Трое: я и моя любовь

Арсений не верил, когда, придя домой, услышал приглушённые стоны, не верил, когда своими глазами увидел на кровати незнакомого мужчину, изгибающегося под Русланом, не верил, когда истинный схватил его за запястье и почти прорычал в лицо, чтобы он прекратил истерить. Все привычные установки в этот момент разрушились, как карточный домик, и мир начал медленно вращаться, сливая в одну серую массу постельное бельё в полоску, голого мужчину и чужие злые глаза. Арсений не понимал, по-детски искренне, как Руслан мог сейчас на него злиться, это ведь он ему изменил, это ведь он сломал всё, что они по кирпичикам пытались построить. Арсению недавно исполнилось двадцать, он только-только успел почувствовать жизнь, поверить безоговорочно одному единственному человеку и убедиться в том, что всё может быть хорошо. А теперь всё это разваливалось под аккомпанемент звучных стонов и последующего крика, и что делать с этим, Арсений решительно не знал. Туман в голове сместил желание раскричаться и расплакаться, и Арс просто смотрел теперь в бездушные глаза своего альфы, разрываясь между желанием ещё раз высказать ему всё или просто уйти. Руслан выглядел взвинченным и разозлённым, и в совокупности с его потным красным лицом и тяжёлым дыханием это выглядело почти смешно — истерически. — Что ты так смотришь? — выпалил альфа эмоционально, и Арсений многозначительно перевёл взгляд с него на мужчину, пытавшегося прикрыть наготу. Это не дешёвый ситком, чтобы посмеяться и пойти готовить ужин на троих. Это его жизнь, и она только что изменилась так кардинально, что Арсению страшно было даже представлять, как он будет выпутываться из всего этого дерьма. Мама всегда говорила, что встреча истинного — самое важное событие, которое может произойти с омегой. Он читал тысячу и одну слезливую историю о том, как люди находили друг друга, связываясь навсегда, и ни разу об этом не жалели. Арсений верил, что человеку, с которым тебя сводит судьба, можно доверить всё и без каких-либо раздумий. Поэтому он не волновался, когда Руслан предложил съехаться уже через три недели после знакомства или когда захватившая в самом начале эйфория заменилась вместо обещанных мелодрамами бабочек размеренной тишиной. Он доверял Руслану, когда тот задерживался на работе, когда лез руками под футболку с утра, даже если Арсений накануне напоминал, что пока не готов к такому; доверял даже когда тот предложил бросить учёбу и перейти на полное обеспечение, несмотря на острое желание всё-таки получить диплом. Это же альфа, предназначенный Арсению на всю оставшуюся жизнь, и он не мог хотеть ему зла по-настоящему, у Руслана ведь природой заложен один большой инстинкт — защищать. Разве могло это быть неправдой? Всё приобрело совершенно другую окраску, когда Арсений услышал в квартире звук чужого голоса. Железобетонная уверенность в будущем тут же разлетелась на кусочки без возможности собраться. Смотреть на Руслана не хотелось, как не хотелось находиться дома ещё хотя бы одну лишнюю минуту, и Арсений, совершенно не знающий, что ещё ему делать, вырвал запястье из крепкой хватки, надеясь, что там не останется синяка. Он сбежал. Дверь хлопнула так, будто должна была пойти трещинами, но Арсений не обернулся. Он, игнорируя лифт, пошёл к лестнице, но тут же почувствовал, как его плечо резко дёрнули назад, силой разворачивая, как тряпичную куклу. Руслан снова сжал его руку, теперь чуть выше локтя, и гаркнул так, что Арсению захотелось закрыть лицо и спрятаться: стать совсем маленьким и незаметным, чтобы никто не нашел его, и, следовательно, не смог обидеть. Он проглотил это желание, надеясь избежать очередной сцены, и посмотрел на Руслана так холодно, как только смог себя заставить. Но это не помогло, потому что пока Арсений молчал, надеясь справиться с эмоциями, Руслан распалялся: — Не веди себя как обиженная принцесска! У меня есть потребности, и это логично, что если их не удовлетворяешь ты, то это делает кто-то другой. В сердце неприятно кольнуло, и что-то очень похожее на страх сжало посильнее, чем Руслан Арсову руку, на которой в этот раз точно должны были остаться следы. — Прекрати концерт и возвращайся домой, когда остынешь, — сказал приказным тоном. Никакого чувства безопасности, никакого восторга суровый голос Руслана больше не вызывал. То, что до этого