Открытие века

      ***       Следуя за своим старпомом в переговорную вместо столовой, Джим мысленно вздыхает – ничего ведь не предвещало: утром он проснулся по будильнику, а не от сирены красной тревоги, успел выпить кофе и перекинуться парой слов с Сулу и Чеховым до начала смены, а потом спокойно занимался отчетами, пока корабль шел в варп-прыжке строго по курсу к мирной планете с мирными целями. Он давно знал, что на «Энтерпрайзе» уже никто не верит в «затишье перед бурей» – каждый готов к авралу в любую секунду – так почему же он расслабился и решил, что очередная проблема не подкрадется к нему незамеченной со спины? Вроде не наивный же идиот… Но когда Спок в ультимативной форме просит аудиенции, он не должен удивляться – он вообще должен забыть, как это делать. Особенно в отношении вулканца.       – Итак? – Джим закрывает за ними дверь, усаживается в кресло во главе стола и с интересом рассматривает старпома, который замер по левую руку от него.       Он остается на ногах, но смотрит куда угодно, только не на своего капитана, чем несомненно интригует последнего. Почти минуту молчит, собираясь с мыслями, но Джим не торопит – он смеет надеяться, что изучил этого вулканца в достаточной степени, чтобы думать, что тот может ему довериться. Как позже покажет практика, Спок может, и еще как, а Джиму это доверие еще аукнется. Но ни сейчас, ни потом он, конечно же, об этом не пожалеет.       – Капитан, я… – Спок запинается, но все же продолжает тихим размеренным голосом. – Я должен оповестить вас о том, что в скором времени не смогу выполнять свои служебные обязанности. Более того, оставлю должность и службу на флоте.       Джим был прав… ничего действительно не предвещало. Не было ни одной предпосылки, которая могла бы намекнуть ему о том, что речь пойдет об отставке. Что Спок однажды соберется в одночасье и решит оставить не только службу, но и «Энтерпрайз» с экипажем, и своего капитана. Скажет об этом вот так – озвучит уже принятое решение, а не изъявит желание.       Вулканец услужливо дает время переварить эту информацию, но у Джима уже есть опыт словесных баталий с ним – он чует, где здесь дыра в логике. Он чует седалищным нервом, что причина из разряда самых веских, и Спок должен был начать с нее, а не с попытки довести капитана до инфаркта.       – «Не могу» и «оставлю» из разных категорий, мистер Спок, – он подбирается как хищник, почуявший кровь, и ни за что не отпустит свою «добычу». Только не в отношении Спока. – Но давай обойдемся без игры в «угадайку»: «не могу» – это не причина, а раз толковую ты не называешь, то следствие в виде оставления службы не имеет определенного веса. Поэтому все твое заявление – пустое сотрясание воздуха. Куда делась твоя любовь к излишней информативности и многоэтажному умозаключению? Конкретика, Спок. Надеюсь, хоть ей я смогу пообедать.       И при всем желании он не сможет спокойно отреагировать на что-то подобное. Но уже подозревает, что услышит в ответ.       – Причина – это личная информация, которой я не намерен делиться. Я всего лишь ставлю вас в известность о факте, что случится через 26,3 часа, – Спок закрывается в ответ, а Джим корит себя за старую ошибку – он уже не раз на личном опыте проверил, что вулканцы и «личное» – это что-то из разряда табу, о котором почти невозможно разузнать против их воли. Нахрапом тут дело не решишь.       – Спок… Спок, мы это уже проходили, ты знаешь. Между нами все еще иногда возникает недопонимание, но я не бешусь, когда это происходит бесконтрольно. Ты же сейчас делаешь это намеренно и вынуждаешь меня чувствовать себя очень некомфортно. Либо мне придется изводить тебя, пока ты не скажешь правду, что делать в отношении друга мне очень не хочется, либо я соглашусь с твоими доводами, ни о чем не спрашивая, но все равно так просто тебя с корабля не отпущу. И в обоих случаях я буду изнывать от любопытства, как умирающий от жажды в шаге от воды. Такой участи ты мне хочешь?       Спок теряется на миг. В глазах мелькает растерянность – как всякий раз, когда люди апеллируют к своей эмоциональности, но Джим не сомневается в подходе – Спок – не просто рациональное существо, но еще и глубоко переживающее. Может, порой, слишком глубоко переживающее, но факт от этого не изменится. Они оба знают, когда нужно надавить, а когда стоит быть мягче. Тем более, если дело касается «личного».       – Я прошу прощения, капитан, за то, что не могу дать вам больше информации, однако мое решение не изменится, – вулканец стоит на своем, и Джим мысленно чертыхается – его опять вынуждают давить на «больное».       – Хорошо, Спок. Тогда отправь мне рапорт, который я буду рассматривать в течение установленных трех дней, по прошествии которых перешлю его в Адмиралтейство, что еще 10 суток будет проводить проверку и инициацию снятия с должности, – Джим недобро щурится, взывая к чужому прагматизму и подавляя собственную нарастающую панику. – Ты знаешь, как будет «по-плохому».       – Поправка 17 дробь 5, подпункт 3 Положения о службе в космосе, капитан. «В виду этических, физиологических, социальных или иных норм, обусловленных генетическим происхождением индивидуума, сроки оставления службы могут быть изменены в пользу означенного индивидуума», – не стоило и сомневаться, что он начнет цитировать нормативные документы, но и тут Джим уже ученый – он сможет его подловить.       – Тогда ты должен предъявить веский аргумент для применения этой поправки. Не долго же я буду мучиться от любопытства!       – Вы о нем не узнаете.       – Да, но от Адмиралтейства ты не сможешь скрыть все. Знаешь, как быстро мне обо всем донесут? – Джим демонстративно рассматривает свои ногти и принимает безучастный вид, зная, что на подобную провокацию старпом не сможет не отреагировать.       – Это займет время, по прошествии которого, ваша осведомленность больше не будет иметь для меня значения, – парирует Спок, а Джим подбирается – это уже что-то. И это пугает еще больше – мнение Джима было важным для Спока, и последний этой важностью больше не манкировал.       – Что происходит, Спок? – Джим отбрасывает в сторону все эти «нежные поглаживания», садится прямо, локти упирает в стол и спрашивает со всей серьезностью, на какую способен. – Я знаю, что даже своему капитану ты не обязан говорить всего, но я еще и твой друг, а это накладывает на нас обоих определенные обязательства. Я не шучу: я с тебя с живого не слезу, пока не узнаю, в чем дело, будь уверен.       И только теперь Спок медленно поднимает взгляд. Только теперь Джим видит, что тот не просто напряжен – натянут как струна. Руки убраны за спину, губы сжаты, желваки четко просматриваются, а на виске заметна упругая вена. Его лицо бледнее, чем обычно, а кончики ушей определенно темнее самой ушной раковины. Джим бы подумал, что будь Спок человеком, он бы выглядел как еле сдерживающий себя от какого-то эмоционального порыва, но больше это похоже на то, что вулканец из последних сил терпит боль. Вулканец, который никогда не таился от Джима, который всегда свободно высказывался, судил и оценивал – в любой ситуации. Но теперь он молчит – тихо переживает что-то такое, что заставляет его уйти с корабля, и не хочет делиться этим с капитаном – самым близким ему человеком на данный момент.       – Спок, ты хорошо себя чувствуешь? – мало что могло напугать его после нескольких лет в космосе, но собственный старпом, просящий об отставке под скрытыми мотивами, одним из которых может быть состояние здоровья, это уже перебор.       – Я умираю, капитан, – все тем же ровным голосом оповещает Спок, а Джим несказанно рад, что сидит – не придется ни падать с ослабевших ног, ни позорно метаться по отсеку, обдумывая это определенно информативное заявление.              ***       – А вот теперь тебе придется рассказать подробности, – Джим верит ему сразу же. Даже помня о том, что вулканец порой мог преувеличивать серьезность проблемы со своей логичной «колокольни». Даже зная, что он ни за что не стал бы так «шутить» со своим капитаном. Точно не с ним. – Спок, я уже третий раз напоминаю тебе о том, что я – твой друг, и потому могу дать любые клятвы о неразглашении третьим лицам.       Он уговаривает его мягким, степенным тоном, внутренне обмирая от страха – Спок бы и правда не стал его так «разыгрывать». А это значит – дело серьезнее некуда. Спок молчит в ответ, обдумывая сказанное, но потом все же решается.       – Это связано с генетическими особенностями моего вида. И то, что я – гибрид, значения, в данном случае, не имеет. Меня ждет смерть. И предвосхищая ваш вопрос, нет, вмешательство доктора Маккоя, как и любого другого медицинского врача, не изменит этот факт.       Джим тяжело сглатывает, позволяя страху отразиться на лице, но старается держать себя в руках, и задумывается – где-то в этом предложении тоже кроется подвох.       – «Медицинский врач», ты сказал… – он хватается за слова, определяя «слабое звено». – Это значит… мог бы помочь какой-то другой? Подожди… Целитель? С Вулкана?       Его «осеняет», и поневоле он начинает злиться: почему нельзя было сразу сказать? Зачем нужны были инсинуации с отставкой? Он должен был начать не с причины и следствия, а с проблем и мер их разрешения.       – Нет, вулканские целители тоже не смогли бы с этим справиться. Однако, я признаю, что нахождение на Новом Вулкане в этот период было бы для меня предпочтительнее. Но так как мы находимся слишком далеко от планеты и не имеем разрешения на смену курса, я не счел необходимым говорить об этом сразу, – вулканец делится неохотно, а Джим продолжает собирать информацию по крупицам и снова чертыхается.       – И поэтому я снова спрошу: что с тобой происходит, Спок? – злится он еще и оттого, что его вынуждают давить и допытываться правды. – Ведь «по-плохому» все еще может быть: я приглашу сюда с десяток офицеров охраны, и ты под конвоем отправишься в медотсек, где Боунс точно вытрясет из тебя все. А я не хочу поступать так с тобой. Пожалуйста, сядь и расскажи мне обо всем, как бы тяжело это ни было.       Спок колеблется, но Джим продолжает выжидающе смотреть, и он садится в кресло напротив. Но даже на таком расстоянии он дистанцируется, понимает Джим, и судя по затянувшемуся молчанию, не столько оценивает угрозу, сколько все еще не может решить, доверять ли свои секреты. Джим отбрасывает вспыхнувшую обиду и вспоминает про такт – обстоятельства уже вынуждают его действовать осторожно. Да и Спок не такой на самом деле – подсознательно он уже давно доверяет ему больше, чем осознает.       – Хорошо, если не все, то хотя бы минимум ты должен мне рассказать, – Джим снова просит, предлагая «щадящие» условия. – Давай в этот раз я побуду голосом логики и помогу сформулировать хотя бы «обтекаемые» истины. Ты сказал, что умираешь, а также упомянул «генетическое происхождение». Дело в твоей физиологии?       Он по лицу понимает, что прав, но вулканец лишь «стеклянно» смотрит в ответ, а потом медленно кивает.       – Дальше: ты сказал, ни обычные врачи, ни вулканские целители тебе не помогут, а это означает, что либо это – неизлечимая болезнь, либо естественный процесс организма, который нельзя изменить медикаментозно или как-то иначе. Которое?       – Последнее, – едва слышно выдыхает Спок, уже смирившись с тем, что ему придется ответить хоть на что-то.       – Естественный процесс? – Джим переспрашивает для проформы, а потом строит предположения дальше, следуя чертовой логике. – Вулканцы – скрытный народ, я знаю, но думаю, что повальную смерть от чего-то «естественного» не могли бы держать в тайне слишком долго. А это значит, что есть некое средство или способ, при котором этот процесс не оборачивается смертью. Так?       – Верно, – Спок «со скрипом» поддается, тоже прекрасно понимая, как нелепо они сейчас выглядят. Как нелеп сам этот разговор о смерти.       – И у тебя этих средств нет, и ни при каких обстоятельствах ты не можешь их обрести? – капитан подытоживает, уже начав проклинать вулканскую физиологию с их телепатией и сердцем в неположенном месте. Теперь, оказывается, есть что-то еще.       – Ни при каких обстоятельствах, – подтверждает Спок, а Джим не может не сомневаться.       – Уже пробовал?       – Это средство не может быть найдено от случая к случаю.       – Тогда оно должно быть обязательно для всех. О… Но после гибели вашей планеты вы могли его лишиться. Не только ты, но и другие вулканцы, – а вот теперь перспектива окончательно перестает быть радужной. Вот теперь Джим понимает, что у Спока есть все причины быть настолько категоричным.       – Утвердительно, – с тихим вздохом отвечает тот, и Джим рассуждает дальше.       – Но раз мы, опять-таки, ничего не слышали о массовой смерти на Новом Вулкане, значит, оставшиеся в живых нашли это средство заново. Дело не в среде, дело в окружении. В самих вулканцах. А так как прямо сейчас мы не можем оказаться рядом с ними, ты – умираешь, – Джим приходит к заключению и, дождавшись очередного кивка, собирается стоять до последнего. – Тогда остались всего два вопроса: что это за процесс и что нужно для того, чтобы он не закончился смертью?       – Оба этих вопроса из категории этического наследия моего народа, которыми не делятся с существами других видов. Но даже будь это иначе, как вы сами определили, «средство» не представляется возможным обрести, а это умаляет значимость ответов на эти вопросы.       – А вот это, Спок, теперь буду решать я. Как капитан, – спорит Джим. – Ты же можешь выбрать: буду это только я или еще и Боунс.       – Капитан, я прошу прощения… но не могу вам сказать, – Джим слышит – видит и чувствует, чего стоило Споку это сказать. И он может ответить ему тем же.       – За что ты просишь прощения, Спок? За то, что не даешь мне и шанса тебя спасти? Или за то, что оставляешь жить с этим знанием? – черт возьми, они ведь и правда не чужие друг другу! Или это только Джим доверял ему настолько, что мог позволить себе делиться секретами, стоящими чьей-то жизни – его собственной? Что ж, тогда он не будет чувствовать вину за эти жестокие слова.       Спок долго молчит в ответ, смотрит в сторону и только сильнее стискивает пальцами колени, а Джим отрывается от созерцания чужих побелевших костяшек и поднимается на ноги – время для блефа. Время для обмана – он не шутил по поводу «плохого исхода», просто недоговорил, насколько готов быть жесток, чтобы вытрясти из своего старпома правду.       – Капитан, я… – Спок сдается, когда тот уже у самой двери. – Послушайте…       Джим оборачивается и может поклясться себе, что впервые видит его настолько растерянным, терзаемым сомнениями и внутренними дилеммами. Отлично, самое время додавить.       – Всего два слова, Спок.       – Хорошо. Пон фарр и связанный со мной, вулканец, – ему почти физически больно это произносить, но он знает, что объяснять, конечно же, придется подробнее. – Период в жизни каждого вулканца, повторяющийся раз в семь лет. Сложный физиологический процесс, ближайший аналог которого на Земле – животный гон. Первобытное желание случки, во время которого приобретенные навыки почти полностью отключаются и остаются только животные инстинкты. Для того, чтобы пережить этот период, вулканцу нужен партнер, с которым установлена примитивная телепатическая связь. Инициация подобной связи происходит в детстве для каждого вулканца, как раз с целью сохранения жизни в последующие годы. Ведь при отсутствии подобной связи, а, следовательно, и отсутствии контакта с заданными условиями, гормональная «буря» несет с собой мучительную смерть. Были случаи, когда связанный партнер выживал без «контакта», но несвязанный…       Он выпаливает это на одном дыхании, чуть запинаясь, но неумолимо и донельзя смутившись – Джим видит потемневшие скулы и скудность лицевой мимики. Но теперь он хотя бы понимает, почему говорить об этом было сложно.       – То есть… – он снова осторожничает, но должен быть уверен, что понял все правильно. – Тебе нужен партнер, чтобы установить с ним связь, а потом… вступить в «связь» другого рода?       – Утрированно, но по сути точно.       – Тогда вот еще вопрос: почему ты не озаботился этим раньше? И как я понимаю, тот, с кем ты был связан раньше, погиб на Вулкане?       – Да, она погибла, – мышцы его лица каменеют, и Джим истово хочет влепить себе оплеуху – как бы вулканцы ни подавляли свои эмоции, а это не значит, что они не чувствуют боли из-за утраты близких. Родных, друзей или любовников. Что для Спока значила та, с кем он был связан и кого потерял? Джим ведь ничегошеньки об этом не знает. – Однако в силу моего происхождения и событий, произошедших с Вулканом, цикличность этого периода… сбилась.       И не мудрено, учитывая, какое горе пережили все оставшиеся в живых. Вот только раз новых массовых смертей все-таки не было, значит, предыдущего партнера можно было заменить?       – И насколько сбилась? – Джим хмурит брови и действительно готов отчитать старпома за самонадеянность.       – 2 года, 7 месяцев, 13 дней и 6 часов, – Спок опускает взгляд в стол, а Джим в голос чертыхается.       – И за это время ты не нашел себе никого, чтобы с ним ментально потрахаться? Чудесно, Спок!       – Это – халатность, из-за которой я также подаю в отставку…       – И теперь я тебе ее даже подпишу! Спок, ты понимаешь, что не имеешь права так рисковать, находясь на службе?! – Джим не может сдержаться, даже стискивая зубы до боли. Даже прекрасно понимая, что у старпома, со всеми его заморочками в голове, могли быть причины не искать себе партнера.       – У меня нет оправданий, капитан, – понуро доносится в ответ, и Джим в отчаянии потирает макушку, пытаясь уложить все это в голове.       – Ладно, черт с ними, потом. Что с партнерами? Ты правда не пытался? А Ухура?       – Лейтенант могла бы претендовать, но несколько месяцев назад мы завершили наши неуставные отношения, и более я не могу рассматривать ее кандидатуру. Ни по причине собственной эмоциональной незаинтересованности ею, ни по причине наличия у нее нового сексуального партнера.       – Даже так? Что ж, сплетни, с кем она теперь, тоже оставим на потом, – против воли он нервно усмехается – даже под угрозой смерти Спок думает о чужих чувствах, а не о своих. Но сейчас точно не время проявлять галантность – Джим пытается не сорваться: обычное «грязное белье» в исполнении вулканцев оказалось не только нетривиальным, но и смертельно опасным. И он думает о другом. – А каким вообще должен быть этот партнер? Пол, возраст, внешность – что-то общее для каждого или все зависит от личных предпочтений?       – Это зависит от ментальной совместимости разумов, остальные критерии не важны, – Спок поджимает губы, почти оскорбившись, а Джим предполагает дальше.       – То есть предпочтительнее, чтобы это тоже был телепат, но не обязательно?       – Обоюдные телепатические способности облегчают установление самой связи, но не являются определяющим критерием.       – Уже что-то обнадеживающее. То есть это должен быть кто-то, кто тебе хоть мало-мальски нравится?       – И это тоже – необязательное условие. Важна хотя бы минимальная совместимость и понимание партнером принципов процесса и его последствий, – Спок больше не отмалчивается, а это значит, что Джим все-таки своего добился – теперь он будет вить из него веревки.       – Получается, дело за малым: найти тебе подходящий субъект на корабле за оставшиеся несколько часов, – вот он и нашел логичный выход из ситуации. – Если, конечно, ты уверен, что Боунс не сможет купировать это состояние до нашего прибытия на Новый Вулкан.       – Уверен. Как уверен и в том, что найти кого-то, кто согласится на что-то подобное, не представляется возможным, – и он уверен в этом настолько, что даже не думает и пытаться. Джим к его мнению всегда прислушивался, однако в безвыходные сценарии все еще не верил.       – Говоришь это так, будто я приказом собираюсь обязать кого-то с тобой переспать, – это не претензия – Джим говорит о том, что понятие веры снова играет со Споком злую шутку. – Забывая, что ни один офицер на корабле не откажется помочь, когда дело касается твоей жизни. Точно так же, как это сделал бы и ты. Все, что в твоих силах. Мы – все еще команда, Спок.       Джим внимательно следит за чужой реакцией – прямо сейчас он просто обязан напомнить ему об этом. Потому что вулканец не имеет права решать подобные вопросы в одиночку. Какими бы личными они ни были. Спок мнется и запаздывает с поиском аргументов, а Джим только вздыхает.       – У нас на корабле как минимум шесть офицеров, которые так или иначе обладают телепатическими способностями. Плюс Гейла, которая считывает физиологию. Давай, по методу исключения.       – Капитан, я считаю, что все еще не имею права…       – Спок, тебе нужно убедить меня не в том, что ты не можешь с кем-то переспать, а в том, что ты не можешь переспать именно с ним, – Джим снова садится за стол и складывает руки на груди. Он отказывается сдаваться и Споку не даст этого сделать.       – Лейтенант Вро… – одним только взглядом он выражает все, что думает о словах Джима, но все же смиряется – если он не сможет его убедить, так переспорит разумными доводами. – Дело не в ней или других телепатах. Дело в личных… предпочтениях, которые не должны были на меня повлиять.       Он отворачивает голову строго на 82 градуса, а Джим приходит в недоумение, которым не может не поделиться.       – Даже под угрозой смерти? – и когда вулканец не отвечает, остается предполагать только одно. Самое невероятное. – Та, с кем ты был связан… она была настолько для тебя важна?       Нет, что-то тут не сходится. А как же Ухура? Если он был связан с одной, а встречался с другой, значит, они обе имели для него строго определенную степень значения. Но еще Спок сказал, что в Ухуре больше не заинтересован, и за два с половиной года не нашел никого, кто бы подходил на роль ментального партнера.       – Я бы не хотел говорить об этом… – тихо произносит Спок, а Джим окончательно убеждается, что дело тут действительно в предпочтениях.       В его заинтересованности романтическими отношениями вообще, и в выборе подходящего партнера в частности. В том, что, будучи пусть и наполовину, но вулканцем, ему все еще претит чужая эмоциональность. В том, что телепатическая связь – это определенная степень ответственности, а еще – доверия. В том, что, даже осознавая близость неизбежной смерти, он не может прибегнуть к «спасению», пренебрегая чьими-либо этическими нормами. Спок действительно готов умереть, только бы не нарушить правила. Хорошо, может, и не правила, но свои собственные моральные установки – он просто идиот! И поэтому Джим не позволит этому случиться.       – Хорошо, а как насчет меня? – он и сам хотел бы знать, что именно предлагает, но отвлекается на по-настоящему бесценное выражение лица Спока от этих слов, и забывает про сомнения. А вот когда они начнут спорить, тогда-то он и поймет, на что собирается подписаться.       