***
Поначалу новенькая сторонилась других детей. Ее поселили в отдельной комнате на верхнем этаже, почти под самым чердаком. Завтракала она на кухне с прислугой, а вечерами тенью бродила по окрестностям поместья. Во время нудных занятий в душных кабинетах девочка тихо читала в конце класса. Учителя ее не трогали и будто бы не замечали присутствие новой ученицы. Вскоре дети переняли их поведение. Новенькая стала живым призраком в поместье. Даже имени ее практически никто не знал. Из детей только шуханская девочка однажды услышала, как Ана Куя обратилась к новенькой: — Полина, Его Светлость интересовались, не прислать ли тебе новых книг. Князь обеспокоен, что библиотека в поместье скоро закончится. — О нет, благодарю вас, мадам, — девочка слегка улыбнулась, оторвав взгляд от большого атласа, разложенного на узких коленях. — Библиотека здесь большая. И, хоть она и уступает домашней, все же обладает прекрасным собранием...К тому же, я надеюсь, вернуться домой до наступления холодов, — она заметно помрачнела и еще тише добавила, — Если Его Светлости будет так угодно... Весь оставшийся вечер шуханская девочка не могла найти себе места. Уж слишком резанули ей слух слова новенькой. Она разговаривала с совершенно непривычным говором. Если, к примеру, учителя и дети произносили слова больше со звуком «о», то новенькая делала акцент на «а». Такую речь Алина слышала только у Князя, когда тот навещал своих маленьких подопечных. Так говорили в Ос Альте. На следующий день к новенькой впервые за все месяцы ее пребывания в приюте подошли другие дети. Мальчик и девочка, держась друг друга, встали у раскидистого дуба, под которым сидела новенькая. Все трое смущенно переглядывались, ожидая, кто же первым начнет разговор. — Я Мал, — протянув мозолистую ладонь, представился мальчик. — А это Алина. Нас привезли незадолго до тебя. — Меня зовут Лина, — дрогнул тихий, неуверенный голос. Затем новенькая поднялась, отложив раскрытую книгу на землю, и, выпрямившись, подала руку мальчику. Теперь слова ее прозвучали иначе, но собственное имя так и осталось чужим, — Лина Сокер. Я из семьи военных. Родители погибли, сражаясь с шуханскими кочевниками. — Наши погибли в Каньоне, — Алина выступила чуть вперед. Каждое упоминание Шухана болезненно отзывалось в ее душе, напоминая, кем она была, и почему местные дети ее не любили. — Мне жаль твоих родителей. Но здесь у каждого своя трагедия. Лучше всего отпустить прошлое и жить дальше, Лина Сокер. Лина чуть нахмурилась. Щеки стыдливо запылали, и девочка почувствовала, как по телу прошла волна зудящего тепла. Она совершенно не хотела обидеть детей. И, упомянув о гибели родных, никак не думала, что затронет болезненную для других тему. Совершенно не понимая, как исправить ситуацию, она неуверенно переминалась с ноги на ногу. — Что ты читаешь? — Мал заметил перемену в настроении девочек и попытался сменить тему. — Жития святых, — ответила Лина и добавила, — Сказание о Санкт-Маради. Она считается покровительницей невозможной любви. Очень печальная история, если задуматься...Хотя концовка счастливая. — А ты…ты можешь нам почитать? Новенькая кивнула, робко улыбнувшись. Она пригласила детей сесть возле себя и, перелистнув страницы к началу истории, стала читать. До самого захода солнца, пока не начало темнеть и холодать, они просидели под деревом.***
С тех пор каждый день дети проводили вместе, слушая и попеременно читая все новые и новые истории из алой книги. Со временем совместные вечера породили крепкую дружбу. Их общая зима в приюте наполнилась смехом, шутками и боевыми кличами, проносившимися на лугу вместе со снежками. Дни становились все короче и темнее, а преподаватели проводили их у камина, играя в карты и попивая квас. Старшие дети, томясь в четырех стенах, от скуки устраивали склоки и драки. Поэтому троица пряталась в маленькой комнатке под самым чердаком и разыгрывала небольшие спектакли. Одним утром новенькая украла колоду карт, и все трое провели не один вечер, пытаясь оставить друг друга «в дураках». В день, когда приехали экзаменаторы-гриши, дети уместились у окна, надеясь разглядеть почтовую карету. Вместо нее через белокаменные ворота поместья проехали сани, запряженные тройкой