***
Скажи мне всё как есть Сядем в пустой вагон Я тоже не в курсе куда едет поезд Узнаем потом Сколько в тебе любви? Хватит нам на проезд Мои карманы совсем пусты Даже любви в них не место Это так больно (Это так больно) Это так больно (Это так больно) ooes — магия
***
— Я бы хотел расторгнуть наше соглашение. Это настоящий труд — произнести слова без интонации, избавиться от эмоций, душащих его изнутри, контролировать голос, чтобы он не выдал его. И, возможно, это жестоко по отношению к ним обоим: говорить это здесь, во время ужина, когда воспоминания о многих других приемах пищи, которые приводили к большему, болезненно ощутимы, свежи. Ганнибал слишком остро ощущает ставшие уже знакомыми уколы боли в груди при виде Уилла. Уколы такие же сильные, как и всегда, несмотря на месяцы, которые ему пришлось привыкать к горькой реальности своих чувств и отсутствию взаимности. Какая-то его часть хочет, чтобы Уилл почувствовал хотя бы толику этой боли. Он готов и сам пострадать еще немного ради этого. Мстительно, но справедливо. Тем не менее, остальная его часть хочет стереть только что произнесенные слова и убежать как можно дальше от разговора, который он сам инициировал. Любопытный парадокс, но он уже привык к этим постоянным парадоксам. Уилл просто смотрит на него с непонятным выражением в его прекрасных голубых глазах. Остальная часть его лица пуста, застыла в абсолютной беспристрастности. — Ох? — всего один слог. Удивительно, как можно сказать так мало, чтобы это значило так много. Ганнибал пожимает плечами с безразличием, которого не чувствует, понимая, что Уилла этим не обмануть. Он долгие часы провел, репетируя слова, которые сейчас застревают в его неестественно сухом горле. Ганнибал переводит взгляд на почти нетронутую еду на своей тарелке, видя только беспорядочную смесь цветов. Тщательно продуманные слова отказываются выходить наружу, оправдание — ложь — которое он подготовил, ускользает из его головы в постыдном проявлении слабости. — Я не могу… — голос Ганнибала прерывается, и он делает глубокий вдох, решительно возвращая взгляд Уиллу. — Я считаю, что прекращение наших сексуальных отношений было бы лучше для меня как психологически, так и эмоционально. Это, конечно же, не твоя вина. Боюсь, я слишком все усложнил для себя. Есть определенное удовольствие в том, чтобы говорить правду, как бы красиво она ни облекалась. Гордость никогда не позволила бы Ганнибалу просто сказать: «Я люблю тебя». Не после того, что случилось в прошлый раз, когда он признался, случайно, не подумав. — Я понимаю, — отвечает Уилл, мягче, чем до этого, но все еще не давая волю эмоциям. Ганнибал пытается прочесть его, блуждает взглядом по знакомым линиям и чертам лица, которое он так обожает. Налицо разочарование и едва заметный намек на гнев, что не удивительно. Никакого замешательства или сочувствия. Уилл никогда не был настолько слеп по отношению к чувствам Ганнибала, как притворялся. Печальная улыбка кривит губы Ганнибала при этой мысли, и Уилл послушно отслеживает движение, слегка нахмурив брови. Опускается тишина, полная напряжения, которое резко отличается от приятного предвкушения, которое обычно царит между ними. Осознание того, что он принял правильное решение, не уменьшает его сожаления по поводу потери того, что у них было. — Думаю, я не буду посещать сеансы терапии в течение нескольких недель, — говорит Уилл, поднимая ладонь, чтобы остановить протест Ганнибала. — Всего на несколько недель, а потом я вернусь. Некоторое пространство помогло бы нам освоиться в наших старых ролях. Это логичное предложение, и Ганнибал ловит себя на том, что кивает в знак согласия. Но, тем не менее, его наполняет какое-то жуткое беспокойство. Он осторожно наблюдает за Уиллом, выискивая на его лице тени мыслей, но натыкается только на маску, которая прочно сидит на месте. Они не заканчивают ужин, аппетит пропадает. Уилл придумывает предлог, чтобы уйти, и Ганнибал не задает ему вопросов, вместо этого сопровождая к двери тяжелыми шагами. И когда Уилл шепчет: «Один последний поцелуй» и жадно целует, Ганнибал, не колеблясь, упивается вкусом чужих губ с неудержимым отчаянием. «Я буду скучать по тебе», — думает он. Эти слова так же опасны, как и мужчина, который оставляет его с нежным поцелуем, скрывающим внутри яд.***
Проходят недели, и Ганнибал идет по жизни с механической точностью, одержимо стремясь затеряться в утомительном повторении. Он выслушивает горести своих пациентов с притворным вниманием, без особых усилий имитирует любые эмоции, которых они от него ожидают, готовит еду с той же любовью и заботой, что и раньше, но не удивляется, когда теряет аппетит. По ночам ему снится Уилл. Видения, которые намного слаще, чем когда-либо была реальность. Совместная жизнь, полная любви и счастья. Тепла и привязанности. Он дорожит этими драгоценными миражами после пробуждения, когда образы еще остаются свежими и нетронутыми в его сознании. Присутствие Уилла в его жизни было болезненным в течение последних нескольких месяцев, как пронзительная боль от тысячи шипов, впивающихся в его кожу, агония от кровоточащих