The Baddest

      – Здравствуйте, Ренгоку-сан.       В этот момент столбом стоявший Кёджуро даже забыл об элементарной вежливости и необходимости ответить на приветствие. Лишь продолжал огромными от изумления глазами смотреть на человека перед собой. Черты когда-то по-девичьи милого личика наконец приобрели мужественность, сломался писклявый голос, каштановое воронье гнездо на голове оформилось, кожа стала еще более румяной, а сияющие добротой глаза – еще более приветливыми и понимающими. Приоткрытые пухлые губы застыли в полуулыбке, буквально намертво приклеив к себе взгляд Ренгоку. Кажущиеся такими невинными, соблазнительные.       Кёджуро сглотнул, но так и не вышел из оцепенения, глазами продолжая поглощать стоявшего перед ним человека. А в голове навязчиво лезли и одна за одной сменялись мысли: «Это он? Так изменился! Невозможно! Серьезно? Он вырос таким…» Тоже молчавший Тандзиро на пару секунд смущенно отвел взгляд в сторону, очевидно, каким-то образом сумев понять, о чем именно думает его оппонент. Они встретились случайно: Ренгоку, собираясь с друзьями на очередную попойку, не знал, что те решили позвать в этот раз всех членов их школьного баскетбольного клуба старшего и младшего дивизионов. И как раз удачно вернувшийся в город Камадо попал в их число. Ведь сколько они с ним не виделись…       Тогда Тандзиро бегал за Кёджуро с глазами полными восхищения и благоговейным трепетом. Даже в баскетбол подался только из-за своего семпая, чтобы хоть как-то приблизиться к нему. А потом, в один день получив на свое наивное признание от ворот поворот, внезапно перевелся в другую школу и уехал из префектуры. И Ренгоку вздохнул свободно, поблагодарив небеса, что проблема с подростком-поклонником решилась сама собой. Хотя какие-то сожаления в глубине души он испытывал: все-таки не хватало чего-то. Или кого-то, постоянно крутящегося рядом и восхваляющего каждое его действие, даже простой вздох.       Не то чтобы Тандзиро не нравился ему. Не было чего-то определенного, в чем заключалась проблема: Ренгоку в то время совершенно не раздумывал над отношениями, над тем, к кому его тянет больше, какой он хочет видеть свою вторую половинку и так далее. Просто к влюбленному в себя подростку он ничего не чувствовал, вот и все. Неинтересно, скучно, ровно. Именно так он и ответил на вдохновленную речь Камадо, когда тот признался ему в своих чувствах. Мол, ни ты, ни кто-либо другой мне не нравятся и дела до отношений нет.       Это уже потом он нашел себе высоченного, но капризного блондина, накаченного, с внешностью, словно с обложки журнала. Началось и закрутилось в универе: просто заприметили друг друга, заинтересовались, познакомились, а там быстро поняли, что простого общения почему-то мало. Блондин был совершенно не против сойтись с Ренгоку поближе, потом предложил им стать полноценной парой, чтобы иметь какую-то определенность и не скрывать свои отношения. С ним было как на американских горках: то пошловато флиртует, то психует и злится, то нежно ластится, то жарко трахает. Кёджуро позволял себя иметь и имел сам, когда партнер этого хотел и был податлив и чувствителен. Все это устраивало. Или было удобным – по крайней мере, Ренгоку чувствовал себя комфортно и был доволен. Удовлетворен во всех смыслах.       Только со временем почему-то это удобство начало приедаться. Узуи Тенген – его капризный любовник и вторая половинка – как будто бы изменился. Его быстро меняющееся настроение начало утомлять, пошлые шуточки и ласки надоедали. Даже сексом с ним Кёджуро занимался без особого интереса. Да, в отношениях по-прежнему были эти американские горки, но как же теперь не хотелось на них кататься… Неинтересно, скучно, ровно. Узуи, кажется, из кожи вон лез, чтобы каждый день как-то удивлять Ренгоку, но тот этого никак не отмечал. Идти домой, где ждал любящий без оглядки на все Тенген, хотелось все меньше и меньше. Именно поэтому Кёджуро стал чаще выбираться вместе со школьными друзьями куда-нибудь вечерами: выпивал, отвлекался от мыслей о скуке, от мыслей о том, как же монотонна и скучна его жизнь бок о бок с ярким и прекрасно выглядящим Тенгеном, а потом приходил ночью домой и сразу заваливался спать, игнорируя все прямые и непрямые намеки партнера на близость или ласки.       