Он сказал не подумав, но уже через секунду понял, что мысль на самом деле стоящая – дело ведь не в том, что они – два первых офицера, и даже не в том, что – друзья. Было между ними что-то такое, что Джим всегда оправдывал своим богатым воображением и порой чересчур «прожорливым» либидо – нечто, что он принимал за весьма однозначный интерес. Спок ведь не просто так вернулся на корабль после истории с Нероном – ко вчерашнему кадету, сегодня ставшему капитаном. К раздражающему юнцу, плюющему на правила. И да, Джим уверен, что это было и из-за необходимости присутствия опытного офицера на мостике, и из-за ответственности Спока перед Флотом, и из-за пресловутых «нужд большинства», но был еще и тот самый сугубо личный интерес к его скромной персоне. Он заинтриговал Спока и поэтому не мог укорить себя за то, что что-то надумал.              ***       – В-вас? – вулканец настолько ошарашен, что забывает закрыть рот, а Джим теряется – он всегда умел ляпнуть что-нибудь так, что потом зубы болели, но сейчас он просто обязан сформулировать.       – Да, – он кивает и начинает распутывать мысленный «клубок» по нитке. – Ты сказал: телепатические способности – желательный, но не обязательный критерий. Обязательный – твои предпочтения, а это значит, что партнер должен быть в достаточной степени важен для тебя. И это подтверждает то, что ты категорически отказываешься от телепатов, с которыми недостаточно близко знаком. Поэтому остаемся либо Ухура, либо я – те немногие, кому ты хоть немного доверяешь. А раз с Ухурой вы расстались, то я – последний вариант.       – Капитан, вы не понимаете, о чем говорите, – оправившись от шока, Спок и теперь не собирается сдавать позиций.       – Мы говорим о твоей намечающейся смерти. Извини, что я пытаюсь найти способ ее избежать, – Джим хмурится и теряет последние крохи терпения. Споры со Споком всегда его выматывали. Почти так же сильно, как и забавляли или вызывали неконтролируемое раздражение.       А потом его «осеняет» снова. Причина, по которой он и не искал никого ни после смерти своего ментального партнера на Вулкане, ни после расставания с Ухурой.       – Спок, тебе что, уже кто-то нравится? Но в силу своих личных убеждений ты не пытаешься попросить его о связи?       – Нет… Нет, капитан, – вулканец запинается и повторяет снова абсолютно безэмоциональным голосом, готовый оспаривать каждую букву в этом заявлении, а у Джима появляется очень весомое подозрение в том, что его сейчас пытаются обмануть. Самым наглым образом.       – Лжец из тебя никакой, – мысленно он отрешается ото всего, что в данную минуту переворачивается внутри, позволяя старпому сохранить хотя бы один секрет от него. Он не будет ничего предполагать, у них больше нет времени на промедление. – Но будем считать, что я принял это за правду.       Вулканец задерживается взглядом на чужом лице – его эквивалент передать собеседнику свое недовольство высказанными теориями. Он собирается спорить дальше, но Джим успевает быстрее.       – Спок, ты мне веришь? – тихо, но весомо спрашивает он. – Ты знаешь меня, но доверяешь ли мне настолько, чтобы та связь, которая тебе нужна, могла возникнуть между нами? Ты помнишь о том, что, как капитан, я готов за любого своего офицера отдать жизнь? А за своего друга – наверное, даже чужую. Если у тебя никого нет, ты можешь попросить о помощи меня и позволить мне тебе помочь?       Для Джима все эти вопросы – далеко не самые сложные, но они требуют той степени откровенности и вовлеченности в отношения, которые вызывают затруднения у вулканца. Любого вулканца. Поэтому Спок молчит, обдумывая сказанное, но не отводит внимательного взгляда. Почти гипнотизирующего, «змеиного» взгляда. На своей памяти Джим впервые видит его настолько сосредоточенным при анализе данных. Этот взгляд рождает внутри него дрожь под «ложечкой», и это становится еще одним явным доказательством того, что со Споком не все в порядке. Что, возможно, он уже начинает терять над собой контроль. Что ж, Джим и не отрицает, что в какой-то степени зависим от адреналина подобных «форс-мажорных» ситуаций. Не отрицает, что его этот взгляд заставляет подобраться если не в возбуждении, так в предвкушении точно.       – Я вам верю, капитан, – Спок не звучит со смирением, он все еще пытается донести до него серьезность своего положения и важность подобных решений. – Знаю, к чему вы готовы и на что способны. Однако это риск, на который я не могу пойти.       – Если бы действительно не мог, то выдал бы процентную долю того риска до тысячных значений. А в отношении меня любые вероятности по большей части ошибаются, ты и сам знаешь, – Джим снова встает и подходит к Споку на расстояние локтя – ровно настолько близко, чтобы звучать максимально убедительно. – Ради тебя я готов на что угодно, Спок. И если не хочешь, чтобы я вломился в твою каюту в одних трусах, то дай нам обоим возможность сделать все так, как это необходимо тебе. Хотя бы отчасти.       Спок чуть приподнимает голову, чтобы по-прежнему держать зрительный контакт, а еще так Джим видит, что его ноздри подрагивают на вдохе – и это говорит о том, что он его почти убедил. Ну или старпом сейчас кинется и уложит его своим фирменным захватом, устав спорить, а когда Джим очнется, его старшего помощника уже будут паковать в непрозрачный вакуумный мешок.       – Я ведь не смогу вас переубедить? – только теперь в его голосе слышна отчетливая мольба, и это вызывает уже совсем другие подозрения, но Джим быстро их отметает – он не позволит себе струсить. Ни при каких условиях. Даже если Спок на самом деле начнет умолять. Даже если сам Джим прекрасно понимает, насколько тяжело принять решение с риском для другого человека. Он бы ни за что не хотел ставить Спока перед подобным выбором, но ситуация обязывает.       – Лучше расскажи, что нам нужно будет сделать перед тем, как мы начнем. Какие есть «подводные камни» в процессе и, вообще, сколько времени осталось и сколько все это займет – мне тоже нужно подготовиться.       – Мне понадобится пять часов на медитацию – настройку ментальных механизмов и упорядочивание сознания. Я бы посоветовал это же и вам, но пси-нулевые расы, не практикующие подобные методики, не освоят их за несколько часов. Затем мы попытаемся установить связь и, если получится, еще около двух часов уйдет на вашу к ней адаптацию. А затем…       Спок наконец переводит взгляд на свои колени, и Джим бы может и укорил бы его за то, что тот не пришел раньше, но не видит смысла тратить на это время теперь.       – Хорошо. Сколько времени займет сам процесс?       – От 45 до 58 часов по корабельному времени.       – Ого! То есть одной ночью мы не обойдемся? – Джим усмехается, пытаясь отвлечься «пикантными подробностями» от мыслей о том, что может случиться, если что-то пойдет не так.       – Это те риски, о которых вы не захотели слушать. Наш вид сильнее, выносливее, а это значит, что… интенсивность «воздействия» будет на порядок выше, чем у расы землян, – он и так это подозревал – Спок сказал «гон», и бурное воображение Джима тут же представило возбужденного быка со всеми его «физиологическими особенностями». И это и интригует, и пугает в равной степени.       – И почему я не удивлен? – он довольно щурится, провоцируя, но не собирается глумиться. – Еще что-то?       – Нет, – Спок выдыхает обреченно, не находя в себе сил на продолжение спора, и Джим торжествует.       – Тогда через пять часов я приду к тебе, – он морщится от ненужной сейчас двусмысленности и делает последнее уточнение. – Что я могу рассказать Боунсу? Или лучше соврать?       – Отсутствие двух первых офицеров на своих постах на подобный срок не может быть безосновательным, – а смирившись, Спок дает ему мораторий. – Вам придется поставить доктора Маккоя в известность, чтобы он указал должную причину. Я отправлю ему данные моего последнего сканирования и позволю провести краткий осмотр.       – Тогда не будем терять время, – Джим все еще душит панику на корню, однако подозревает, что как только Спок покинет медотсек, они с Боунсом обязательно выпьют по стакану виски. Трезвой головой он больше не может найти аргументов своей уверенности в том, что, переспав со Споком, он сможет спасти ему жизнь.              ***       – Вы оба – чокнутые, ты знаешь это? – Боунс в своем репертуаре и даже больше не удивляется – вопрос был риторическим. – У одного – чокнутая физиология, у другого – чокнутая потребность к самоуничтожению любыми способами! За какие грехи только я должен с этой вашей «чокнутостью» бороться?       И этот вопрос тоже риторический. Леонард, выслушав краткую сводку особенностей вулканского размножения, схватился за голову, а когда Джим рассказал, как они собираются эти «особенности» обойти, и вовсе уселся на первую же горизонтальную поверхность. Долго молчал, сверля их хмурым взглядом, а потом пообещал, что подберет для Адмиралтейства самые обтекаемые формулировки. Он верит им – за годы совместной службы он тоже давно для себя уяснил, что с их «красной тревогой» не шутят – в каком бы виде она ни проявлялась. И если к нему в медотсек приходит вулканец и говорит, что скоро умрет, а капитан при этом обещает спасти его посредством жаркого секса, он может только смириться и поверить на слово – отговорить кого-либо из них от очередного безумства у него никогда не получалось. Поэтому остается одна слепая вера в то, что и на этот раз они не расстанутся со своими жизнями.       Он отводит Спока в сторону, сканирует, задает с десяток неловких вопросов о вулканской физиологии, и на один из них Джим тоже очень хочет знать ответ.       – Чем это чревато для нашего неугомонного капитана? И я подразумеваю не травмы и истощение, а то, что с ним будет, если ты не затрахаешь его до смерти. Эту вашу ментальную хрень можно будет убрать впоследствии? – Бонус бывает настолько груб только когда чрезмерно пьян или чрезмерно напуган. Но так как до бутылки они еще не добрались, это – озлобленное исступление. Спок в ответ каменеет лицом, переводит нечитаемый взгляд на Кирка и коротко кивает.       – Да, это возможно.       Он подтверждает каждое слово Маккоя, и Джим тяжело сглатывает – не то чтобы он никогда не участвовал в секс-марафонах, но ему уже не 20 лет, и никогда от тех «марафонов» не зависела чья-то жизнь. Справится ли он? Ведь если не справится, то они потеряют Спока. Вот о чем Джим должен был подумать в первую очередь после того, как предложил себя в качестве партнера. Здесь за бравадой не спрячешься – он должен быть уверен в собственных возможностях настолько, чтобы убедить в них и Спока. И он определится с ними, как только Боунс достанет заначку.       – Возьми это, – после осмотра и фиксации основных показателей, Леонард приносит портативный сканер жизненных функций – не просто трикодер. – Подключи к компьютеру каюты, чтобы мы могли вас мониторить. Отсек не запирать – посажу неподалеку пару офицеров с набором экстренной реанимации.       – Принято.       – Я соберу набор гипо со стимуляторами, седативными и тонизирующими – Джим, не смей ими пренебрегать, – Боунс приказывает не только словом, но и взглядом, и тот послушно поднимает руки.       – Это в моих интересах.       – Тогда не забудь, Бога ради, – он вкалывает Споку несколько поддерживающих доз и со вздохом отпускает из медотсека. – Ты – свободен, а ты – останься.       Джим улыбается, предвкушая еще одну выволочку, хотя и понимает, что в волнении друга нет ничего забавного. Однако Боунс – его сарказм и депрессивные настроения – та константа, что успокаивает Джима своей стабильностью в любой внештатной ситуации. И к тому моменту, когда друг достает припрятанный виски, он действительно уже почти переварил всю свалившуюся на него сегодня информацию.       – Почему именно ты? Думаешь, Ухура бы ему отказала? – они пьют не чокаясь, большими глотками.       – Нет, конечно. Но у меня такое чувство, что я тоже могу справиться, – он, конечно же, пока не будет рассказывать доктору о своих подозрениях. Вот когда они подтвердятся или не подтвердятся, вот тогда они поговорят. И может быть, даже снова выпьют.       – Чувство к гоблину? – Боунс видит подтекст там, где он вполне имеет место быть, и Джим не лукавит.       – Вполне возможно.       – Твоя неуверенность может выйти боком.       – Знаю. Но то, что я пока не разобрался в этом, не значит, что этого нет, – он пожимает плечами и откидывается на спинку стула. – Не думаю, что это – любовь. Или влюбленность. Да и вулканцам такие «высокие материи» наверняка не по плечу в нашем с тобой понимании. Но он – мой друг. И это – то, что я бы сделал и для него, и для тебя, ты знаешь.       – Знаю, – Боунс ехидничает, пока сам пытается утрясти в голове нарисовавшуюся перспективу. – Ты у нас опять – агнец на закланье.       – Вот за что я люблю тебя, Боунс, так это за позитивный взгляд на вещи, – Джим успокаивается и его пытается успокоить.       – А я тебя – за рациональный подход к вещам, – Леонард морщится, наливает себе еще, а у капитана стакан забирает – тому уже достаточно. Но это не все, что он хочет сказать. – И за – искренность и честность твоих порывов. Ты ведь понимаешь, что этот вулканец в твоей голове не будет снисходительным. Если я правильно понял, ты должен убедить его в том, что являешься подходящим для него партнером. Справишься?       – А другого выхода нет, – вот когда наступает время подумать о том, что он собирается сделать. – Прости мне мое эго, но мне почему-то кажется, что кроме меня, никто другой и не смог бы.       – Не считая Ухуры, – напоминает Боунс. – Хочешь сказать, что проводишь параллель?       – Нет, считаю, что мы имеем для него схожую значимость, – Джим и правда так считает – он все еще друг Спока, командир Спока и его соратник.       – Какое счастье, что я не в этом списке, – Леонард поднимается на ноги и начинает собирать обещанный набор гипо. – Но если серьезно, Джим, то тебе надо подготовиться – обмануть чужое либидо тебе не составит труда, а вот доказать телепату, что именно ты – тот, кто ему нужен – это уже другой коленкор. Спок тебе наверняка посоветовал медитацию, но ты хотя бы полчаса посиди в тишине и сосредоточься на том, кто он для тебя и чего ты для него хочешь. Потому что в данном случае решать все будет его чертово вулканское «вуду», а не твое обаяние.       – Я попытаюсь, поэтому не спеши нас хоронить, – обещает Кирк и тоже встает – ему пора приниматься за работу – сходить с ума от волнения так же, как Леонард он все равно не умеет.       Вот только выйдя из медотсека, он сворачивает в технический шлюз и прячется за переборкой – ему нужно сосредоточиться и подумать вот прямо сейчас – не для того, чтобы еще раз усомниться в своем решении, а для того, чтобы еще раз осознать ситуацию: он собрался не просто переспать со своим старпомом, а стать для него качественно большим, чем разовый партнер. Он впустит его в свой разум, они станут парой, что разделит телепатическую связь, они будут слышать, понимать и чувствовать на совершенно ином уровне. И это – та ответственность, что он по-прежнему готов принять, однако оценить ее масштаб тоже необходимо. Особенно с учетом того, как яростно Спок отрицал наличие у себя чувств к какому-либо индивиду, подходящему на роль ментального партнера для пон фарр.       Ведь это как раз тот случай, когда все «слишком далеко зашло». Джим расслабился, уверовав в Спока, как в физическую константу – неизменную и непоколебимую, но теперь выясняется, что та вполне может иметь и другую трактовку. Может вывернуться так, что ничего уже не будет как прежде. И Джим готов к этому риску, а что насчет Спока? Одним интересом это уже не оправдать. Должно быть что-то еще, что позволило ему согласиться на эту авантюру.       