порезов. Но отсутствие Уилла еще хуже: удушающее ничто, которое угрожает настигнуть каждую секунду. Он часто подумывает о том, чтобы совсем уйти, уехать далеко и начать все сначала. Он знает, что никогда этого не сделает, потому что это означало бы оставить Уилла позади навсегда, а он к этому не готов. И вряд ли когда-нибудь будет. Возможно, он мог бы присоединиться к Мише в Австралии на некоторое время, но мысль о том, чтобы объяснить ей свое затруднительное положение, убивает эту идею на корню. По телефону легко притворяться, что все в порядке. Вопреки всему, он с нетерпением ждет, когда Уилл возобновит терапию. Лучше иметь его в своей жизни хоть в какой-то форме, чем скучать по нему так сильно, что это выходит за рамки разумного. И иногда, когда его барьеры ослабевают от вина и тоски, он воображает, что Уилл тоже скучает по нему, что он проводит одинокие ночи в Вулф Трэп со стаканом виски и воспоминаниями о горячих прикосновениях и переплетенных телах.***
Ганнибал ненамеренно отчуждается от остального общества. Он всегда находил определенный покой в одиночестве, и вполне естественно, что эмоциональный стресс заставил его замкнуться в себе. Однако он знает, что это нужно прекратить. Он не может бесконечно хандрить, как чересчур драматичный подросток. И отчасти поэтому принимает восторженное приглашение Беверли Катц на вечеринку по случаю ее дня рождения — небольшое, но уютное мероприятие, на котором присутствуют всего несколько друзей. Ганнибал, как ни странно, польщен тем, что его включили в список. Они с Беверли не совсем друзья — у него их и так не много, — но она определенно больше, чем знакомая, он ее очень уважает и с ней приятно общаться. По крайней мере, обычные забавные выходки научного трио Джека наверняка отвлекут от его все более унылого настроения. Алана встречает его у дверей дома Беверли, сногсшибательная в простом голубом платье, лучезарная улыбка расплывается на ее лице при виде его. Он обнимает ее в знак приветствия, и его ведут внутрь, в приличных размеров гостиную, где уже собрались остальные. Необыкновенный ассортимент людей, большинство из которых уже наслаждаются щедрым количеством алкоголя. И вместо того, чтобы искать виновницу торжества, взгляд Ганнибала останавливается на реальной причине, по которой он здесь. Уилл, как всегда, великолепен, одетый в свой обычный наряд — джинсы и темную фланелевую рубашку, верхние пуговицы расстегнуты, открывая бледные ключицы. У Ганнибала перехватывает дыхание, сердце колотится в ответ на зрелище, которого он так отчаянно жаждал все время разлуки. Лазурные глаза встречаются с его, расширяясь, по-видимому, от удивления. Он оправляется достаточно легко, сердечно улыбнувшись Ганнибалу и отвернувшись с кивком в знак приветствия. Ганнибал решительно игнорирует безнадежную тяжесть в груди и направляется к Беверли, заставляя свой рот растянуться в убедительно жизнерадостной улыбке. Он проводит большую часть времени в углу, наблюдая за другими, потягивая напиток и изо всех сил стараясь не смотреть на Уилла, но безуспешно. Это небольшая вечеринка, состоящая только из Беверли, Брайана, Джимми, Аланы, Уилла, партнера Беверли Сета, его брата Адама и самого Ганнибала. Джек был приглашен, но не смог присутствовать из-за какой-то чрезвычайной ситуации, связанной с работой. Ганнибал заводит небольшую светскую беседу со всеми, кроме Уилла, который старательно избегает его и тихо уходит, когда выпивка начинает исчезать с пугающей скоростью, а чужие языки развязываются до неловкой степени. Уилла нигде не видно. Ганнибал предполагает, что он, должно быть, попрощался и ушел. Уилл никогда не был склонен к общению. Внезапное отсутствие Уилла причиняет боль, острую и резонирующую боль, которая стала привычной за последний месяц. Рассуждая логически, Ганнибал понимает, что сведение к минимуму контактов с этим человеком до тех пор, пока он не стабилизируется, — лучшее решение. Но, с другой стороны, чувства никогда не имеют под собой логической основы. И он не думает, что сможет это изменить в ближайшее время. Только нехарактерное для него нежелание возвращаться домой и холодное одиночество удерживают Ганнибала от отъезда. Тем не менее, он отдаляется от празднующей толпы, бесшумно крадется по дому и выскальзывает на задний двор через кухню. На мгновение ему кажется, что он один. И затем резкий вдох одинокой фигуры, сидящей немного справа от входа, пугает его. — Уилл, — выдыхает он, имя вырывается против воли, когда его глаза привыкают к слабому освещению. — Что ты здесь делаешь? Уилл усмехается, поднимая бутылку в руке в ответ. — Старательно напиваюсь, — в его голосе слышится легкая невнятность, звуки небрежно сливаются воедино. — Я был удивлен, увидев тебя здесь сегодня. Ганнибал только кивает, мысленно стараясь задавить вспышку паники. Конечно, Уилл никак не мог знать, что Ганнибал пришел на праздник в надежде увидеть его. На мгновение он замирает в дверном проеме, словно собираясь убежать обратно внутрь, но вместо этого закрывает дверь, решительно шагая вперед. Уилл поднимается с того места, где сидел, прислоняется спиной к стене, оставляя