Конечно, Узуи был не из тех людей, которые молчат и держат все в себе. Скандалы и ссоры были, даже несмотря на то, что Кёджуро являлся человеком неконфликтным. Тенген мог силой – чем он был не обделен – завалить партнера в постель, сделать все, чего ему хотелось, затем искупать в своей ласке, утопить в страсти, но и это никак не трогало охладевшего Ренгоку. Он улыбался партнеру, потому что было нужно, но был отстранен, пребывая в своих раздумьях. А долго ли продлится такая вот скучная повседневность? И чего ему не хватает для того, чтобы быть по-настоящему счастливым?       И в момент, когда Кёджуро снова увидел того самого Тандзиро Камадо, с которым они виделись в последний раз аж несколько долгих лет назад, он вдруг понял, чего ему недоставало. В нем сразу проснулось желание обладать, желание быть обласканным, любимым – вновь разгорелся этот жар, какой был раньше, когда они с Тенгеном только-только познакомились чуть теснее, перебравшись из вертикального положения в горизонтальное на просторной постели любовного отеля. Только Узуи теперь остался в тени, а яркий, блистательный свет сошелся на этом повзрослевшем парнишке, излучающем миролюбие всем своим видом.       – Ренгоку-сан? – мягко повторил его голос, обволакивая Кёджуро, словно теплый карамельный сироп. Все же нужно было как-то отреагировать и подать признаки жизни.       – Камадо, мальчик мой! Ты так изменился – я никак не ожидал такого! – и он, совсем как раньше, будучи в старшей школе, обнял мальчишку за плечи, вжимая в себя, второй рукой начиная ласково трепать волосы. Такой теплый прием последнему, конечно, понравился, однако вызвал некую сконфуженность: Тандзиро стушевался и опустил глаза, не предпринимая никаких действий в ответ.       – Я тоже рад вновь вас увидеть, Ренгоку-сан…       – Теперь, когда ты так подтянулся, ты уже можешь выпить со мной? Я угощаю! Заодно расскажешь, чем занимался все это время!       Увидевшись, они оба совсем позабыли, что находились не одни, а в шумной компании. И, разумеется, никому не уделяли внимания, кроме как друг другу. Кёджуро ввиду напавшего на него возбужденного состояния, а Тандзиро – по старой привычке хорошего и внимательного кохая. Хотя никаких отношений семпая и кохая между ними уже давно не было. Однако общались они так, словно и никогда не расставались: никаких неловких молчаний, пауз – почему-то им было, что обсудить между собой.       Ренгоку что-то говорил, слушал все, но мозг практически не улавливал смысл произносимых фраз – ни своих, ни чужих. Кёджуро только смотрел и не мог отвести глаз. Внутри ощущался такой трепет, такое волнение, что было трудно усидеть на месте: он постоянно ерзал и менял положение, неосознанно пододвигаясь к Тандзиро ближе и ближе. Тот тоже пододвигался: так, будто хотел, чтобы собеседник слышал его лучше. И вот они уже сидели, переплетя пальцы под столом, продолжая присутствовать на этом вечере физически, но отсутствовать на нем мысленно. Их идиллию не могло нарушить ничто. Даже бесконечные сообщения и звонки от ждущего Тенгена – устав сбрасывать их, Кёджуро просто отключил телефон, пожав плечами на вопросительный взгляд собеседника, и продолжил наслаждаться разговором.       