Ты не заметишь, как пролетят года, (пролетят).
Меняются люди и Боги их судьи, - они (все простят).
Ты не заметишь, как пролетят года, (пролетят).
Меняются люди и Боги их судьи, а мы -
Мы пути одинаково чертим, выбрав разные корабли.
И несут нас похожие черти по просторам чужой земли.
Мы пути одинаково чертим, выбрав разные корабли.
И несут нас похожие черти по просторам чужой земли.
Фары. PIZZA
2018 год. Сенвол-Крус. Стука колёс не было слышно. Всё потому, что Лидии они реалистично прислинились. В тихом вагоне была прекрасная звукоизоляция и ни о каком стуке, тем более с качественными наушниками речи быть не могло. Открыв глаза, она изучала взглядом людную платформу через окошко. Много семей, молодых людей. Разгар лета. Подростков провожают в деревни и летние лагеря. Лидия с улыбкой наблюдала за родителями, которые по сто раз переспрашивают у сына или дочку про зарядку, телефон и таблетки от головы. По одиночке практически никто сюда не пришёл. Кроме одного человека. Лидия увидела его сразу же, как только сошла с поезда. По груди растеклось тепло. Она словно увидела зеркало с очень своенравным отражением, которое спортивному костюму предпочло джинсы и красное пальто. — С приездом, — поприветствовал высокий, добродушный голос. Лидия сделала шаг вперёд, обвивая шею человека, который её встретил. Объятия были долгими. Без криков восторга от встречи после долгой разлуки, счастливых слёз и переполняющих эмоций. Они оба уже слишком взрослые для всего этого, но любят также сильно. Всё осталось внутри. Лидия знала, что скучали они одинаково сильно и чётко.***
— Глэм, а нам там чё-нить светит? За окном проносились ненавистные улицы, которые Лидия никак не могла выбросить из головы. Когда она уже решила, что забыла их, каким-то образом находила дорогу до магазина или парка. — Не думаю, — с задержкой отозвался Глэм, не меняясь в лице. — Тогда нахрена нам переться на эту унизительную церемонию? — негодовала Вики, хмуро смотря на мужа. Вся её поза чем-то напоминала злую собаку, которой только кости покажи — разорвёт. — Чистая формальность. Члены семьи обязаны присутствовать на этой церемонии. — Члены семьи... — громко фыркнула Лидия. Она оторвалась от телефона, чтобы расхохотаться. — Члены семьи?! Осторожно. Папочка в гробу перевернулся после этих слов. Слышишь, как проклинает нас? Лидия подняла палец, указывая вверх. Глэм хмыкнул, а Виктория разразилась смехом. — Что он забыл в Сенволе? Я думала, он уехал в Берлин после тюрьмы. — Ему было уже под семьдесят. Сама подумай, какой толк уезжать на старости лет? Это был веский аргумент. Пусть Лидия идти в их старый дом категорически не хотела, Глэм уговорил её поднять задницу и хотя бы послушать ради приличия. Цокая каблуками, она прошла в зал, недоверчиво оглядываясь. Здесь всё было по-прежнему. Лидия спешно отогнала от себя воспоминания, чтобы не погружаться в них. Слишком дорого ей это обходилось. — Должен сказать, что ты отлично выглядишь, — улыбнулся Глэм, кивая на короткое, чёрное платье Лидии и наброшенный на плечи красный пиджак. Такой образ виден издалека. — Да-а, Лидс, королева, — улыбнулась Вики, закидывая на плечо Лидии локоть. — А как ты на каблуках так легко ходишь? Ты вообще кто? Лидия широко улыбнулась. — Я киборг. — Ах, я так и знала! — Вики стукнула её по плечу, за что поплатилась тем же.***
