Тело мелко подрагивает. Аарон чувствует слабую пульсацию в висках. Его тело кренит в сторону, но упорство, с которым он идёт вперёд, не утихает.
Во рту кисло-сладко-сухо. Хочется ещё один энергетик, но он прекрасно понимает, чем это закончится для его изнеможённого организма. Он едва ли не чувствует, как рёбра трутся об лёгкие, стимулируя странный приступ тяжёлого дыхания. Руки кажутся ему липкими, рот грязным, глаза заплывшими, и смрад собственного пота, заменяющий все запахи вокруг, ядовитым.
Душно и тесно. Об него трётся столько тел, что невольно Аарон сравнивает себя с машиной на мойке, обтёртой со всех сторон мокрыми мыльными тряпками. Только эти будто вымочены в моче. От людей пахнет резкими духами, от кого-то сладкими, от другого спиртовыми, другие пахнут подгоревшей жирной коркой креветок, которые сегодня вместо закуски. Больше всего его воротит от затхлого сахарного дыма кальянов.
Но наверх он не вернётся.
Его так колотит от злости.
Ёбаный Эндрю.
От бешенства Аарону почти физически больно. Кажется, у него обостряется высокая чувствительность к жизни. Русло его ненависти ко всему на свете залегает глубоко в подсознании, окружённое молчаливым недосыпом и шумной нервозностью. Интересно, сможет ли он вытянуть тему, которой, как любовнице, отдал несколько недель и тихих спокойных ночей.
Очевидно, что нет. Ради Колумбии он забрасывает обещающую стать финальной ночь, почти законченную методичку и три кило конспектов. Выбор есть всегда, и у Аарона он был тоже: лишиться необходимой нагрузки на мозг, впрочем, напомнив себе каким устрашающим может быть его старший брат, когда ему куда-то нужно.
В этом году учёба не идёт совершенно.
Ничего не идёт.
Как-то всё разом навалилось.
Бурный поток информации, которую непременно необходимо запомнить; тренировки и вездесущий Кевин-Кевин-Кевин и его экси; Вороны и ещё маловажная на фоне других проблем, до охуения огромная куча бед; Кейтлин, вечно недовольная и недостаточно удовлетворённая чем бы то ни было, шумная и активная, пока ему хочется лежать и медленно умирать.
— Кино, парк, библиотека? Что угодно, только назови место, — и это звучит, будто
он виноват, будто Аарону действительно есть какой-то прок рисковать жизнью, встречаясь с ней, и умышленно игнорировать, рискуя ещё сильнее.
—
Прошу, давай не сегодня, — ему хочется густо сблевать куда-то в сторону, пока она смотрит на него
этим своим взглядом, лучше всякого оратора, говорящего ему о том, что он снова облажался.
Снова Аарон не может правильно подать. Снова Аарон недостаточно быстро бежит. Снова Аарон понимает, о чём говорится в книге, но не может объяснить, либо снова Аарон вызубривает всё на злоебучий зубок, но ничего не понимает.
Снова то, снова сё.
Как много
снова и как мало вероятности, что его вообще когда-нибудь оставят в покое.
В последние месяцы своей жизни он задумывается, что лучше бы остался с Тильдой. С ней бы он не дожил и до конца младшей школы. Не пришлось бы терпеть
всё это. И
всех их.
Всю жизнь он предоставлен сам себе. И пока не появляется Эндрю, пока к нему не присоединяется Ники,
ему нормально. Теперь, когда он даже пожрать без параноидальной слежки братьев не может, хочется выть и кусать локти. Как бесит, как заебало. Аарон не маленький мальчик, не часть теней, пляшущих по стенам в их общажной комнате, не безропотная сучка старшего брата. Если бы не постыдный страх перед чистым слётом тормозов в мозгу его точной копии, Аарон давно бы послал всех нахуй.
