Трое: я и моя любовь

Следующий день в шаткой иллюзии обыденности прошёл достаточно спокойно. Антон и Эд успешно делали вид, что никто вчера не приходил к ним с огромной личной драмой, а Арсений, что телефон его был выключен из соображений экономии зарядки, а не потому что Руслан, не переставая, слал ему эмоциональные голосовые и звонил. Через пару недель должна была начаться сессия, и если Антон с Эдом плыли по течению и просто ждали её наступления, то Арсению нужно было сесть за зубрёжку, чтобы ничего не завалить. Оставаться лучшим или хотя бы стремиться к этому — было одним из его жёстких сдвигов. Обычно только так он мог успокоить комплексы и не впасть в отчаяние из-за даже незначительных провалов. Но в этот раз сидеть за учебниками не было сил. Ещё вчера Арсений собирался обложиться лекционными тетрадями и корпеть над первым в расписании экзаменационным предметом, а сегодня он в чужой одежде, с опухшим лицом, вымытый впопыхах дешёвым гелем для душа, сидел на паре и не слышал ни слова из того, что рассказывал его любимый преподаватель. Он только смотрел непрерывно то на Антона, то на Эда и чувствовал себя так, будто его переехал трамвай. Парни, разместившиеся на соседнем ряду, сегодня вели себя гораздо спокойнее, чем обычно. Антон ни разу не прислал в чат найденный на просторах интернета мем, потому что даже не брал телефон в руки, а Эд не шутил свои искромётные шутки. Со стороны всё выглядело нормальным, но только если не копать глубже, потому что любой, кто хорошо знал этих ребят, мог сказать, что на самом деле «нормально» всё не было. Именно поэтому после четырёх проведенных в лёгком возбуждении часов к ним подошла Ида. — Здрасьте, мадмуазель, — поздоровался Антон, галантно пожимая кончики её пальцев. В тот же момент она поняла, что дело пахло жареным. Ида собралась уже начать задавать вопросы, глядя на поникшего Арсения, заслонённого Эдом, но Антон, соображавший быстрее, перехватил её до того, как она успела хоть что-то сказать. — Ты мне как раз нужна, — сказал он, оказываясь от парней, в частности от Арсения, подальше. Иде вся эта таинственность и конспирация сразу не понравились, но она, тем не менее, не сопротивлялась, позволяя Антону вести себя к дальнему окну. — Ид, бля… — неловко переминаясь с ноги на ногу, начал альфа, и девушка скрестила руки на груди, готовясь к худшему, — там короче у Арсения… Пиздец, в общем. Он вчера у нас ночевал. Не сразу проводя логические цепочки, Ида удивлённо приподняла брови и поспешила уточнить. — А как он ночевал, если у него… — красные ниточки, как на клишированной детективной доске, ускорили движение, и, безошибочно распознавая суть, Ида сама себя прервала на полуслове. — А. Понятно. Руслан что-то сделал? Чувствуя себя немного предателем, Антон всё-таки решился доверить подруге чуть больше деталей. Спорить с тем фактом, что ему и Эду катастрофически требовалась помощь, было глупо. Они не справлялись с информацией о Руслане, которая оказалсь слишком неожиданной. До вчерашнего дня Арсений с ними подобным не делился, и из-за этого казалось, что их реакции недостаточно для того, чтобы успокоить его. Утреннее беспокойство и обкусанные во время пар ногти это доказывали. Антон знал, что Арсений часто обсуждал с Идой темы, которые боялся открыть альфам, а ещё тот неоднократно говорил, что больше остальных ей доверял. С точки зрения морали вводить кого-то в курс чужих дел было немного неправильно, но Эд верно подметил вчера, когда они прибирались на кухне, что, если не вмешиваться и пустить всё на самотёк, Арсений рискует как обычно грохнуться в иллюзии и всех на свете простить: он же был ебанутый, а его бесполезная жертвенность сидела в мозгах с самого детства. Главной проблемой Арсения всегда было только то, что вместо заботы о себе он пропагандировал понимание и всепрощение. Хороший такой мальчик-христианин, в народе терпила. И разве можно было бросать его в такой ситуации одного? Кто, кроме них, о нём тогда позаботится? Смешно, что раньше все были уверены, что заботиться об Арсении будет Руслан, ведь каким бы сильным ни было их нехорошее предчувствие, Арсений всегда делал вид, что счастлив. А теперь приплыли вот на лодочке в прорубь — и непонятно, что дальше делать-то? Рассказывать Иде совсем всё Антон не собирался — за такое вмешательство можно было и от пацифиста Арсения в нос получить, — но направить её на путь истинный он точно решился, надеясь, что получится как лучше, а не как всегда. — Да мудак этот Руслан! — вспылил Антон, не сдержавшись, но недоверчивый женский взгляд заставил его вернуться к сути. — Короче, он сам расскажет, если захочет. Просто… Можно попросить тебя побыть рядом с ним? У