Начальница гимназии

      Учебный день подошел к концу. Настроение было преотвратным и даже у Анечки, которую Глаша случайно встретила в коридоре, не получилось хоть как-то помочь подруге развеяться.       — Вчера с мамой повезло — сегодня начальница отлупила, — вздохнула Глаша.       В состоянии глубочайшей тоски девушка пришла домой.       — Что произошло? — сразу же спросила Машунька дочь.       «Отчислили?» — мысленно добавила женщина.       — Начальница побила, — вздохнула Глаша, показывая не очень заметный синяк на ладони.       — Я бы больше удивилась, если бы она тебя похвалила, — ответила Машунька. Женщина подумала и добавила. — Да не переживай ты так, Глаша! Надо, всего-то, не сбегать, когда после уроков оставляют!       — Не сбегать… — снова вздохнула девушка. — И тратить зря время!       — А чем ты занималась на уроках? — спросила Машунька. — Что и начальница, и учитель видели, что тебя как будто нет.       — Думала, — соврала Глаша. — Думала, как надо правильно агитировать.       — Кого и где? — уточнила Машунька.       — Не обругаешь — расскажу, — ответила девушка.       — Хорошо, Глаша, не обругаю, — произнесла Машунька.       — В общем, в гимназии есть одна мадемуазелька, — рассказывать правду про Софи не было желания, кроме того, Глаша вполне обоснованно предполагала, что мать запретит ей разговоры на подобные темы с сестрой Филатова. — И она как будто не от мира сего. Не понимает очевидных вещей, отказывается верить, что в жандармерии могут выбивать показания… Думает только о нарядах и женихах.       — И с какой целью хочешь ее поагитировать? — спросила Машунька.       — Чтобы глаза ей открыть, — ответила Глаша.       — С малого начни, — подумав, сказала Машунька. — Информацию давай по чуть-чуть, дозированно. Если почувствуешь, что донести может, лучше не продолжай. Ну и не надо вот так сразу ломать человеку мировоззрение, сперва о платьях поговори, потом о чем-то другом, потом о шляпках.       — Хорошо, я постараюсь, — вздохнула Глаша.       Глаша вышла во двор. Идти к парням сегодня не было настроения поэтому девушка села на лавочку, посмотрела пару минут в небо, задумалась о вчерашних событиях…       «Может, надо было помягче? — подумала Глаша. — Про то, как она учится, порасспрашивать, про себя что-нибудь рассказать… А про жандармерию поменьше говорить».       Девушка вздохнула и вдруг увидела, что к их дому подходит Софи. Глаша отошла за дерево и решила немного понаблюдать. Увидев, что Софи бросила лист бумаги в почтовый ящик, девушка вышла из своего укрытия.       — Софи! — позвала Глаша. — Вы по какому-то вопросу?       — Да, Глаша, — ответила Софи. — Мы с вами вчера встречались, разговаривали и у меня осталось слишком много вопросов. Поэтому и пришла, чтобы предложить вам увидеться.       — Я сейчас скажу маме, что пойду гулять, и поговорим, — согласилась Глаша. Девушка быстро сбегала домой и, вернувшись, сказала. — Можем идти.       Глаша вместе с Софи направилсь в ближайший сквер.       — Какие у вас вопросы? — спросила Глаша собеседницу.       — Глашенька, я прекрасно понимаю, что Дима поступил нехорошо, — начала Софи. — Он должен был, как и положено честному человеку, жениться на вашей матушке. Но он почему-то так не сделал. Почему — не знаю. Может быть, решил, что семья будет мешать его службе, может быть, посчитал, что еще рано. Но это не отменяет того, что так поступать нельзя. Вы обижены на Диму и я не вправе вас за это осуждать. Но все же, Глашенька, зачем наговаривать на невиновного человека? Да, Димочка не ангел, не святой, он обычный человек со своими недостатками, но что вы там вчера про него сказали? Он вас шомполом избил?       — Да, Софи, совершенно верно, — подтвердила Глаша.       — Глаша, шомпол — это стальная вещь, которой чистят оружие, — произнесла Софи. — Вы хоть представляете, что было бы с живым человеком, которого бы некоторое количество раз ударили этим предметом?       — Представляю, Софи, — ответила Глаша. — На своем опыте представляю. И как мне потом плохо было, тоже помню.       — Глаша, стальной прут — это не шутки, — сказала Софи. — Ни один разумный человек не позволит себе подобного!       — Вы правы, Софи, — подтвердила Глаша. — Ни один разумный человек не позволит себе подобного. А вот неразумный — легко.       Софи опешила от такой «непробиваемой твердолобости», а Глаша сказала:       — Софи, у меня есть документ, когда меня освидетельствовал врач. Мама носила этот документ в жандармерию и Филатова отправили на гауптвахту.       О том, что ее брат был на гауптвахте, Софи хоть и не сразу, но вспомнила.       — Да, Дима был на гауптвахте, — подтвердила Софи. — Десять суток.       — А за что он туда попал? — спросила Глаша.       — За то, что поднимал за руку одну упертую подследственную, которая никак вставать не хотела, и у нее на руке остался синяк, — ответила Софи. — Правда, maman не поверила Диме и сказала, что он, скорее всего, ее по лицу ударил.       — Софи, — вздохнула Глаша. — Если бы за каждую подследственную, которую ваш Дима бил по лицу, его отправляли на гауптвахту, он бы там проводил больше времени, чем на службе. Он меня шомполом избил, за что и поплатился.       Софи уже была готова сделать вид, что поверила Глаше, лишь бы не слушать снова «очередной виток фантазий», как она окрестила слова собеседницы       — Софи, я бы хотела вам показать документ от врача, — произнесла Глаша. — Пойдемте ко мне домой.       Больше из любопытства, нежели и вправду веря, что Глаша покажет ей что-то достойное, Софи пошла вместе с девушкой. Радуясь тому, что мать уже ушла учительствовать и ей не придется представлять свою спутницу, Глаша прошла в комнату, взяла бумагу и сказала Софи:       — Смотрите, вот документ.       Софи начала читать акт осмотра.       — Два синяка с кровоподтеком на левой щеке, синяки с кровоподтеками на запястьях… — Глаша, а вас точно не разбойники ограбить пытались?       — Софи, посмотрите на дату — разве она не совпадает с тем временем, когда вашего брата отправили на гауптвахту? — спросила Глаша.       — Но ведь здесь дальше что написано! — Софи ужаснулась. — Синяки, ссадины, кровоподтеки, нанесенные тупым твердым цилиндрическим предметом. Глаша, простите меня, но вы просто наговариваете на моего брата. Того, что здесь написано, хватит, чтобы в тюрьму отправиться. А Дима побывал на гауптвахте, причем всего лишь десять суток. Верно, он и вправду ударил барышню по лицу, как это и предположила maman.       Софи направилась в сторону выхода и, остановившись, добавила:       — Наговаривать на других людей и грешно, и аморально, и нарушение законодательства. Глаша, пожалуйста, задумайтесь о своем поведении, пока еще не поздно, потому что кто-либо другой на вас просто донесет в полицию и, возможно, правильно сделает. Прощайте, Глаша.       — Да пошла ты сама куда-нибудь далеко-далеко, — выругалась Глаша, глядя на закрывающуюся дверь.