Он ненавидит этого человека. Того, кто лишает его матери, кто отнимает его дымчатую свободу и так беспрепятственно толкает в эту лисью помойку. Почему из-за его обещаний
Аарон должен быть частью стены, защищающей
какого-то, блядь, Дэя? И чем
чёртов Дэй отличается от
сраного Рико, окружив себя свитой из нескольких человек. Наверное тем, что эта тряпка их боится, пока
его брат вертит своими птицами, как хочет. А Ники, просто Ники — чуть красивее обезьяны, очень громкий Николас, который на него-то похож только слабым процентом крови в жилах.
На зубах трещит слюна. Аарон грубо толкает в бок девушку, прочищает себе путь к барной стойке, где паренёк трёт стаканы.
— Что налить?
В голове шум от музыки, по мозгам бьёт какофонией запахов, а тела,
боже, сколько же тел, кружат вокруг.
— Вода, — бормочет слабо, но бармен слышит.
Стакан оставляет за собой выпуклую мокрую дорожку на стойке, и Аарон хочет уронить в неё голову, если это хоть немного вернёт ему ошмётки покоцанного сознания. Будто сухая земля, он поглощает всю воду, просит ещё, потом ещё. И так до тех пор, пока жидкость не перестаёт идти по кишкам так легко и живот не начинает протестующе набухать.
Как хочется спать.
Аарон едва не плачет. Завтра ещё к Бетси.
Снова молчать,
снова слушать её тупые я-тебе-обязательно-помогу вопросы и подтирать ими задницу.
Желание танцевать, если оно и было, исчезает абсолютно стремительно. Чувствуя себя носителем каждой гниды в этой злачной конуре, Аарон берёт ещё один стакан воды и без малейших колебаний льёт себе за шиворот, пуская по позвоночнику. Придаёт бодрости, но запах пота становится острее. Губы липкие, уголки сухие. На глазах слезливая сухая корка. Спина болит так сильно, как только может классифицироваться боль. Мокрый свитер зябко липнет к спине. Из правой штанины капает остаток того, что не успело впитаться в одежду.
— Сука, убей меня.
— Чё? — бармен приподнимает бровь, но заинтересованным не выглядит. Ещё один конченый, укуренный в дерьмо нарик, который что-то себе там бубнит. Спрашивает скорее из рабочей этики, чтобы не быть виновным в том, что дебил просил о помощи, а потом скончался прямо на стуле, так её и не получив.
— Забей.
Его постная рожа отпугивает любых, даже самый пьяных шкур подальше от барного стула. И Аарон сидит, считай, в полном одиночестве, готовый разбить стакан и пырнуть себя в живот. А ещё ему кажется, что на него кто-то смотрит. Прямо таращится. Либо Эндрю, либо какой-то укурок.
Жара кажется удушающей. Даже с мелким ручьём за шиворотом ему хочется вымыться полностью.
Яркие светодиоды из-под стойки, прожекторы и кружащий под потолком блестящий шар. Лучи всех оттенков прорываются через дым и пар, походят на солнечные лучи через облака, но не греют. Невозможно сосредоточить свой взгляд на чём-то конкретном, всё так или иначе отвлекает, или перетягивает внимание.
Аарон щурит глаза и осматривает толпу. То тут, то там мелькает пара-тройка знакомых лиц: однокурсники или просто кто-то, кого он когда-то видел, но такое количество известных ему людей напрягает. Хватает и Атланта с его маниакальной зависимостью портить жизнь Дэю, невольно или намеренно обращая общественное внимание и на него. Желания предстать перед кем-то мало-мальски знакомым в таком помятом виде нет. Снова будут шептаться. Обсуждать что ест, что пьёт, как одет и с кем сидит.
Маленький вакуум, образованный вокруг стула, на котором он сидит, лопается с появлением человека. Мужчина садится прямо на соседний стул, громко брякнув заклёпками на рукавах о гладкую поверхность стола. Он такой огромный, что на его фоне Аарон кажется пятилетним ребёнком. Невольно ёжится и пытается слиться с местностью, надеется, что здоровяк просто не заметит его за своими габаритами.
— Йо, Бран, — мужик подзывает бармена и тот, сверкнув слабой улыбкой, жмёт ему руку.
— Здорова, Том.
— Налей чего-нибудь покрепче.