нас с Эдом ещё крайний сбор в студсовете после пар, и я не хочу, чтобы он один сидел и загонялся. Надумает ещё себе всякого, мы потом не разгребём. Ида кивнула. Пусть она и была другом номер три, о чём сама прекрасно знала, но Арсения понимала хорошо. Помимо развитой эмпатии, в число её преимуществ входило и то, что она была омегой и из-за этого об очень многих вещах знала по опыту, а не понаслышке. Она точно слышала о Руслане в сто раз больше, чем вместе взятые Антон и Эд, и её помощь оценивалась априори выше. Железобетонная уверенность в том, что Арсений чуть позже пришёл бы к ней сам, помогала Антону не корить себя за болтливость. К тому же Ида пообещала, что обязательно поговорит с другом как можно скорее и постарается не оставлять его пока одного. О причине повисшего между троицей напряжения она, естественно, догадалась, но не была уверена в этом на все сто. — Нализались? — пошутил Эд, как только парочка вернулась в компанию, и Арсений недовольно ткнул его в плечо, заступаясь за омежью честь подруги. — Да, не поверишь, но её мужу так с этим повезло, — поиграл бровями Антон, поддерживая дурацкий разговор. В стенах университета они снова выглядели нормальными. Просто студенты, волнующиеся из-за надвигающейся сессии и подкалывающие друг друга без причины. Но Арсений не повёлся, потому что дёрганность Антона и всё ещё слишком суровый Эдов вид в совокупности с Идиным жалостливым взглядом прекрасно давал понять, что беззаботность вокруг них была напускная и неестественная. На Антона, явно сболтнувшего лишнего, даже не хотелось за это злиться. На самом деле, Арсений и сам планировал позже поговорить с Идой, потому что какими бы классными и понимающими не были Эд с Антоном, они являлись альфами и помочь с кашей в голове не могли, даже если очень хотели. Дело было тоньше, чем они могли подумать, а рассказывать им заново всю подноготную своих отношений и чувств казалось лишним. Гораздо легче было доверить роль советчика идеальной, правильной омеге, которая всё понимала и без слов. Если бы только не было так страшно видеть её реакцию… Ида нашла своего истинного в шестнадцать. В девятнадцать они тихо расписались, поставив друг другу метки, и начали вместе жить. У неё всё шло по тем самым канонам, которые предписывали сказки и романтические комедии, и какое-то время Арсений даже завидовал её чудесной жизни, не решаясь завести знакомство с такой умницей, как она. Ида была лучше него, умнее него, красивей него. Арсений считал, что в любом омежьем конкурсе она с лёгкостью разорвала бы его в клочья. Со стороны казалось, что такая идеальность должна была сопровождаться ханжеством, консерватизмом и высокомерием. Однако в ходе несмелой дружбы выяснилось, что закостеневшие взгляды на семейную жизнь были Иде чужды, и Арсений не попал ни в один пункт, когда представлял её личность в первый год совместного обучения. Он до сих пор не понимал, зачем ей нужно было всегда так сильно стараться и почему она не могла просто наслаждаться жизнью с замечательным Артуром, готовым ради неё на всё. Вместо этого Ида доказывала людям собственную значимость, не принимала поблажек и заводила дружбу только с теми, кто был близок ей по духу. Она не раз говорила, что её стремления никак не противоречат счастью и что омега — это не обязательно мамочка с грязным бельём под мышкой и свежесваренным борщом, хотя мамочкой она бы однажды стать не отказалась. Арсений, не веривший ей на первом курсе, стал ещё больше сомневаться на середине второго, когда встретил наконец предназначенную ему судьбой любовь. Но Ида по-настоящему светилась, когда за ней заходил после пар муж, и это доказывало, что альфы и омеги действительно зачем-то были друг другу нужны и что истинность не просто красивое слово. Арсений тоже хотел быть счастливым, когда смотрел на них. Но в то время, как Ида и Артур счастливыми «были», они с Русланом такими только «казались». Начиналось хорошо, как и у всех, но чем дальше они в отношениях заходили, тем страшнее становилось за будущее, от перспектив которого Арсению хотелось как можно скорее сбежать. Любое стремление к совершенству Руслан воспринимал как личную угрозу, и чем дольше Арсений слушал его медовые речи об успехе, доме и содержании, тем больше убеждался в том, что ради достижения этого скромного счастья ему придётся отказаться от самореализации, профессии, мечты и друзей. Ида, которой он рассказывал о своих переживаниях вскользь, только махала руками и злилась от того, что такие глупости вообще приходили здоровому омеге в голову. Но Арсений всё ещё видел перед глазами эталонный образец и считал, что Ида врёт ему то ли от зависти, то ли от неприязни. Хоть она