Начальница гимназии

      Зоя вернулась в город ближе к концу августа. И если на отдыхе молодая женщина не раз вздыхала украдкой, что Антон Прокопьевич был вынужден уехать с курорта раньше, то после прибытия Зои домой дела и хлопоты закружили ее с головой и молодая женщина была вынуждена вникать во все то, что буквально обрушилось на ее голову.       — Агнесса, — вздохнула Зоя, придя в родительский дом часов в семь вечера. — Вот только я сегодня все попеределала и даже начала надеяться, что завтра могу в гимназию не приходить — так вдруг вспомнила, что завтра переэкзаменовка у Гусельниковой.       — Было бы занятно, моя юная начальница, если бы Гусельникова пришла на переэкзаменовку, а вы — нет, — ответила Ася. — Кстати, что-то поздно вы со службы возвращаетесь, Севастьянка уже с полчаса как дома.       — Счастливо живет и забот не знает, — отмахнулась Зоя. — Что там с дачей, решил все-таки строить?       — Да, решил строить, — кивнула Ася. — Но уже на следующий год. Дело в том, что ему так загорелось построить собственный дом, что прямо не остановить было. В общем, будем строить в Феодосии, не очень далеко от берега. За следующее лето, надеюсь, построят, через год сможем с чистой совестью отдыхать уже в своем доме.       — Интересно, — ответила Зоя. — А проект хоть покажешь?       — Да с удовольствием! — сказала Ася, и Зое показалось, что у подруги тоже загорелись глаза. Ася достала с полки папку, вынула из нее лист бумаги и сказала. — Смотри, Зойка! На первом, я бы даже сказала, цокольном этаже, будет туалет с умывальником и просто умывальник. Дом сам с выгребной ямой, так что на улицу или ведерко бегать уже будет не нужно. Из ямы, когда будет нужно, отходы нужно будет ведрами черпать. Вода, как сама понимаешь, только холодная, о горячей даже не мечтаем.       — Шикуете, — уточнила Зоя. — В родительском доме такого нет.       — Севастьянка захотел хотя бы свою дачу построить, раз с домом вопрос уже решен, — ответила Ася. — Потом на этом самом этаже будет кухня и столовая.       Молодая женщина взяла другой лист и сказала:       — А на первом, скажем так, высоком первом этаже будет четыре комнаты. Спальня, детская, кабинет и гостиная. На втором этаже, — Ася перелистнула, — будет две гостевых комнаты. Ну или, может, поменяем их местами, это еще слишком неточно.       — Лестница одна, — больше утвердительно уточнила Зоя.       — Да, лестница одна, — подтвердила Ася. — Не слишком крутая, и я еще сказала Севастьяну, что дырки между ступеньками должны быть заделаны. Чтобы дети случайно не провалились вниз.       — Кого отпустил Севастьян и сколько ему за это дали? — пошутила Зоя. — Ты же представляешь, сколько денег это будет стоить?       — Представляю, Зоя, — ответила Ася. — Но что поделать. Да и накопления есть.       Зоя еще раз бегло оглядела листы. То ли трехэтажный, то ли одноэтажный дом с высоким первым этажом и мансардой смотрелся очень миленько.       — Камень? — предположила Зоя.       — Камень с кирпичом, — сказала Ася. — Во дворе еще один туалет, ну просто, чтобы был, баня, летняя кухня. И еще остается немного места на клумбы или просто пустую площадку для детей.       — Хорошо живете, — искренне восхитилась Зоя.       — Пожелаешь отдыхать в Крыму — и вас с детьми пригласим, — произнесла Ася. — Если не испугаешься даже на время с родителями снова пожить.       — За приглашение спасибо, но наперед загадывать боюсь, — ответила Зоя. — Да и вообще, кто знает, может быть, я уже замуж к этому моменту выйду и, предположим, в Европу уеду.       — Тебе же Антон Прокопьевич говорил, что не в Европу его отправляют и в те края с семьей обычно не ездят, — удивилась Ася.       — А вдруг все изменится? — чуть мечтательно произнесла Зоя.       