рождало приятное ощущение трепета от чужой мощи, теперь приносило лишь отвращение с желанием никогда больше этого человека не встречать — уйти подальше и прикинуться, что ничего не было: они не истинные, не пара, вообще не знакомы друг с другом, значит, и всей этой ситуации не могло быть. На то, чтобы успокоить себя, ушли все моральные силы, и Арсений, прекрасно понимая, к чему может привести этот диалог, тихо, но уверенно произнёс: — Хорошо, — с расстановкой. — Отпусти. Немая сцена продлилась ещё секунд двадцать, и Руслан, наконец перестав Арсения мучить, резко оттолкнул его, бросив напоследок злой взгляд. На холодной лестничной клетке стало ощущаться съедающее одиночество, и Арсений, полностью растерянный и запутавшийся, смог только бессильно облокотиться о перила, наблюдая за тем, как Руслан оставлял его позади и закрывал входную дверь. У Арсения не было никакого плана. В собственном доме его ждали сразу два чужих человека, и никаких запасных вариантов, куда можно было уйти, у него не было даже гипотетически. Зря он смеялся, когда Ида советовала ему всегда иметь свою голову и говорила, что, даже будучи замужней омегой, нужно иметь финансовую подушку безопасности, образование и свой отдельный дом. Тогда это казалось большой глупостью, потому что не было смысла прыгать сальто, когда всё и так хорошо. Теперь Арсений знал, что он идиот, чьи розовые очки насильно разбили о жестокую реальность. Он стоял так минут двадцать, копался в каше, в которую превратились мысли, и слушал внимательно, надеясь не пропустить открывание двери. А потом всё глубже и глубже тонул в ненависти, когда понял: Руслан не собирался выпроваживать любовника из их общей квартиры. Арсений всегда был вспыльчивым. Он часто делал что-то не подумав и привык давать волю эмоциям, не успевая толком в них разобраться. Но обычно хватало пяти минут, чтобы отпустить навязчивые идеи и успокоиться, а в этот раз с каждой секундой тишины он только разгорался сильней. Отчаяние — плохой советчик, но кроме него опираться Арсению было не на что. Поэтому он беспомощно простонал в пустоту, слушая, как от стен эхом отразились его чувства, и сел на верхнюю ступеньку лестницы, надеясь, что в ближайшие полчаса на Землю упадёт метеорит. В кармане зазвенел телефон, и Арсений, подавив инфантильное желание разбить его к хренам о стену, зашёл, чтобы прочитать сообщение. Он не был настроен на конструктивный диалог с кем бы то ни было, но телеграм приветливо подсвечивался голубо-белой иконкой и как будто шептал: «А у меня тут ничего страшного нет. Тут всё привычно и обыденно». В их общей беседе с Эдом и Антоном светилась фотография. Это был скриншот из какого-то сериала, на котором парочка голых парней оценивающе присматривались к третьему, а следом приписка от контакта уШастый: «Вот об этом мы тебе говорили! Ахах». В телеграм действительно было спокойно. Те же смайлики, опечатки в старых сообщениях, заполненные мемами вложения и эстетичная фотография на фоне. Глобально не изменилось ничего, и это чуть-чуть успокоило катастрофу, которая так и норовила сделать Арсения жертвой вселенского масштаба. Чтобы понять, о чём таком они ему говорили, Арсению потребовалось ещё секунд пять пялиться в телефон. Голова отказывалась подкидывать воспоминания, а думать ещё усерднее совершенно не хотелось. Не дождавшись окончания у Арсения мыслительного процесса, прилетело пояснение от пЭдика: «Мы так откровенно на его жопу не пялились в тот раз». Момент, когда Антон и Эд в шутку предлагали секс втроём в раздевалке перед парой по физкультуре, чётко встал перед глазами, и Арсений, вопреки своему тогдашнему возмущению, задумался. Через пару стенок от него человек, с которым он планировал разделить жизнь, прекрасно чувствовал себя с другим парнем, и от этого так больно было, что хотелось выть и кричать. А ещё мстить. Так сильно, как никогда никому не хотелось. Арсений легко был склонен к таким сильным и всепоглощающим чувствам как ненависть и ревность, и сейчас, когда они сливались в нём в одно, всё, чего ему хотелось, — это сделать Руслану хотя бы наполовину так же больно и заставить его пострадать. Насколько сильно его задел бы тот факт, что Арсений сделал с сразу двумя людьми то, на что с истинным не решался? Антон и Эд по понятным причинам Руслану не нравились. Они были олицетворением