и казалась сильной и независимой, он верил, что за закрытыми дверьми эта напускная самоуверенность испарялась и Ида, как и он, прилагала критическое множество усилий для того, чтобы созданный ей очаг не потух. Теперь, после разбившего жизнь напополам события, Арсений уже не мог позволить себе подобную категоричность, потому что вместе с привычной картиной семьи рушились вообще все жизненно важные постулаты. Ида наверняка имела собственное мнение насчёт того, как стоило поступать в таких ситуациях, но спрашивать у неё, что делать, было страшно, потому что ответ мог Арсения не удовлетворить. Но времени на сомнения ему не оставили, потому что сразу после третьей пары Ида легко подхватила его под руку и повела в сторону лавочек перед входом, которые обычно использовались как курилки. Усевшись на самой дальней из них, Арсений неловко уставился на красивый фасад здания университета. Он никак не мог заставить себя сложить буквы в подобие предложений. Рассказывать историю Эду и Антону оказалось намного легче, поэтому минут пять они с Идой просто молчали, затыкая паузу питьевыми йогуртами, которые девушка предусмотрительно купила в буфете. — Итак, последние новости, — не выдержала она, выбрасывая пустую баночку в урну, и карикатурно потерла ладошки, как большая муха, готовящаяся жужжать над ухом целую ночь, — Артур вчера заявил, что хочет поехать на лето поработать в Сочи. Ничего необычного Арсений в этом не видел. Он сочувственно посмотрел на подругу, которая вынуждена была теперь, по его мнению, провести каникулы одна, и приготовился подбирать слова поддержки, чтобы заодно отвлечься от тяготящих голову мыслей. Но Ида не выглядела расстроенной — только задумчивой, — и следующие её слова слишком сильно удивили, заставляя задуматься о том, что очень многое в своей жизни Арсений не понимал или делал неправильно. — Но я ему сказала, что этим летом планировала оформлять ипотеку и покупать квартиру во вторичке, так что он согласился остаться, чтобы помочь. В следующем году, наверное, поедем вместе. Что-то в голове Арсения упорно не давало просто порадоваться за подругу, извращая смысл сказанных Идой слов. Всё своё детство Арсений провёл в Омске. Он жил в очень традиционной семье, смотрел на примеры пар, в которых решения альфы если и оспаривались омегами, то только для вида, и тот вариант, в котором что-то можно было решать вдвоём, казался ему отрывком книжки жанра фантастика. Руслан тоже был до мозга костей «правильным» альфой. Он мог согласиться с Арсением, когда в самом начале знакомства пытался изменить чужую жизнь, но все решения, которые принимал относительно себя, никогда не выносил на обсуждение. Зимой он тоже уезжал в командировку, как раз в тот период, когда Арсений был как никогда близок к нервному срыву из-за проваленного зачёта и риска лишения стипендии. Руслан не понял, чего от него хотят. Сказал, что заплатит за учёбу, если придётся, или вообще купит готовый диплом, раз уж такая ерунда была такой важной для Арсения. Глубже он не копал, отмахнувшись, а на следующий день, благополучно собрав чемодан, он просто уехал, оставляя омегу с дрожащими руками и какими-то таблетками для повышения концентрации одного в пустой квартире. Арсений просил его остаться ещё хотя бы на пару дней, чтобы не сойти с ума от навалившегося стресса, но Руслан не пошёл на компромисс, сказал, что это слишком важная поездка, а через несколько дней перестал нормально отвечать на звонки. Вера в то, что это не было чем-то большим, чем жалость к себе и беды с психикой, помогла смириться. Арсений тогда почти всё время стал проводить у Антона и Эда, чтобы не двинуться, и убеждал себя, что это нормально, и это только его проблема, раз он весь такой эмоционально неуравновешенный. Парням он, разумеется, подробностей не рассказал. Просто стал приходить чаще, чтобы не сидеть в одиночестве, научился играть в глупые шутеры для правдоподобной отмазки, а по вечерам в благодарность покупал всем пива. Казалось, что так и должно быть. Что надо, как говорила мама, быть терпеливым и пережидать сложные периоды. Находить радость в чём-то стороннем, если в стенах дома становилось тяжело. Её любимой метафорой было то, что семейные отношения — это дорога с кучей кочек, на которой иногда нужно просто покрепче сжать зубы, чтобы не прикусить себе язык, и постараться не злиться на неудобства. Какое-то время у Арсения получалось. Не сразу, не так легко, как ему рассказывали, но сквозь те самые сжатые зубы и поглубже засунутый характер — что-то работало, и он бережно сторожил этот механизм, смазывая вечно заедающие шестерёнки, и верил, безоговорочно, что так у всех и именно так и надо. А теперь Ида