Иногда Зоя любила порисовать в своей голове картины, как они с Антоном Прокопьевичем и детьми уезжают в Европу. В чем-то эти мечты были схожи с той реальностью, которую Зоя видела в Швейцарии еще в годы, когда Владимир был дипломатом, однако финал фантазий был всегда благополучным: молодая семья без проблем и вполне счастливо возвращалась обратно в Россию.       — Так скажи мне все-таки, Зойка: ты беременна или нет? — вдруг спросила Ася, вернув подругу обратно в реальность.       — Говорю же вам, Агнесса: не беременна, — ответила Зоя. — Уже столько времени прошло, что все было бы уж точно видно. Может, не со стороны, но мне уж точно.       — А личико-то чуть поправилось, — не выдержала Ася.       — Меньше надо было лодочек [1] есть и уж явно не по две штуки, — сказала Зоя. — Но что поделать, за меня уже все придумали. За границей даже способ есть: молиться надо вместо еды. Говорят, помогает. Или как еще делают: съел пару ложечек и хватит. А можно просто чуть сильнее корсет подзатянуть и не думать о том, что платье не налезет.       — А, может быть, дело все-таки в беременности? — не выдержала Ася.       — Ma chère amie [2], у меня складывается такое впечатление, что вы мечтаете, чтобы я родила байстрючонка [3] и опозорила и родителей, и Геллер, — ответила Зоя. — Но спешу вас огорчить: не дождетесь. Следующие дети будут только в законном браке.       — Да что вы такое говорите, Зоя Михайловна, я буду только счастлива, если у вас все хорошо, — скорее ответила Ася.       Почему-то Ася была уверена в том, что Зоя просто не хочет ей говорить правду и всячески пытается обмануть и скрыть свою беременность. Конечно, молодая женщина понимала, что Зоя, может быть, на нее до сих пор немного обижена или просто не хочет полностью доверять все свои тайны, однако каждый раз, глядя на чуть поправившуюся подругу, почему-то думала, что она беременна.       Тем временем Зоя, поняв, что платья, которые на ней раньше прекрасно сидели даже без корсета, стали чуть маловаты, решила и вправду ограничиваться «парой ложечек» в день и уже к вечеру с непередаваемой тоской вспоминала, как в гимназические годы она вечно сидела наказанной без обеда, а потом, когда Владимира впервые отправили за решетку, они с Геллер питались практически одной капустой. Кое-как утешив себя тем, что все это временно и уже скоро она сможет снова есть, как обычно, Зоя скорее пошла спать, как и рекомендовали некоторые.       После того, как Глаша с треском завалила и экзамен, и пересдачу, Машунька решила не портить дочери лето и не напоминать о тех досадных инцидентах. Прекрасно проведя время в городе и лишь изредка помогая матери в переписывании текстов — Машунька пообещала Глаше, что заработанные деньги она сможет потратить любым, пусть даже наиглупейшим способом, Глаша, совершенно не перетрудившись, подумав, решила сделать ответное доброе дело матери и, купив в кондитерской пирожных, объявила, что это не только для нее. Машунька чуть было не прослезилась от такого благородного порыва и подумала:       «Значит, правильно дочь воспитываю, иначе бы съела сама и в ближайшей подворотне».       Атмосфера всеобщего счастья и радости закончилась за две недели до переэкзаменовки. Машунька объявила Глаше, что теперь пришло время сесть за книги и через неделю решила проверить, что выучила или не выучила дочь.       — Рассказывайте, мадемуазель Гусельникова, — Машунька чуть было не усмехнулась, произнося эту фразу, ведь для мещанки было более уместным слово «девица». Однако легкое удивление было сразу же подавлено другими размышлениями:       «В мире без сословных предрассудков все будут либо «мадемуазелями», либо «девицами». И не столь важно, кем была мать, мадемуазелью или девицей, и отец…»       — Что рассказывать? — чуть испугавшись, что она до сих пор ничего не начинала учить, спросила Глаша.       