***
Близко ко мне подойди, но рядом не стой Рядом со мною ложись, но не спи со мной Говори-говори, но глядя в глаза немей Со мной поселись, но жить со мною не смей АИГЕЛ — Сумерки
***
Это ошибка. Они с Уиллом много кто друг другу. Доктор и пациент, коллеги, друзья. Это всё, чем они должны быть. Стремление к большему означало бы проложить неизбежный путь к разрушению того, что у них есть. И Ганнибал знает, что это ошибка, даже когда позволяет всему произойти, когда с остервенением целует губы Уилла, когда собственнически трется о него. Он знает. Обещание погибели никогда по-настоящему не останавливало людей от достижения желаемого, и Ганнибал не удивлен, что он такой же. Он всего лишь человек. И он хотел уже очень давно. Уилл идеально прижимается к нему: твердый, страстный, влажные алые губы распахнуты, голова запрокинута, глаза плотно сжаты. И Ганнибал не знает, как он вообще должен даже пытаться сопротивляться. Они сливаются вместе самым совершенным образом, их соитие быстрое и фантастическое — бушующая похоть и развязный голод. Он входит в Уилла с неизменным фокусом, удерживает его, упивается каждым всхлипом и стоном. И Уилл громкий, уверенный в своем желании, его голос, его тело беспрерывно направляют Ганнибала — Жёстче, черт тебя дери, Ганнибал, просто блять выеби меня — требуя удовольствия. Они продерживаются не долго, кончают, отставая друг от друга на пару минут, волны горячего экстаза скручивают их вместе. Падают на матрас, Ганнибал погружен все еще глубоко внутри Уилла, их губы лениво встречаются. Уставшие, но довольные после их необузданной дикой случки. Позже он выходит и обтирает Уилла. Ганнибал пытается не думать о том, как ему нравится вид распластавшегося мужчины на его кровати, сонного и довольного. Они засыпают, и Ганнибал обнимает Уилла всю ночь. Утром он просыпается в пустом доме. Внизу в столовой лежит остывший позабытый ужин, неприглядное свидетельство ослепившей их вчера страсти. Это ошибка. Но, хоть убей, Ганнибал не может сожалеть об этом.***
Они не говорят о том, что случилось. Но это скользит между строк, окрашивает каждое слово, каждый взгляд и каждое касание. Воздух сгущается между ними от недосказанности. Натянутой обстановке не способствует то, что они часто видятся на этой неделе. Джеку Кроуфорду требуется их помощь в новом деле. Ганнибал ловит себя на том, что напрягается, пытаясь расслышать скрытые подтексты в словах Уилла и прочитать мысли профайлера на обычно бесстрастном лице. Всё происходит достаточно безобидно. Сегодня четверг, они в офисе Джека, ждут хозяина кабинета. Их глаза встречаются, и взгляд Уилла вспыхивает жаром, от которого по телу Ганнибала пробегает слабая дрожь. Его дыхание прерывается, и Уилл улыбается. И Ганнибал знает — это случится снова. Это не одноразовая связь, которую можно списать на излишек выпитого вина и с легкостью забыть. Он проводит пятницу в состоянии мрачного ожидания, приглушенная нервозность отвлекает его от пациентов только потому, что они не Уилл. Это несправедливо по отношению к ним, но знание этого, однако, мало влияет на то, чтобы остановить его от мимолетных взглядов на часы. Он считает минуты до сеанса с Уиллом. Поначалу все проходит без происшествий, хотя напряжение все еще присутствует. Они обсуждают дело, обсуждают настойчивое требование Аланы прекратить полевую работу — они даже обсуждают оперу, которую Ганнибал посетил несколько дней назад. Не проскальзывает и намека на тему, которая, как они оба знают, у них на уме. За десять минут до конца сеанса один из них наконец поднимает этот вопрос, и это не Ганнибал. — Думаю, самое время поговорить о том, о чем мы оба думаем. Ты согласен, Ганнибал? Ганнибал медленно поворачивается от своего стола, где он переставлял и без того идеально разложенные на столешнице принадлежности, чтобы посмотреть Уиллу в