Их знакомство началось не лучшим образом, они прошли долгий путь, притираясь друг к другу, учась слышать и понимать оппонента, они много спорили, но в конце концов приходили к консенсусу, и за эти несколько лет стали близки как никогда. Джим доверяет Споку – и вот на чем он концентрируется: это доверие – абсолютно, и если оно исчезнет из-за чьей-то ошибки, это не просто разрушит устоявшийся уклад, а нанесет непоправимую травму им обоим. И Джим готов рисковать их жизнями на миссии, но не готов потерять это доверие, усомнившись однажды в себе. И теперь он понимает, что должен, может и хочет сделать для Спока.              ***       В оставшееся время он занимается перераспределением обязанностей и передачей дел на неограниченный срок отсутствия обоих старших офицеров. Скотти – за главного, а Сулу и Чехов помогут ему в случае чрезвычайной ситуации. К счастью, они сейчас в глубоком космосе и до ближайшего объекта их исследования почти сутки пути. Потом, по прибытии на очередную планету, научный отдел займется своей работой, а прочий экипаж – работой в штатном режиме. Если все пройдет удачно, через трое суток Джим примет командование обратно, а если нет… Что ж, тогда все вопросы будет решать Адмиралтейство.       Джим не может и не хочет думать о том, что будет, если. Он отметает любые сомнения и страхи, стараясь сосредоточиться только на выполнении «задачи». Он не будет представлять, сможет ли жить и работать дальше без Спока или – какими последствиями все это может обернуться конкретно для него. Он не хочет даже предполагать, что что-то изменится – вот насколько он уверен в них обоих. Джим может только поразиться тому, что в его жизни еще не было таких существ – кому бы он доверял так безоговорочно, в ком бы так нуждался или тех, ради которых он бы пошел на подобную авантюру. За известными исключениями, – просто то, что и Спок однажды окажется в этой категории, было слишком сложно предугадать.       Он не соврал Леонарду – он не влюблен в Спока, однако степень его близости с вулканцем – это нечто превосходящее любое влечение, потребность и желание. Джим не мог не думать об этой привязанности, но не давал ей конкретного определения – ему просто хватало того, что Спок был рядом. Что он вообще появился в его жизни. И он с трудом может представить на его месте кого-то другого – хоть в качестве друга, хоть – старпома. И он не устает благодарить неизвестно кого за то, что однажды обстоятельства сложились именно так и их жизни пересеклись.       Именно на этом он сосредотачивается, когда ворох неотложных дел подходит к концу и наступает пора идти к Споку. Джим стискивает кулаки, чтобы не замечать похолодевших ладоней, а на пороге каюты несколько раз глубоко вдыхает, концентрируясь на цели – перенервничав, он уменьшит их шансы на успех до минимальных.       – Капитан? – дверь в отсек отрывается до вызова, как будто Спок почуял его, и Джим опешивает на секунду, но быстро берет себя в руки. Вулканец вопросительно поднимает бровь, выдавая тем самым свои собственные сомнения, но Джим больше не сомневается, поэтому, ухмыльнувшись, просачивается в каюту.       – Привет.       Это было первым, что выучил вулканец, прибыв на Землю – беспорядочные приветствия, взявшие на себя роль не только стандартного пожелания здоровья, но и вопроса, восклицания, недоумения или междометия. Джим знает, что, как лингвист, Спок просто тащится от подобных норм языковой стилистики – от тысячи граней одного и того же слова. Скудность стандарта и безличность вулканского ему уже давно надоели. Поэтому Джим и подкидывает ему иногда любопытные идиомы или речевые обороты побогаче – вместе с Чеховым и в качестве безобидного хобби.       – Тылы прикрыты, Спок, мы готовы.       – «Мы» – это то, что касается служебных обязанностей, а как насчет конкретно вас? – он дает ему шанс передумать, но Джим не даст сбить себя с толку. Вместо этого он замечает, насколько в каюте вулканца тепло, и что тепло это его успокаивает дополнительно.       – А это ты сейчас и проверишь, – он останавливается посреди отсека и коротко осматривает старпома, подмечая изменившиеся детали внешнего вида.       Он бы не звал это церемониальной одеждой, скорее – повседневной для вулканца: свободная туника невнятного серого цвета и такие же брюки. Спок сменил форму не только для медитации, но и для процедуры заключения связи – степень значимости этого действа для него явно нетривиальна.       Его лицо по-прежнему невыразительно, но теперь Джим видит, что это маска, за которой прочно обосновалось волнение и скепсис к подобной авантюре. Спок наверняка никогда даже не предполагал, что его капитан однажды может приобрести подобное качество, и это придает Джиму уверенности в себе – он в пику готов прыгнуть выше головы, только бы доказать ему, что он ничуть не хуже любого другого возможного претендента. Это не бахвальство и точно не комплексы – ему просто нравится удивлять Спока. Рушить его предубеждения самым изощренным способом. Сколько раз он это проделывал и каждый – был откровением для вулканца. Каждый раз Джим испытывал несравненное удовольствие, когда Спок поднимал бровь и, душа гордость на корню, просил пояснить заинтересовавшую его ситуацию. Джим в такие моменты сам себе напоминал самовлюбленного подростка, красующегося перед предметом воздыхания, а в Споке видел «тихоню» и «ботаника», заглядывающего в чужой рот издалека. И он прекрасно знал, что видит то, чего нет, однако иначе трактовать это не мог – Спок смотрел и смотрел весьма однозначно.       А еще Джим чувствует его скованность – в осанке, жестах, даже интонациях. И это говорит о том, что процессы в организме вулканца не просто запущены, но довольно быстро набирают обороты. И ему нужно не то чтобы успокоить Спока или в чем-то снова заверить, но отвлечь от внутренних ощущений, воззвав к разуму.       – Расскажи мне про связь: какие виды ее бывают, как все происходит, какими будут последствия, – Джим оборачивается к Споку, беззвучно спрашивает, куда ему сесть и тот указывает на пару мягких ковриков рядом с постелью. Джим плюхается на пол, а Спок опускается с изяществом, устраивает ноги в нужной позиции, а ладонями обхватывает колени. И только потом начинает объяснять.       – Телепатическая связь вулканцев не имеет видов – она различается только степенью значимости. Родственная – что устанавливается между детьми и родителями, служит для защиты и обучения потомства. Супружеская – глубину которой пара определяет сама в силу своей привязанности. И связь для прохождения пон фарр, которая находится в «зародышевом» состоянии и минимальна, но и на более глубоком уровне базовых инстинктов. В последнем случае, по желанию, партнеры могут как развивать эту связь, так и блокировать в периоды между спариваниями, – Спок на него не смотрит, выдавая информацию максимально сжато и подробно. И потому Джиму кажется, что это еще не все – что-то Спок опускает намеренно, посчитав неважным, но тогда он ошибается – Джим хочет знать все.       – А пикантные подробности? – он усмехается, когда старпом непонимающе хмурится. – О чем ты умолчал?       Он успевает заметить вспышку досады на чужом лице, засчитывает себе очко и ждет, когда Спок сможет быть откровенным до конца.       – Самый редкий вид связи – связь тхайла – уникальная совместимость разумов индивидов, что в понятии землян означает «родственная душа».       – О… – а вот и еще один «подводный камень», о который можно расшибиться. «Родственная душа»? «Любовь всей жизни»? «Единственный»? Это у вулканцев-то? Что ж, допустим, но тогда… – Ты поэтому не искал никого другого – твоя вулканка была тебе тхайла?       – Нет, мы разделяли минимальную связь, – Спок отрицает, не дрогнув и мускулом, но Джим все еще чувствует неладное в подобном заявлении.       – Тогда почему? Ты думал, это – Ухура? Или намеревался искать, пока не найдешь, или ждать, пока не отыщут тебя?       – И снова – «нет» на все вопросы. Связь природы «тхайла» очень редка даже среди вулканцев, а процент заключения ее с существом другого вида и вовсе ограничивается десятитысячными долями процента.       – Это с учетом того, что других видов – десятки и сотни, а ты сам – гибрид? – уточняет Джим и получает согласный кивок. А потом не может не улыбнуться, стараясь сгладить неловкость от раскрытия старпомом «конфиденциальной информации». – Я, конечно, не набиваюсь в тхайла, но ты сможешь определить, если вдруг моя кандидатура подойдет?       Чем Боунс не шутит – а ну как вдруг? Вулканец же пошел в конце концов на контакт, подпустил его ближе к себе, доверился – это же должно значить, что Джим «играет не в одни ворота». Он же может надеяться?       – Безусловно.       – А если связь между нами будет минимальной, ты после всего ее заблокируешь и это никак не помешает тебе искать твою «родственную душу»?       – Капитан, вы во мне сомневаетесь? – Спок легко прищуривается, и его взгляд темнеет, что говорит о недовольстве, но Джим спрашивает не для того, чтобы его позлить.       – Нет, Спок. Просто хочу знать, что однажды не стану «камнем преткновения». Даже если сейчас у нас нет другого выхода, – он действительно этого не хочет. Он не может этого допустить. Спок дал ему так много, и Джим не вправе просить у него еще большего, как бы сильно ему самому этого ни хотелось. Он глубоко вздыхает и больше не может оттягивать неизбежное. – Еще что-то, что мне нужно знать?       – Нет.       – Тогда приступим.       С десяток секунд Спок собирается с духом, а потом чуть придвигается и протягивает руку к лицу Джима.       – Твой разум… – остаток фразы транслируется уже в голову, и следом за ним Джим ждет поток образов, что нахлынул на него в прошлый раз с другим Споком, но вместо этого видит перед собой только сверкающую мельчайшими искрами тьму.       «Спок?» – зовет он и тут же ощущает чужое присутствие за своим правым плечом.       «Капитан», – вулканец позволяет себя увидеть – ровно таким же, как и несколько секунд назад в каюте, и Джим фыркает про себя: ох уж это вулканское «вуду».       «Давай ты будешь комментировать свои действия? Моя интуиция меня, конечно, редко подводит, но здесь я бы не хотел напортачить».       «Пока вы все делаете правильно», – ему кажется, что голос старпома в его голове звучит гораздо «живее» и ярче, чем в реальности. «Вы волнуетесь, но пытаетесь сдерживать свои эмоции под контролем. На данном этапе этого достаточно. Что касается вашей просьбы – сейчас мы находимся на поверхности вашего сознания. Я не проникаю в ваши мысли, а вы, если не сосредоточитесь на чем-то конкретном, не позволите мне этого увидеть, услышать или почувствовать. Для установления связи вам будет нужно сконцентрироваться на воспоминаниях – максимально подробно вспомнить отдельные эпизоды из вашей жизни и свои ощущения в те моменты ото всех органов чувств. По возможности, эти воспоминания должны иметь градацию: от малозначительных к наиболее важным. Я буду переживать их вместе с вами – поток информации будет как очевидным, так и скрытым от осознанного мышления – именно это позволит мне определить, возможна ли совместимость между нашими катрами».       «Катрами?» – Джиму уже нравится этот Спок – все еще с менторскими нотками в голосе, но и явно нетерпеливый, жаждущий скорейшего понимания.       «Сходное понятие для людского обозначения души».       «И когда ты найдешь эту «минимальную точку», ты на ней и остановишься? Не двинешь дальше и не сделаешь меня своим мужем?» – Джим не может его не подначивать. Когда это случится, где-то схлопнется черная дыра.       «Если найду», – поправляет Спок, отбривая усмешку обратно. «А вам бы этого хотелось?»       «Когда ты ее найдешь, я подумаю, стоит ли пускать тебя дальше», – от его веселья тьма вокруг идет ощутимой рябью, и Спок тут же поджимает губы, недовольный потерей контроля над эмоциями.       «Давайте начнем».              ***       Джим не знает, о чем думать – он может вспомнить много всякого: плохого, хорошего, постыдного, трудного. И что из этого станет ключевым, не угадать. Можно только попробовать. И Джим начинает с малого – с повседневности, с рутины их службы: вот он отдает приказы офицерам охраны, довольный их подготовкой, а вот – обедает в общей столовой, уже не замечая «фальшивого» вкуса реплицированных блюд и даже не мечтая о хот-доге из закусочной недалеко от дома, где он провел детство. Потом он вспоминает о пари со Скотти, которое проиграл, и теперь должен механику бутылку запрещенного алкоголя из коллекции Боунса, а еще – о том, как заступает в альфа-смену каждое утро: окидывает взглядом офицеров на своих местах и всегда останавливается на Споке – все ли в сборе, готовы ли они к чему угодно, все ли в порядке.       Он чувствует, что вулканец тоже это видит – вместе с ним вдыхает аромат первой чашки кофе за утро, раздражается от громоздких отчетов Адмиралтейству и всегда расслабляется, слыша мерный гул двигателей корабля. Джим знает, что открывается не только он – Спок снижает контроль над эмоциями и опускает внутренние щиты, готовый принять все, чем с ним поделятся. Поэтому Джим старается не думать о красных тревогах, взятии в заложники или письмах родственникам погибших офицеров – Спок и так все это знает, а негативные эмоции могут помешать установить связь.       Устав думать о рутине, Джим переходит к более «содержательным» воспоминаниям – например, о прошлом. О том, как познакомился с Боунсом и как был впечатлен ворчливым, своеобразным, но добрым доктором. Как раз за разом подкатывал к Ухуре, получал очередной отказ и пытался снова – ее строптивость интриговала. Как прошла их первая вечеринка в Академии вместе с Сулу и Чеховым – в какой момент появились стриптизерши и каким образом в Пашином стакане сока появилась порция водки. Споку эти воспоминания расскажут о восторге Джима неизвестным – новые знакомства, новые места, новые законы и порядки. О его готовности встречать меняющиеся реалии во всеоружии – с улыбкой или кулаками. Но также они могут сказать и о том, что капитан довольно часто был безалаберным, импульсивным и склонным ко всяческим излишествам. И далеко не всегда это было «плюсом» или не имело плачевных последствий. Джиму стоит поменьше думать о том, что осуждено Уставом или принятыми нормами этики и морали. И побольше – о собственной мотивации к подобному поведению.       Эта мысль по ассоциации выводит его на воспоминания об увольнительных на разных планетах – сколько было экзотических коктейлей, отправляющих то в Рай, то в Ад, сколько драк, раззадоренных алкоголем, сколько симпатичных инопланетян, решивших провести вечер в компании капитана Звездного флота… А вот на этом, пожалуй, стоит притормозить – непотребств и на вечеринках в Академии, и в увольнительных хватало, но он точно не собирается знакомить Спока с размерами своего либидо опосредственно. Это вообще может помешать – если вулканец решит, что он для Джима – один из толпы, не более. А это в корне не верно. И думать об этом пока еще рано.       Он переключается на детство: поля Айовы, выбеленные солнцем; пыль и песок, скрипевшие на зубах, когда они с Сэмом снова устраивали гонки на велосипедах; огромное ночное небо, усыпанное звездами и открывавшее дорогу в космос прямо на заднем дворе; вредный отчим и мама… что была дома так редко.       