Закрытый холст

Кисть вновь выводила каждый штрих, плясала в руках опытного мастера своего дела, с любовью передавая то, что он никогда не мог выразить словами. Он остановился, сделал пару шагов назад, чтобы увидеть свою картину под новым, более непривычным углом, оценить её целостность и увидеть возможные косяки… Он старался отойти от привычного для себя, возможно, местами нездорового, перфекционизма, но не мог. Всё что касалось картин для него становилось чем-то почти священным, чем-то сокровенным, смысл которого всегда был и будет понятен только ему. Переписчик считал это своей душой или, по крайней мере её воплощением. Он продолжал таить всё в себе или на многочисленных, не всегда даже законченных, холстах. На него смотрела всё та же очаровательная улыбка женщины, которая просто раздражала его меньше всех. И что теперь? Почему-то она всё чаще стала мелькать в его мыслях, сознании, жизни… Наверно, только во снах не являлась её напитанная изяществом фигура, но можно было не сомневаться, что даже там до художника доберутся эти руки, этот тихий, бархатный голос и неведомое тепло исходящее от этой женщины. Он встрепетнулся. Что с ним стало? Неужели нелюдимому художнику смогла вскружить голову какая-то… какая-то… Обычно на языке крутились очень резкие ругательства, но почему-то сейчас он не мог подобрать ничего привычно едкого. Магнификус ловко, уже действуя чуть ли не по привычке, собрал материалы и, подождав пока краска хоть немного подсохнет, закрыл холст старым полотном. Кусок материи был весь в цветных разводах, местами от количества слоёв краски, ткань становилась похожей на кусок плотного картона или ещё чего похуже. Она была неприятной, жесткой, местами уже неудобной, но под ней всегда скрывалось нечто прекрасное: бережные мазки краски, по которым проглядывалась любовь к своему делу и изображаемому, иногда подобные картины сменялись резкими, импульсивными брызгами краски чистых, совсем не сочетающихся цветов, но от этого холст не переставал быть более удивителен, хоть и казался пугающим. И всё это скрывал тот самый кусок ткани. Магнификус шумно выдохнул, не зная, как с собой бороться и куда себя деть. Даже ученики сейчас привычно не доставали его… ну да… Дав им очередное задание, он надолго обеспечил себя относительным покоем. Ему надо сконцентрироваться на работе, надо найти старые данные, не важно, сам или с помощью кого-то… просто надо...! Сейчас это нелепое раздражение смешалось с неким бессилием. Бессилием против собственных чувств, непонятных и очень смутных, от этого только мешающих. Магнификус глянул в окно, внимательно вглядываясь в уже приевшийся пейзаж. Почему-то сейчас мысли уносили его куда-то намного дальше, за горизонт видимого, шустрыми ручьями перескакивая от одной темы к другой. Почему-то сконцентрироваться на чем-то важном сейчас не получалось, из-за чего у него, Магнификуса – истинного любителя держать всё под контролем, появлялось ужасное чувство раздражения, по отношению ко всему вокруг и к себе в первую очередь. Должно быть, ему следует отдохнуть. *** Гримора внимательно смотрела на одну из страниц книг. Кажется, она перечитывала этот абзац уже раз пять, но никак не могла вникнуть в смысл очередного романа. Ей нравилось коротать вечера за книгой и чашкой чая, который остывал обычно быстрее, чем кончался, но сейчас переписчица никак не могла собраться с мыслями. Что-то неведомое будто мешало ей. Невидимые руки мягко давили на грудную клетку, фантомно проходились несуществующими пальцами по плечам, что-то несуществующее безмолвно шептало ей, совсем близко поднося губы к уху, обжигая дыханием и сбивая с хода мыслей. Сдавшись, женщина отложила книгу. Тяжело вздохнула. От сырости на обложке опять появились маленькие, черные точки плесени, которые спустя время расползутся, составляя странные, не очень привлекательные узоры, если их таковыми можно назвать. Женщина быстрым взглядом оглядела свой склеп. Достаточно просторный, но такой пустой, даже многочисленные подопечные-гули не давали успокоения её натуре. Она даже с каким-то трепетом относилась к своим слугам, но почему-то сейчас ей хотелось чего-то…. Чего-то другого. Она закрыла глаза, опираясь на удобную спинку любимого, раскидистого кресла. Прислушалась. Где-то выл ветер. Тихо, монотонно капала вода с крыши, со временем создавая маленькую лужицу где-то в углу. Раскатистым карканьем залилась ворона, пролетающая где-то мимо, но и без этого её было прекрасно слышно. Обычный сладостный покой сейчас почему-то казался чем-то чуждым, чем-то невыносимым долгим и муторным, настолько, что жить обычной жизнью становилось невозможно. Эта мысль показалась ей забавной, настолько, что по полупустым помещениям раздался тихий, мелодичный, но надрывистый и тоскливый смех. Её темные волосы уже тронула лента благородной седины, а руки вот-вот иссохнут, когда, если не сейчас ещё желать этого ненавистного покоя? Хотелось прогуляться. Почему-то воздух тут казался спёртым, а стены холодными. Переписчица глянула на изящный фарфор, расписанный витиеватыми завитками и листочками, местами уже сколотый, но всё еще очень любимый, и, не допивая чай, встала. Вышла из своего укрытия, невольно щурясь от света улицы – чувствительные глаза уже привыкли к темноте. Она не искала особого направления или места. Просто шла. Вперёд, иногда сворачивая на небольшие тропки одинаковых пейзажей, а после жалея, что выбрала именно эту дорогу, пачкая подолы платьев и моча туфли в противно-сырой траве. Подходя к границам «своей территории» Гримора вздохнула. Где-то там возвышалась башня художника. Почему-то воспоминания о переписчике вызывали у неё смешанные эмоции, отражавшиеся полуулыбкой на лице и комком необычайной тоски в районе груди. Нет. Сейчас она туда точно не пойдёт. Когда-нибудь потом, как бы они этого не желали, но для встречи было слишком рано. Наверно, не только переписчица смерти это понимала… по крайней мере ей так хотелось думать.