лицо. Его вид на долгое мгновение ошеломляет Ганнибала. Уилл наблюдает с легкой усмешкой на губах, голубые глаза с озорным блеском пристально смотрят на Ганнибала. Его голова слегка откинута назад, обнажая горло и подчеркивая четко очерченную линию подбородка. Ганнибал безуспешно пытается удержать свой взгляд от блуждания по оголившимся участкам кожи, Уилл расстегнул первые пуговицы рубашки. Поза откровенно, намеренно приглашает, и Ганнибал чувствует, как у него пересыхает во рту от этого зрелища. Как будто ему нужен еще какой-то стимул, чтобы хотеть Уилла. — Ты хочешь меня, — произносит Уилл, будто проецируя мысли Ганнибала. Доктор кивает, прекрасно понимая, что ответ и так очевиден. — И я хочу тебя. Я не вижу причин для того, чтобы отказывать себе в чем-то. Ганнибал немного сдвигается, борясь с крайне нехарактерным для себя желанием поежиться под этим пронизывающим взглядом. Этот разговор он предпочел бы вести сидя. — Что именно ты предлагаешь, Уилл? — спрашивает он, гордый тем, как ровно звучит его голос. Но Уилл только понимающе ухмыляется, как будто может видеть сквозь напускное спокойствие Ганнибала. И он, вероятнее всего, может. — Ну, мы оба взрослые люди. Официально я не являюсь твоим пациентом. Поэтому ничто не может нам препятствовать на пути к разврату. Уилл не говорит прямо, что не заинтересован в отношениях, но это подразумевается в его словах и тоне. Ганнибал облизывает губы, символический протест умирает трагической смертью у него на языке, когда глаза Уилла отслеживают движение с неприкрытым интересом. — Это может навредить моей репутации, если кто-нибудь узнает, — это не отказ. Они оба прекрасно знают, какое решение принял Ганнибал. — Но это же не остановит тебя, — мурлычет Уилл, улыбка острая, как нож. Он расставляет ноги шире и манит Ганнибала к себе. — А теперь иди сюда. Ганнибал повинуется. Это кажется самой естественной вещью в мире — удобно устроиться на коленях Уилла. Его встречают обжигающим поцелуем. Уилл, не теряя времени, обнимает талию и приоткрывает его губы коварным языком. Горячо и более чем безумно. Ганнибал думает, что может опьянеть от вкуса Уилла, ставшего еще более сладким из-за удушающего напряжения предыдущей недели. Ганнибал становится твердым до стыдного быстро, но Уилл довольно стонет и атакует его рот с новой силой, изгоняя из его головы все, кроме ошеломляюще острого удовольствия, скользящего по коже и проникающего до самых костей. Он жаждет воздуха, но не желает расставаться с Уиллом. Большая ладонь накрывает его эрекцию, мягко, дразняще надавливая через брюки. Ганнибал стонет, звук проскальзывает мимо без разрешения. Он прерывает поцелуй, чтобы прижаться губами к виску Уилла, улыбаясь сквозь тяжелые вдохи. — Я ждал этого всю неделю, — бормочет он, голос становится почти неразборчивым из-за силы его жажды. — Было пыткой видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться. Уилл отвечает резким движением бедер вверх, прижимая выпуклость на брюках к бедру Ганнибала с бессмысленным отчаянием. Ганнибал трется о руку Уилла, преследуя удовольствие, в котором Уилл, кажется, решил настойчиво отказывать ему. Затем резко, без предупреждения, Уилл сильно хватает его, потирая тыльной стороной ладони член. Грубое обращение только усиливает удовольствие, пронизывающее его тело, и Ганнибал запрокидывает голову с шипящим ругательством, стискивая зубы, когда Уилл продолжает тереть и поглаживать, тонкий барьер из гладкой ткани не умаляет интенсивности. Если бы он был более рационален и не отдавался так чувственности момента, Ганнибал не с такой бы охотой терся о «друга», как подросток, которым он не был уже много-много лет. Но при нынешнем положении дел опасения даже не приходят ему в голову, и Ганнибал кончает вот так, бешено толкаясь в руку Уилла, в то время как профайлер ставит засос за засосом