Я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал.

Ужин действительно выдался на славу, хоть и был небольшой. Картофельный суп-пюре, с добавлением сухариков из белого хлеба был настолько вкусным, что будь бы воля Антона — он бы съел ещё несколько порций, с удовольствием хрустя сухим хлебом, но увы, этого не произойдёт. Да Шастун и не жалуется — для него и эта тарелка супа была невероятным подарком судьбы, тем более ещё и в такой компании. Чуть ли не вылизав остатки еды из посуды, Антон натянул сладкую улыбку на лицо, будто чеширский кот перед Поповым, а не человек, в самом деле. — Арсений, спасибо за ужин, мне правда было очень приятно и вкусно, а самое главное сытно, — начиная благодарить старшего, начинает Антон. — я давно супы не ел и этот стал для меня как оазис по середине пустыни. Правда, спасибо ещё раз. — Да ладно, Антон, это пустяки. Но я рад слышать, что тебе понравилось, — улыбаясь в ответ на эмоции Антона, говорит старший. — а ещё больше я рад от того, что ты не голоден и меня не будет мучать совесть весь оставшийся вечер и ночь. После этих слов Антон немного смущается, что можно заметить по его розовым щёчкам. От чего-то, Арсений резко испытывает желание притронуться к парню, погладить его по кудряшкам на голове, потрогать наверняка бархатную и нежную кожу, приобнять и почувствовать его объятия на своих плечах. Но Арсений быстро возвращается с небес на землю. Попов, ты с ума сошел? С каких пор тебе так симпатичны молодые омеги, почти незнакомые тебе? А вдруг у Антона есть парень? Бред, точно бред. Такие мысли нужно сжигать в себе и больше не вспоминать. — Ах да, Антон, по поводу работы, — вдруг неожиданно вспоминает Попов. — тебе нужно будет выучить меню, чтобы быть официантом. Я тебе дам один распечатанный экземпляр, сегодня уже учить его не стоит, всё-таки поздно и ты точно устал, но завтра приступи к этому делу, хорошо? — Конечно, — с той же улыбкой отвечает Антон. В следующий момент, Арсений достает из своей папки синего цвета два листа формата А4 и протягивает их Антону, но не убирает от листа своих рук. — Вот, смотри, это завтрак, — показывая на первый листок, говорит Попов. — здесь не так уж и много блюд, но их все нужно знать, а самое главное — знать их состав. Это правда важно. Вторая часть меню — это обед. Здесь уже немного посложнее, потому что продуктов в каждом блюде больше, но их тоже не тяжело запомнить. Дальше идёт ужин и напитки. Справишься? — Придётся, — смеясь, говорит Антон и забирает все листы. — я всё выучу, не переживай. — Надеюсь на тебя, Антон, не подведи. Кстати, — сразу же переключая тему, продолжает брюнет. — давай я тебя до дома подвезу? Уже вечер, темно, я буду переживать. Сам знаешь, что на улицах происхожит в такое время. Антон даже застывает на пару секунд. Чёрт, это же тупик. У Антона нет дома, до которого его мог бы добросить Арсений, а говорить, что он живёт на кладбище у могилы своей матери — просто недопустимо. Хотя с другой стороны, что со знанием этой информации будет делать Попов? Так, Шастун, нет, точно нет. Вариант с рассказом правды отметается, даже не думай об этом. Но как врать? Это тоже не выход. Придётся применять всё своё обаяние и дружелюбие, и отказывать самому себе и Арсению в том числе в комфортной поездке. — Нет, спасибо, но правда не нужно, — начинает в ответ отмахиваться Антон от такого прекрасного предложения, что аж слюнки от обиды текут. — я вызову такси или сам доеду, не хочу тебя напрягать, правда. Ты, наверно, жутко устал сегодня, так что я сам как-нибудь. — Но я снова настаиваю, — не собирает сдаваться Арсений. — своим ходом сейчас добираться очень