Девушка надеялась, что мать хочет узнать у нее что-то другое, однако отголоски здравого смысла подсказывали, что речь пойдет именно об истории.       — За что евреи Христа распяли, — усмехнулась Машунька, попутно вспоминая, что среди народовольцев было немало евреев. — А лучше расскажите мне что-нибудь про великие географические открытия.       Глаша обреченно посмотрела в стену и начала рассказ:       — Американцам не сиделось на месте и, истребив индейцев, они поплыли в другие страны. Так была открыта Португалия, Индия, Испания…       — Попытка пошутить засчитана, а теперь серьезно, — помрачнев, ответила Машунька.       — Американские мореплаватели в середине пятнадцатого века начали открывать новые страны: Португалию, Индию, Испанию, — повторила Глаша, догадываясь, что она в чем-то ошиблась.       — Меняем билет, мадемуазель, — сказала Машунька. — Расскажите что-нибудь про Нидерланды, причем без крамолы.       — Нидерланды — это страна в Европе, — начала Глаша. — Там произошла революция. Будем надеяться, однажды нидерландский опыт можно будет повторить и в нашей стране.       — Аглая, без крамолы — на этот раз точно отчислят, — произнесла Машунька.       Минут через двадцать, бегло пробежавшись по тем темам, которые Машунька смогла вспомнить, женщина пришла к выводу, что дочь так и не начала ничего учить.       — Через неделю экзамен! — возмутилась Машунька. — И на что надеешься? Дважды уже пробовала сдать, не уча ни черта! Не сдашь — вышибут с учебы, пойдешь полы в кабаке мыть.       — Не полы в кабаке мыть, а тексты переписывать, — ответила Глаша.       — Один черт, — сказала Машунька. — Так и останешься на всю жизнь писарем каким-то. Аглая! Села и начала учить! Через два дня проверю. Не понравится, как выучила — выдеру.       — Мама, ты же сама всегда говорила, что отметки еще никого счастливым не сделали, — испугалась Глаша.       — А двойки и исключение несчастливым сделать вполне могут, — ответила Машунька. — Глашка! Вот не шучу, честное слово, что выдеру!       Глаша ничего не ответила и решила не спорить с матерью.       Через два дня Машунька, убедив себя в том, что ее в свое время били ни за что и она до сих пор жива и здорова, приготовилась слушать дочь. Иллюзий по поводу того, что Глаша все выучила, не было.       Однако Глаша достаточно хорошо ответила на первых два вопроса. Расслабившись, Машунька задала третий, получила уже менее хороший ответ. Четвертый вопрос и то, что было сказано по этому поводу, огорчил Машуньку, пятый еще больше вогнал в тоску, шестой было слушать невозможно…       — Выучить меньше четвертой части — да ты же снова экзамен не сдашь! — выругалась Машунька. — Я тебе что обещала?       — Мама, за два дня все выучить было невозможно, — ответила Глаша.       — Четыре вопроса за два дня — это смешно, люди по семьдесят за вечер выучивают! — воскликнула Машунька, вспомнив рассказы других людей об университете.       — Мама, но если ты меня, — Глаша не захотела произносить вслух угрозу матери, — то я вообще учить ничего не смогу, буду только лежать и плакать от того, что жизнь несправедлива!       — Даю время до завтра, если все не выучишь — тогда выдеру, — ответила Машунька.       По-видимому, Глаша решила, что на следующий день мать точно воплотит свои обещания в жизнь, поэтому кое-как выучила все вопросы.       — Неплохо, — кивнула Машунька. — А теперь чтобы завтра все те же самые вопросы рассказывала уже не на слабую тройку, а куда лучше.       Глаша обреченно вздохнула, но ничего не сказала.       