на его шее. Ганнибал падает на Уилла с дрожью, со стоном принимает жадный поцелуй. Он завороженно наблюдает, как Уилл подносит руку, испачканную спермой, ко рту: розовый язычок высовывается и пробегает по кончикам пальцев. Возбуждение зарождается у него в животе при виде этого эротичного зрелища. Не говоря ни слова, он поднимается с колен Уилла, опускается на пол и ловкими пальцами освобождает чужую напряженную длину от брюк. Он одаривает Уилла быстрой ухмылкой, наслаждается тем, как расширяются яркие глаза, и со смаком заглатывает член, его слабый рвотный рефлекс способствует плавному скольжению набухшей плоти по горлу. Уилл хватает за волосы обеими руками, не направляя, а просто удерживая. Он усердно и быстро работает ртом, толкает за край без особого милосердия. Ганнибал крепко сжимает губы вокруг члена Уилла, даже когда его предупреждают о надвигающейся кульминации. Он жадно глотает все, что может предложить Уилл, наслаждается острым вкусом. Проходит много времени, прежде чем кто-либо из них двигается. Ганнибал испытывает странное чувство покоя, сидя на полу и положив лоб на колено Уилла. После они не разговаривают, но молчание становится ровным и непринужденным, незапятнанным сожалением или опасениями.***
Их отношения не меняются. Они эволюционируют. Они все еще доктор и не-пациент, все еще коллеги, все еще проводят пятничные вечера, обсуждая прославленных безумцев и все еще объединяют свои блестящие умы, чтобы пролить свет на загадочные улики. Секс органично вписывается во все это, вписывается в их и без того пересекающиеся жизни с шокирующей легкостью. Уилл был невероятно интригующим с самой их первой встречи, а сейчас он будто наркотик. Всегда мало, никогда не достаточно. Каждое неистовое соитие или торопливые ласки оставляли Ганнибала лишь с нуждой в большем, он никогда прежде не испытывал такого. Потому что Уилл великолепен в своем удовольствии, будь то напряженное выражение его лица, когда он объезжает Ганнибала до забвения после часа терапии. Или затуманенный взгляд его глаз, когда он приваливается к двери своего пустого класса после того, как Ганнибал доводит его своим ртом до оргазма. Или спокойная уверенность, с которой он нагибает Ганнибала над его собственным обеденным столом и трахает до потери пульса, шепча ему на ухо несусветные пошлости. Его чистейшая красота просто завораживает… (Он даже не подозревает, что падает. Пока не становится слишком поздно, и он — разбитая груда на земле.)***
Никакой нежности. Никакой ласки. Никогда и не будет ее. Но это идеально.***
Проходит два месяца, случается дело в Дэлавэре. И Ганнибал осознает правду. Уилл звонит в среду и с голосом, полным раздражения. Говорит, что не сможет прийти на сеанс в пятницу, потому что будет вынужден покинуть штат из-за дела. Он, предположительно, должен вернуться в воскресенье. И всё. Но Уилл не возвращается к воскресенью. Шлейф из новых трупов отнимает его время и внимание. Первые пару дней для Ганнибала проходят в обычном режиме, хоть он и ощущает неприятное давление в груди время от времени. Когда наступает новая неделя, он в наивысшей степени раздосадован. У него просто нет права скучать по Уиллу. Они не влюбленные. Они не в отношениях, просто заключили обоюдный договор. Он не имеет права так сильно тосковать по профайлеру. И всё же Ганнибал чувствует себя ужасно потерянно без Уилла. Дело не в сексе — ну, не только в сексе, — а во всем, что касается Уилла: от мрачного тона его голоса, когда они обсуждают дела, до слабых морщинок в уголках его глаз, когда он смеется, до спокойной уверенности, которая часто преобладает над его неловким поведением, до света в его глазах, когда он говорит о своей стае… Ощутимая боль пульсирует в такт его сердцебиению. И когда Ганнибал наконец перестает лгать самому себе и признает, что влюблен в Уилла Грэма, он испытывает не прилив счастья, а леденящий душу страх. (Это было ошибкой. И все ещё ей остается.)***