Не стояло и речи о том, чтобы продолжать вечер в компании старых друзей: когда все засобирались в другое заведение, Кёджуро оперативно потянул Тандзиро в противоположную сторону, прощаясь с остальными. Его рука снова обвила чужие плечи, а Камадо со смущенной улыбкой прижался к нему ближе, принимая все ласки своего бывшего семпая. Они без слов поняли, куда хотят направиться и где именно продолжить этот неожиданно выдавшийся замечательным вечер.       Администратор на ресепшене учтиво выдал паре магнитные ключи от номера, с любопытством оглядев поочередно каждого из двух парней, и с несползаемой с лица улыбкой приторным голосом объяснил, куда идти. Только слушали они оба его в пол-уха: Кёджуро хотелось как можно быстрее подняться в номер, сбросить с себя все тряпки и разложить уже на широкой кровати своего ненаглядного мальчика. А Тандзиро в принципе был смущен тем фактом, что кто-то посторонний видит кусочек их личной жизни, возможно, строя какие-то пошлые догадки у себя в голове. Хотя, эти догадки не были такими далекими от истины.       Как только двери в номер захлопнулись, потоком полилась страсть. Торопясь так, словно промедление могло стать для него губительным, Ренгоку поснимал с себя одежду, бросая ее как попало на пол, прямо у двери в номер, и сразу же схватил парнишку за руки, притягивая к себе и находя его губы. Их языки сплетались в безудержном танце, обдавая друг друга горячей слюной, которая блестящей ниткой натягивалась между ними в воздухе – Тандзиро томно из-под прикрытых ресниц смотрел на своего партнера и тянулся к нему снова, не желая надолго прекращать эти ласки. А у Кёджуро по крупицам иссякало терпение: голова пылала, а нижнее белье мучительно давило на отвердевшую плоть.       Пальчики такого робкого с виду Тандзиро поразительно ловко стянули с партнера тугие боксеры, задев горячий ствол как будто случайно. От этого Кёджуро задержал дыхание, шумно втянув воздух в легкие и замерев, ожидая, что его мальчик не остановится только на этом. И не прогадал. Камадо, не разрывая их горячего поцелуя, обхватил ладонью его член, большим пальцем смазав по головке, принявшись совершать медленные ритмичные движения. Какая же это была мучительно-сладостная пытка! Ренгоку заводило все: и прикосновения немного влажных ладоней, и инициатива партнера, и вообще вся сложившаяся ситуация – ему казалось, что в данный момент он может кончить, лишь направив поток своих фривольных мыслей в необходимую сторону. Разве могло быть такое с тем же Тенгеном? Кончить только от одной мысли, что они вот-вот собираются сделать это? И речи быть не могло!       «Зачем как-то пошло изощряться, когда удовольствие можно получить, всего лишь находясь с любимым рядом?» – промелькнула мысль в затуманенной голове парня, когда он вытащил блестящие от смазки пальцы из наспех растянутого анального отверстия партнера. Размышляя о всяких пошлостях, придумываемых Тенгеном, Кёджуро не взял в расчет, что именно в эту минуту он сам загнул тихо стонущему Камадо ноги до самых плеч, выпятив обнаженную пятую точку, и даже усыпал россыпью следов от укусов чужие бедра, заставив вздрагивать и вскрикивать. Это в его понимании к пошлостям не относилось.       – Ренгоку-сан!.. – приглушенным голосом с придыханием отозвался Камадо на прикосновение рук партнера, когда тот широко развел ему ноги, держа за коленки, примеряясь попасть членом в смазанное и пригласительно поблескивающее гелем отверстие.       – Ты постепенно привыкнешь, больно не будет, мальчик мой, – тяжело дыша, проговорил Кёджуро, чувствуя, что даже от выражения лица Тандзиро у него сводит низ живота. Нужно было действовать быстрее.       – Я знаю... – эта фраза немного смутила старшего, однако возбуждение не оставило сил думать ни о чем другом, кроме как о скорейшем совокуплении. И Ренгоку, вопреки своим заботливым словам особо не подумав об ощущениях партнера, вошел в него резво, с разгону, вынудив пронзительно вскрикнуть и выгнуться на постели дугой – член, зажимаемый горячими стенками, проскользил внутри легко и вошел до упора. Парнишка крепко вцепился ему в спину, отчаянно прижимаясь и дрожа под весом чужого тела. «Все совершенно не так, как с Узуи», – невольно сравнил Кёджуро, чуть выходя и пробуя толкнуться снова, прислушиваясь к своим ощущениям. Тандзиро был куда мягче да и не таким зажатым, как Тенген: как будто бы Узуи реже позволял брать себя. Ну или тело Камадо от природы было более податливым.       Остановившись на последнем варианте, Ренгоку выкинул из головы все ненужные мысли и принялся активно двигаться, с каждым разом стараясь быть резче, ощущая, как от становящихся все громче и громче стонов у него по всему телу бегут мурашки. Остались только он, охотно принимающий его в себя Тандзиро и головокружительное удовольствие, отзывающееся в каждой клеточке тела. Камадо был словно какой-то деликатес, который едят только по особым праздникам – Кёджуро казалось, что после пресной повседневной пищи он наконец вкусил это божественное блюдо.       – Камадо!.. Мальчик мой, где ты был раньше! – выпалил Ренгоку, ритмично, со звонкими шлепками припечатываясь бедрами к чужой промежности. Нет, это было что-то невероятное – ему никогда не хотелось кого-то настолько сильно. Глядя на то, как закатывает глаза его партнер, Кёджуро, гортанно зарычав от возбуждения, склонился к его шее и со всей страстью впился в кожу, сильно всасывая ее, намереваясь поставить несколько своих отметок. Отчего-то вдруг заспопротивлявшийся Камадо лишь распалил его желание доминировать: Ренгоку быстро перехватил его руки за запястья и прижал к матрасу, наказывая парнишку размашистыми толчками внутрь.       – Только не засосы, Ренгоку-сан! Нет! – жалобно застонал Тандзиро, пытаясь высвободить руки, но ощущая, как от этих попыток Кёджуро лишь начинает вдалбливаться в него яростнее, будто негодуя из-за такой непокорности.       – Но я хочу, чтобы ты был моим! На тебе должны быть мои засосы! – как заведенный продолжал упрямо твердить в ответ тот, не останавливаясь ни на минуту. Они стонали почти в унисон, неловко встречались губами, тут же начиная влажно целоваться, пытаясь просунуть языки в рты друг другу, как будто бы соревнуясь между собой. И даже когда Ренгоку со стоном кончил, то не перестал двигаться, а Тандзиро ощутил, как обмякший внутри него член вновь твердеет, с хлюпаньем размазывая горячее семя.       Посреди ночи, когда Ренгоку наконец обессилил, оставив парнишку в покое и расслабленно упав рядом с ним на подушки, они долго смотрели друг на друга в полумраке помещения. Горячая и влажная от пота рука Кёджуро ласково гладила партнера по щеке: он не мог насмотреться на своего бывшего кохая, влюбляясь в каждую подмеченную мелочь в его внешности. О существовании Тенгена, который ждал его в их общей квартире, Ренгоку уже и думать забыл. Что делал Узуи в его отсутствии – разве это было важно, когда напротив лежал такой обворожительно прекрасный, нежно гладящий его грудь и плечи Тандзиро? «Люблю», – подумал парень и выдохнул, запустив пальцы во взъерошенные каштановые пряди. Произнести это вслух почему-то не пришло ему в голову: Кёджуро вообще с трудом мог выразить свои мысли и чувства через слова. Да и он не считал это чем-то важным. Поэтому признание так и осталось несказанным.       Непонятно каким образом, но Узуи узнал об его измене и, как ревнивая жена, с утра устроил настоящий скандал – даже посуда полетела со стола. А Кёджуро не отпирался. Надо сказать, он очень стойко перенес все крики и обвинения, а потом и хороший удар в лицо, от которого онемела щека. О том, что чувствовал психующий Узуи, он думал в последнюю очередь – в телефоне висело давно прочитанное сообщение от Тандзиро, гласящее, что им нужно увидеться и кое-что прояснить. Именно размышлениями о предстоящей встрече и были наполнены мысли Ренгоку. И, не теряя времени, он попросту оделся и вышел из квартиры, не слушая непонятно почему вдруг начавшего сбивчиво извиняться Тенгена. Где-то там, вне стен этой квартиры, уже ожидало его счастье, которое хотелось как можно скорее схватить и не отпускать от себя – счастье, так неожиданно появившееся в его опостывшей бескрасочной жизни.       