в очередной раз рассказывала ему сказку, в которой за таким же механизмом следили двое, и в их случае всё работало само: ты только проверяй раз в год и чини, если ломается. И не то чтобы Арсений не знал этого раньше, но выглядело это всегда так, будто Ида просто не хотела показывать свои тёмные стороны, и только теперь — как будто их и правда не было никогда. Захотелось услышать её мнение и по другому вопросу, но об измене страшно было говорить вслух. Едва-едва выстраивающаяся в голове последовательность ошибок была ещё пока слишком хлипкой, и Арсений боялся, что в любой момент он снова свернёт не туда. Вот сейчас Ида скажет ему, что измена это нормально, и Арсений останется сидеть на руинах и смотреть на то, как его маленькую копию, попытавшуюся освободиться от стереотипов, заваливает камнями, погребая под этим грузом навсегда. Не обсуждать это хотелось больше, чем обсуждать, но времени было мало, потому что Руслан наверняка ожидал вердикт об изгнании или прощении, а в своём решении Арсений пока не был уверен. Стоило поторопиться обсудить это со знающими людьми, поэтому страх перед Идой он в итоге насильно вдавил поглубже, чтобы не выпячивало, и шагнул в пропасть. — Руслан мне вчера изменил, — выпалил он и проследил за тем, как лицо Иды сменило за пару секунд сразу три эмоции. — Он тебе признался? — спросила она, и Арсений с грустной улыбкой покачал головой. Её удивление не особо помогало расшифровать отношение к ситуации, но Ида не выглядела разочарованной или смущённой, поэтому Арсений решил быть честным с ней до конца. — Нет, я сам увидел, когда пришёл домой. Она замолчала, совершенно огорошенная подобной новостью, и потянулась Арсения обнять. Он, не сопротивляясь, уткнулся ей в шею, как в спасательный круг, благодаря которому можно было не захлебнуться в водовороте собственного бессилия. — Милый, мне так жаль, — прошептала она на ухо, и Арсений на секунду позволил себе представить, что это мама так ласково и понимающе говорила с ним, а не просто хороший друг. Они просидели в объятиях ещё какое-то время, привлекая любопытные взгляды, и когда снова отодвинулись, Ида взяла его ладошку в свою и посмотрела в глаза со всей присущей ей трагичностью. — И что ты теперь планируешь делать? Её волнение было мягким и всеобъемлющим, в нём не было злости на Руслана, которую Арсений видел в глазах Антона и Эда вчера, и это путало точно так же, как слова о сожалении. Если в случае с парнями сразу было понятно, что они на той стороне, которая измену не прощает и не оправдывает, то Ида как будто готовилась объяснять, почему Арсений должен был мыслить шире. Возможно, именно этого он от неё и ждал, чтобы установленные правила в голове не ломались окончательно. — Я не знаю, — честно ответил Арсений. — Он сказал, что я зря закатил истерику, и что мне нужно поставить себя на его место. Это же инстинкты, а мы так и не переспали нормально ни разу за полтора года. Вот он и сорвался. Получается, это я же и замучил его, заставив искать секс на стороне. Он надеялся услышать поддержку от такой же омеги, как он сам; надеялся, что Ида поймёт и успокоит, снова вернёт его в ту реальность, где истинность значит больше, чем случайный секс с затуманенным разумом. Но она не сделала ничего из этого. Только сдвинула тонкие брови к переносице и выпустила чужую ладонь, забирая с собой тепло. Гнев придал её лицу суровый серый оттенок, и Арсений окончательно понял, что просчитался во всём. — Послушай, я не могу говорить, как тебе жить, но измена уже лет сто не оправдывается никакими инстинктами, и если тебе изменяют, то последнее, о чём ты должен думать — что это твоя вина. Она смотрела на него так же, как мама смотрела, когда он в детстве приходил домой с ссадинами после катания на роликах или случайно что-то разбивал. Чувство острой несправедливости засело у Арсения в груди, и он, чтобы избежать такого её взгляда, встал в глухую оборону. — Но ведь если бы я не ломался, этого могло бы и не случиться! — воскликнул он так, что ребята с соседней лавочки с мимолётным интересом на них оглянулись. — У тебя были на это свои причины, и если Руслан этого не понимает, значит, он идиот. Арсений потупил взгляд. С Антоном и Эдом было легче разговаривать на эту тему: им он хотя бы не раскрывал причин, по которым был таким осторожным. Они наверняка думали, что с появлением истинного Арсений начал трахаться, как кролик, несмотря даже на внешнее смущение любого похабного разговора. А Ида вот точно знала, что и как было на самом деле, потому что именно она была человеком, сказавшим о том, что ожиданием истинную любовь не испортишь. Получилось, что солгала. По её словам, всё было однозначно: измена — плохо, Арсений — жертва, но сам он всё равно не был уверен в том, что не виноват. Арсений правда не раз пытался дать Руслану то, чего тому хотелось. Они пробовали взаимную дрочку, занимались петтингом, пытались практиковать межбедренный секс. Каждый раз казалось, что ничего не мешало пойти уже дальше, но как только пальцы Руслана касались Арсения сзади, всё как будто отрезало, и он зажимался, извинялся и просил пораньше лечь спать. Неудивительно было, что такому нежному цветочку в итоге изменили, найдя кого-то попроще и порасторопнее. — Ну и какие у меня варианты? Мы же вместе живём. На стипендию в две тысячи я точно не смогу съехать. Главным аргументом, конечно, была финансовая сторона расставания, потому что Арсений был не просто глупым, а по-настоящему тупым, раз не оставил себе ни одного пути отхода. — И что, ты только из-за этого готов позволить ему так относиться к тебе? Но дело, конечно, было не только в этом. Жить вместе ещё не значило всё простить, и Арсений мог бы попросить у Руслана время на то, чтобы встать на ноги, а потом, спустя два или три месяца, уехать. Вот только хотел ли он этого? Необходимо ли было отказываться от истинного, который так много мог ему ещё дать? Ведь вдруг если Арсений уйдёт, то его больше никогда никто не встретит? Кому в этом дурацком мире вообще нужна будет брошенная омега, которая так выпендривалась, что заставила альфу пойти на измену спустя всего полтора года совместной жизни? Арсений не хотел навсегда остаться один из-за необдуманного решения. Сомнения жужжали в обоих ушах, как рой враждебно настроенных пчёл, и оставалось только заламывать пальцы, пока ещё была возможность нормально во всём разобраться. — Не знаю… Нет? А как ещё? — неуверенно ответил он и почувствовал, как Ида погладила его коленку, параллельно пытаясь прочитать что-то на покрасневшем от смущения лице. — Позвони родителям, я думаю, они помогут, если ты им всё расскажешь. Дадут хороший совет. Упоминание родных вызвало новый прилив страха. Их реакцию на всю эту ситуацию, казалось, очень легко можно было предугадать. Она заранее ранила Арсения, заставляя качать головой в отрицании то ли предложения подруги, то ли реальности целиком. Мама, если узнает, точно скажет, что Арсений не оправдал её ожиданий, раз не смог построить нормальную семейную жизнь. В их семье это значило, что он лишил себя возможности хорошей жизни. — Мама уже распланировала нам свадьбу после окончания универа. Они с отцом даже вклад открыли в банке для этого, — совсем уж печально ответил Арсений, которого заносило всё дальше и дальше в дебри сомнений. — Но она же тоже омега, разве она не поймёт? — Отца она прощала, скажет, что и Руслана нужно простить, он же истинный… — Арсений даже не предполагал, он знал это точно. — Может, и правда нужно? Они вот уже почти тридцать лет вместе живут, и всё вроде нормально. — Я бы не простила, — категорично сказала Ида. Направление чужой мысли не нравилось ей от слова совсем, но давить на Арсения она не имела права. — Истинность ещё не гарантирует, что человек окажется хорошим, а у нас и так не слишком долгая жизнь, чтобы тратить её на плохих людей. Это всё звучало довольно правильно, но Арсений был неуверен, что современный вариант постановки на первое место себя подходил и ему. Ну как можно быть эгоистом? Эгоизм же тоже плох. Омегам нельзя не думать о своих альфах. Путаница в голове не давала нормально мыслить, и когда в кармане зазвонил телефон, который Арсений включил после последней пары, это показалось спасением. Он так и не прочитал двадцать сообщений от Руслана, висящих мрачной тучей в уведомлениях, и надеялся, что у него ещё было время на то, чтобы побыть одному. Но Руслана, видимо, такой расклад не устраивал, потому что именно его контакт с сердечком настойчиво разрывал телефон. Ида напряглась, а Арсений, показательно спокойный, сглатывающий неуверенность и панику, почему-то не стал убавлять громкость динамиков, когда ответил. — Алло? — ответил он предательски охрипшим в эту секунду голосом. — Я у твоего универа, выходи к воротам, — лаконично сказал Руслан и тоже прокашлялся. — Хорошо, — тихо, несмело согласился Арсений и тут же поймал вопросительный взгляд. Вызов завершился неожиданно быстро, и на секунду две омеги на лавочке во дворе универа стали участниками немой сцены, которая бывает, когда один из друзей творит что-то совершенно безумное и не слушает аргументы. И вот ты смотришь на него, знаешь, что дальше будет только хуже, если он ничего не сделает, но просто молчишь. И он молчит. То ли потому что тоже понимает, то ли из-за того, что ему всё равно. — И ты пойдешь? — спросила Ида. Арсений знал, что особого