Уилл возвращается в следующую пятницу. Уже достаточно поздно, и резкий стук в дверь удивляет его. Однако этот специфический ритм слишком знаком, как и многое другое в Уилле, чтобы Ганнибал по-настоящему встревожился. Он открывает дверь с улыбкой, которую не может подавить, и у него как раз хватает времени, чтобы взглянуть в ярко-голубые глаза, обрамленные темными взъерошенными кудрями, прежде чем пара теплых губ сталкивается с его собственными, силой поцелуя отодвигая Ганнибала на шаг назад. Он рефлекторно обхватывает Уилла рукой, не сжимающей дверной косяк, и нетерпеливо отвечает со слабым стоном облегчения. Они отрываются друг от друга через несколько жарких секунд. Ганнибал слишком ошеломлен внезапностью, чтобы даже смутиться тем, насколько тяжелым стало его дыхание или как все его тело дрожит от предвкушения. Уилл поворачивается, чтобы захлопнуть дверь, сбрасывает пальто, позволяя ему упасть на пол. У Ганнибала не хватает времени даже мысленно осудить этот жест, прежде чем Уилл снова оказывается на нем, прижимает их тела друг к другу в жестком столкновении. Он целует Ганнибала, как умирающий с голоду, наконец вкусивший пищи. Ганнибал позволяет прижать себя, пока его спина не упирается в дверь, тело Уилла — сплошная стена, надежно удерживающая его в клетке. Он вздыхает в рот Уилла, когда их эрекции соприкасаются, оба уже наполовину твердые. Ганнибал скользит руками вниз по спине мужчины, чтобы крепко схватить его за задницу. Уилл ухмыляется и запрокидывает голову, упираясь всем весом в дверь, в то время, как двигает бедрами грубыми кругами, каждый момент трения еще больше стимулирует их члены. — Как же я, блять, скучал по этому, — говорит Уилл, грубые слова посылают поток жара прямо в пах Ганнибала. Тем не менее, значительная часть его разума больше озабочена тем, что он может просто снова держать Уилла вот так, быть с ним так близко, чувствовать биение его сердца сквозь одежду, ощущать его вкус на языке… Упиваться его присутствием после того, что кажется годами отсутствия, а не просто одной неделей. И если он постарается, он даже может представить, что Уилл чувствует так же. Что он пришел не только ради секса. Что он скучал так же отчаянно, как и Ганнибал. Я скучаю по тебе. Так сильно. Затем Уилл снова устремляется вперед, атакуя шею Ганнибала голодными губами, и сладкая фантазия рассеивается вместе с остальными его мыслями. Их одежда постепенно присоединяется к пальто Уилла, они сбрасывают ее в промежутках между лихорадочными ласками и рывками. Ганнибал нависает над обнаженным Уиллом, распростертым на полу, любовно покрывает его бледное, совершенное тело темными отметинами. Уилл хватает его за волосы и дергает, почти грубо сближая их рты. — О господи, трахни меня, — кипит нетерпением Уилл, острые зубы впиваются в губы Ганнибала. — Сейчас же! Трахни меня! Если бы это был кто-то другой, Ганнибал остановился бы тут же, настоял бы, чтобы они переместились с пола в более подходящее место. Но он жаждет Уилла, все его существо кричит о том, чтобы ему позволили просто снова обладать им, поэтому он без колебаний опускает руку между их переплетенными телами, чтобы погладить член Уилла. Он скользит пальцами по перинеуму к отверстию в быстрой ласке. Ганнибал резко останавливается, когда обнаруживает, что Уилл уже скользкий, его анус мокрый от смазки. — Я подготовился по пути, — шепчет профайлер на ухо Ганнибалу с лукавой усмешкой. Доктор беспомощно стонет, прижимаясь лбом к груди Уилла, изо всех сил пытаясь сдержать резкую волну возбуждения, которая захлестывает его при этом откровении. Из него вырывается череда французских ругательств, и Уилл смеется — прекрасный, радостный звук согревает Ганнибала. Уилл целует в висок, прежде чем выскользнуть из-под него и подняться на четвереньки. У Ганнибала пересыхает во рту от этого зрелища. Ганнибал хочет, чтобы этот прекрасный мужчина принадлежал ему. Хочет быть с ним до конца своих дней. Это самая безнадежная мечта за всю его жизнь. Он трахает Уилла, не сдерживаясь, на холодном полу своего фойе, наслаждается звуками, вырывающимися из них обоих, бормочет нежности на множестве языков, прижимаясь к чужой коже, и пытается быть довольным тем, что он может получить хотя бы это.***