Новоприбывший разворачивается лицом к толпе, закидывая громоздкие локти на барную стойку, упираясь лопатками в край твёрдой поверхности. Кожаная куртка с улыбающимся черепком скрипит новизной.
— Ну и толпища, — бубнит под нос. Потом, будто ненароком, поправляя тёмные волосы, задевает Аарона плечом. — Прости, мелкий.
— Ничего.
Встать и отсесть было бы такой явной демонстрацией пренебрежения, что Миньярд не рискует. Этот тип может сломать ему хребет обычным щелбаном. Проще вытерпеть и остаться целым.
Мужчина —
Том — кажется решает, что Аарон горит стать его собеседником. Он скалится в широкой улыбке, смотрит на него своими блестящими в свете клуба глазами, медленно тянет:
— Не люблю толпу, — в подтверждение брезгливо укорачивается от летящего в его направлении пьяного студента. — Никогда не знаешь, может, прямо сейчас за тобой наблюдает твой враг. Жутко, да?
Аарон фыркает.
— Слишком философская мысль, как для… — он хочет сказать
как для такого отброса, правда хочет, и Том улавливает направление мысли.
Но не обижается.
Его громкий раскатистый смех, как гром, на мгновение глушит любые звуки. Миньярд невольно вздрагивает и поднимает глаза ко второму этажу. Эндрю не видит огромного мужика рядом со своим братом, он занят бурной ссорой с Кевином. Оно и хорошо. Не хватало драки.
— Как по мне, всё очень прозаично, — беззлобно вздыхает Том. — Я в кожанке, приехал на байке, вон там мои ребята, — он тычет пальцем в толпу, среди которой мелькает столик, занятый разношёрстой кучкой мужиков в таком же прикиде. — Не мудрено, что у нас могут быть враги.
Байкеры или какая-то банда. Аарон никогда не интересовался подобными темами, предпочитая изучать варианты появления у человека в печени цирроза, а не тупого металлического предмета.
Том получает свой граппа, и когда тянется, чтобы забрать, снова задевает Аарона.
— Ещё раз прости, — он сверкает широкой белозубой улыбкой, но на фоне его грубого небритого лица это похоже на волчий оскал. Будто он на волоске от того, чтобы вонзить эти зубы в глотку.
Миньярд снова отмахивается. А запястье, задетое его локтём, кричит во всю свою мощь. Со стороны
это кажется лёгким столкновением, хотя на деле Том долбанул его так крепко, что даже за шумом музыки Аарон отчётливо услышал скрежет суставов. Было это намеренно или нет, но такая небрежная демонстрация силы заставляет коленки дрожать. Теперь Аарон как никогда понимает девушек, которые боятся оставаться наедине с мужчинами — быть с кем-то незнакомым, но
настолько превосходящим тебя по силе, давит в равной степени как физически, так и морально.
Чтобы не акцентировать внимание, Аарон отворачивается и оглядывает толпу на втором этаже. Не смотрит в сторону Эндрю намеренно. Не желает лишний раз видеть брата снизу, пока он наверху.
В VIP зоне народу меньше. Аарон цепляется взглядом за женщину с длинными чёрными волосами. Она перекинула оголённые ноги через стеклянный балконный заборчик и лениво вертит в воздухе ступнями в чёрных «Джимми Чу». И смотрит прямо на него. Он чувствует это скорее подсознательно, ведь за бликами света и дымом кальянов не видит её лица, не может запомнить очертания тела. Только ноги в дорогой обуви.
— Понравилась? — голос Тома прорезает шум в ушах слабым пищанием.
— Вы знакомы?
— Можно и так сказать, — мужчина ведёт плечами, будто не при делах. — Бран, что у нас на десерт?
Бармен улыбается. Куда радостнее ранних нескольких минут в компании Миньярда.
— Вишня.
Аарон поворачивается к ним. Но ощущение чужих глаз в районе темечка не исчезает.
— Что это за штука такая? Мне предлагал её другой бармен.
