о взрослении

время — птица вот ты и не заметила как из наглой девочки с каре превратилась в человека, которому интересней поэзия, а не курево в туалете. сломалась? да нет, время сломало. та весна двадцатого. то ли поумнела, то ли стала больше деградировать. не выросла, просто платформа пять сантиметров и волосы в мальвинке (без Мальвины). просто волосы в пучке и чем выше каблук, тем меньше боли. тот, кто будет искать ту девочку, того серого лебедёнка, потеряется в дебрях синих многоэтажек. не найдёт. девочка больше не плачет под лестницей, больше не ненавидит школу, больше не ест зимой мороженое за двадцать рублей и не сбегает с уроков. девочка больше не теряет маму у фонтана и у лифта. теперь охранник не узнаёт родителей девочки, как только они заходят за порог школы, чтобы забрать снова забытый розовый кнопочный. он только слушает рассказы классной, как они чуть в парке не потерялись и просьбы принять у девушки ключи, как та закончит с книгами. да и классной больше не приходится седеть каждый раз, когда девочка заходит в чужой вагон и в (видимо лишние) столбы на улице. ради шутки иногда только слышно: ‘к., столб!’ девочка больше не хочет стать ветеринаром и не любит биологию. скорей, напротив. идёт в педагогический и сдаёт великую и страшную литературу. девочка больше не верит каждому. люди — огни. одни зажигают, другие — обжигают. пеплом быть не хочется. не верит словам, но верит глазам. девочка росла. кудрявые пшеничные волосы сменялись на короткие розовые, а после — на постоянный рыжий. как цвет души. девочка росла. огромные ясные голубые глаза стали зелёными. иногда всё равно, где стоять потеряной: на тропинке ночью в три, перед Колизеем в Риме в шесть, перед итоговым собеседованием или в актовом зале на чужом последнем звонке на впервые надетых каблуках. у тебя не было выпускного после фиолетового аттестата и основного общего. у тебя не было песен учителям и каламбуров на сцене, которые ты увидела в мае у детей, что на год младше. те, которые вовсе уже не дети, но ты их помнишь в третьем и по привычке они — дети. у тебя не было слез классного руководителя и песни, которою вы ещё споёте. в одиннадцатом. потому что она ваша, родная. к тебе не приходили на праздник учителя, которых ты так отчаянно хотела забыть — они сломали. у тебя не было пелены перед глазами от осознания, что это конец. ты тогда даже толком не обняла. твоё детство закончится через два месяца и две недели. через семьдесят семь дней. в город своей любви ты поедешь уже взрослой. только до мая для школы ты ребёнок. и ты не хочешь, чтобы это закончилось. не хочешь свои шарики в небо, слёзы на глазах и последние дни во втором доме. коварный квинвирус забрал у тебя поездку в Новгород. все поехали, но не ты. из пяти школьных поездок, ты была в четырёх. не была в одной, а ощущение, что пропустила целую жизнь. рязанские дороги запомнились кочками, глиняными комочкам на коленках и долгими взглядами в темных концертных залах. запомнились последним днём и сном в коридоре и в холодной ванной. запомнились есенинским дождем и вечными шутками. запомнились внезапными опросами по теории русского языка и просьбами не убить палкой (‘тебе же ещё нужен классный руководитель?’). когда-то один человек спросил колкое ‘больше не любишь?’… только потому, что ты не так смело обнимала. выросла. в полутёмном коридоре фраза надолго осталась под кожей. ты год доказывала, что всё ещё любишь. а докажешь лишь тихой слезой на выпускном, результатами выше среднего и фразой ‘можно я вернусь?’ тебя ждёт красивейший город, в котором ты будешь в четвёртый раз и лучшие восемнадцать лет. веришь? время — птица а ты Катерина и ты всё ещё не птица