бутылку на земле. — Как ты, Уилл? — спрашивает Ганнибал, не совсем преуспевая в том, чтобы скрыть беспокойство и… все остальное в своем голосе. — Я в порядке. Вроде. Скучаю по нашим сеансам. Они помогали, — Ганнибал почти вздрагивает от этих слов. Он не уверен, имеет ли Уилл в виду саму терапию или все остальное. Или и то, и другое. Он делает шаг навстречу Уиллу, сам того не желая. — Мы можем возобновить терапию. Ты же знаешь, я всегда готов тебе помочь, — не просто готов, а страстно, почти отчаянно хочет вернуть Уилла хоть в каком-то качестве. Скучает по нему с мучительной интенсивностью, которая высасывает из него все жизненные силы. Уилл задумчиво хмыкает, знакомый звук, а затем спотыкается, когда пытается сделать шаг навстречу, верхняя часть тела опасно наклоняется вперед. Для Ганнибала только естественно поймать его. Он обхватывает одной рукой бицепс Уилла, а другой сжимает плечо, чтобы обеспечить поддержку. Близость обрушивается на него, как шторм, запах и жар Уилла безжалостно атакуют его, высвобождая поток воспоминаний. Ситуация усугубляется, когда Уилл обхватывает Ганнибала за талию, наваливаясь на него всем своим весом. — Знаешь, я тоже скучал по тебе, — бормочет Уилл, при каждом движении касаясь губами подбородка Ганнибала. — По твоей компании. Он, кажется, совершенно не обеспокоен их внезапной близостью. На самом деле, наоборот. И, вопреки всем остаткам логики, оставшимся в его голове, Ганнибал притягивает профайлера ближе, пока они не прижимаются друг к другу с головы до пят. Уилл целует его первым, ощущение его рта столь же родное, сколь и болезненное. И Ганнибал уступает, как и всегда, когда дело доходит до Уилла, приоткрывает губы и стонет от болезненного облегчения, когда умелый язык вторгается в его рот, исследуя его изнутри, как будто он принадлежит ему. Восхитительно грубые руки обнимают его лицо, удерживая голову на месте, в то время как Уилл опустошает его рот, и Ганнибал отвечает на поцелуй с таким же энтузиазмом. Ганнибал вырывается, чтобы глотнуть воздуха, на мгновение обретая некоторое подобие ясности, и пытается оттолкнуться от Уилла. — Нет, Уилл, мы не можем… — это действительно жалко, насколько слабы слова, насколько хрупка его попытка отступить и уйти. И какой бы силой он ни обладал, он плавится как масло, когда Уилл отвечает еще одним поцелуем, влажным, глубоким и грязным, уничтожая все мысли в мозгу Ганнибала. Он перестает действовать и просто начинает реагировать. На этот раз Уилл отстраняется после того, что кажется вечностью. Их тяжелые вздохи звучат непристойно громко в прохладном вечернем воздухе. — Я… — начинает Ганнибал, а затем останавливается, не зная, что сказать. Его голова все еще гудит. — Нам стоит вернуться внутрь, — говорит ему Уилл, глядя на закрытую дверь вместо Ганнибала. — Они, наверное, нас уже потеряли. Он немедленно отходит, распахивая дверь плечом и оставляя ее в таком виде. Только после того, как Уилл исчез внутри, внезапно его трезвость поражает Ганнибала. Он смотрит на бутылку виски на земле. Она целая.***
Званый ужин должен отвлечь его. Обязательство, которое монополизирует его внимание. Это работает. Знакомые приготовления отвлекают его от всего остального — по крайней мере, на некоторое время. Однако не останавливает его от ежедневного проигрывания инцидента на вечеринке Беверли, но, возможно, этот поцелуй не так сильно довлеет над ним. Он борется с желанием пригласить Уилла, но, в конце концов, тут и нет выбора. Хотя ему действительно следовало бы знать лучше, беспомощное желание внутри него становится только сильнее, а вместе с ним растет и потребность увидеть Уилла. Но, несмотря на свои разрушительные надежды, Ганнибал все еще удивлен, когда Уилл действительно появляется на ужине. Потрясающая фигура Уилла облачена в элегантный темный костюм, идеально скроенный так, чтобы подчеркнуть стройные линии его тела. Его обычно непослушные кудри приручены гелем, голубые глаза блестят, не прикрытые очками. Лицо намеренно лишено постоянной хмурости. Уилл выглядит намного моложе, чем есть на самом деле. Ганнибал видел Уилла одетым так роскошно всего один раз, много месяцев назад. И воспоминание о том, как он после нетерпеливо раздевал мужчину, чтобы трахнуть его у стены своего офиса, ярко вспыхивает в сознании Ганнибала. Неистовое желание, которое он испытывал тогда, эхом отдается в настоящем. И по легкой ухмылке, которая искривляет губы Уилла, когда Ганнибал приветствует его, становится ясно, что профайлер прекрасно знает, о чем он думает. Ужин проходит без сучка и задоринки, хотя Ганнибал остро чувствует на себе взгляд Уилла на протяжении всего торжества. Слишком заманчиво отплатить ему тем же, и Ганнибал продолжает задаваться вопросом, с какой стати он подвергает себя этой странной неопределенности между решениями, почему он разорвал их соглашение только для того, чтобы потом отказаться отпускать Уилла. Но это подразумевает, что у него вообще был какой-то выбор в этом вопросе. Однако правда в том, что выбора у него никогда не было, на самом деле, и, вероятно, никогда не будет. Не тогда, когда дело касалось