выбора у него не было. Рано или поздно всё равно пришлось бы встретиться с Русланом и поговорить, а чем больше он будет тянуть, тем меньше вариантов в итоге останется. — Я… Ещё не решил ничего, — сказал очень осторожно. — Но раз он приехал, надо хотя бы сказать, где я буду ночевать, чтобы он не переживал. Судя по скептичному взгляду, Иде эта идея категорически не нравилась, но в её принципы не входило осуждение или тотальный контроль чужой судьбы, поэтому она только пожала плечами, когда Арсений поднялся с лавочки. — Напиши парням, пусть пойдут с тобой, — напоследок предложила она, — я этому твоему Руслану не доверяю, особенно после этой истории с инстинктами. — Ид, всё нормально, мы же всё ещё… Встречаемся. Я просто с ним поговорю, — заверил Арсений и спешно попрощался, пока подруге в голову не пришло самой писать команде поддержки с просьбой за ним проследить. Машина Руслана была припаркована у самого входа, напротив пропускного пункта. Он стоял рядом, вальяжно облокотившись о дверцу, и неторопливо курил. Ссутулившуюся фигуру Арсения получилось заметить только спустя минуту, когда Руслан случайно повернул голову в сторону ворот. Окинув омегу быстрым оценивающим взглядом, Руслан молча выбросил сгоревшую только наполовину сигарету и открыл пассажирскую дверь. Арсений ожидал подвоха, но Руслан достал с переднего сидения букет пышных розовых пионов с толстыми стеблями, торчащими из-под фиолетовой обёрточной бумаги, и протянул их вперёд с невозмутимым лицом. Арсений больше любил красные розы. Вопреки общественному мнению о пошлости такого букета, эти цветы казались ему романтичными. С пионами же были связаны неприятные воспоминания из детства о том, как мама ругала маленького Арсения за то, что он рвал их в деревне с соседних клумб. Это немного портило общее впечатление от подарка: Арсений точно не раз об этой истории упоминал. Но сам факт того, что Руслан купил ему цветы, пусть даже не самые любимые, означал слабую надежду на то, что не всё ещё было потеряно, и Арсений, цепляясь за этот хилый канатик, слабо улыбнулся. — Привет, — начал Руслан, вручая букет, — я хотел извиниться перед тобой. Арсений и рад бы был показать себя сукой и продолжить злиться, но едва пробивающийся сквозь кромешную тьму свет говорил, что в конце туннеля есть возможность что-то наладить. Поэтому, давая им ещё один шанс, Арсений просто молча кивнул и забрал букет, вдыхая слабый аромат безжизненных привозных пионов из цветочного. Руслан как никогда галантно открыл перед ним дверь, и когда Арсений продолжил неуверенно переминаться с ноги на ногу, привлекая слишком много внимания посторонних людей, мягко добавил самым елейным голосом: — Поехали домой. Что-то в его тоне заставило Арсения снова довериться, и он с деланным спокойствием сел, слушая, как захлопывается дверь с его стороны. Почти всю дорогу они промолчали, прерываясь иногда на неловкие вопросы Руслана о прошедшем дне. Воздух в машине был пропитан незнакомым Арсению парфюмом и тяжестью, которую ничто не могло перебить. Сомнения снова превращали шанс, который так хотелось дать Руслану, в ошибку. Во время каждого тихого слова со стороны водителя Арсений чувствовал, что всё его тело в напряжении сжималось, и тогда ему хотелось просто сбиться в комочек и никогда ничего больше ни о чём не говорить. Забыть о том, что в жизни нужно было принимать важные решения. Он отвернулся к окну, отказываясь положить цветы на заднее сидение, и трусливо спрятался за пышным дорогим букетом, чтобы не показывать разочарованное выражение лица. Руслан казался почти полностью равнодушным к языку чужого тела. Он расслабился и размял плечи, когда они повернули во двор, и совсем успокоился, когда оказались в квартире. Им нужно было поговорить, потому что иначе ненависть, поселившаяся вчера в сердцах, могла пустить корни, но Арсению физически тяжело было смотреть Руслану в глаза и простого «прости» не хватало, чтобы хотя бы попытаться отпустить ситуацию. Арсений отложил букет на тумбочку, разулся и собрался с духом, чтобы начать тяжёлый разговор, но так и не смог заставить себя выдавить хоть слово. Он готов был к тому, что Руслан выберет тактику игнорирования, и придётся вытягивать клещами всё, что они должны были друг другу сказать, но тот неожиданно первым задал вопрос. Правда совсем не тот, который ему стоило. — Где ты сегодня ночевал? От виноватого голоса, которым он просил прощения с цветами в руках, остались только жалкие отголоски, и это подстегнуло Арсения на опасную и неприкрытую дерзость, которую он раньше почти никогда себе рядом с истинным не позволял. — У друзей. В глазах блеснул тот самый вызов, который был свойственен Арсению с