В день экзамена Глаша без особой радости шла в гимназию. В голове звучал голос матери:       «Сдашь на двойку — вышибут из гимназии или оставят на второй год. У меня нет лишних денег, чтобы платить за тебя еще один год, поэтому будешь сама зарабатывать на учебу. Сведешь ответ на вопрос к крамоле, да так, что меня опять вызовут в гимназию — выдеру на этот раз точно, до начала учебного года не сядешь».       «А про тройку ничего не было сказано, значит, все будет хорошо», — подумала Глаша и вошла в гимназию.       На этот раз экзамен снова принимали четыре человека: Зоя, Ася, Эльвира Марковна и географ. Глаша подошла к столу, взяла билет на вопрос и почувствовала, что у нее пол уходит из-под ног: она более-менее знала ответ на первый вопрос и не представляла, что говорить по второму.       Машунька, уже забывшая, что именно учат в каком классе, проверяла дочь, ориентируясь только на свою память. Поэтому с десяток вопросов по двум темам Глаша не учила вообще.       «Если я сдам сегодня, то обещаю, что больше никогда так делать не буду», — подумала Глаша, искренне веря в свое обещание.       Девушка вспомнила все то, что нужно было отвечать по первому вопросу и, снова посмотрев на второй, начала рисовать себе неприглядное будущее: ей ставят двойку, ее отчисляют из гимназии или оставляют на второй год, мать, понимая, что дочь все равно не сможет заработать себе нужную сумму на учебу, решает просто ее выдрать, больше для зрелищности, а не от нужды, они с матерью несколько дней или недель будут есть черный хлеб вместо ситного, а вместо чая пить кипяток без сахара, потом матери надоест это представление и она скажет, что нашла себе какую-то дополнительную работу…       Чуть было не прослезившись от таких перспектив, Глаша начала повторять первый вопрос.       — Мадемуазель Гусельникова, пришло время отвечать, — произнесла Ася.       Глаша встала и подошла к столу, где сидела комиссия, и произнесла:       — Первый вопрос. Французская революция.       Зоя внимательно слушала ответ на вопрос. Какой-то крамолы, даже уместной, там не было. Однако до сих пор не прозвучало ни одной более-менее значимой фамилии, что слишком удивляло начальницу.       — Мадемуазель Гусельникова, про положение третьего сословия достаточно, вы хоть пару слов скажите о Марате, Дантоне, Робеспьере, ну и остальных, о ком захотите, — произнесла Зоя.       Глаша растерялась. Ее более-менее отрепетированный ответ не предполагал упоминание таких фамилий.       — Мадемуазель Гусельникова, а что было общее у этих людей? — спросила Зоя.       «Или вольно, или невольно валит», — подумала Ася и, взяв лист бумаги, написала на нем: «Зоя, ты сейчас завалишь Глашку».       Зоя увидела фразу, написанную Асей, и написала рядом:       «Это же слишком простой вопрос».       — Мадемуазель Гусельникова, так что было общее в финальном пути этих людей? — спросила Эльвира Марковна.       «А она валит или тоже пытается подсказать?» — подумала Ася и написала: «А что было у них общего? У нас как бы гимназия, а не экзамен для кандидата в жандармы, чтобы так детально все спрашивать».       Зоя посмотрела на перепуганную Глашу и, решив дать ей время подумать, написала ответ: «Им башки поотрубали, а потом царь опять пришел».       Вдруг найдя в своем сообщении фактическую ошибку, молодая женщина спешно дописала: «Двум башки поотрубали, первого зарезали».       Ася удовлетворенно кивнула Зое и подумала:       «Для Геллер вопрос неудивителен. Она бы все свела к тому, что только херней маялись, а потом опять царь пришел».       Тем временем, Зоя, поняв, что Глаша не может больше ничего ответить, сказала:       — Да Бог с ними, мадемуазель Гусельникова, как говорится, мы не на экзамене для поступления на службу в жандармерию. Расскажите лучше нам второй вопрос.       Глаша немного постояла, посмотрела вдаль, а потом вдруг начала плакать.       — Мадемуазель Гусельникова, вы даже не первоклассница, чтобы пускать слезы, — произнесла Зоя. — Выйдите, успокойтесь и возвращайтесь обратно.       Глаша вышла в коридор и разревелась в голос. По мнению девушки, она только что завалила переэкзаменовку.       — Зойка, ты совсем как твоя свекруха, помягче бы выражалась, — едва слышно шепнула Ася подруге.       Не успела Зоя сообразить, что ей ответить на эту фразу, как раздался вопрос Эльвиры Марковны:       — По-видимому, экзамен подошел к концу. Зоя Михайловна, а вы что думаете об этом?       — Второй вопрос можно заменить и учесть это при выставлении итоговой оценки, — ответила Зоя.       Географ кивнул, соглашаясь с начальницей.       — Я бы поставила тройку да не мучила никого, — неожиданно произнесла Эльвира Марковна. — Видно же, что учила, в отличие от прошлых разов.       — А вдруг мадемуазель сдаст на четверку? — предположила Зоя.       Дверь открылась. В кабинет вошла вытершая слезы и взявшая себя в руки Глаша.       — Мадемуазель Гусельникова, я готова заменить вам второй вопрос, — сказала Зоя. — Отвечайте без подготовки.       Начальница взяла первый попавшийся билет и перевернула его.       «Империя великих монголов в Индии», — прочитала Зоя и подумала: — «На этот вопрос Глашка вряд ли ответит».       Однако второй вопрос и Семилетняя война показались молодой женщине куда более простым, поэтому, недолго думая, Зоя сказала:       — Любой из этих двух вопросов.       Глаша взяла билет, ненадолго задумалась, а потом с некоторым трудом начала вспоминать ответ по первому вопросу.       — Хорошо, мадемуазель Гусельникова, — удовлетворенно произнесла Зоя. — Если хотите получить более пристойную оценку, отвечайте на второй вопрос.       Второй вопрос пошел не так легко, но тоже без таких проблем, как первый билет.       — Достаточно, мадемуазель Гусельникова, можете идти, — сказала Зоя. — У других членов комиссии вопросов, как я вижу, нет.       После краткого совещания комиссия пришла к решению, что Глаше стоит поставить четверку за этот экзамен. Что-то среднее, между четверкой и пятеркой за второй билет развеяли все сомнения с оценкой, которая могла проситься после ответа по первому билету.       Обрадованная своей четверкой Глаша помчалась домой, а Ася, оставшись с начальницей наедине, сказала ей:       — Зойка, ты садистка. Иначе не назову. Зачем девочку мучила?       — Никого я не мучила, — ответила Зоя. — Просто спрашивала. Да и университет вспомнила.       — Мы не в университете, Зойка, а на переэкзаменовке в гимназии, — уточнила Ася. — Зачем было издеваться и ставить четверку? Не мучила бы и трояк поставила бы. Геллер и то как-то помягче тебя была.       — Агнесса Викторовна, вы такой же член комиссии, как и остальные, — сказала Зоя. — Хотели бы — сказали бы при Геллер и географе. Что Глашке хватит трояка и пусть идет на все четыре стороны.       — Начальница все равно главнее, — уточнила Ася. — Теперь тебя Глашка втройне бояться будет.       — Не моя проблема, — отмахнулась Зоя.       Молодая начальница отошла в сторону, подошла к окну, с некоторым облегчением посмотрела вдаль.       — Теперь можно с чистой совестью начинать новый учебный год, — улыбнулась Зоя.       Вдруг молодая женщина почувствовала, что в голове что-то плывет, картинка пошла чуть в сторону и, пытаясь не упасть, Зоя схватилась за подоконник, однако это ей не помогло.       Ася чуть испуганно подбежала к подруге и пару раз ударила ее по щекам.       — Соль принесите! — крикнула молодая женщина, однако это уже было лишним.       Глядя на то, что Зоя открыла глаза и осторожно садится на полу, Ася подумала:       «А еще врет, что не беременная. От жары да волнения все может быть». [1] кулинарное блюдо — лодочка по-аджарски [2] моя дорогая подруга [3] внебрачный ребенок