Уилла. Он пытался и может продолжать пытаться, но этот человек в его крови и костях, рак в последней стадии, от которого нет терапии. Вечер проходит как в тумане. Он улыбается, смеется и разговаривает, но его внимание рассеяно. Он сбит с толку. Ныряя в свой кабинет, подальше от множества лиц, Ганнибал признается себе в том, что сбегает, слишком выбитый из колеи, чтобы хладнокровно выносить бессмысленную болтовню своих уважаемых гостей. Он только намеревается сделать короткий перерыв, чтобы отдышаться и привести в порядок голову, но затем дверь распахивается и в комнату входит последний человек, с которым он должен сейчас столкнуться. Воздух покидает помещение, оставляя на своем месте жуткое, удушающее давление. Ганнибал ошеломленно наблюдает за Уиллом, смутно отмечая, что тот хищно крадется через комнату к нему, лазурные глаза пылают. Поцелуй, одновременно ожидаемый и шокирующий, весь Уилл тесно прижимается к нему, и уверенные руки удерживают его голову на месте. Всё кажется совершенно сюрреалистичным. Ганнибал, не задумываясь, отдается поцелую, ошеломленный внезапной атакой — губы, язык, зубы. Он позволяет Уиллу прижать себя к стене с тихим стоном, реагирует безудержными вскриками, когда его член гладят уверенные руки. Он закрывает глаза, чтобы просто чувствовать без ограничений, когда теплая влага обволакивает его твердую длину с явным мастерством. Ганнибал бормочет имя Уилла, как отчаянную молитву, когда тот доводит его своим ртом, жестоко подталкивая к оргазму. Буря ощущений охватывает разум и тело Ганнибала, раскаленная лава удовольствия, от которой перехватывает дыхание и рот приоткрывается в жалобном крике. А потом Уилл снова рядом, целует и делится вкусом, прижимаясь к нему с неконтролируемыми толчками. Мгновение спустя Уилл выдыхает в его рот, звук низкий и красивый, и заканчивает поцелуй, отступая с улыбкой, которая не совсем приятна, несмотря на ее мягкость. Они не говорят. Слова увядали и умирали на языке Ганнибала, не успев распуститься.***
Ганнибал отрывает взгляд от дороги, чтобы бросить обеспокоенный взгляд на Уилла, с тревогой отмечая напряженную позу профайлера и страдальческое выражение, исказившее его лицо. Хотя он не может их видеть, Ганнибал знает, что глаза Грэма пусты, точно так же, как они были с утра. Ганнибал слишком хорошо понимает причину, поскольку он тоже был посвящен в дело, которое привело Уилла в такое состояние. Молодая пара, обе женщины, невероятно изуродованы, части тела разбросаны повсюду, как гротескные украшения, кровь пятнает бледные стены их скромной квартиры. Но Уилл явно увидел нечто большее, чем просто бойню, ибо человек, вышедший из обычной реконструкции, был лишь тенью того Уилла Грэма, которого он знал. Чуждость сохранялась, пока Уилл разбирал разум убийцы, пока выслушивал разбор полетов от Джека. И этого было достаточно, чтобы Ганнибал отбросил свои личные переживания относительно их не-отношений и отвез Уилла в Вулф Трэп. Он знает, что последнее, что сейчас нужно Уиллу, — это быть одному. Даже сейчас, ближе к концу продолжительной поездки из Куантико до маленького фермерского домика, Ганнибал обнаруживает, что его беспокойство о профайлере доминирует над уничтожающим беспорядком эмоций, которые мучили его в течение нескольких дней. — Мы приехали, — мягко объявляет Ганнибал, надеясь, что слова выведут Уилла из транса, в который он впал. Он не получает никакого ответа, даже незначительного движения. Тревожно сжав губы, Ганнибал протягивает руку, чтобы коснуться руки Уилла, которая безвольно лежит на коленях. Уилл резко втягивает воздух от легкого прикосновения, поворачивает голову, чтобы посмотреть прямо на Ганнибала. Его рука хватает ладонь Ганнибала, с силой сжимая ее в мертвой хватке. Ганнибал не показывает своего дискомфорта, вместо этого вцепляясь в Уилла с такой же силой. Он не сводит глаз с собеседника, пока дикий огонек в глазах Уилла не превращается во что-то более узнаваемое. — Пойдем в дом. Уилл молча следует за Ганнибалом в дом, опустив плечи и полуприкрыв глаза. Он выглядит потерянным, плывущим по течению во враждебном море своего собственного разума. Даже стая буйных псов, кажется, не вызывает у своего хозяина ничего, кроме сдержанной улыбки. Ганнибал идет на кухню приготовить чай после того, как усаживает Уилла в гостиной. Больно видеть Уилла таким, лишенным яростной искры, которая тлеет в нем. Той самой искры, которая притягивала и продолжает притягивать Ганнибала к нему, как мотылька-самоубийцу, который продолжает возвращаться, хотя его снова и снова обжигает огонь. Он не слышит, как Уилл следует за ним, слишком погруженный в свои мрачные мысли, и застигнут врасплох рукой, которая грубо разворачивает его и тянет вперед. Уилл прижимает его к себе, между ними нет даже дюйма. Поцелуй граничит с насилием и отдает отчаянием, но Ганнибал отвечает взаимностью без колебаний, действуя инстинктивно. Уилл оставляет следы горячих поцелуев на его подбородке, неистовые, мимолетные ласки. Ганнибал почти не слышит слов, прошептанных между ними. — Ганни… Мне нужно… ох, боже, пожалуйста. Выеби меня. Я не… я… Мне нужно почувствовать