Том молчаливо лыбится, хватая свой пакетик с порошком из рук паренька-бармена. Небрежно суёт его в карман и бросает на стойку пару купюр.
— Попробуй, — говорит он. — Должно понравиться.
Том исчезает в толпе быстрее, чем вялое сознание Аарона может обработать полученную информацию. Запускает руки в светлые лохматые волосы, смотрит на бармена.
— Будешь?
Правой щекой чувствует каплю пота, левой наверняка скоро ощутит пристальный взгляд Эндрю.
«Вы будете жрать только проверенную наркоту, понятно?»
— Пошёл ты к чёрту, — Аарон бубнит себе под нос, вмиг ощущая раскалывающую череп на две части головную боль.
Как он устал. Сука, разве так вообще можно? Он делает всё, чтобы вырваться из этой дыры, из этой команды, из этого ужаса, а остальные только мешают. Тащат назад, как стотонный балласт. Вяжут толстыми цепями к месту. К конкретным людям.
— Буду.
— Тебе смешать с чем-то или так?
Желая ощутить влагу на языке, выбирает напиток.
И минуты, пока бармен готовит шот, тянутся неумолимо долго. Аарон внимательно следит, как он смешивает алкоголь, как заливает по маленьким рюмкам, как отвлекается на знакомого в толпе. Хочется ударить и заставить делать быстрее, пока у него ещё есть время без сторожевых собак.
Со временем всё, что он только может слышать, — стук сердца в ушах и своё тяжёлое дыхание. И когда небольшой шот летит по гладкой стойке к нему, мир замирает в стазисе. Ещё раньше, чем Эндрю действительно может его заметить, Аарон крепко хватает рюмку и осушает одним глотком.
Кривится от сладковатого осадка на дне посудины.
Ждёт.
Это занимает не дольше минуты.
Первое — звуки исчезают. Остаётся только сердце, кровь, дыхание. Второе — боль в спине проходит. Её заменяет лёгкая анемия, чуть позже становится легче, и мышцы будто не свои, будто привалены сверху. Одежда отлипает от тела, мокрые волосы не щекочут затылок.
Бармен снисходительно хмыкает и ставит перед ним два стакана воды, щедро заполненные до краёв, и Аарон, точно безумный, налетает на них. Сладость не вывести с кончика языка ну никак. И закусывая лимоном, и суя в рот острую креветку, и потираясь языком о холодную стаканную стенку. Остаётся только открывать и закрывать рот, влажно причмокивать, желая перебить сахаристый вкус слюной.
Он встаёт. Хватается за стул, но будто повисает в воздухе. Нет ощущения прикосновения, нет дрожи от холода мокрой одежды. Есть только он, а вокруг будто ничего. Тело немеет так стремительно, что в момент даже держать веки открытыми получается едва-едва.
— Ники, — шипит Аарон. И правда, макушка мелькает среди толпы всё ближе и ближе.
— Аарон? — Николас уже навеселе, уже под пылью, но лёгкий игривый огонёк в глазах редеет, когда он замечает его потрёпанный вид. — Что случилось?
— Я...
Бам. Его ослабленные кости отказываются держать тело. Бам. И стазис развеивается. Толпа, замершая в одной секунде, возобновляет свой ходкий поток. И никто не замечает его, сидящего на полу. Они бьют и толкают, танцуют, живут своей жизнью. Аарон слабо поднимает руки, никчёмным оборонительным жестом создавая себе вялую защиту, и тут же получает коленом в висок.
— ЭНДРЮ!
Дым слегка рассеивается, и теперь Аарон чётко видит женщину со второго этажа в дорогих туфлях. На языке сладко. Она улыбается.
«Попробуй. Должно понравиться»
«Никогда не знаешь, может, прямо сейчас за тобой наблюдает твой враг»
***
Атлант бешено колотит пальцами по клавиатуре. Короткие ногти стучат по пластику, создают звук более тонкий и звучный, чем от соприкосновения с кожей. В темноте комнаты яркий экран светит прямо в глаза, режет зрачок и роговицу, но у него нет времени делать яркость ниже.
