касался этих самых точек. я продолжаю кричать, но насекомые начали забираться мне в рот. Я задыхаюсь, отплевываваюсь. Я чувствую, как панцири, усы и ножки хрустят на зубах. Насекомые обволокли меня. Они забрались в уши, глаза, нос. Они словно возвращались в свои норки в моей коже. Прятались, будто бы сейчас снова распылят дихлофос. Я пытаюсь кричать от боли, но насекомые плотно забили горло. Еще немного, и я бы задохнулся. Но в один миг все мошки, жуки, мокрицы, сороконожки, мухи, тараканы, блохи испарились. Я продолжаю лежать в кругу. Я тяжело дышу, изголодавшись по кислороду. И в этот миг что-то стряслось. Словно содрогнулся весь дом. Прошелся звук. Тяжелый и жирный звук. Как тогда, словно кто-то задел огромный камертон. Только в этот раз звук был глубже и тяжелее. Он растекался по дому, и от него дрожали стены. Мебель начала прыгать на месте. С комода и трельяжа посыпались расчёски и шкатулки. Стопка журналов съехала на пол. Кровать, как стиральная машина на отжиме, медленно скакала к центру комнаты. Еще чуть-чуть, и она раздавит меня. Но я не могу убежать. Я не могу двинуться. Когда всё прекратилось, а кровать замерла в сантиметре от моей головы, дверь отворилась, и на пороге появился тот самый администратор. Двумя часами раннее После того как администратор выполнил свою рутинную работу — страшным голосом рассказать жуткую историю про ведьму, про дом, про бла-бла-бла… заклятие и обряды, он со спокойно душой ушёл в крохотную комнату с мониторами. Развалившись на стуле, как на кресле, он закинул ноги на стол и полез в телефон. Он уже тысячу раз видел, как люди жались друг к другу в первой комнате. Как долго пытались из неё выбраться. Ведь не каждый будет совать клочок бумаги под огонь. У него, кстати, этих клочков еще штук триста за спиной лежит. На трех мониторах, поделенных на четыре части, были выведены изображения всех комнат в нескольких ракурсах. Когда посетители зажгли свечи, мониторы вспыхнули ярким светом, но камеры быстро сфокусировались и вновь показывали достойную картинку. Администратор не повёл и бровью. Новые мемы и посты были намного интереснее, чем то, что происходит на экране. Нашли свечи, зажгли, молодцы. Но он отлип от телефона, когда ребята из телевизора перешли в другую комнату. — Хм… что-то быстро. В тесную комнатку вошел Вова, тоже из персонала. Держа кружку горячего чая возле груди, он странно посмотрел на Саню, который уставился в мониторы, а затем спросил: — Чего там? — Ребята профессионалы. Сразу догадались бумажку над свечкой подержать. — Может, уже были у нас? — Не помню их. Как думаешь, за сколько пройдут? Вова вздернул плечи и прислонился к столу. — Ставлю на час или лучше на час двадцать. — А я ставлю до часа. Идёт? Вова подозрительно осмотрел вытянутую руку, но все-таки пожал и согласился. Теперь они вместе начали наблюдать за посетителями, которые шерстили круглую комнату. Парень с пышной шевелюрой забрался на плечи коротко стриженному и копался в часах. — Ну чего вы там копошитесь? — недовольно сказал Саня и махнул рукой, словно только что его любимая футбольная команда допустила оплошность. — На стене картина, там предметы. Зеркало вы уже нашли, кнопку тоже. Вова только посматривал на часы и хитро улыбался. — Ну наконец-то! — обрадовался Саня, когда ребята из монитора встали на кнопки и оказались поодиночке. Он смотрел за парнем с шевелюрой, который долго ходил по чердаку. — Часы. Часы рядом с пианино, — злился он. — Я сам их туда клал. Возьми их, возьми. Парень подошел к пианино. — Ну… ну! По всему дому прокатился густой звук пианино, и мониторы засеребрили снегом. — Какого?! — крикнул Саня и несколько раз ударил по технике. — Чего так? — Опять сервак, наверное, перезагружать надо будет. В прошлый раз помогло. — Может, они там чего натворили? — кивнул Вова на мониторы. — Как? Бред какой-то. Ладно, подождём. — Может, прервём? — Давай подождем, пока горит свеча. А потом подождем еще десять минут и пойдем. Не хочу проигрывать. Смотри, покажу кое-что… Спустя примерно сорок минут Вова сказал: — Уже мое время подошло. Надо бы сходит. — Ладно, пойдём, — недовольно ответил Саня и встал. Он был раздосадован и тем, что уже проиграл, и тем, что приходится прервать квест, и даже тем, что нужно тащиться в дом и делать лишнюю работу. Саня позвенел тяжелой связкой ключей и пропустил вперед Вову. Они прошли первую комнату со стойкой администратора, когда весь дом начал дрожать. Со стойки упали все листовки и ручки. Ребята схватились за стены, внимательно смотря на потолок, как бы чего не рухнуло. — Ни фига себе! — сказал Саня, когда дом перестал трястись. Он включил свет во всем доме и открыл дверь во вторую комнату, где со стен на них смотрели мрачные картины. В центре комнаты в луже крови лежал парень. Зеркало было разбито. На его ноге сияла огромная кровавая дыра. Вся спина была изорвана и изуродована. Сквозь рваную одежду проступала окровавленная плоть, словно его избили хлыстом. Клочки волос валялись по всей комнате. Они не сразу заметили, что у парня нет правой руки. Коротким обрубком он тянулся к двери, распластавшись на полу. Ребята переглянулись и по краю, по самой стенке, чтобы не наступить в кровь, хотя сделать это было почти невозможно, прошли до двери спальни. Когда они открыли дверь, на полу лежал второй парень. Его лицо было изувечено, будто он попал в аварию. Руки были покрытыми лопнувшими язвами. — Вам помочь? — испуганно спросил Саня и взглянул на Вову. Парень легко встал на ноги и отряхнул пыль с колен, что весьма удивило парней. Он двигался спокойно и уверенно. Словно не чувствовал боли от своих увечий. — Я справлюсь, — сказал он скрипучим голосом, похожим на лязг металла. — Вы… вы уверены? — ошалело спросил Вова. — Я только что словно заново родилась. От её противного голоса хотелось закрыть уши. — Лучше я себя еще не чувствовала. Уверенным шагом она прошла мимо парней, одарив их пустым и тусклым взглядом.