В кафе, возле станции, окрыленный Кёджуро буквально залетел, чуть не сбив на выходе какого-то смешного светловолосого парнишку с книжками, вовремя разминувшись с ним и пропустив к выходу. Бегло оглядев небольшое помещение, он тут же увидел знакомую каштановую макушку и глупо разулыбался в предвкушении долгожданной встречи.       Увидев его синяк на лице, изумленный Тандзиро с тревогой вгляделся в ясные глаза Кёджуро, на что тот только беззаботно махнул рукой.       – Я рад, что мы смогли увидеться так скоро! Честно, я готов был уже с утра бежать к тебе, мальчик мой! – с еще большим воодушевлением, чем в нем было обычно, заговорил Ренгоку, накрыв руку собеседника своей ладонью и горячо стиснув ее. В этом жесте было все: и радость встречи, и его пылкая страсть, восхищение прошедшей ночью, желание поскорее остаться наедине – а казалось, они всего лишь соприкоснулись пальцами. Однако на лице Камадо даже не появилось и тени смущенной улыбки или хотя бы намека на то, что и он испытывает те же эмоции. Парень сидел перед ним, словно на иголках, странным взглядом изучая пустое блюдце с крошками и остатками крема перед собой. Это немного осадило беззаботное настроение Кёджуро, и он с недоумением замер. – В чем дело, Камадо? Плохо себя чувствуешь? После вчерашнего?       – Нет, все хорошо. Я просто хотел сказать вам кое-что: как раз по поводу нашей встречи, – его голос звучал приглушенно, даже как будто виновато, и Ренгоку поймал себя на мысли, что происходящее перестает ему нравиться. – Дело в том, что я позвал вас сюда, чтобы попрощаться…       – Что?       – Я скоро уезжаю из города. Да и вообще уезжаю… Я рад, что получилось встретиться с вами и увидеться перед моим отъездом и…       – Постой-постой, Камадо! Мальчик мой! Почему ты должен уезжать? Мы ведь только… мы только с тобой все выяснили! Это слишком неожиданно! – он даже привстал со своего места, чтобы перегнуться через стол, поближе к погрустневшему парнишке. – Из-за чего такая спешка?       Тандзиро молчал какое-то время, не смотря на своего собеседника, но потом вдруг резко поднял на него решительный взгляд. Никакого смущения, робости – ничего этого больше не было для опешившего Кёджуро.       – Ренгоку-сан, я не свободен. Я сожалею, что не сказал вам об этом с самого начала – я не ожидал, что вы еще захотите увидеться со мной. Тот человек из-за работы вынужден уехать на длительное время в Сингапур. И он берет меня с собой, поэтому я уезжа…       – Но, Камадо! Даже если ты не свободен, наши с тобой чувства – ты ведь что-то испытываешь ко мне? Я хочу быть с тобой! Мы ведь можем!..       – Нет, не можем, – бескомпромиссно перебил его Тандзиро, и его брови сошлись на переносице, явив собеседнику негодование. – Я вижу, что для вас чувства другого человека не стали проблемой – вижу это по вашему лицу! И по тому, как вы сбрасывали звонки вчера весь вечер! Совсем не ожидал от вас такого, если честно… Простите меня, Ренгоку-сан, но я не могу вот так вот запросто бросить человека, который нуждается во мне.       – Так ты любишь этого человека или нет?! – громко, с нетерпением выпалил Кёджуро, начиная раздражаться на этого таинственного незнакомца, собирающегося увезти его мальчика в другую страну.       – Да какая разница?! – вскочил на ноги Камадо. – Я не могу оставить этого человека. Я благодарен ему за то, что он был рядом, когда моя жизнь стала приносить мне только боль и огорчение. Благодарен за то, что он оплачивает лечение моей матери, помогает братьям и сестрам… Ради этого мне не жаль пожертвовать своими чувствами к вам! И любовь тут совсем не причем, – выйдя из-за стола, парнишка повернулся спиной к Кёджуро, безрадостно бросив ему, не оборачиваясь. – Прощайте, Ренгоку-сан. Постарайтесь простить меня за мое бездумное поведение вчера. Надеюсь, у вас все будет хорошо.       – Камадо!..       – Мне правда пора.       Несмотря на его слова, Кёджуро не опустился обратно на свое место и не остался в кафе – он торопливо бросился следом за ушедшим Тандзиро, чувствуя, как изнутри его разъедает странное, совсем еще незнакомое чувство обиды и разочарования. Что значит «не могу оставить»? Если Камадо вовсе и не любит того человека, то почему не может оставить? Почему готов поступиться всеми своими желаниями? Неужели он возьмет и уедет, отодвинув чувства к нему, к Ренгоку, в сторону? Чувства, которые взаимны!       Выскочив на улицу, Кёджуро уже хотел окликнуть бывшего кохая, но любимое имя так и застряло в горле. У кафе встревоженного Тандзиро встретил какой-то высокий бледный мужчина с легкой волной в волосах в строгом костюме и пальто: он покровительственно обнял мальчишку и осведомился все ли в порядке. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять: этот человек был при деньгах. Слова о лечении матери и обеспечении семьи сразу обрели для Ренгоку смысл. «Так дело в деньгах?!» – тут же завелась в его голове едкая, обжигающая мысль, от которой нутро заклокотало негодованием. Но его слуха внезапно коснулся холодный бархатный голос.       – Вы что-то хотели? – этот мужчина внимательно смотрел на Кёджуро, выжидая, что тот как-то пояснит свое поведение. И только тогда Ренгоку понял абсурдность ситуации: он, как истукан, стоял и буравил мрачным взглядом их пару. Выглядело действительно странно. Меж тем незнакомец все ждал его ответа, снисходительно рассматривая Кёджуро. Казалось, будто он смотрит сверху вниз, как аристократ на простолюдина. Все в его образе раздражало и злило Ренгоку: и дорогая одежда, и смоляные кудри волос, и острые черты лица, и равнодушные глаза – точно этот человек сочетал в себе все качества, которые были ненавистны Кёджуро. Хотелось открыть рот и разразиться гневной тирадой сию же секунду, однако парень вдруг скользнул взглядом по Камадо и проглотил все слова, которые хотел сказать. Большие перепуганные глаза Тандзиро словно бы умоляли его молчать.       – Нет, извините, – с суровым лицом выдавил из себя Ренгоку с большим трудом, отвернувшись в сторону. – Мне показалось, что я увидел своего старого знакомого. Обознался.       И после этого резко развернулся, зашагав прочь. Незнакомец в пальто только пожал плечами и отвернулся к Камадо, тут же позабыв о существовании Кёджуро.       – Твои дела в этом городе закончились? Что ж, тогда в аэропорт.       Тандзиро слабо кивнул на слова мужчины и, пока тот отошел к стоявшему возле обочины такси, поглядел на стремительно удаляющуюся напряженную спину Ренгоку. В груди мучительно на куски разрывалось сердце. В этой поездке на какой-то миг ему показалось, будто он вернулся в беззаботную школьную пору, когда не нужно было ни о чем беспокоиться: лишь жить в свое удовольствие, наслаждаться каждым днем и позволять себе любить самой простой и искренней любовью. Пусть иногда было тяжело, пусть иногда было грустно – эта жизнь оставалась прекрасным воспоминанием. А теперь после этой непродолжительной ностальгии ему снова предстояло возвращаться к расчетливости и монохромности отвратительно сложной взрослой жизни, в которой ничто больше не приносило ему удовольствия.       Тяжело вздохнув, Тандзиро в последний раз окинул обреченным взглядом улицу, среди людей на которой еще можно было различить знакомую крепкую спину.       – Прощайте, Ренгоку-сан…