Рядом на столе, среди бессвязной кутерьмы бумаг лежит телефон с открытой перепиской с Летицией. Она прислала новые фото. Аарон Миньярд.
Буква «р» слегка западает, и Атлант, взбешённый задержкой, несколько раз бьёт по ней.
— Мм. Ты чего не спишь? — женский голос с другого конца комнаты, где стоит его кровать, тонет в подушках и одеяле. Он её разбудил.
— Спи, — почти приказ, но вовремя исправляется: — Пожалуйста, не парься. Забыл доделать кое-что.
— Универ доконает, — слабо бубнит девушка.
Атлант усмехается.
— Точно.
Всего через пять ударов сердца она уже засыпает, оставляя его на съедение самому себе. Атлант позволяет себе скользнуть взглядом по мягкому изгибу бёдер. Влажный горячий язык бездумно проходится по нижней губе, размазывая слюну, и потрескавшаяся кожа легко саднит.
— Ваш конец близок, Лисы.
***
Густые сумерки над головой начинает прорезать фиолетовая полоса рассвета. В нескольких километрах от Колумбии, в редком лесу, ступая по хрустящей земле, Рико и Натаниэль неспешно идут всё ближе к широкой трассе.
На них одинаково чёрные спортивные костюмы, и мгновение ранее, пока не начало вставать солнце, отличить их от беспросветного лесного горизонта было невозможно. Рико чуть сутулится, пинает мелкие камушки, которые находит на мху, а потом закидывает их себе на ребро кроссовка. Одним точным выверенным движением подбрасывает в воздух, бьёт носком с глухим «тук» и отправляет в полёт, в спину дрожащей женщины, бегущей от них во всю силу своих возможностей.
Зияющая дыра в районе между шестым и седьмым ребром страшно кровоточит. С каждым её неровным шагом в густой тишине слышен скрип всё ещё плотно сидящего в плоти ножа о кости. Силы просить и умолять покинули её километр назад.
Рико обращает на женщину внимания ровно столько, чтобы не потерять её скудные неровные очертания среди веток, а сам остаётся весь во внимании Натаниэля. Сегодня молодой Мясник полностью трезв; от него не тянет сладковатым больничным препаратом, алкоголем тоже. И Морияма немного теряется, не понимает, что с этим делать. Видеть Ната не в себе входит в привычку, он учится правильно реагировать на каждый косой голубой взгляд или игривый тембр в голосе, а когда он такой... Необычно. Рико давно научился не ждать подвоха от пустого выражения на лице, хотя в таком состоянии Натаниэль безобиден ровно настолько, насколько и опасен.
В горле женщины особенно громко булькает слюна. Она останавливается, чтобы сплюнуть в корень папоротника, но слабое откашливание Веснински время от времени напоминает, что ей всё же стоит бежать.
—
Нет, — голос тихий, еле слышный, хотя связки они не вырезали.
Женщина бежит дальше, пару раз спотыкается.
— Если ты хотел её убить, нужно было вогнать нож глубже. И приподнять, чтобы проткнуть лёгкое.
— Я не хотел убивать сразу, — отвечает Рико. — Ты же меня не для этого сюда взял. Мы её отпустим?
Когда Натаниэль трезвый, у него с Рико существует довольно хрупкое понятие «мы». Хрупкое, потому что с чистой головой Веснински надолго не задержится, а когда он чокнутый, существует только «я». Рико не желает прокладывать причинно-следственную связь такого поведения, ещё глубже суя нос туда, где ему быть не положено, а довольствуется редкими, но, тем не менее, приятными коротаниями времени в компании Ната.
Веснински хмыкает, будто Морияма сказал что-то смешное.
— Нет-нет.
— Ладно. Ты или я?
Азарт погони угасает ещё полчаса назад, когда женщина совершенно выдыхается и начинает слабо перебирать ногами. И они просто бредут за ней, осторожно ступая по тем же хаотичным следам, будто наслаждаются колючим утренним ветерком, попутно выгуливая хромую собаку.
Натаниэль протягивает Рико пистолет с одной пулей.
