Милосердие не предлагать

-Это оно? То о чем ты говорил насчет формы? — спросил Ратия переместившись ко мне ближе. В ответ я кивнул и это стоило мне почти титанического усилия. Я впервые отдавал так много и даже представить себе не мог, что последствия окажутся настолько суровы. Раньше мне казалось, что от течения этой силы моя оболочка разрушится сама, но ничего подобного не происходило. Так значит насчет слуг Ваала он солгал, чтобы прикрыть мое состояние? — Странное ощущение. Но я вообще плохо представляю себе как в ком либо может уживаться сразу два тона. «Ты поможешь мне с этим? Очевидно больше откладывать это не выйдет», — мысленно вздохнул я, сейчас это был единственный доступный мне способ болтать. И снова я ощущаю этот печальный взгляд. — Фей, ты ведь понимаешь о чем просишь? Ни мгновения своего существования ты не был лишь духом. Ты понятия не имеешь как это. Ты и твоя форма одно целое. Чтобы изменить это мне придётся уничтожить ее, отделить от сути, буквально срезать с тебя, живьем содрать, разрушить, не убив, не сломав тебя самого при этом. Заставить забыть, чтобы ты мог воссоздать себя заново, так как сочтешь нужным, ощутишь правильным. На это созвучие тонов не распространяется. Будет больно. Чудовищно больно. «Догадывался. Наверное, никому кроме тебя и довериться не смог бы». — Это будет долгая пытка, — молвил он отведя взгляд. «Когда Аратиэль доставал осколки из крыльев это тоже было долго и больно, но иначе ему бы не удалось спасти мои глаза, хоть частично. И тогда бы меня убили во владениях Бэлета вместе с Эйвис. Я знаю, что иногда боль это часть излечения». — Крэа… — сколько страдания и нежности было в том, как он произнес мое имя, а я даже не мог повернуть к нему лицо. Как я мог не любить его, тревожащегося обо мне столь сильно. " С тем что будет творится в Лимбе, наверняка понадобится и мой тон, хотелось бы не мучится так при каждой попытке его использовать. Ты ведь сам понимаешь, что в ближайшее время другого шанса исправить это не появится. У нас не так много времени, Ваал скоро доберется на уровень госпожи Астарот. Нам нужно быть там, чтобы помочь ей», — попытался убедить его я. Как всегда росянкин ответ затянулся на какое то время, а потом он поднял меня в воздух. Обладая сейчас способностью двигаться как у тряпичной куклы, я чувствовал себя ужасно, но был рад, что он все-таки решился. " Я готов». Ратия развел руки, раскрыв объятия и двинулся ко мне. В этот раз бежать от него у меня не было ни малейшего желания, даже если бы я и мог. Как и думать, что будет со мной, если он ошибется и навредит мне. Я знал, что Ратия не ошибется, это было то же чувство, которое говорило мне, что с ним я в полной безопасности. Мне стоило огромных усилий поднять к нему лицо и улыбнутся. Улыбка получилась слабой, но он ее заметил, замерев на мгновение, прежде чем приблизится ко мне вплотную. В следующий момент его, столь привычная для меня, форма исчезла, рассыпалась как у Бельфегор до этого, остались только бритвенно острые грани. Что-то настолько изящное и смертоносное. Это плавное движение, почти гипнотическое скольжение, бесконечный круговорот миллиона лезвий окруживших меня. Каждое мгновение они складывались в узоры невероятной сложности и тут же распадались чтобы сложится в другие. От этого зрелища у меня перехватило дыхание. В любой из его форм, я мог любоваться им вечно. Сделать вдох я уже не успел, круговорот вокруг меня сомкнулся. Боль, которой я никогда в жизни не испытывал, пронзила меня ослепительной вспышкой. Я и представить себе не мог, что она может быть такой силы. Невозможно было кричать, дышат, думать. Боль словно растворила меня в себе не осталось даже самой малой частички меня, которую я мог бы скрыть, отстоять у нее. Время потеряло смысл, все что было мной потеряло смысл, все, кроме чистой муки, растирающей меня в своих жерновах. А потом что-то словно проломилось как скорлупа, разорвалось как туго стянутая ткань, развалилось как коробка в которую тебя засунули не слишком беспокоясь о том, в скольких местах тебе придется сломать каждую кость, чтобы ты туда поместился, и боль… исчезла. Не было никаких ран или повреждений, не было ничего, чтобы могло болеть. Болела коробка, просто я не осознавал этого покуда она не развалилась и я не оказался на свободе. Свобода! Как же это было хорошо. Настолько, что я разрывался между желанием, смеяться, петь и кричать от радости. Или хотя бы просто звучать без всяких границ. Необычно было не видеть себя, не знать как я выгляжу. Ратия тоже не знал какой он? Ратия. Подумав о нем я осознал, что меня все еще окружает это движение граней. Вот только больше это не ощущалось как что-то болезненное, скорее бережные объятия. И я мог на них