Сто йен

      Попивая воображаемый чай с не менее воображаемым бурбонон из пластиковой чашечки, под смешки моих малолетних товарок по больнице, я не особо глядел по сторонам. Выписать меня должны были на неделе и это угнетало. Не знаю, может на меня так «давила» погода или таблетки, которыми меня пичкали, но настроение у меня было препоганое.       Хотел же чтобы от меня все отстали, так чего загоняюсь?       Братья Хайтани даже купили мне новенький телефон, взамен потерянного где-то на свалке, и плеер для комфортного прибывания в больнице. Ну и так по мелочи, выдав сто тысяч на карманные расходы. А где мне их тут тратить? Виделись мы в последний раз дня два назад, зато созванивались постоянно. Больше ко мне никто не приходил. Даже Баджи-сан заглядывала ко мне в палату меньше положенного.       — Ты же Хяку, верно? — к нашему столику кто-то подошёл, вставая за спиной Уми-чан и Сати-чан, заставляя тех испуганно обернуться.       Поднимаю голову, желая послать того куда подальше, но захлопываю рот, рассматривая смурного Кейске. «Бесстрашный чтоль?» — не понимаю я.       — А? — решил прикинуться дурачком. — Не понимаю о чём ты. Хяку? Что за имечко такое? — подмигиваю Уми-чан. — Собачья кличка.       — Я узнал тебя, — не отступает Джульетта, переминаясь с ноги на ногу.       — Странно, — тяну я, — ведь я тебя не знаю. Подай мне пожалуйста ещё тех бумажных макаронин, Сати-чан.       — Это мармеладные червячки, — говорит укоризненно девочка, бросая мне в тарелку наскоро вырезанные бумажные полоски, — Коко-чи.       — Не держи меня за дурака, Хяку!       — Девчат, — прошу я, — закройте уши.       Те быстро побрасали пластиковую посуду и закрыли ладошками свои уши, возбуждённо переглядываясь.       — Хули ты орёшь? — не выдерживаю я. — Давно по своей пустой голове не получал? Мать не позорь, уродец. Я же сказал, что ты ошибся. Не знаю я никакого Хяку. А если бы и знал, то не сказал тебе.       — Почему? — удивленно.       Видимо мой болезненный и чуть диковатый видок произвели неизгладимое впечатление на подростка.       — Потому. Тебе вообще чего надо? Если планируешь пизды получить от компании Курокава, то тебе дальше по коридору, в четыреста восьмую.       — Мочизуки выписали вчера.       — Хм, — чещу щеку, — странно. А чего он тогда стоит у стойки регистрации?       Довольно улыбаюсь, видя, как Джульетта нервно обернулась, выискивая взглядом Обезьяну.       — Коко-чи, можно?       — Конечно, — киваю.       — Смешно тебе? — рычит Кейске. — Думаешь, сука, это забавно?       — Ты же знал в чей магазин влезаешь, Кейске? — чувствую, как горячая капля крови упала на ворот голубой больничной рубашки. — Раз хозяин мотомагазина брат твоего лучшего друга, значит и за воровство не считается, правда?       Лицо Джульетты каменеет. Вижу, как у него подрагивают руки.       Ободряюще улыбаюсь девочкам и поднимаюсь на ноги, кряхтя. Встаю напротив Баджи.       — Телефон не одолжишь?       — Что?.. — моргает заторможено. Хмурится.       — Хочу позвонить кое-кому, — доброжелательно, — так что?       — Отсоси.       «Ну и как мне достать номер Кенчика или Майки?»       Теперь моё кислое лицо вызывало широкую улыбку у Кейске. Чещу раздосадованно бровь, ещё раз оглядывая с ног до головы Баджи.       — Слушай, — тяну я, — ты котов любишь? — и чего я это спрашиваю, если и так знаю ответ? — Мне нужно будет уехать из города на некоторое время, не хочу отдавать Зузу и толстяка Джо не понять кому. Я дам денег на их содержание, об этом не переживай.       — Думаю, я смогу уговорить маман, — задумчиво. — Стоп! Не заговаривай мне зубы, ублюдок!       — Не ори, — прошу я, поморщившись. — Мне нужно позвонить Майки, — честно.       — У меня нет его номера, — тараторит, отвернувшись. — Из-за Мочизуки уезжаешь?       — Нет, — дергаю плечом. — Хочу развеяться. Дай телефон.       — Маман его забрала, — морщится. — Откуда ты знаешь Майки?       — А говорил, что узнал меня, — усмехаюсь. — Что ж, бывай, — обхожу юношу, направляясь к себе в палату.       Время близилось к обеду. Может даже удастся выпросить ещё один пудинг или кекс.       Зайдя в палату, прикрываю дверь. Усаживаюсь на койку, стянув неудобные тапки. Вот какой толк, что я сижу тут? Понимаю, что толку от меня никакого не будет и там, на воле, дома, но какого чёрта? Всяко лучше, чем сидеть в больнице, не зная, что будет дальше.       Поворачиваю голову, услышав, как отъехала в сторону дверь. Разве часы приема не после обеда?       — Я приходил, — произносит Сейшу тихо, — но тебе не было в палате. Отлично выглядишь.       — Не смешно, — фыркаю я, дёрнув головой.       Инуи не закрывает дверь. Специально ли? Подходит ближе.       — Я только сегодня узнал, что ты в больнице, — вот зачем он это говорит? — Думал, что ты просто решил отлежаться дома.       — Зачем ты пришел? — спрашиваю уставше, сжимая зафиксированную руку на груди.       Разговаривать с Сейшу мне не хотелось.       — Я волновался.       Ага, как же.       Решаю ничего ему не отвечать и отворачиваюсь к закрытому жалюзи окну.       — Я видел твоего старшего брата.       — Не понимаю о чём ты, — получилось грубее, чем мне хотелось, — у меня нет и никогда не было старшего брата. Я единственный ребенок в семье, Инуи, — мой голос дрожит. — Произошёл от папы-клубня и мамы-клубня. Нет у меня никого.       Сейшу усаживается полу боком на койку, пытаясь осторожно взять меня за руку. Дергаюсь, впиваясь пальцами в своё же правое предплечье.       — Широ, — зовёт меня Сейшу мягко.       — Что? — дергаю головой. — Явился, чтобы сказать, что Ясу тупо не разглядел меня в толпе? Или пришёл защищать Хаджиме? Да плевать я хотел на них! Нет у меня больше старших братьев. Нет. Сам по себе теперь. И отца у меня нет, как и матери. И бабушки Ио. Никто из них ко мне не пришёл. Так что ты от меня хочешь? Чтобы я простил их? Так я и не обижался. За что? — чувствую, как защипали глаза от слез.       Сейшу все же удалось взять меня за руку.       — Хаджиме ушёл из дома.       Внутри меня всё обрывается. В его голубых глазах не было ко мне и капли сочувствия.       — И ты хочешь, чтобы ушел из квартиры я, чтобы Хаджиме было где жить?       «Он же это не серьезно?»       — Почему он не может переехать к тебе или?.. — чувствую, как закружилась голова.       И тут я понимаю, что у Инуи не было никаких дальних родственников, которые по доброте душевной оставили ему тот маленький, узкий домик с зелёной крышей. Хаджиме купил ему его, как выкупил мотомагазин Шиничиро Сано в этой временной линии.       — А где тогда жить мне? — не узнаю собственного голоса. — Куда мне тогда идти, Инупи?       Сейшу молчит.       До чего же уебанская ситуация.       Вырываю свою ладонь и тянусь за телефоном, что лежал на прикроватной тумбочке. Нахожу номер Риндо в контактах.       — Почему? — тру под носом ребром ладони, размазывая кровь. — Почему Хаджиме сам не пришёл?       — Ты же знаешь, — пожимает плечами Инуи, — Коко не любит больницы.       — Вот как, — киваю.       Нажимаю на кнопку вызова и подношу телефон к уху. Длинные, противные гудки так и режут по ушам, заставляя уставше закрыть глаза. «И чего я ещё жаловался на скуку?» — не понимаю я.       — Мондаи-чи, — довольно произносит друг, и мне отчего-то становится тошно.       Наверное, от признания своей слабости? Что я мог вообще сделать в этой ситуации? Упереться рогом и не отступать до последнего?       — Широ? — обеспокоенно. — Что-то случилось?       — Сможешь сейчас приехать за мной? Я хочу выписаться.       — Что? Но почему? — не понимает Риндо. — Тебе же ещё до конца недели лежать.       — Пожалуйста, — слабо. — Иначе, я доеду сам.       — Скоро будем.       