безнравственности и идиотизма для мужчины, консервативно настроенного ко всему новому, и любое упоминание двух встречающихся альф вызывало в нём отвращение. Для самого Арсения точно такой же безнравственностью и идиотизмом была измена, и если и был вариант преобразить желаемое чувство возмездия в действительность, то это был он. Не так давно Руслан ставил под сомнение возможность их дружбы, и если бы Арсений, как и с университетом, не решил отстоять своё в виде двух самых близких людей, сейчас было бы намного хуже понимать, что ничего устоявшего в жизни Арсения не осталось. Месть с ними могла бы сорвать Руслану любые тормоза, а именно этого сейчас сердечно хотелось раненому реальностью Арсению. Всё остальное как будто отключилось, как когда-то в юности после двух бутылок пива, когда до жути хотелось целоваться, как делали все остальные в кругу, но то обстоятельство, что поцелуй первый — сокровенный, особенный, останавливало. И можно бы поддаться, если чуть-чуть подзабить на мораль и просто принять собственные желания, но не хватало ещё одного пива для контрольной точки. В данной ситуации Арсению всего хватало. Поэтому он, думая не слишком долго, отправил ответ: «Если бы пялились, я бы согласился». Молчание не продлилось и пары секунд, потому что парни почти одновременно прислали своё уверенное: «Тогда пялились», и Арсений решился. Идея была плохая — каким-то шестым чувством на подкорке Арсений это понимал. Но он сидел на лестничной клетке, оставив дома все вещи, кроме пары тетрадок, влажных салфеток, ключей и телефона, и мог только раз за разом прокручивать перед глазами сцену того, как массивный мужчина подставлял зад под мокрый язык Руслана, а потом топил стон в подушке, в которую Арсений пускал слюни по ночам. Любые аргументы против терялись в этой ярчайшей картинке, и обида со злостью подсказывали, что это заслуживало любой подлости, на которую Арсений только был способен. Руслану тоже должно было быть плохо, чтобы он «прекратил истерики маленькой принцесски». Он должен был помучиться, узнать, что не только он имеет над Арсением власть, но и в обратную сторону это работает тоже. «Тогда окей, вы же дома?» — написал, надеясь, что подколы друзей были подколами не полностью, и с готовностью поднялся на ноги, собираясь вызывать такси. «Не шути так, голубоглазка, у нас же сердца слабые», — Антон, кажется, сомневался в реальности Арсового согласия, что, в целом, было неудивительно после всех его продиктованных Русланом разговоров о морали, но Арсений не собирался отступать, а яндекс обещал уже через шесть минут подъехать к его дому. «Без шуток, я правда могу приехать? Какой у вас подъезд?» — спросил Арсений, спускаясь по лестнице. «Четвёртый» — пришло крайнее сообщение от уШастика, и именно в этот момент всё показалось каким-то слишком серьёзным. Странна ли была такая стихийность для Арсения, привыкшего жить в пузыре традиционных ценностей? Определённо. Были ли у него силы обдумать это получше? Точно нет. В такси стало спокойнее и как будто теплее, несмотря на логично работающий в конце июня кондиционер, и Арсений расслабился, прикрывая глаза, потому что успокоить бушующие эмоции хотелось ужасно сильно. Они разрывали его на куски, разбивая даже залитый в землю фундамент, и, кроме как тяжесть, Арсений не мог испытывать больше ничего. В салоне играла попсовая американская песня, в какой-то момент прервавшаяся эфиром радиоведущих, и Арсений отвлекся, пытаясь сконцентрироваться на том, чтобы внимательно выслушать весь фоновый спор о необходимости образования с каким-то приглашённым исполнителем. А потом на радио начали зачитывать пришедшие в редакцию сообщения, и в момент, когда какой-то парень попросил поставить своей недавно обретённой истинной песню о любви, Арсений сухо попросил водителя выключить. Район, в котором жили Антон с Эдом, был знаком ему ещё с первого курса, когда они втроём только поступили в педагогический и, совсем зелёные, сплелись вместе по случайному стечению обстоятельств. Три года назад Арсений ещё не был знаком с Русланом, а эти двое ещё не встречались, шокируя весь поток, если не весь университет. Арсений точно знал, что если бы на посвящении эти два лба не нашли его сидящим в углу в одиночестве и не провели почему-то именно с ним весь вечер, он неизбежно стал бы фриком. Они нивелировали друг