Он наблюдает, как губы Уилла изгибаются в редкой, искренней улыбке, чувствует, как его собственное сердце наполняется любовью при виде этого. И знает, что у него не осталось надежды.***
Ганнибал однажды пытается прекратить всё это. Пытается. Трудно выдавить из себя слова, когда он ничего так не хочет, как сдаться и забыть мир, забыть логику, но ему нужно сказать это сейчас, иначе он никогда больше этого не сделает. Он собирается с духом, борется с желанием выгнуться навстречу Уиллу и говорит: — Нам стоит остановиться. Это… это плохо для нас. Это кончится дурно. Возможно, ему следовало выбрать лучшее время, потому что так трудно звучать убедительно, когда Уилл так близко, когда его руки ласкают Ганнибала, а зубы прокладывают горячую дорожку по его шее. Слова выходят слабыми и неуверенными, больше похожими на отчаянную мольбу, чем на резкое требование. Уилл поднимает голову от горла Ганнибала, похоть и огонь темнеют в глазах, и никакой теплоты. Грэм ухмыляется, сверкая острыми зубами, и это весь ответ, который нужен Ганнибалу. Потому что это не имеет значения, осознает он. Это не имеет значения, потому что Уилл не отпустит его, а он недостаточно силен — не в этом, никогда в этом — чтобы оторваться самому. — Мы не остановимся, — шепчет Уилл, и поцелуй, который он прижимает к губам Ганнибала, на вкус как проклятие. — Нет, не остановимся, пока не сгорим. (Они знают, что они не просто сгорят. Они будут пылать, как адское пламя, и закончится всё горьким пеплом и дымом.)***
Это особый вид агонии — так глубоко любить того, кто никогда не полюбит тебя в ответ. И обнаружить, что весь твой мир вращается вокруг кого-то, кто намеренно не замечает твоей преданности. Тот факт, что Уилл желает его, только усугубляет ситуацию, потому что это заставляет Ганнибала думать о том, как легко это было бы, если бы он мог сделать то же самое и довольствоваться простой физической связью. Каждое мгновение, проведенное с Уиллом — отдает болью в груди. Каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение, каждый поцелуй причиняют Ганнибалу горькую боль, напоминая ему о том, чего он не может иметь. Уилл должен знать, может быть, не всю интенсивность чувств Ганнибала, но хотя бы их часть. И его отказ отпустить Ганнибала вызывает беспокойство и обнадеживает в равной мере. То, что они делают друг с другом — кем они являются друг для друга — это нездоровые отношения. Но они не остановятся.***
Ганнибал выгибается дугой на кровати, прижимаясь торсом к твердой грудной клетке Уилла с отрывистым стоном, когда его раскрывают рьяные пальцы, надавливая и растягивая его. Он извивается, прося большего, бессловесные мольбы вырываются из него с каждым вздохом. Уилл улыбается, голодно обнажая зубы, и убирает пальцы, оставляя Ганнибала холодным и опустошенным. Ганнибал обхватывает ладонью свой член, крепко прижимая руку к напряженному стволу, борется с желанием кончить, но Уилл не оставляет его скучать надолго. Он входит плавным движением, погружаясь до основания и заглушая ответный крик Ганнибала яростным поцелуем. — Идеально. Как же, блять, ахуенно внутри тебя, — дрожащим голосом бормочет Уилл, прижимаясь губами к щеке Ганнибала, пока тот изо всех сил пытается контролировать себя. Ганнибал скулит от похвалы, по нему пробегают волны удовольствия, и он извивается против воли, беззвучно