Сели все трое на последний ряд. Вики с Лидией делились последними новостями и заодно комментировали ленту в социальных сетях. Не виделись они довольно долго и разговоров набралось на десять часов вперёд. Вики вещала об идиотах-клиентах, с которыми нередко приходилось выяснять отношения, а Лидия рассказывала о своих студентах, что были теми ещё сорванцами. Группа, конечно, в этом году ей досталась тяжёлая. Прошлая выпустилась легко, без происшествий и всего лишь с одной докладной от мерзотного преподавателя, которого Лидия ещё со времён своей учёбы на дух не переносила. А в этот раз придётся постараться, чтобы сделать из буйных подростков нормальных людей. Хотя бы проконтролировать это. Ведь это и есть задача добросовестного декана. — На этом я заканчиваю... Глэм с Лидией подняли головы. Вики вскочила первая и уже приготовилась бежать из зала в магазин за какой-то вкусностью. Имён детей умершего бизнесмена не произнесли ни разу. — Всё, как я ожидал. Никаких сюрпризов, — Глэм поправил воротник пиджака, развернулся, как вдруг... — Лидии и Себастьяну, моим детям, я завещаю коробку «тридцать семь». Мир затих. Лидия вытаращилась на брата. Его взгляд был не менее удивлённым. — Так вот, зачем он её хранил... Гадина. Лидия видела эту коробку дважды: в помойном ведре и кабинете отца. Ни то, ни другое не объясняло, каким образом спустя двадцать лет она оказалась ей.***
Глэм смотрел на коробку с тоской, а Лидия — с яростью. — Даже перед смертью поднасрал, вы посмотрите! В коробке лежал безжалостно уничтоженный макет. Десятки крохотных домиков развалились, смешиваясь с остальными элементами города. Лидия краем глаза следила за реакцией своего брата. Её взбесило до глубины души, что даже сейчас отец нашёл способ его задеть. Убить второй раз человека нельзя, а так Лидия бы воспользовалась этой возможностью. Как два пальца об асфальт! Вики держала за плечо Глэма. Ему становилось от этого легче. А вот Лидия продолжала закипать. Она подняла в руки верёвочку из коробки, с которой падали разноцветные бусины. В центре висел ржавый ключик. Лидия подняла украшение и медленно вспоминала, как оно оказалось у неё. — Помнишь, как мы сделали его для тебя вместе? — Глэм выдал слабую улыбку. Лидия улыбнуться не смогла. Она с жалостью рассматривала бусины, которые много лет назад нанизывала на ниточку. Эта частичка искалеченной души навсегда осталась с отцом. Интересно, о чём он думал, смотря на эту коробку? Жалость, горечь, сожаление? Что? Лидия взяла в руки конверт, где идеальным почерком отца было выведено её имя. Для Лидии. — Вики, дорогая, у тебя не будет зажигалки? Глэм с подозрением покосился на Лидию. Вики с любопытством ей зажигалку, намереваясь понаблюдать, что не курящая подруга собралась с ней делать. — Это представляет какую-то ценность для тебя? — спросила Лидия, смотря в коробку. Прямые волосы подхватил ветер, потянул их куда-то и отпустил, будто смилостивился над аккуратной укладкой. — Нет, — после этого Глэм отвернулся, предпочитая не смотреть, как сестра чиркает зажигалкой и подносит пламя к конверту, даже не прочитав его. А потом бросает его в коробку. Через секунду всё содержимое вспыхнуло. Ветер уносил в неизвестность пепел. Догорали остатки изуродованного детства. Лидия холодно смотрела, как ровные буквы, выведенные старой рукой отца, исчезают в пламени, а потом стираются вовсе. — Надеюсь, ты горишь в аду, — прошипела Лидия, представляя, что отец стоит напротив. Живой. Хмурый. Такой ненавистный. Лидии было по-настоящему жаль, что именно этот человек принёс ей так много боли. — старый ублюдок. Лидия развернулась и села в машину. Ей было плевать, что написал отец в этом грёбаном письме. Что бы там ни было, она не примет это близко к сердцу. Машина неслась по улицам в сторону готического дома, где жили Глэм и Вики уже много лет. Лидия всегда удивлялась их фантазии и нередко хвалила выбранный интерьер. — Лидия! — с лестницы спрыгнул Хэви. Он подбежал к Лидии, обнимая её. — Привет, малыш, — в ответ она растрепала его волосы. Следом за братом спустился Ди. — Приятно видеть тебя, — подойдя к