друга, потому что Антон и Эд на деле сами были странными, но быть такими втроём оказалось лучшим решением, чем по одиночке. Если Арсений и верил во что-то больше, чем в концепцию истинности, то это была их дружба, и именно поэтому на Русланово «Не стоит вам общаться» он ответил когда-то лаконичное и немного истеричное: «А я думаю, стоит!», и этим, как теперь получалось, спас себя. На выходе из такси водитель как-то сочувственно глянул Арсению вслед и тут же уехал, а он сам, оказавшись перед кирпичной высоткой, замер, как в первый раз. Уверенности поубавилось, и Арсений, чтобы не терять запал, тут же одёрнул себя — действовать надо было быстрее. Поймав подъездную дверь после выходящей из неё девушки, он поднялся на нужный этаж и постучал, потому что звонок в этой квартире не работал уже как два года. Открывший ему Антон приветливо улыбнулся и разинул было рот, чтобы что-то сказать, но Арсений, не собирающийся давать себе времени передумать, рванул через порог, утягивая за собой дверь, и врезался в чужие губы. Коленки подогнулись от неправильности всего происходящего и резко захотелось утопиться. Потому что это был Антон, с которым они рука об руку шли по этой тяжёлой жизни. Человек, который всегда Арсению помогал, к которому никогда не возникало мешающих неправильных чувств и который давно встречался с третьим звеном этой семейно-дружественной цепочки. Арсений не целовал, скорее кусался, и это с потрохами выдавало напряжение внутри него. Эда в коридоре пока видно не было. План в голове казался идеальным: бездумный секс, чтобы не успеть загнаться, исполненная месть и гордое возвращение с новостями для Руслана, который, наверняка, после такого в полной мере понял бы, какую херню натворил. О том, что Арсений и сам творил полнейшее безрассудство, он предпочитал не думать. Вот только тактика сломалась, когда Антон вместо того, чтобы поддержать гениальную мысль и облегчить груз, который Арсений успел на себя возложить, мягко и слегка удивлённо отстранил его от себя и отошёл на пару шагов, жестом предлагая пройти в гостиную. В ту же секунду, как поцелуй прервался, накатил стыд, несоизмеримый даже с чувством злости, только что казавшимся гигантским. У Арсения в голове тысячи мошек друг друга заживо начали съедать, нашёптывая о том, насколько он был ничтожен, а потом ко всему прочему добавился и тот факт, что Антон и Эд наверняка не ограничились бы в сексе с ним взаимной дрочкой или отсосом, а значит, Арсений только что мог сотворить огромную ошибку, о которой потом всю жизнь бы жалел. — Может, сначала поговорим? — осторожно спросил Антон. — Вы не на разговоры мне вообще-то намекали! — резче, чем следовало, возразили ему. На самом деле, именно такой реакции от Антона и следовало ожидать. Ослеплённый Арсений не подумал об этом в машине или подъезде, но ещё несколько часов назад он для Эда и Антона был лучшим другом с кучей уморительных нюансов, и они наверняка не думали, что его внезапный порыв секса втроём окажется реальным предложением, а не какой-то неочевидной шуткой. Арсений развернулся, чтобы уйти, потому что вся бравада как-то очень резко разбилась о разумное Антоново предложение разговора, и внезапно стало так безумно обидно за каждого, кого он ещё секунду назад собирался в это безумство втянуть, что помимо разбитого сердца, в Арсении поселилась ещё и вина. Иррационально задела она и Руслана, потому что как бы ужасно тот не поступил, Арсений собирался поступить с ним ещё хуже. Разговоры предполагали большую рефлексию, грозившую нанести непоправимый урон ментальному здоровью, и Арсений искренне этого боялся, потому что уже сейчас было слишком тяжело. Он схватился за ручку двери, уже предвидя неловкие разговоры вообще со всеми важными людьми в своей жизни, когда Антон одним мягким движением перехватил его за запястье. Неожиданно то ли от болезненности воспоминаний, то ли от того, что там всё-таки успели выступить синяки, Арсений ойкнул и дёрнулся. Добродушие и спокойствие Антона буквально через мгновение сменились мрачностью и подозрительностью, и он, с присущей ему в критических ситуациях серьёзностью, снова — но гораздо осторожнее — взял Арсения за руку и повёл на диван. — Рассказывай, — твёрдо сказал он, и мощь его голоса резко контрастировала с почти истеричными приказами Руслана. Арсению захотелось расплакаться, и