себя снова собой. Помоги мне. Прошу. — Это плохая идея, Уилл, — Ганнибал стонет, лаская Уилла, несмотря на то, что он только что сказал. Уилл просто выгибается навстречу Ганнибалу, его задыхающиеся выдохи обжигают ухо. Зубы с силой впиваются в мочку Ганнибала, боль борется с удовольствием, и все сопротивление, которое у него оставалось, рассеивается, его собственное желание смешивается с неистовой похотью Уилла, образуя поток чистой нужды. Они каким-то образом, спотыкаясь, возвращаются тем же путем, каким пришли, оба обвитые друг вокруг друга и почти слепые, падают на матрас в гостиной. Нет никакой утонченности в том, как они срывают одежду, тянут и дергают, пока не оказываются обнаженными. Ганнибал ползет вниз по телу Уилла, чтобы взять его наполовину твердый член в рот, облизывает и посасывает, пока плоть не набухает на его языке, ее вес и вкус удивительно знакомы. Уилл проводит рукой по волосам Ганнибала, задвигая в чужой рот едва контролируемыми движениями. Ганнибал расслабляет горло и втягивает столько, сколько может, борясь с рвотным рефлексом, пока член проникает глубже. Он едва слышит бормотание Уилла, мольбы и похвалы, сливающиеся в неразбериху. Имя Ганнибала, деликатно прошептанное между словами. Он крепко держится за бедра Уилла, надавливая пальцами достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Полностью заглатывает член, пока его нос не прижимается к темным прядям волос у основания. Его горло сжимается вокруг тяжелого члена, беспомощно содрогаясь. Уилл кричит, его тело извивается на кровати. Ганнибал продолжает решительно сосать, одна рука отрывается от бедра, чтобы погладить яички. С каждой проходящей секундой звуки, вырывающиеся из Уилла, становятся громче и настойчивее, пока он, наконец, не кончает со сдавленным криком. Горячие струи спермы стекают по горлу Ганнибала. Он проводит губами по вялому члену Уилла, когда отстраняется, позволяя головке выскользнуть изо рта. Уилл скулит, слабо подергиваясь на матрасе. Ганнибал просто упивается видом насытившегося и раскинувшегося на бледно-серых простынях, великолепного и такого любимого мужчины. Старая боль снова разливается внутри него. Чувства, которым на самом деле нет места в их странных отношениях, поднимаются с глубины души. Он вздрагивает, приходя в себя, когда Уилл протягивает руку, касаясь его бедра. — Трахни меня, — он говорит Ганнибалу спокойнее, чем раньше, в его голосе больше нет тревожных ноток. Подготовка минимальна, и вскоре Ганнибал нависает над распростертой фигурой Уилла, с восхищенным вздохом толкаясь в его гостеприимное тепло. Уилл обхватывает одной ногой талию Ганнибала, открываясь шире, и Ганнибал толкается до упора. Их бедра идеально соприкасаются. Они двигаются вместе в гармонии, глубокие толчки чередуются с неглубокими, стоны и вздохи нарушают тишину вокруг них. Они продолжают мягко и неторопливо, в отличие от предыдущего порыва, и Ганнибал обнаруживает, что наслаждается этой интимностью, трепетной иллюзией связи, более глубокой, чем та, что у них есть на самом деле. Он кончает в Уилла с судорожным вздохом, пока профайлер гладит его по спине в муках оргазма. Некоторое время они лениво целуются, и Ганнибал поражен, когда Уилл шепчет хриплое «спасибо» у его губ. Позже, когда он собирается отправиться на поиски своей одежды, разбросанной по полу, Уилл тянет его обратно в постель, не говорит ни слова, только смотрит пронизывающим взглядом. И хотя Ганнибал знает, что ему не стоит оставаться, он послушно следует за ним, как и всегда.***
Уилл действительно предупреждает его за неделю, чтобы он мог подготовиться к возобновлению их терапии. Предоставляет Ганнибалу время, чтобы воздвигнуть все барьеры, которые профайлер успел безжалостно разрушить. Как всегда, Уилл приходит вовремя. Стоит снаружи в бледно-розовой рубашке, аккуратно сложив пальто в руках. Он оборачивается на звук открывающейся двери, и от робкой улыбки, которой он одаривает Ганнибала, что-то тает у доктора внутри. — Никогда не думал, что скажу это, но я скучал по этим сессиям. Ганнибал кивает на слова Уилла, сдерживая ненужные замечания, которыми он бы ответил, если бы пациентом был кто-то другой. Но с Уиллом практически нет необходимости в бесплодных банальностях. Они общаются этот час с непринужденной грацией, на которую Ганнибал смотрит с завистью, отчаянно желая, чтобы это привело к беспорядку, который царит в их личных отношениях. Уилл, не теряя времени, устраивается в своем обычном кресле, широко расставив ноги, что напоминает о самом первом разе, когда они разделили свое удовольствие в этом офисе, когда Уилл околдовал его несколькими словами и приглашающей улыбкой. Тогда это было так несложно. Просто похоть и влечение. Оглядываясь сейчас назад, Ганнибал думает, что, возможно, ему следовало это предвидеть. То, как Уилл очаровал его с первого раза, когда они увидели друг друга, теплая привязанность, которая только усиливалась с каждой последующей встречей… Было неизбежно, что он потеряет голову от любви, если ему дадут хотя бы половину шанса. Прохладная рука на его щеке останавливает горько-сладкий поток его