тёте, он ограничился ударом кулачками. Следующие часа два Лидия была вынуждена слушать на кухне болтовню детей, кивая и комментируя. Вики, кажется, заметила, что та утомилась. — Так, пиздюки, пошли вон! Взрослым тётям надо попиздеть! Лидия хихикала под строгий голос Вики, когда та уселась рядом, подхватив банку пива. — Ну чё, остаёшься у нас на ночь? — Если не выгонишь. Знаю я тебя, Вики. Слушай, не дай Бог ты в этот раз меня подушкой ударишь ночью. Я тебя удавлю! Вики начала хохотать. На её смех пришёл Глэм. Уже в своей любимой рубашке, джинсах и аккуратным хвостиком вместо строгого костюма. — Я что-то пропустил? — Скажи своей жёнушке, что если она опять попробует придушить меня подушкой, я за себя не ручаюсь. — Вики, — Глэм мягко положил руку на плечо супруги, — убивать незаконно. — Законы созданы для того, чтобы их нарушать! Лидия фыркнула и показала ей средний палец.***
Благо, эту в ночь действительно никто не посягнул на жизнь и здоровье Лидии. Она сладко спала в гостевой комнате, отвлекаясь лишь раз на короткое пожелание сладких снов с эмодзи сердечка. Лидия ещё несколько минут смотрела в экран на немногословную переписку, улыбаясь.***
— Лидия-я-я, ты встаёшь? Вместо будильника над ухом жужжал монотонный голос Ди. Лидия буркнула ему что-то и отвернулась, кутаясь в одеяло. — Лидия, что за детский сад? Папа сделал завтрак. — М-м... А что там? — заинтересовалась Лидия, выглядывая на племянника. Тот ехидно улыбался. — Приходи и узнаешь, — голос был такой же хитрый, как у Глэма в своё время. Ди действительно был его маленькой копией. И Лидию это нередко умиляло. — Маленький сучёныш... — Как мило. Ди удалился, чтобы не мешать Лидии собираться. Ну, как собираться. Она просто надела сверху майки футболку «Пивозавр» и спустилась на завтрак, по пути подворачивая длинные штаны. Конечно, как только она появилась, Хэви сразу же устремил взгляд на татуировку змеи, которая обвивала правое запястье. — Лидия, а ты давно набила её? — Давно, — она отпила кофе и мягко улыбнулась от вкуса. Брат делал кофе, конечно, отлично. Только она об этом подумала, Глэм сел напротив и вопросительно глянул на Лидию, как бы спрашивая: «вкусно?». Она в ответ улыбнулась шире, с лёгким прищуром. Лидии раньше не была свойственна такая улыбка. Она нагло скопировала её у мужа. — Больно было? — Если честно, да, — учитывая что, что Лидия набила татуировку за несколько месяцев до того, как поступить, шрамы не успели нормально зажить и было адски больно. Но результат всё окупил. — А где била? — подключился Ди, отрываясь от своего крепкого кофе. Глэм усмехнулся в чашку. Дети вопросительно глянули на него. Лидия провела большим пальцем по своему горлу, не отводя от братца глаз. — В салоне. — В чей-то квартире. По-моему, мы этого парня даже не знали, — тут же улыбнулся Глэм. — Где-где?! — Хэви начал хихикать, а Ди улыбаться. — Как ты до этого додумалась? — Ну... Я даже не знаю. Мне было всего восемнадцать, я была маленькой дурочкой. Перебивать приходилось, к слову. — А что-то поменялось? — снова подстегнул Ди. Вики тут же отвесила ему подзатыльник. — Спасибо, Вики. — Ой, да это шутка, шутка! Через полчаса уютного завтрака всем вместе пришло время собираться. Работа не ждёт, а время поджимало.***