самого детства, и который он так тщательно от Руслана скрывал. От этого дышать стало сразу намного легче. Что-то, что он целых полтора года прятал за чётко выверенной идеальностью, теперь вырывалось из его натуры с завидным рвением, и соблазн окончательно отпустить себя с каждой секундой становился всё сильнее. — У тех двоих идиотов? — с огромнейшим пренебрежением уточнил Руслан. Оскорбление Антона и Эда задело даже сильнее, чем могли задеть любые слова о нём самом, и Арсений окончательно вспыхнул яростью, забывая о своем намерении поговорить нормально. Злость, подкреплённая чужой поддержкой, чувствовала себя на своём месте, и Арсений не думал уже, будет ли ему тяжело потом эту ситуацию вспоминать, он хотел только ткнуть Руслана в его ошибки, как котёнка, нагадившего на кровать, и заставить его почувствовать себя действительно виноватым. — Лучше быть идиотом, чем мудаком! — выпалил он. — они хотя бы не трахаются с кем попало и не изменяют друг другу, как, например, ты. Руслан ухмыльнулся, сузив глаза, и сложил на груди руки. Вся его поза говорила о том, что фраза пролетела мимо, не задев и краем. Очевидно, в чужих глазах сравнение с Антоном и Эдом не дотягивало даже до лёгкого оскорбления, и вот это было уже не просто тревожным звоночком — огромным церковным колоколом в восемь утра. — Не уверен в этом, — соизволил всё-таки ответить Руслан. Все те причины, которыми Арсений пытался убедить себя в том, что сохранение отношений — хорошая идея, рассыпались, а вместо злости подкатила привычная истерика, которой Арсений обычно глушил другие чувства в себе. Внезапно захотелось разобраться во всём не мирно и рассудительно, как изначально планировалось, а с оглушающим криком и скандалом. Чтобы соседи, как на этаже, так и во всём доме, услышали их ссору и узнали, какой же Руслан козёл. Захотелось поставить в известность весь их двор, в котором прекрасная Нина Викторовна желала Руслану по утрам крепкого здоровья, а добрая Вика давала сигаретку, когда тот не успевал в магазин. — Да пошёл ты! — выплюнул Арсений, подходя ближе. Он ожидал, что будет возвышаться над Русланом и заставит его хотя бы немного запереживать, но тот не дал ему такой привилегии. Он неожиданно крепко схватил Арсения за лицо, и это выбило из колеи на пару секунд, которых хватило для захвата контроля. Руслан подтянул его ближе к себе, хищно облизнувшись, и тихо, а ещё очень неуместно, произнёс: — Ты знаешь, что ты очень красивый, когда злишься? Поцелуй вышел резким, грубым и непредсказуемым. Арсений спохватился, только когда язык Руслана спешным движением прошёлся между губ, и тут же вспыхнул ещё большей яростью. Они и раньше практиковали такой способ примирения, когда ругались из-за мелочей. Но если ворчание по поводу немытой посуды или супа, забытого на плите, можно было таким образом заглушить и исправить, то ситуацию, в которой они сейчас оказались, — точно нет. Легкомысленность, с которой Руслан относился к собственной измене, ужасала Арсения. Он дёрнулся, разрывая поцелуй, и впился ногтями в чужие руки, чтобы оттолкнуть подальше. Вот только хватка альфы была твёрдой, и Руслан, спустив это на очередной омежий флирт, снова потянул Арсения на себя. Большие ладони очень быстро спустились по плечам вниз и подлезли под рубашку с длинным рукавом, на которой Арсений настоял утром, чтобы скрыть синяки, налившиеся за ночь. Прикосновения обжигали своей неправильностью, и, не сдержавшись, Арсений пнул Руслана по ноге, отшатываясь назад с таким рвением, что пришлось удариться о стену. — Я не хочу, — твёрдо сказал он, одергивая рубашку ниже. Руслан потёр колено, сверкая яростью, и почему-то стал казаться ещё выше, чем был. — Да какого хера? — не сдержался он, делая пару больших шагов вперёд. — Ты же сам всё портишь! Озвученные вслух мысли, которые Арсений ещё час назад сам упорно загонял себе в черепушку, теперь казались бредом сумасшедшего. Руслан, пышащий необоснованным гневом, выглядел точно так же. — Я говорил, что не хочу с этим спешить, — сделал последнюю попытку Арсений, надеясь не показаться слабым перед тем, кто эту его беззащитную сторону видеть не заслужил, — даже говорил тебе причину. Отпуская ситуацию, Арсений полностью поверил в то, что он сам не сделал ровным счётом ничего предосудительного и был достоин уважения. Особенно от альфы, который называл себя истинным, от человека, который обещал заботиться о нём. Только теперь почему-то стало особенно ясно: у Арсения было право чувствовать всё, что угодно, и он не обязан был лезть из кожи вон, если его партнёр не хотел даже немного постараться. — С чего ты решил, что я поверил в эту тупую отмазку? — Руслану ничего ясно не было. — Это