он, поддаваясь мимолётному порыву, отвернулся, пряча мокрые глаза. Его подбородок тут же ловко поймали длинные пальцы, возвращая зрительный контакт, и Арсений перестал двигаться. Он Эду и Антону никогда ничего плохого про Руслана не рассказывал, потому что отношения — дело сугубо двоих, и их знание о нём, как о человеке, ограничивалось парой случайных встреч, обычно происходивших, когда Арсения нужно было забрать с общих гулянок. Но даже так и Антон, и Эд почему-то Руслана недолюбливали, и рассказывать им о том, что тот натворил, было отчего-то очень страшно. — Прости, — не выдержал он строгого взгляда, и Антон, резко смутившись, убрал обе руки себе на колени и прокашлялся, решая, что мог случайно перегнуть. Именно в этот момент в дверях появился полуголый Эд, который, судя по мокрым волосам, только что вышел из душа. Он, замечая из всей картины только приехавшего к ним Арсения, с широченной похабной улыбкой поправил на себе полотенце, поиграв бровями для настроения, и полушутливо спросил: — Готовы трахаться-с, сэр? Антон зыркнул на него, заставляя засомневаться в собственном рассудке, и тем же своим уверенным голосом предупредил: — Код красный. В их дружбе, как и в отношениях между этими двумя, такой сигнал означал необходимость срочного душевного разговора без всяких приколов и шуточек. Арсений это знал, и потому теперь боялся ещё больше. Желание выговориться он по инерции продолжал давить в себе острым чувством вины, и вся надежда была только на то, что Эд не сможет так быстро перестроиться на серьёзность и сломает эту напряжённую атмосферу между ними тремя. Вот только он, вопреки ошибочному мнению о своей безалаберности и глупости, быстро подсел на нужную волну и из его взгляда пропали любые намёки на игривость. Когда он приземлился на спинку дивана у Антона за спиной, на Арсения смотрели уже целых два внимательных взгляда. Единственное, на что надеялся Арсений, начиная рассказывать о сегодняшнем дне, — это не разреветься. Но на моменте истории с его возвращением домой голос предательски дрогнул, и дальше всё скатилось в одно сплошное проглатывание окончаний и шмыганий, которое никто не решался прервать. Антон на протяжении всего монолога молчал и смотрел с сочувствием. Он постоянно порывался коснуться чужой руки, чтобы как-то успокоить, но каждый раз зелёные глаза натыкались на едва проглядывающие розовые следы на запястье, и Антон одёргивал себя, чтобы не расстроить ещё сильней. Эд за спиной в противовес Антоновой мягкости выглядел зло, и, судя по расширявшимся с каждой новой подробностью зрачкам, злился он только на одного конкретного человека, которого даже не было здесь. Из них двоих больше сходства Арсений всегда видел у себя с Эдом, потому что он тоже больше агрессировал, чем пытался себе сопереживать, но реакции Антона на мир всегда поражали своей искренностью и честностью, а доброта, которую он воспитывал в себе заново после воронежских улиц, заставляла восхищаться. Если бы Арсения спросили, на кого из всех своих знакомых он хотел бы равняться, он без раздумий ответил, что на Антона. Но в данный конкретный момент это мешало ему, потому что когда на Эда смотреть было легко, взгляд в глаза Антона привозил с собой вагон и маленькую тележку стыда, как если бы тот был его совестью. — Ну и мудак, — несдержанно выпалил Эд, как только Арсений закончил. Антон согласно кивнул, подтверждая этот как будто неоспоримый факт. От осознания того, что они оба поддерживали его так искренне и безоговорочно, разреветься захотелось ещё сильнее, и Арсений почувствовал себя главным злодеем всей этой драмы, потому что даже не подумал, что парни могут быть на его стороне. Почему-то природа, диктующая альфам солидарность друг к другу, не подвергалась никаким сомнениям, и Антон с Эдом в голове Арсения должны были только пожать плечами и сказать «бывает» на всё его омежье нытьё. Ни их прогрессивность, ни разговоры о равенстве, ни наглядное отношение к омегам не помогли разуму простроить адекватную логическую цепочку, и это тоже было глупо, и тоже заставляло Арсения чувствовать себя обманутым дураком второй раз за день. Он неловко почесал нос, погружая комнату в неловкое молчание, и категорично решил, что ему давно уже пора уходить: он и так доставил ребятам слишком много проблем и вывалил переживания о том, что их