небезопасно, а на такси можно, но дорого, а я бесплатный водитель, работаю лишь за улыбку клиентов, — с улыбкой на лице, говорит Арсений, от чего вызывает добрую ухмылку уже у Антона. — Так что, согласен? — Нет, Арсений, правда прости, но нет. Мне неудобно, и я не смогу принять твоё предложение. Я и так уже сегодня принёс много трат. Да и я прогуляться хотел, воздухом подышать. — уже серьёзно настаивает парень на своём. Пора включать в себе грубость, но только не нужно переусердствовать. — Эх, упертый же ты, — сдаётся Попов. — Ладно, как хочешь, но тогда напиши мне как приедешь домой, ладно? Я сам тебе вызову такси если хочешь. — Да я пешком пройдусь, мне полезно будет. А насчёт смс, — показывая взглядом на телефон, лежащий на столе, говорит Антон, — у меня нет твоих контактов. Дашь номер? Или социальную сеть, тоже пойдет. — Да, конечно, записывай номер, — начинает Арсений, а потом, наконец полностью переварив всю информацию у себя в голове и осознав всю ситуацию, резко округляет свои глаза. Он не допустит ещё одного плохого исхода на улице этого города. — погоди, что ты сказал? Пешком? Антон, ты с ума сошел? На дворе вечер, поздно уже, я тебя не пущу одного! Ты же омега, а у нас город не славится добрыми делами по ночам! Я тебя подвезу, и это не обсуждается. — как только Антон что-то хочет сказать, его резко перебивают, даже не дав вставить слово. — Даже слышать ничего не хочу, ты мне абсолютно не помешаешь и я не устал. Поехали, — резко вставая из-за стола, заканчивает Попов, протягивая омеге свою руку. Тот, то ли от страха, то ли от бог знает чего, протягивает альфе свою руку и даёт ему возможность отвести прямо к двери своей машины. Стоя уже перед достаточно дорогой машиной, Антон будто просыпается, а осознание бьёт по голове с неслабой силой. Что он наделал? Чёрт возьми, что ему говорить? За своими переживаниями парень даже не замечает как его усаживают в машину и закрывая дверь, обходят её, садясь на водительское сидение. — Ну что, куда едем? — спрашивает Попов, заводя машину. Антон тушуется, страх виден в его глазах и не ускользает от Арсения, из-за чего тот и задаёт следующий вопрос. — Антон, все в порядке? — Д-да, всё в полном порядке, — заикаясь и криво улыбаясь, говорит Антон, а после, непонятно из-за чего, в его голову приходит глупая, совсем необдуманная мысль. Он решает назвать адрес дома своего отца, где он рос до восемнадцати лет, а после был выгнан собственным родителем. — Вот мой адрес…

***

Ехал Антон в окаменелом состоянии. В венах, вместо крови, тёк адреналин, из глаз в любую секунду готовы были хлынуть слёзы, сильным и беспрерывным потоком стекая по розовым щекам, кожа рук возле ногтей уже давно была содрана и из небольших ранок сочилась кровь. В машине была тишина и слышно было лишь шум мотора. Арсений хотел было что-то сказать и даже пытался завести тему разговора, но Антон во время поездки был молчалив как никогда. То, что Арсения это смущало и настораживало — ни сказать ничего. Он чувствовал витающее в воздухе напряжение, что со временем стало почти физически ощутимо — хотелось взять её руками и потрогать. На светофорах, когда те горели красным светом, Арсений оборачивался к парню и заглядывал в его глаза, пытаясь понять его эмоцию, каждый раз надеясь на что-то оптимистичное, но каждый раз он видел лишь страх, потерянность, слабость и горечь боли. Не выдержав больше, после очередного светофора, Арсений съезжает на обочину, останавливая черную машину. — Тош, что происходит? — напрямую задаёт вопрос Арсений, не желая больше гадать и отгадывать загадки. — Что? — будто проснувшись, спрашивает Антон, продолжая