черных коней. В полной тишине дети следили, как сани проскользили по снегу к главному входу княжеского дома. Из саней показались четыре фигуры в элегантных меховых шапках и тяжелых шерстяных кафтанах: алых, словно кровь, темно-синем — цвета глубокого моря, и фиолетовом, точно аметист на снегу. — Гриши! — восхищенно выдохнула Алина. — Гриши, — испуганно прошептала Лина, вцепившись пальцами в подоконник. — Быстрее! — прикрикнул мальчик. В следующий миг распахнулась дверь в комнату, и на пороге показалась Ана Куя. На ее высохшем лице читалось явное беспокойство. Она внимательно оглядела троицу и проговорила: — Алина и Мал, вы — быстро вниз. Ведите себя прилично, и ни слова о вашей подруге, — на несколько секунд замешкавшись, дети покорно кивнули. Затем женщина обратилась к Лине, — А ты, моя милая, сиди здесь и не высовывайся. Постарайся не издавать ни звука. Боюсь, Князь, и, в особенности, Княгиня не обрадуются, если о твоем присутствии здесь станет известно гришам. — Конечно, мадам, — кивнула новенькая, провожая взглядом уходящих друзей. Те были озадачены происходящим, хоть и старались не подавать виду. Лина пообещала себе, что расскажет им обо всем, когда настанет подходящее время. Обязательно расскажет! Но пока она села на кровать, обхватив колени руками. Поджав под себя ноги, Лина повернулась к окну, стараясь не думать о происходящем внизу. Девочка сосредоточенно рассматривала падающие за стеклом снежинки. Ей казалось, что стоит лишь протянуть руку, как одна из них упадет на ладонь и растает от тепла человеческого тела. Время тянулось мучительно медленно. Прошло пять минут? Десять? Быть может, час? Девочка едва держала себя в руках, борясь с желанием проверить, все ли хорошо у ее друзей. Она боялась, что может навсегда потерять кого-то из них, если гриши обнаружат дар. Свой она скрывала не первый год и даже не могла представить, что будет, узнай кто-нибудь о нем. Ждать сил больше не было. Осторожно поставив ноги на пол, на мысочках она прошла к окну. Внизу у саней стоял гриш в алом кафтане. Высокая фигура всем корпусом развернулась к главному зданию поместья, оценивающе рассматривая приют. Лина пригнулась, боясь оказаться замеченной. Но любопытство взяло свое, и она, едва-едва выглядывая, наблюдала за гришом. Никогда прежде она не видела сердцебита так близко. — Одним взмахом сердце разорвет и даже не запомнит, — тихо прошептала девочка. Ее мутило только от одной мысли об убийстве живого существа. В последующий раз, когда она осмелилась посмотреть на сердцебита, душа ее ушла в пятки. Она отчетливо увидела, что взгляд его был направлен в ее окно. Несколько секунд они пристально наблюдали друг за другом. Мгновение, и Лина уже исчезла, скрывшись за дверью в свою комнату. Она выскользнула из башмаков и бесшумно пронеслась по этажу, минуя два коридора, библиотеку, по старой лестницы взобралась на чердак. Там, сквозь пыль и паутину она забилась в угол и взмолилась всем Святым, чтобы оплошность ее не обернулась большим горем. Под крышей было темно, из расщелин в прохудившейся кровле тянуло холодом. Босые ноги Лина поджала под себя, почувствовав, как болезненно свело одеревеневший пальцы. — Глупая, глупая девчонка, — постукивая себя по голове, заговорила девочка. — Нельзя, нельзя быть такой глупой. Контроль и дисциплина. Дисциплина и контроль — иначе гибель. Маленький белый мышонок оказался единственным свидетелем данной сцены. Напуганный неожиданной гостьей, он дернулся и попал в мышеловку. Резкий щелчок привлек внимание девочки. Зверек погиб быстро, не мучаясь. Маленькое тельце секунду забилось в предсмертных судорогах и начало остывать. Девочка подобралась, на коленях подползла к мышеловке и бережно извлекла еще теплый комочек. Горячая слезинка скатилась по ее щеке. Девочка не терпела смерти. Она не боялась ее — просто не могла не противостоять ей. Больше из чувства справедливости. Маленькая Лина Сокер верила, что каждая жизнь имеет цену. И она заплатила достаточно, чтобы требовать законные проценты. Осторожно положив мышонка на руку, девочка накрыла его второй ладонью. Белый Свет просиял между сжатых пальцев. Когда же она разжала руки, зверек выскользнул на деревянный пол и скрылся между пыльными сундуками.