Одна попытка. И Рико, будто мальчик под надзором строгого отца, расправляет спину, взводит курок. Слегка щурит глаза, пытаясь разглядеть мятежный силуэт дамочки. Она уже довольно далеко, подбирается к узкой обочине на подъезд к Колумбии. Но для Рико это лишь отличные условия продемонстрировать всё, чему его научил Натаниэль.
И правда, один выстрел становится решающим. Пуля исчезает между складок тонкого хлопкового платья на затылке, где оно смялось, когда она приподняла подолы, чтобы бежать быстрее. Белая ткань в чудной метаморфозе становится тёмно-тёмно красной, почти чёрной. Тело плюхается на подушку из твёрдой земли и травы.
— А если бы на её месте был Кевин, всё закончилось бы также легко?
Рико сглатывает горькую желчь. Грубо бросает:
— Нет. Я бы показал ему, чему научился на уроках с тобой, от которых он так яро отказался.
— Отказался и заплатил за это Теодорой Мулдани, — мелочно напоминает Натаниэль. Они легко переступают тело и идут, пока не оказываются на тихой трассе.
— Сучки недостаточно, — вздыхает Рико.
Почти беззлобно.
— Я знаю, зна-а-аю. И скоро приведу Кевина к тебе.
— Ты же можешь сделать это прямо сейчас, — чуть тише продолжает Рико. — Так зачем ждать?
Натаниэль хлопает его по плечу почти дружески.
— Я играюсь.
— Напомни, почему ты вообще помогаешь
мне, — теперь, когда Рико знает, что является важной частью какого-то плана, он не боится задавать вопросы. Ведь, как бы ни претила эта мысль, а
он ещё пригодится.
— Я обещал. Не столько тебе, сколько твоему брату. А нарушу обещание, данное
ему, и бо-бо будет не только тебе, а и мне. — Веснински слабо, будто в руках совершенно нет жизни, треплет Рико по волосам.
— Ты обещал Ичиро. Да. Но то, чем занимаемся мы с тобой, в планы не входило, я знаю. Мог поменять всё по ходу, но это не в твоём стиле. Так что же?
— Плюсик тебе за внимательность. — Нат ждёт, пока мимо проедет машина. Будто кто-то может их услышать. —
Кровь гуще воды. Когда у меня был выбор — ваш клан или моя мать, я его сделал. Вошёл в семью, частью которой являешься и ты, пусть и не такой значимой. Но каким бы сыном по счёту ты не был — остаёшься Мориямой. Я служу Морияма. И хотим мы того, не хотим, защищать тебя — часть моей работы. Так функционирует семья.
Семья. Рико понимает, что Натаниэль имеет в виду. Семья не по крови, но давшая клятвы на крови, считается такой же, как если бы все они вышли из одной утробы. Перед ним, младшим господином, стоит раб, пусть и обладающий
большей властью.
— Обещания, которые я даю Ичиро, касаются и тебя. И если я клянусь — клятву сдерживаю. Так меня научила
моя семья.
К тому моменту солнце уже начинает вылезать из-за деревьев. Его яркий луч падает Натаниэлю на лицо, и Рико может чётко различить чудную, как для него, серьёзность в голубых глазах.
Чётких формулировок в словах нет. Но только что Натаниэль дал понять, что сделает всё, о чём его только попросит Морияма.
Любой Морияма.
А может, это тоже такая игра. Может, Натаниэль даёт ему в руки просто непомерную власть в лице преданного, безропотного палача и смотрит, как он будет им распоряжаться. Наблюдать, достоин ли Рико того, чего прежде были достойны только члены главной ветви.
Сможет ли он в своё время стать новым главой.
И будь это сказано
не трезвым Натом, Король не предал бы словам
такого значения.
Рико ещё предстоит с этим разобраться.
Натаниэль вынимает из кармана телефон, вбивает номер и отдаёт короткий приказ:
— Уберите наши следы. Убедитесь, что тело найдут. Жду отчёт, как закончите.
И когда тело женщины найдут, пусть попробуют опознать двух парней в розовом и синем париках на рассвете. Ну детский сад.
