Сказка ложь, да в ней намек

Холодный свет больничных ламп отражался в идеально чистом кафеле, словно в зеркале, но Виктор не стеснялся оставлять на полу грязные следы. Очередная прогулка ничуть не помогла освежить голову и отвлечься от тяжелых мыслей, поэтому он снова вернулся к бутылке. Янтарные капли коньяка помогали провалиться в чудное, но такое короткое беспамятство. И не жаль даже цены – ни денег, ни бесконечной головной боли и сухости во рту. Спустя месяц такой жизни голова отучилась думать о былых деяниях, внутренние монстры уснули. Теперь, смотрясь в зеркало по утрам, он видел свое лицо, белоснежный халат и стетоскоп, обвивающий шею, подобно змее. Не осталось и следа от былых ошибок и, хоть Виктор ненавидел себя за каждую заведомо провальную попытку очеловечить монстра, спасти труп, он бы ни за что не отказался от очередного такого же провала. В этом была вся его суть – всегда пытаться, всегда делать и никогда не взирать на цену. Наука превыше всего! Глоток коньяка. Еще глоток. И еще один. В голове пустота, сердце молчит, лицо окаменело, нет ничего, что способно вызвать хоть какие-то эмоции. Доктора затягивало в воронку хлесткого негатива и дешевого алкоголя. Он пил из узкого горлышка бутылки, не потрудившись найти какую-нибудь посуду. И в бар идти он не думал: больница была его работой, домом и баром в придачу. Звук распахнувшейся двери заставил мужчину поперхнуться и вылить добрую часть содержимого бутылки на грудь. – Какого черта?! На двери черным по белому написано «Посторонним вход воспрещен!» О, альпийский Йети! В дверях стоял Чарминг своей собственной смазливо-геройской персоной и озадаченно взирал на доктора. Казалось, он хотел что-то сказать, но вместо этого глубоко вздохнул и прикрыл дверь. К сожалению, изнутри. – Опять за старое, Вэйл? Мы, кажется, уже говорили об этом. – Это твои кулаки говорили с моей челюстью, Дэвид! Или как мне тебя называть? Ваше высочество? Прекрасный-очаровательный? – Ооо... – покачал головой Чарминг. – Похоже ты надрался намного сильнее, чем в прошлый раз. Тебе нужно прилечь, итак похмелье будет неслабое. Могу помочь. – Прова-а-а-а-аливай! – протянул Вэйл, отталкивая шагнувшего навстречу Принца. – Твои геройства нужны только твоей женушке! Хотя и мои подвиги пришлись ей по вкусу, если ты понимаешь, о чем я. Чарминг лишь глубоко вздохнул, в очередной раз за этот вечер призывая себя к спокойствию, и сжал кулаки, надеясь, что хоть сегодня удастся не пустить их в ход. – За это ты уже получил, напрашиваться во второй раз не имеет смысла. Тебе нужно снять этот халат, лечь на кушетку и постараться заснуть. – Коне-е-е-е-ечно, мамочка! Виктор будет послушным мальчиком, – хохотнул Вэйл, отхлебывая коньяка. Бутылка была вырвана из его рук так резко, что остатки напитка выплеснулись, разлились по полу, заливая и следы от грязных ботинок, и еще чистые плитки кафеля. – Снимай халат! – устало, но твердо потребовал Дэвид. – А брюки можно оставить, сэр? – очередной смешок. И все же белая тряпка, залитая алкоголем, отлетела на стул, стоящий справа от двери; ноги доктора выскользнули из грязных ботинок. – Я пришлю кого-нибудь протереть здесь пол, – тихо сказал Чарминг, приглушая свет. – А сам? Или негоже принцу грязной работой заниматься? – Могу и сам. Дверь закрылась с глухим скрипом. Для Виктора ночевать в больнице было делом привычным. На самом деле, Чарминг приходил к нему далеко не в первый раз. Казалось, принц считал своим долгом отлучить врача от бутылки, и только сейчас Вэйл поймал себя на мысли, что ждет, когда этот смазливый герой, еще год назад спящий коматозным сном в его больнице, придет и разнообразит вечер. Дверь снова отворилась. Принц со шваброй в руках смотрелся довольно комично. – Между прочим, сегодня я почти трезвый, – подал голос Виктор, краем глаза наблюдая, за тем, как Дэвид водит шваброй по полу. – Я заметил, – усмехнулся тот, не отрываясь от работы. – Ты явно переигрывал, то невпопад упоминая мою жену, то порываясь спустить брюки. Ночь медленно, но верно двигалась навстречу утру. Не один час минул с тех пор, как Чарминг ушел, а Виктор Вэйл улыбался во сне.