мыслей, и Ганнибал вздрагивает, увидев Уилла, стоящего всего в футе перед ним. Он даже не заметил, как Уилл встал с кресла. — Что не так? — спрашивает Уилл, и вопрос оседает теплым дыханием на губах Ганнибала. — Ты думаешь о нас, да? — Нет никаких нас, — мрачно говорит Ганнибал, пытаясь отвернуть лицо от руки Уилла, но две большие ладони обездвиживают его, ложась на щеки. — Но ты хочешь, чтобы были, а? На этот раз вместо того, чтобы пытаться убежать, Ганнибал притягивает Уилла ближе, пока их тела не соприкасаются. Он грубо захватывает чужой рот в жестоком поцелуе, от которого Уилл выгибается навстречу ему, выдыхая имя Ганнибала со сладким пылом. — Это ты постоянно возвращаешься, — шепчет между поцелуями Ганнибал, сильно покусывая влажные губы, жадно посасывая их. — Ты не лучше. Ты позволяешь мне поступать, как я хочу, каждый раз. Ты никогда не пытался по-настоящему остановить или оттолкнуть меня. Правда этих слов проникает глубоко. Уилл прижимается своим пахом к Ганнибалу, от соприкосновения у них перехватывает дыхание. Фантомная боль снова вспыхивает глубоко в груди Ганнибала, отголоски прошлых событий сливаются со слишком реальным безумием происходящего. Тем не менее, этого недостаточно, чтобы остановить его. Он подталкивает Уилла к кушетке, направляет его тело, присваивая себе этот ухмыляющийся рот еще одним свирепым поцелуем. Ноги Уилла ударяются о край кушетки, и он опрокидывается на нее, Ганнибал следует за ним с чуть большей ловкостью. Он встает на колени с раздраженным нетерпением, сдергивает с Уилла одежду, в спешке отрывая несколько пуговиц. Уилл, кажется, доволен: лежит на спине и позволяет Ганнибалу делать все, что тому заблагорассудится, взгляд его полузакрытых глаз говорит только о похоти. Желанное удовольствие видеть, как безмятежное выражение Уилла разрушается, когда Ганнибал сжимает его член сильнее, чем следовало бы, наблюдать, как эти прекрасные голубые глаза расширяются и беспомощно трепещут с каждым сухим движением, слышать сдавленные звуки, срывающиеся с распухших от поцелуев губ, и знать, что это он превратил его в это извивающееся месиво слепой нужды. Ганнибал надрачивает ему грубо, безжалостно, позволяет другой руке блуждать по обнаженным участкам гладкой кожи. Обводит линии тела Уилла с обожанием, которого не может сдержать. Уилл сжимает кулаки на мягкой подушке, запрокинув голову и стиснув зубы, толкается бедрами в руку Ганнибала со звуками, которые с таким же успехом могут быть порождены как болью, так и удовольствием. Он позволяет своему тихому гневу вылиться в жестокие движения кулаком, заводя Уилла за край с сосредоточенностью, которая заставляет профайлера извиваться и выгибаться под ним, моля об удовольствии. Ганнибал смачивает палец языком и бесцеремонно просовывает его сквозь плотное кольцо мышц входа, наслаждаясь сдавленным криком, который вырывается из мужчины. Он полностью вводит палец, сосредоточиваясь на простате Уилла, настойчиво поглаживает маленький бугорок. Уилл кончает, безмолвно крича, его худощавое тело извивается в руках Ганнибала. Ганнибал восхищенно наблюдает за измученным выражением его лица и чувствует, как его ярость смягчается. Он поднимается с кушетки и ждет, повернувшись спиной к Уиллу, рассеянно прислушивается к шороху ткани сзади. — Ганнибал, — раздался робкий оклик, в голосе Уилла слышались прекрасные хриплые нотки. Удивительно, как что-то может так ранить и манить одновременно. — Прошу уходи, Уилл. Мне нужно время. Сначала нет ни ответа, ни движения. Ганнибал с одинаковой силой боится и надеется, что Уилл попытается остаться, но затем раздаются мягкие шаги в направлении двери и приглушенный щелчок, указывающий на то, что он действительно один. Единственное ругательство, яростное и отчаянное, прорезает густую тишину комнаты.***
Ганнибалу требуется всего пара дней, чтобы организовать поездку. Миша в восторге, когда узнает, что он навестит ее. Его пациенты достаточно сговорчивы, желают ему удачи, когда он ссылается на несуществующие семейные обстоятельства в качестве причины отмены всех сеансов на две недели. Он не говорит Уиллу до самого утра перед вылетом. Даже тогда он оставляет только простое смс-сообщение. Кто-то может назвать это трусостью, но Ганнибал знает, что если бы он увидел Уилла, его решимость рухнула бы. Уже и так закрадываются сомнения. Это заставляет его задуматься, действительно ли он влюбился так сильно или просто саморазрушительно добровольно загнал себя в смертельное гнездо из шипов, которые кровоточат при каждой жестокой ласке.***