совершенно не касалось. Арсений поднялся с дивана, сглатывая накопившуюся неловкость, и боязливо поднял на парней глаза. — Мне пора. Руслан сказал, чтобы я шёл домой, когда успокоюсь. Спасибо, что… послушали. Идти туда совершенно не хотелось, но и вариантов у Арсения было не так уж много. Ему надо было подумать обо всём ещё раз, уже на чистую голову, и он знал, что даже если выберет в итоге сломать окончательно свою надежду на счастливое будущее с истинным позже, сегодня ему стоило пойти домой, потому что больше идти было и некуда. — Ага, щас, и хлеба ему с маслом! — подскочил на ноги Эд, — Ты остаёшься тут. Антон, как и всегда, безапелляционно встал на сторону бойфренда, и они оба казались такими сильными и уверенными в этот момент, что Арсений на секунду забыл, в какой находился ситуации. Он знал, что дружит с двумя альфами, но в повседневной жизни Антон и Эд были свободными от стереотипов — и как будто от самой природы — шутниками, в которых напрочь размывались понятия разделения, а сейчас в них так ярко и неожиданно проглядывалась настоящая натура, что Арсений, растерявшись, забыл, что должен что-то им возразить. Последний раз он видел их обоих такими, когда они помогали пьяной омеге возле клуба добраться до такси, избежав нападок её не менее пьяного и непонятно откуда взявшегося бывшего. Природа Арсения упорно диктовала правила, по которым стоило просто подчиниться и кивнуть, но с Антоном и Эдом он спорил в своей жизни так часто и так яростно, что желание это затопила привычка. Он мотнул головой в неуверенном отказе и снова посмотрел на переглянувшихся друг с другом парней. — Мы сейчас перестелим бельё на кровати, чтобы ты мог лечь там, а потом разложим диван, — сказал Антон, решая за двоих, что сегодня они с Эдом будут спать в гостиной, — где тут что ты знаешь, можешь пока заварить всем чай. Взгляд Антона был понимающим и смиренным, и Арсений понимал: знает же его, как облупленного, не приказывает на самом деле, а просто ждёт, пока период вежливости пройдёт и им признаются в том, что на самом деле упёртому и скрытному омеге нужна помощь. — Ребят, не надо. Я сам разберусь. Зря я вообще к вам приехал… — возразил-таки Арсений, на самом деле надеясь и правда остаться у них. Он не готов ещё был решать что-то со своей жизнью самостоятельно, и неожиданно захотелось, чтобы решение приняли за него, хотя бы такое простое. — Не, не, не, — перебил Эд, — сегодня ты ночуешь здесь, а завтра я набиваю этому Руслану ебало. Решительность, с которой он это произнёс, говорила о том, что «Код красный» ещё действовал и никаких шуток тут в ближайшее время никто шутить не собирался. — Перестань, — строго осадил Арсений: не хватало ещё, чтобы Эд из-за него в драку лез. Сам Эд на это отреагировал неопределённым пожатием плеч и выходом из гостиной. В комнате остался Антон, смотрящий всё с тем же трепыхающимся волнением в глазах. Если приглядеться получше, можно было увидеть, что в нём точно так же боролись негодование и злость, которые открыто демонстрировал Эд, но он успешно пресекал эту борьбу, надеясь быть голосом разума во всей этой вакханалии. Антон тоже поднялся с дивана, подходя вплотную к Арсению, и положил свою руку на чужое плечо, несильно его сжав. — Мы об этом ещё поговорим завтра, если ты захочешь, — доверительно сообщил он, и именно в этот момент Арсений почувствовал ту самую защищённость, о которой грезил всю жизнь, и о которой рассказывали ему романтичные книжки, — а пока выбери фильм, какой хочешь посмотреть. Надо ненадолго отвлечься. Напряжение никуда не делось, но монотонное заливание в кружки кипятка и вполне обыденный поиск фильма справились со своей задачей на все сто и расслабили хотя бы немного. Ноутбук общим решением перетащили в кровать, чтобы удобно устроиться перед экраном всем вместе, и до самого вечера никто из них больше не говорил, исключая редкие комментарии по ходу какой-то совершенно дурацкой комедии. Даже Антон, обычно любивший обсудить каждый листочек, случайно попавший в кадр, вёл себя тихо и сдержанно. Диван они так и не разложили, потому что заснули как есть, на одной большой кровати. И в тёплых объятиях между двух тел, Арсений больше не думал о том, насколько же безнадёжной была ситуация, в которой он оказался. Он думал о том, что не так уж сильно ошибся, когда приехал сегодня к этим двоим.