ответить, наконец-то обнять эту колючку без страха, что меня изрежет в клочья. Эта острота ничего не могла мне сделать, я был для этого слишком невесом, слишком текуч, слишком мягок. Кружение замедлилось и кажется росянка наслаждался этим не меньше моего. Было ли такое, чтобы кто-то мог к нему прикоснутся как я, не получив повреждений? «Спасибо», — подумал я не зная другого способа выразить мысль теперь. «Мне жаль, что это было так больно», — тут же пришел ответ. «Ерунда. Одно короткое мгновение, зато теперь я могу безнаказанно обнимать тебя сколько вздумается. Или быть еще чуть ближе», — хмыкнул я, своими действиями вызвав дрожь в этом плавном упорядоченном движении. Впрочем играться долго злая колючка мне все равно не дал. " Крэа!», — меня изловили крепче, стена из лезвий словно бы стала плотнее.» У тебя нет на это времени сейчас! У нас его нет. Ты должен вернуть себе форму, воссоздать ее заново иначе Бездна очень быстро истощит тебя», — строго роизнес Ратия. Эх, такое удовольствие обломал… но он был прав. Ещё немного внимания и я осознал, что сейчас именно он защищает меня от ветров Бездны. Без тела они ощущались даже под куполом острова, легко вытягивающие любую жизнь, любое бытие, стоит лишь замешкаться. Не стоило принуждать его делать это дольше необходимого, но… «Я не хочу. Это вновь будет так мучительно. Я не помню как выгляжу, росянка, я забыл!», — изумился собственному открытию я. «Знаю, я нарушил это, чтобы ты создал новую форму, более подходящую, а не восстановил старую. Ты сам можешь сделать ее настолько комфортной насколько захочешь.» «Мне и так замечательно», — пожаловался я. " Я знаю, но пока мы в бездне и творение не законченно, так нельзя», — настойчиво и терпеливо увещевал меня он. Конечно он был прав, мы оба понимали это. Теперь я разделял чувства многих падших, которые отказывались сохранять форму даже перед угрозой гибели, или пребывали в ней только частично. Если я попытаюсь повторить их трюк, Ратия наверняка не одобрит. Может я и забыл как выглядит мое лицо, но отлично помнил лица моего Герцога, включая то, на которое было так похоже мое. Не так уж сложно было представить его помладше, а вот волосы я укорачивать не стал, не помнил даже этого. Были ли у меня рога, хвост, крылья, какого я был роста, сложения? Пусто. Я словно вслепую нащупывал как это должно было быть. Например в какой-то момент ощутил, что мне остро не хватает хвоста, тонкого с кисточкой, а вот крылья мне чем-то мешали и я их спрятал. Как и глаза теперь они были в пространстве за мной, нематериальные большую часть времени, появляясь лишь по желанию. Вот и проблема осколков разрешилась сама по себе. Рост я отмерял о по собственному желанию не тянутся на цыпочках слишком сильно если мне вздумается поцеловать, отца, Шодмер или росянку. Пришлось представлять все, даже мельчайшие детали одежды. На этом этапе я понял, что с оружием Азазеля я тоже могу попрощаться. Ни я ни Ратия о нем не подумали и в итоге тон росянки его просто сломал. Когда я закончил свой долгий и мучительно кропотливый труд чего-то что сошло бы за удобное тело, то осознал, что мог бы и не мучатся так. Теперь мне ничего не стоило, убрать все и собрать что-то другое или менять форму просто на ходу. Я наконец-то понял, о чем говорил отец. Бездна вновь беспокоила меня не больше чем обычно и это было славненько. Осознав, что я наконец-то определился с видом, росянка так же легко принял свою привычную форму. Никакой даже самой маленькой детальки не изменил. Только улыбку почему-то сдерживает. — Эй, откуда такое веселье? — спросил его я, изобразив подозрительную интонацию. — Просто вижу, что теперь ты еще больше соответствуешь прозвищу, фей. — Ах ты… — я решительно пошел на него, намереваясь стукнуть подлеца, чего бы мне это не стоило, а эта стойка для оружия взяла и заскользила от меня прочь. Остановился он лишь у самых ворот играючи перехватив мою руку и легонько потянул меня за запястье. Естественно Ратия не собирался толкать меня на торчащие из него лезвия. Но я решительно шагнул вперед позволив себе быть отчасти менее плотным. Кто либо другой, попытавшийся сделать также, ощутил бы всю остроту росянкиного тона, но не я. Мне нравилась эта близость опасности и совершенная безнаказанность вместе с тем. Я поцеловал его и вновь был укушен, ах почему у нас так мало времени, мы оба теперь могли позволить себе себе куда больше. — Теперь, готов идти? — спросил он, когда я неохотно отстранился. — Если ты, прекрасное существо, поцелуешь меня еще раз, то буду готов даже разворачивать реки вспять и заставлять солнца всходить на западе, — заверил его я. — Ты ведь действительно видишь меня таким, — произнес он, нежно проведя пальцами по моей щеке. Не было смысла