Выражение безудержной радости на лице Миши, когда она видит Ганнибала, помогает успокоить его неприятно взволнованный разум. Это действительно радость — видеть ее после более, чем двух лет аудио- и видео-звонков, которые неизменно не идут ни в какое сравнение с яркой живостью его дорогой младшей сестры. Он легко списывает недостаток жизнерадостности на усталость от долгого полета и с чувством вины радуется, что их больше не связывает та глубокая душевная детская связь, которая позволяла им читать мысли друг друга без особых усилий. Она растворилась со временем и с возрастом, поскольку их жизни повели их по двум разным путям. Однако он всегда оплакивал утрату этой связи, или, по крайней мере, оплакивал до тех пор, пока не появился Уилл Грэм. Ему нелегко притворяться, будто он не угрюм и не замкнут на протяжении всего пребывания у Миши, но он справляется. Больше ради нее, чем ради себя. Заразительно жизнерадостное присутствие сестры действительно помогает, заставляя его смягчить барьеры, заставляя его улыбнуться на мягкие уговоры. Он не рассказывает ей об Уилле, однако несколько раз был близок к этому. Что каждый раз останавливает его язык, так это уверенность в том, что он не сможет точно объяснить то, что чувствует, в терминах, которые смогут удовлетворить его логичную, рациональную Мишу. Он не может объяснить словами ту любовь, которая угрожает поглотить его целиком, любовь, которая есть огонь, лед, гром и асинхронные удары двух разбитых сердец. Не может. Тем не менее, эти две недели неожиданно расслабляют. И, хотя Уилл витает, как соблазнительная тень в глубине его сознания, его присутствие не является невыносимым давлением, как это было зачастую. К тому времени, когда Ганнибал целует заплаканную Мишу на прощание с ощутимым сожалением, он чувствует себя более в ладах с самим собой, чем за последние месяцы.***
Возобновление обычной рутины лишь слегка раздражает. Он отсутствовал не слишком долго, и большинство его пациентов, похоже, чувствуют себя вполне нормально, за заметным исключением Уилла Грэма, который не явился на прием, к большому беспокойству и облегчению Ганнибала одновременно. Он не звонит ему, насильно удерживая себя от того, чтобы связаться с ним еще раз. Это, конечно, тяжело, учитывая, что его сердце продолжает действовать так глупо, независимо от его разума. Но Ганнибал цепляется за ту частичку ясности, которую он приобрел, находясь с Мишей, постоянно напоминая себе о муках, которые он испытал в этом году. Ему будет лучше без этого человека. Если у него будет немного больше времени и дистанции, ему, возможно, даже удастся избавиться от этой мучительной любви. Однако Ганнибал часто задается вопросом, действительно ли он хочет отпустить. Тревожно часто. Конфронтация, конечно, неизбежна. Он знал это с тех пор, как самолет приземлился, и тайно жаждал этого всей глубиной своей души. Тем не менее, это все равно шок — открыть дверь одним прохладным субботним вечером и увидеть Уилла на пороге своего дома. Вид его выжигает Ганнибала безжалостно, напоминает о том, как он скучал по профайлеру, как бы сильно ни старался забыть. Ганнибал стоит, застыв, слегка приоткрыв рот от удивления, и тонет в кобальтово-голубых глазах, наполненных необычной искрой, окрашенной гневом. — Уилл, — шепчет он, моргая один раз в попытке сбросить вялость, которая, кажется, овладела им. Он не может заставить себя отвести взгляд от глаз Уилла. Грэм склоняет голову набок, один уголок его рта изгибается в невеселой улыбке. — Ганнибал, — словно возвращенный к реальности звуком своего имени, Ганнибал разворачивается с того места, где он был прикован к полу, и делает шаг назад, приглашая Уилла войти плавным взмахом ладони. В любом случае, отказать ему на самом деле никогда не было возможным. Но вместо того, чтобы проскользнуть мимо Ганнибала, как обычно, Уилл делает несколько шагов вперед, пока не оказывается в личном пространстве Ганнибала. С игривой улыбкой, которая странно контрастирует с его холодным взглядом, Уилл дарит ему единственную красную розу, и Ганнибал удивляется, насколько же он был рассеян, что даже не заметил цветок в чужой руке. Он смотрит на цветок, ничего не понимая, кажется, целую вечность, пока Уилл не смеется, и этот дико неуместный звук выводит Ганнибала из транса. — Что это? — Это же то, чего ты хотел? — Уилл отвечает на вопрос Ганнибала, поднимая руку с розой, чтобы нежно провести бархатистым цветком по чужой щеке. Ганнибал вздрагивает от внезапного ощущения, губы против его воли приоткрываются в резком выдохе. — Чего я хотел? — он пытается отстраниться, но его тело отказывается повиноваться, оставаясь замороженным, как будто удерживаемое на месте невидимыми узами. Уилл хихикает, и этот греховный звук доносится до Ганнибала. Роза падает на пол, и он заключен в грубые объятия, интимные, но несексуальные. — Нас. Чтобы были мы. Отношения со мной. Ганнибал на секунду закрывает глаза, готовясь к суматохе, которая наверняка последует. — Я хотел этого. Ты, очевидно, считал по-другому. Губы мягче алого цветка прижимаются к его щеке, странно нежные и от этого еще более сбивающие с толку. — Лжец, — выдыхает Уилл. — Ты все еще хочешь этого. Ты пытался остановиться, да? Снова, и снова и снова. Поцелуй не то чтобы нерешительный, но и не такой жесткий и настойчивый, как обычно. Уилл прижимается губами к губам, его глаза широко открыты и устремлены на него. Ганнибал даже не пытается отодвинуться: слишком хорошо знает себя, чтобы даже допустить мысль о том, что он способен окончательно оттолкнуть Уилла. Вместо этого он сохраняет свою позу, напряженную и жесткую, и позволяет Уиллу ласкать его губы нежным теплом. — Я не позволю тебе