Захлопываю раскладушку, уставившись на Инуи насупившись.       — Что-то ещё?       — Ты можешь жить со мной.       А? Видимо, моя дергающая щека не впечатлила Инуи, раз тот продолжил нести какую-то хуйню.       — Убирайся, — прошу я, пока ещё спокойно.       — Широ, мы могли бы…       Чего мы «могли», я так и не услышал из-за какой-то возни в коридоре. Понимал головой, что братья Хайтани не смогли бы приехать так быстро, но мне хотелось чтобы оно было так. Первым в палату ввалился Хаджиме, после него уже близнецы Кавата.       Нахоя что-то начал предъявлять Коко, пока Соя пытался стянуть с койки Инуи. Я же не особо вслушивался в их разборки. Встав, достал из-под койки спортивную сумку и стал собирать в нее свои немногочисленные вещи. Достал из тумбы щётку, тюбик зубной пасты и полотенце. Недоеденные снеки. Сейшу успел как раз отпихнуть от себя Сою, пока я пытался натянуть на ноги носки одной рукой.       Мне было всё равно на этот цирк. Поебать. Ботинки не зашнуровываю, как и не переодеваюсь. Тупо не во что. Мои вещи передали отцу или Ясухиро. «И чего медперсонал на ушах ещё не стоит от их криков?» — не понимаю я, закрывая сумку. Оглядываю ещё раз палату, встречаясь взглядом с Хаджиме.       У брата разбита губа и правая бровь разорвана. И, кажется, теперь нос чуть кривоват? Челка стала короче. Ладони перевязаны.       — Почему ты все ещё жив, Хяку? — спрашивает Хаджиме. — Почему не сдох?       — Сам не знаю, — честно.       — Что ты такое говоришь? — рычит Соя. — Он же твой брат!       — Сестра, — поправляет Кавата Инуи.       — Чего? — крякает Нахоя. — Как это «сестра»?       Объясняться у меня не было теперь никакого желания, как и сил. Хотелось просто исчезнуть.       — Я уеду, — говорю поникше.       — Когда?       — Сегодня или завтра, — пожимаю плечами, — как найду новый дом для Зузу и Джо.       — Почему ты позволяешь так с собой разговаривать? — не понимает Нахоя. — Он же тебе смерти желает.       — Не лезь не в своё дело, — просит того Коко.       Не чувствую веса сумки. Парням пришлось потесниться, давая мне пройти. Выхожу из палаты и иду к стойке медсестёр, но прохожу мимо, дальше к лифту. Нажимаю на кнопку.       — Хяку, подожди! — догоняет меня Соя.       За ним семенит его брат. Инуи или Коко пока не было видно.       — Не называй меня так, пожалуйста, Синий огр, — улыбаюсь блекло.       Лифт остановился на нужном этаже. Открылись двери.       Думаю, что для всех было бы лучше, если меня вообще не существовало. Во множестве временных линий, оно так и есть. Коконой Широ просто не существовало. Не было никакого Хяку.       Кавата заходят в лифт вместе со мной. Вместе мы выходим из больницы, направляясь к автобусной остановке.       Тонкая больничная пижама не греет. Бросаю сумку на скамейку и усаживаюсь на неё с ногами, пряча лицо.       Чувствую, как меня аккуратно тянут вперёд, а затем теплую и чужую куртку на своих плечах.       — Так ведь теплее, правда? — спрашивает, улыбаясь Нахоя.       — Правда, — соглашаюсь с ним я, всхлипывая.       Не знаю сколько мы так там просидели. Не знаю сколько проехало автобусов с нужным близнецам маршрутом. Скоро — ведь понятие растяжимое.       — Мондаи-чи!       Кажется, я успел задремать.       — Почему она не в палате? — голос у Рана ровный, спокойный, но я знаю, как тот был обеспокоен.       Нахоя быстро и четко рассказал о случившемся, пока Риндо пытался растереть мне ноги и руку, пытаясь так их согреть. Трет шею и щеки, вглядываясь в мое опухшее от холода и слёз лицо.       — Я хочу домой, Риндо, — едва разборчиво. — К Усо-чан и Мин Кю. К Кенчику и Таке-чан. К Шиба и Харучие. К Шио-чан. Я так устала, — подаюсь вперёд, обнимая друга за шею.       — Мы пойдем домой, — обещает мне Риндо.       От его слов я только сильнее разрыдался.       Ведь дома у меня больше нет. Опять.