спрашивать, он просто констатировал факт, знал ответ, моя кровь только что сказала ему об этом. Не верил и не мог не верить вместе с тем, потому что знание дарованное ему его тоном не могло ему солгать. — С самого начала, — довольно улыбнулся я. — Мысль о том, что ты мог бы меня съесть — созерцанию не мешала. — Я и сейчас могу, — едва различимо пожал плечами он, изображая равнодушие. — Это уж навряд-ли, — хмыкнул в ответ я, игриво качая хвостом. — Ты слишком дорожишь мною для этого. Я же чувствую. Вижу все это время, в каждом твоем действии. Да-да. Он притянул меня чуть ближе и поцеловал, теперь уже сам. В этот раз обошлось без попыток меня укусить. Ощущалось все так же остро и хорошо. Только одно это вполне способно заставить меня позабыть обо всем. Уносите меня, иначе я просто умру от восторга. — А теперь, будь добр, верни мне серьезного и внимательного фея, кто знает что нас там ждет. Вряд-ли что-то радостное и приятное, — строго произнес он, отстранившись и выпустив меня из объятий. Ууу злая холодная колючка, как ты можешь переключаться так быстро?! Это было так хорошо, что я все еще горю. Я закрыл полыхающее лицо ладонями, они были прохладными, так что это было приятно. Опомнится он мне все равно не дал, потянув следом за собой в портал. Я всегда знал, что плотность и давление Бездны на разных уровнях разное. Просто никогда не понимал насколько. Путешествуя в транспортнике или с росянкой я вполне привыкал к ней за время полета, не ощущая перехода. С порталом все было иначе. Он бесцеремонно вышвырнул нас как рыбу из плотной воды в воздух. Несколько мгновений я просто пытался перестроится и понять, что происходит. Увиденное мне совсем не понравилось. Мы оказались в замковом дворе и за стенами уже вовсю кипел бой, шум и взрывы почти оглушили меня, а всполохи магии и общая сумятица так смущали мое видение, что я не мог различить практически ничего. Лишь в отдалении возвышающуюся над боем громаду Левиафана. При одном только взгляде на него, у меня по спине пошли мурашки. С самого первого видения и того как все закрутилось, больше всего я мечтал НЕ оказаться в ситуации подобной этой. Я лишь хотел выяснить причину кошмаров, сказать кому нужно и тихо отсидеться в безопасном месте, пока все эти крупные шишки перетрут между собой дела и наведут порядок. В конечном итоге я всего лишь инкуб, а не воин, мой тон Страсть, любовные утехи, интриги и расследования, сплетни и манипуляции с очарованием, а не вот это вот все! — Я надеюсь мы не полезем в эпицентр битвы? — поинтересовался я, перекрикивая шум и сумятицу. — Между прочим клинка Азазеля у меня больше нет. Да и с ним, боевая единица из меня была очень так себе. Судя по выражению лица, Ратия с последним утверждением был не согласен, но о чем-то вспомнив посмурнел еще больше. -Прости. Я забыл о вещах. Поэтому случайно уничтожил ее и монокль. — О… — подарок отца было жаль, но… — Не думаю, что Данталион слишком расстроится. Конечно я дорожил им потому, что это был подарок моего Герцога, но для меня важнее чтобы он сам не пострадал в этой войне. К тому же монокль мне больше без надобности, — уведомил его я и в пространстве за моей спиной возникли все шесть глаз. Я открыл их и с интересом посмотрел на Ратию. Лицезреть его было не менее приятно, чем воспринимать. Росянка изумился, но в следующий момент осознал, что никакое ужасающее, смертельное проклятье на него не легло и встревожился. -Ты совсем потерял способности к сглазу? — Почему это? Нет. — Я зыркнул на отряд с флагами Маркизы Самигины вдалеке и тот стремительно перестал существовать. — Осколки амулетов ты тоже разрушил, да и не воспринимал я их как часть себя. Но на тебя я предпочитаю просто смотреть. Зато теперь кроме прекрасного вида на росянку я видел еще и то, что воюющие сотворили с прекрасным, ярким городом госпожи Астарот. Так далеко и в таких деталях, которые не позволяло мне мое восприятие. Слишком долго подобное зрелище я выносить не мог и закрыл глаза позволив им исчезнуть. — Какой кошмар! Они же здесь все разнесут до самого основания! И это еще Ваал не подошел, — в ужасе воскликнул я. — Астарот должна открыть врата и выпустить ко всем чертям всех желающих! Пусть убираются на все шесть сторон, пока здесь все не рухнуло. — Не думаю, что она согласится с тобой, — вздохнул росянка. — И что, она собирается удерживать здесь целую обезумевшую половину ада? С Ваалом во главе? Как до этого она поступила с Духом Полдня? Его место, никогда не было здесь. И их тоже, раз уж они того не хотят. Даже если там их ждет верная гибель — это их выбор. Кажется изначальное восстание ради свободы воли, собственно, и затевалось. — Крэа, ты должен поговорить с ней. Идем. Возможно вместе нам удастся ее убедить.