было сто лет назад, и я не вижу ничего особенного в том, что пьяного омегу захотели трахнуть на вечеринке. Люди за этим и ходят туда. Ни один нормальный альфа не будет просто стоять и смотреть, упуская шанс. Слова больно резанули по самому сердцу, и Арсений почувствовал себя таким маленьким и грязным под гнётом Руслана, что захотелось защититься хотя бы скрещенными руками от того, что лилось из него. Он опустил голову, позволяя только-только отпустившему стыду и вине снова заполнить всё тело, а потом его внезапно озарила совершенно простая, но важная мысль: «Антон и Эд вчера упустили такой шанс». Они не знали историю о дурацком первом разе, не слышали о том, что Арсений чувствует себя неуверенно в отношениях, не получали прямой отказ, но всё равно не стали ни на чём настаивать. Арсений не был вчера пьян, но он явно был расстроен, и им хватило даже этого крошечного незначительного факта, чтобы не наброситься на него, как на кусок мяса, хотя помимо численного преимущества и силы они имели даже словесное согласие на секс. Такая реальность, возвращая былую уверенность, очень чётко дала понять, что ответственность, которую Руслан упорно перекладывал на инстинкты, и вина, которую он же пытался навязать Арсению, на самом деле ни инстинктам, ни Арсению не принадлежали. Измена висела только на одном человеке — Руслане, и это понимание сделало выбор Арсения настолько простым, что он сперва не поверил собственным ощущениям. Правда, теперь написанная в голове на чистой отдельной бумажке, стала какой-то путеводной звездой, и Арсений, ухватившись за неё обеими руками, попытался вынырнуть из омута ненависти к самому себе. Он правда пытался сделать всё правильно, хотел всех спасти, и это точно не он стал причиной, по которой их истинность с Русланом осталась без метки. — Не хочу тебя больше видеть, — с несвойственной сталью в голосе проговорил Арсений, и вместо печали увидел на чужом лице раздражение. — Ну так вперёд, что ты тут тогда забыл? — сказал Руслан грубо и как будто обижено, а потом указал на дверь. Вызов, с которым он предложил Арсению убираться, помог успокоиться. Не думая больше ни о чём, Арсений обулся, хлопнул тяжёлой входной дверью и снова ушёл из этой квартиры разбитый на тысячу неровных частей. Только на улице он осознал, что окончательно перечеркнул любые пути отхода, потому что вернуться после всего этого означало навсегда признать свою беспомощность и слабость. На воздухе было неприятно прохладно, небо как будто находило на дождь, и всё это так совпадало с бурей, растущей внутри, что захотелось немедленно зайти обратно в подъезд, подняться на нужный этаж и, смиренно склонив голову, извиниться. Рассудок вести Арсения назад отказывался категорически, но природа тянула в тепло, к вкусному запаху и привычному телу, и Арсения разрывало от осознания того, от чего именно он только что отказался. В груди часто и сильно стучало сердце, которому было совершенно плевать на все аргументы и доводы, которые заставили Арсения уйти, и он облокотился о стену, чтобы не рухнуть. Глаза щипало подступающими слезами, а в голове не было ничего, кроме болезненной и грустной мысли: «Потерял». В нестабильном состоянии обиды и тоски, Арсений быстро набрал Эда, потому что его номер высветился в списке контактов первей, и, стараясь не выдавать своего состояния, сказал только: — Можно я сегодня снова у вас останусь? Эд даже не дослушал, выдавая неспокойное «Да», а потом в динамике послышался странный шум, и разговор перехватили. — Ты дома? — спросил Антон для проформы. — Я заеду за тобой через пятнадцать минут. Арсений остался сидеть возле подъезда с глупой надеждой успеть выплеснуть все эмоции до того, как за ним приедут, но старенькая лада, на которую Антон копил ещё с первого курса, плавно въехала во двор уже спустя десять минут, и Арсений, не став дожидаться приглашения, запрыгнул на переднее сидение. Загруженный мыслями, он слишком сильно хлопнул дверью, но Антон, обычно ругающийся за такое пренебрежительное отношение к машине даже на Эда, ничего не сказал и только вывернул влево руль. — Эй, — позвал он, как только они выехали на широкую дорогу, а потом его правая рука мягко коснулась Арсового бедра, — всё будет хорошо. Эд ждёт нас дома, он заказал твою любимую пиццу с ананасами, если что. Говорить особо не хотелось, но тёплая искренняя улыбка заставила улыбнуться в ответ, и Арсений перехватил руку Антона, крепко сжимая его пальцы. Всё точно должно было быть хорошо. Потому что Антон ужасно любил свою машину, но ни слова не сказал, когда Арсений запачкал её дверцу ногой, а Эд всей душой ненавидел гавайскую пиццу, но курьер, тем не менее, доставил их аж две.