создавать новые заусенцы. Его брови сведены к носу и уголки приподняты вверх. У Попова создаётся ощущение, что младший вот-вот заплачет. — Я спросил, что с тобой происходит, — спокойно, без нервов, повторяет брюнет. — Почему ты боишься? — Я? Я не боюсь, с чего ты взял? — пытаясь создать что-то похожее на улыбку, произносит Антон, но у него ничего не выходит. — Твои эмоции говорят всё сами за себя, — отвечает на слова Антона альфа. — ты ведь не хочешь туда ехать, верно? Я чувствую, что что-то не так. В кафе ты был разговорчив, смеялся, даже хохотал, был весёлым, а сейчас тебя сдирает страх как изнутри, так и снаружи, и это прекрасно видно. Антон запутался и потерялся в своих же мыслях прямо сейчас. Почему именно сейчас его тело сковывает боль, обида и досада именно из-за того, что он соврал Попову? Почему он чувствует себя плохо от этого? Почему его жизнь сплошное враньё и разочарование? За своим молчанием, Антон не успевает поймать момент, когда одна горькая слеза вытекает из его глаза, а после, из второго, следует ещё одна. Через пару секунд, соленая вода вытекает уже в несколько раз больше, сердце Антона пропускает больной удар и его будто бьют по виску, заставляя ощущать невероятную боль и резь глазах. Он начинает всхлипывать. А Арсений молча сидит напротив и наблюдает за всем спектаклем одного актёра — Антона, который буквально через минуту рушиться и показывает настоящие эмоции парня, а не заученную роль. Когда Антон начинает быстро вытирать слёзы, чтобы Арсений видел их как можно меньше, старший замечает истерзанные в кровь царапинки около ногтей на пальцах младшего. — Прости. Господи, прости меня, пожалуйста, мне так стыдно за всё это. Прости меня, прости, я не хотел, я виноват, я не должен плакать, прости, — разрываясь в истерике, что взяла окончательный верх над парнем, плачет Антон. Он извиняется, чувствует ужасный стыд и хочет провалиться сквозь землю прямо сейчас, перед Арсением. А тот делает совершенно спонтанный поступок, думая, нет, даже зная, что делает всё абсолютно правильно. Арсений, не убирая рук Антон от его же лица, просто берёт и притягивает мальчишку к себе, начиная гладить по голове, плечам и спине своими тёплыми ладонями. Тот продолжает плакать, выливая и открывая всю свою душу малознакомому альфе, которого знает всего день, по почему-то уже чувствует себя с ним в безопасности. Он позволяет Арсению притянуть себя к его груди и согреть в тёплых, приятных объятиях. — Тише, Тош, тише, я рядом, ты со мной, мы в безопасности, — начинает тихо говорить Арсений, но чтобы его слышал младший. — всё хорошо. Давай с тобой успокоимся, ладно? Все же спокойно, чего ты так расстроился, ну? Мы с тобой сейчас посидим, отдохнем, остынем и расслабимся. Не будем напрягать свой мозг, а уж тем более перенапрягать себя плохими эмоциями, договорились? Почему-то слова и действия Арсения действуют положительно и заставляют верить ему, не сомневаясь ни на одну секунду. В его объятиях очень тепло и комфортно, отворачиваться от них не хочется, даже наоборот, хочется притиснуться ещё больше, раствориться в них. Но какое-то непонятное чувство раздаётся болью в висках Антона. Боль проходится неприятным спазмом по всему телу, мурашки сковывают, а после в ушах идёт неприятный шум и звон, из-за чего не слышно даже звук мотора. В глазах темнеет, язык будто перестает работать, и та темнота, что секунду назад была лишь в глазах Антона, теперь затмила его разум, постепенно отключая мальчика от этого мира, поглощая полностью в себя. Антон больше не слышит встревоженные слова Арсения в свой адрес и не чувствует легкое потряхивание своего тела…