Для Лидии стало приятным сюрпризом, когда к дому подъехало такси, откуда выглянула Лу. Улыбалась также, как всегда улыбается её отец. Лидия просияла, встречаясь с карими глазами девушки, что подбежала к ней забрать сумки и заодно обнять. — Привет, Лидия! — Доброе утро, пташка. А что это ты тут забыла? — Лидия погладила чёрные волосы, проходясь по их небольшой длине. Недавно Лу отрезала их под удлинённое каре. — Мама сказала, что ты здесь. А я как раз по работе приехала. Решила встретить тебя, — Лу миролюбиво улыбнулась, однако горящие глаза выдали её истинную эмоцию — восторг. — О, привет, Лу. Какой приятный сюрприз, — буднично поздоровался Глэм. — Привет! Да, приехала за Лидией, — единственное, что резко отличалось в Лу от Крис — тактильность. Она подбежала к Глэму и сомкнула его в объятиях. Тот даже поперхнулся, но всё-таки положил руки на тонкие плечи, прижимая «пташку» к себе. Такси за ней просигналило. Лу кивнула Глэму и требовательно потянула Лидию к машине. — В универе твои пары ведёт какая-то вредная тётка. — Валит? — Не то слово! — Лу поправила складки на чёрных джинсах, натягивая футболку с логотипом какой-то группы ниже. Выглядела эта девчонка как подросток, с ярким макияжем и выбритыми висками, которые будет видно, если она завяжет волосы в хвосте. — Не волнуйся, завтра пары буду вести я. — Это хорошо. — Как мама? Выпросила отпуск? Лу цокнула. Когда машина начала подъезжать к вокзалу, она проверила свои билеты и сверила с билетами Лидии. — Ага, щас. Она не хочет дома сидеть. Всё бухтит и бухтит, что ей скучно. Даже папа сделать ничего не может. Хочет работать — хоть убей. Лидия тепло улыбнулась. Открывая мессенджер, она нашла страницу Крис и написала ей, что через несколько часов будет у неё. Хорошо, что у них пустили скоростные поезда и теперь дорога занимала каких-то пять часов. — В этом вся она. Сколько себя помню, она не отказывалась от университета, чего бы ей это ни стоило. — Ты такая же, — заметила Лу. — Иногда мне кажется, ты похожа на неё больше меня. — Тебе кажется. Ты её копия. Лидия посмотрела на своё отражение, чтобы убедиться, что выпрямленные волосы не распушились на ветру, а тушь не слезла. Лу до самого вокзала напевала какую-то песню, неустанно забывала даже с прохожими, умудряясь втянуть в разговор названную "сестрёнку". Шум, чьи-то разговоры, контроль билетов. Всё это быстро выбивало из сил. Лидия первым делом выпила две пачки сока, утоляя жажду. А Лу всё трещала о своей учёбе. На третьем курсе начиналось самое интересное: практики, репетиции, мероприятия. Лидия внимательно слушала, тепло улыбаясь. За двадцать лет, что она знала эту девушку, они действительно сроднились. Лидия помнила, как брала Лу нянчить к себе, знакомила её с братом и потом они все втроём гуляли по паркам и кафешкам, чтобы Крис с Домиником отдохнули. К этому ребенку легко было проникнуться любовью. Может, это потому, что Лидия очень любила Крис. Даже записала её контакт как «Ма» или дала подобное забавное сокращение.***
Поддавшись приятным воспоминаниям, Лидия начала засыпать. Жизненные эпизоды начинались и заканчивались группой «ЧёЗаУродыНаСцене», гулянками и шумной учебой в университете. Ну и семейные эпизоды, конечно. Лидия никогда бы не поверила, что выйдет замуж на полицейского, которого видела от силы несколько раз при ужаснейших обстоятельствах. Видела и забыла. А потом Томас появился в Темплейте во время командировки. С того момента Лидия поверила в судьбу. Она с самого начала должна была носить фамилию Аддинктон, правда не с Томасом... Лидия изо всех сил пыталась вспомнить подробности своего детства. Безуспешно. До десяти лет она себя не помнила, а подростковая жизнь была, как в тумане. Особенно смутными оказалась первая зима и весна совершеннолетия. Лидия не нашла в памяти. Только несколько важных эпизодов заполняли этот жизненный блок. Например суд. Казалось, что жизнь началась только с момента поступления. Это Лидия помнила отчётливо. — Нам скоро выходить, — Лу потрясла плечом, на котором Лидия дремала. — Угу... Я не сплю. За чистым стеклом проносились бескрайние границы столицы. Новостройки, леса, огни города. Дело шло к восьми вечера. Лидия с улыбкой смотрела на опадающие жёлтые листы. Добро пожаловать домой.***