остановиться, — резко заявляет Уилл, его слова наполнены пламенной уверенностью. Ганнибал открывает рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но его заставляют замолчать поцелуем, обжигающим своей страстью и слишком тщательным, чтобы отвлекаться на что-то другое. Это опьяняет, знакомое скольжение их тел, жар, пот и огонь — все это сливается, погружая Ганнибала в жуткий транс, который в конечном итоге оставляет его тело сытым, а разум усталым, смятение и разочарование временно отодвигаются на задний план. Уилл не гонится за собственным удовольствием, вместо этого просто обнимает Ганнибала, доводя его до оргазма руками и коварным ртом. Кажется, он чувствует, как Ганнибала охватывает усталость, и он даже не говорит, просто ловит распухшие, чувствительные губы Ганнибала в последнем поцелуе и шепчет «Спокойной ночи». Погружаясь в беспокойный сон, Ганнибал слышит слова, тихо произносимые ему на ухо. — Ты — мой. Возможно, я не люблю тебя, но ты — мой.***
Ганнибал просыпается от скользкого прикосновения языка к его губам и теплых рук, блуждающих по его обнаженной коже. Его удивленный вздох заглушается ртом, накрывающим его рот, их поцелуй углубляется, пока Ганнибалу не приходится отчаянно вцепиться в тело, прижатое к его собственному. Даже не возникает вопроса, кто же это может быть. Это может быть только один единственный человек. Зубы Уилла внезапно впиваются в его губы, от острого укуса по спине пробегает дрожь, прогоняющая последние остатки сна. Глаза Ганнибала, наконец, открываются и оказываются прикованными к синему, тонущему в черном. Взгляд Уилла — раскаленное клеймо на нем. Уилл наваливается на Ганнибала, его вес твердый и желанный. Уилл продолжает целовать его, как будто планирует поглотить его всей силой своей похоти. Он позволяет ему, открываясь влажным губам и жестоким зубам одновременно со смирением и восторгом. Первое прикосновение холодных пальцев к его дырочке вызывает шок, вырывая сдавленный стон из горла. Он даже не знает, как Уилл успел смазать пальцы. А потом Ганнибал чувствует, что мозг плавится в голове, он раздвигает ноги, принимая первый палец со стиснутыми зубами, которые вскоре разжимаются настойчивым языком его партнера. Уилл не теряет времени даром, открывая Ганнибала с поспешностью, граничащей с болью, умело отвлекая его поцелуями вдоль линии челюсти и вниз по горлу. Ганнибал отталкивает Уилла от себя и перекатывается на живот, когда пальцы окончательно покидают его, поднимается на четвереньки, дрожа от сладкого ужаса предвкушения. Член Уилла твердый и толстый, он проникает в Ганнибала, выталкивая весь оставшийся воздух из его легких, пока он изо всех сил пытается приспособиться к вторжению. Уилл не останавливается, надавливает и надавливает, пока его бедра не оказываются вплотную с задницей Ганнибала. Это слишком сильно, слишком быстро, его мышцы протестуют против грубого растяжения после долгих недель, когда только его собственные пальцы проникали внутрь, но Ганнибал наслаждается пульсирующей болью, изо всех сил выгибаясь навстречу Уиллу. Здесь нет ни капли нежности, которую Уилл демонстрировал раньше: его член безжалостен, когда он вонзается в Ганнибала в мучительном темпе, вырывая из него стоны и вздохи, как будто они принадлежат Уиллу так же полностью, как удовольствие, пульсирующее в венах Ганнибала. Ганнибал кончает первым, выплескиваясь в сжатый кулак собственной руки, обрушивается на кровать. Уилл быстро прижимает его к матрасу и с новой силой двигает бедрами, трахая Ганнибала сквозь посторгазменную сверхчувствительность. Он дрожит, всхлипывает к тому времени, когда Уилл изливается в него, расплескивая жар внутри. Еще одно подтверждение обладания, но не такое глубокое, как коварные когти, впившиеся в его сердце. Только когда он безжизненно распластывается на кровати, пока Уилл протирает его теплым полотенцем нежными руками, он вспоминает слова, которые слышал перед тем, как заснуть. — Уилл. Человек, который был самой большой ошибкой и самым большим благословением в жизни Ганнибала, смотрит на него великолепными голубыми глазами, обрамленными густыми ресницами. Сердце Ганнибала трепещет в груди по причинам, которые не имеют ничего общего с его недавним напряжением. — Я люблю тебя, — объявляет Ганнибал, смело и непокорно, голос его не дрогнул, несмотря на лед, сковывающий его кровь. В прошлый раз Уилл не дал ему закончить фразу. В этот раз Ганнибал никому не позволит забрать у него эту возможность. Эта любовь его, и он отдает ее по собственной воле. Он позволяет ей разрушать себя по собственной воле. И Уилл, прекрасный и ужасный, за пределами его самих смелых мечт, улыбается. — Я знаю. Вот и всё. Он целенаправленно продолжает очищать Ганнибала, а после этого помогает ему надеть халат. Все это кажется настолько странным, что Ганнибал вспоминает, что это первый раз, когда он проснулся рядом с Уиллом. Даже той ночью в Вулф Трэп он проснулся в пустой кровати в окружении собак. — Завтрак? — спрашивает Уилл, старательно беспечный. Его взгляд полон решимости и надежды. Ганнибал не думает, что он спрашивает о еде. — Да, — все равно отвечает он.***