требуя, чтобы Уилл двигался. Уилл повинуется с хриплым стоном, выходя из Ганнибала, чтобы снова войти, трахая глубоко и медленно, каждый толчок подпитывает растущую спираль удовольствия в нем. Ганнибал впивается пальцами в спину Уилла, наслаждаясь ощущением упругих мышц, перекатывающихся под его руками. У него нет слов, чтобы описать, как это хорошо, как сильно ему нравится, когда Уилл так близко и связан с ним, их тела движутся в тандеме с чувственной грацией. Ганнибал откидывает голову назад и отдается ощущениям, отключая все мысли, чтобы просто чувствовать без удушающего груза своих мыслей. Пьянящая смесь кожи, касаний, вкуса. И это так освобождает — просто наслаждаться Уиллом без вопросов и сомнений. Его разум пуст, за исключением опьяняющего блаженства. И, может быть, именно поэтому, когда Уилл меняет угол так, что его член пронзает Ганнибала так, что тот видит звезды. Он позволяет судьбоносным словам вырваться из него, проскользнуть мимо многочисленных фильтров и барьеров, на создание которых он потратил всю жизнь, и прозвучать ужасно громко в относительной тишине комнаты. — Боже, Уилл, я тебя лю… — рука зажимает ему рот, грубая и горячая. Уилл даже не колеблется, просто врезается в Ганнибала с новообретенной силой, скользя так глубоко, как только может, с непоколебимой жестокостью. Ганнибал дергается под сильным телом, извивается на кровати, пока удовольствие нарастает и нарастает, а затем он кончает, покрывая их животы, его грубый крик заглушается непреклонной рукой Уилла. Уилл не останавливается, его движения становятся все более яростными, пока он беспорядочно толкается в Ганнибала с тихими вздохами. Лицо искажено выражением не то удовольствия, не то агонии. Семя взрывается приливом жара внутри Ганнибала, и Уилл впивается зубами в кожу его плеча, пока преодолевает волны своего оргазма. Ганнибал переносит это без жалоб, все еще охваченный остаточными следами своего собственного оргазма. Он очень старательно не думает о руке, которая сейчас безвольно лежит у его губ, и о причине, по которой она там находится. Уиллу требуется несколько мгновений, чтобы прийти в себя, а затем он выходит, стягивает и завязывает презерватив, даже не взглянув в его сторону. Ганнибал просто молча наблюдает за ним, совершенно потеряв дар речи. Затем он направляется в ванную, как только Уилл начинает вытираться своей поношенной майкой. В душе Ганнибал быстро моется, действия быстрые и механические. Он чувствует блаженное оцепенение целых пять минут, прежде чем реальность вновь заявляет о себе. Он только что сказал Уиллу, что любит его. Или, скорее, он попытался это сделать в момент жалкой уязвимости, и ему помешали таким образом, что не оставалось сомнений в том, знал ли Уилл то, что он собирался сказать. Острое ядовитое жало отвержения поразило сердце. Хотя и ожидаемое, от этого не менее острое. В его груди возникает пустая боль, которая угрожает задушить его непролитыми слезами, и он прислоняется к стене, делая глубокие вдохи, позволяя холоду просачиваться из плитки в его кожу. Это помогает заземлиться, не сильно, но достаточно, чтобы позволить выйти из ванны с высоко поднятой головой и непроницаемой маской на лице. Уилл полностью одет и явно ждет Ганнибала. Долгое мгновение, которое, кажется, тянется бесконечно, он просто смотрит на Ганнибала темно-синими глазами, лишенными каких-либо эмоций. Ганнибал решительно выдерживает пристальное внимание. Через некоторое время Уилл улыбается, уголки его припухшего от поцелуев рта приподнимаются. Ганнибал думает, что ему мерещится жестокость в томном изгибе чужих губ. (Ему не мерещится) — Увидимся завтра, Ганнибал. Он уходит до того, как Ганнибал успевает что-то сказать.***
На следующий день Уилл приходит вовремя на сессию, с улыбкой на лице и ядом на языке. Они целуются, и Ганнибал разбивается вдребезги.***