От ошибок больно. Когда ты их не исправил, проворонил момент, когда надо извиниться или поправиться. Принципы нужно было поставить ниже любви. Может, тогда сейчас бы Густав сидел не в пустой комнате, в полном одиночестве. Может, тогда бы рядом крутились внуки и дети. Может, тогда бы рядом была любимая женщина, а не жертва брака по расчёту, как и он сам, собственно. Густав прятал лицо в слабых руках. Он уже забыл половину молитв, которые читал на ночь. А за кого молиться? За себя, что ли? Он издал слабый смешок. За себя Густав не молился. Почти никогда, даже в тюрьме. Подумав, он потянулся за листом бумаги, взял ручку. Взгляд упал на коробку «тридцать семь». Густав отвернулся. Горестно было на неё смотреть. Особенно на сломанные домики и ключик. Надо было отдать ей это грёбаное украшение. Надо было позволить ему делать этот дурацкий бесполезный макет. Да, это не имеет пользы. И что? Зато им это нравилось. Подумаешь? Чем бы дитятко не тешилось... Густав знал, что писать завещание на имя детей нет смысла. Себастьян просто отвергнет его, а Лидия фыркнет (эта её черта Густава бесила, потому дочь скопировала эту черту у него) и пойдёт по своим делам, даже не прочитав его. Но Густав очень надеялся, что она прочитает письмо. Надеялся и одновременно не хотел этого. Черновиков письма была целая дюжина. Густава вечно не устраивало начало, конец, середина, почерк. Всё было не так. Делая глубокий вдох, Густав всё-таки решил ни о чём не думать и написать, как пишется. «Дорогая Лидия. Я надеюсь, у тебя сейчас всё хорошо. Видел твою страницу в социальной сети. Должен сказать, я удивлён, что ты всё-таки связалась с этой семьёй. Смотрю, старший сын пришёлся тебе по нраву. Мне кажется, он подходит тебе больше. Должно быть, мне нет смысла извиняться перед тобой. Это низко и бессмысленно. Слишком много утекло воды и слишком много случилось, чтобы ты меня простила. Я не решился связываться с тобой лично, решил написать. Называй это, как хочешь. Я остановился на «трусости». Я по-настоящему рад, что ты счастлива. Жаль, что я в этом не поучаствовал. Через тебя нашёл Себастьяна. Вы до сих пор общаетесь? Хорошо, что вы всё-таки стали семьёй...». Густав замер, поджимая губы. Отложив ручку, он уставился в стену, думая, что же ещё сказать. Это письмо казалось ему настоящей нелепостью. Но раз начал, надо продолжить. После своей кончины последнее, чего бы он хотел, это чтобы в доме обнаружили черновики жалкого письмеца. «Я жалею о том, что поступил с тобой так жестоко. Ты была права во всём. Ни ты, ни твой брат ни в чём не виноваты. Хорошо, что я не поспособствовал в построении вашего будущего. Иначе я бы не узнал, что был не прав столько лет». Снова пауза. Густав посмотрел в окно, будто надеялся увидеть кого-то, кто приближается к дому. Напрасно. Там никого не оказалось. «Я горжусь вами. Твой отец». Сложив письмо, Густав оставил его рядом с книгой, которую пытался прочитать, но не смог из-за боли в глазах. Теряя надежду, он решил хотя бы выйти погулять. Может, случится какое-то чудо и кто-то из детей случайно наткнётся на него? Густав в чудо не верил. Просто надеялся, чувствуя себя при этом жалким и никчёмным. Ноги еле держали. Густав подошёл к лестнице. Он покачивался, боясь потерять равновесие. Увы, потерял. Густав оступился, пропустив скользкую ступеньку. К сожалению, рядом не было никого, кто бы ему помог. Густав запомнил последний эпизод своей жизни: заходящее солнце и растекающийся по небу букет красного заката.Меняясь на глазах до неузнаваемости,
То ли взросление это, то ли предательство.
А мы накинем фары, и будем такими, как есть —
Одна любовь, одна жизнь, одна песня.