Здесь он снова себя останавливает – это слишком значимо, тяжело и сложно для того, чтобы помочь установить связь. Пожалуй… это бы даже от нее отвратило. И как бы Джим ни хотел ему открыться, сейчас не время конкретно для этого. Лучше он будет думать о зачинщике всего этого «балагана» – о Споке – о том, сколько злости и недоумения испытал, познакомившись с ним. О том, как быстро он понял, насколько сильным тот может быть – как физически, так и в своих убеждениях. О том, как он принял саму мысль о ком-то, кто не уступал бы ему в количестве упрямства. Это был очень интересный опыт – Джим изучал Спока, как изучают новый вид животного или насекомого: его повадки, его предпочтения, «естественную среду обитания» и образ жизни. Он должен был знать о нем все, ведь именно с ним он разделил бремя управления кораблем, любые риски, связанные со службой, и невероятно увлекательную работу. Он хотел знать все это.       И в очередной раз ему приходится себя одергивать – Спок говорил о воспоминаниях, а не о исповеди – никто не будет его судить или прощать за какие-либо грехи. Просто это – все еще не та тема, которую он бы хотел вывалить на вулканца при первом «близком контакте». Возможно, он вернется к этому позже, если вдруг других воспоминаний не хватит для того, чтобы Спок его принял.       Однако остановиться не так-то просто – Джим думает о Споке, и вопреки его желанию, первым на ум всегда приходит гибель Вулкана. Катастрофа, что не может не шокировать до глубины души. Великие боль, гнев и скорбь, что захлестнули не только выживших и непосредственных участников инцидента, но и всю Федерацию. Спока – в первую очередь…       «Достаточно», – на этот раз его прерывает старпом, и Джим послушно отгоняет воспоминания, возвращаясь к началу их мысленной «экзекуции» – в искрящуюся тьму.       «Каков вердикт, Спок?» – все свои силы он сейчас бросает на то, чтобы не волноваться о возможном отказе или не выдать свою реакцию на него, если тот последует – меньше всего он хочет, чтобы Спок заметил его разочарование в них обоих – оттого, что они близки, но не настолько, чтобы заключить ментальную связь.       «Вы подходите», – вулканец не то чтобы удивлен, но на его лице сложная смесь эмоций из удивления, одобрения и досады. Как будто он желал этой связи, но до последнего не верил в нее.       «Отлично. Что мы делаем дальше?» – Джим выдыхает с облегчением, но старается не расслабляться – они еще только в начале пути.       «Вам ничего делать не нужно – просто останьтесь в том же состоянии покоя, что и сейчас», – Спок пропадает из поля зрения, но его голос все еще слышится где-то за спиной. «Вы действительно готовы к этому?»       «Ты знаешь, что я не меняю своих решений, Спок. Уж точно не те, что касаются чьей-либо жизни», – он уже давно не раздражается от чужой мании все перепроверять. Вместо этого он пожимает плечами и прикрывает глаза – искрящаяся рябь начинает нагонять на него тоску.       Ему кажется, что проходит всего пара минут с того момента, как они начали мелдинг, но после того, как голос Спока возвращается, и Джим чувствует легкое прикосновение к своему плечу, он открывает глаза уже в каюте вулканца и первым делом натыкается взглядом на небольшой светящийся циферблат – 76 минут пролетели незаметно.       – Дышите глубже, капитан. У вас может начаться головокружение или боль в затылке. Советую пока не делать резких движений, – Джим переводит взгляд на старпома, но не видит его – он полностью сосредоточен на внутренних ощущениях.       Ему кажется, что они все еще там, в его сознании, и если собственное присутствие – логично, то присутствие Спока – чего-то инородного, чужого – отчего-то таким не является. Спок в его голове выглядит естественно – тем, что всегда было в реальности, а теперь получило новое воплощение – в чужой душе. Спок не обрел новое значение для него, но углубил и расширил свое качество. И кажется, именно об этом он и говорил – о возможности иметь близость не только в строго ограниченных рамках, но и вне их.       – А ты как? – продышавшись, Джим наконец сосредотачивается на оппоненте.       – Переживаю ваше потрясение открывшимися истинами, – и Спок опять не осуждает, но Джима бросает из крайности в крайность.       – Все вулканцы в период пон фарр становятся такими язвительными? Черт… и почему здесь так жарко?       Физические ощущения приходят последними, и только теперь он чувствует, что буквально полыхает – не горячкой болезни, но сухим жаром, нарастающим под кожей каждую секунду. Как будто он несколько дней провел под палящим солнцем в пустыне и наконец нашел глубокую, прохладную тень. Или наоборот – зашел с мороза в теплое помещение.       – Это – мое физическое состояние на данный момент, – Спок отводит взгляд, и Джима тянет хлопнуть себя по лбу за несообразительность – конечно, это же ощущения вулканца! – Что-то еще?       – У меня ничего не болит, Спок. И давай договоримся: ты больше не будешь смущаться своих чувств, негодовать из-за них или пытаться скрыться от меня – теперь-то это бесполезно, – им обоим нужно это в равной степени.       – Очень скоро я не смогу делать этого, – и хоть он и пытается держаться, но Джим видит, что страх – далеко не последнее, что его терзает. Страх за своего нерадивого капитана, в первую очередь.       – Тебе больше и не нужно. Слышишь? – Джим пододвигается вплотную и укладывает руку на чужое колено. – Я здесь как раз для этого.       Спок в ответ только кивает, и еще несколько минут проходят в тишине, пока они привыкают к своим изменившимся ощущениям. А потом Джим кое-как поднимается с затекших ног.       – Значит, теперь мы связаны, – он не спрашивает, уже приняв этот факт – ощутив его в себе, а подразумевает: сколько еще пройдет неловких минут, прежде чем они переместятся на кровать.       – Да, – тихо отвечает Спок, хотя теперь они могут не использовать слова для общения – они чувствуют друг друга и так.       – Тогда ты не против, если я сейчас в душ, а потом весь твой? – Джим уже разворачивается в сторону ванной, когда ощущает яркий всплеск желания в своей голове. Буквально на две секунды его окатывает чужой похотью как из брандспойта и тут же отпускает – Спок все еще может вернуть себе контроль при должном усилии.       Джима это шокирует, но он тут же спохватывается: Спок ведь не шутил, когда говорил о своем состоянии – очень скоро они испытают его на собственной шкуре, поэтому удивляться не стоит. Стоит как можно скорее принять этот факт и подстроиться.       – Всего несколько минут, обещаю, – он улыбается ему через плечо и позволяет почувствовать собственное удовольствие от такого однозначного и сильного интереса. Он, конечно же, не спал со всеми, кто ему хотя бы подмигнул, но от подобного искреннего приглашения редко когда отказывался.       Джим старается сосредоточиться только на этом удовольствии и не позволить себе думать о том, что именно они сделали и для чего. Сейчас он должен думать только о Споке и ни о чем другом, и небольшая передышка в ванной позволит ему выкинуть все лишнее из головы. Просто потому, что, когда он выйдет обратно, пути назад уже точно не будет. Будет – пан или пропал.              ***       Он чувствует колебания Спока – волнение, сумятицу и нарастающее возбуждение, что раз за разом прорываются сквозь мысленные щиты. Джим чувствует, что тот сопротивляется из последних сил, и когда возвращается обратно в каюту, вулканец одним слитным движением оказывается рядом – всего лишь в дюйме от прямого соприкосновения одеждой – Джим решил, что без небольшого стриптиза им не обойтись.       Взгляд Спока темный и тяжелый – прикован к чужому лицу, он многое обещает, и сейчас самое правильное – дать понять, что любые эти обещания будут услышаны и поняты. Джим все для него сделает, и если сейчас его старпому нужны любовь, ласка и страсть, он даст их ему. Все, какие у него есть, какие могут и какие могли бы быть. И поэтому он первым тянется к позеленевшей щеке – прикасается осторожно, кончиками пальцев, изо всех сил думая только о том, насколько желанен подобный контакт именно для него. А Спок слышит это – притирается к ладони плотнее и шепчет на грани слышимости.       – Капитан, вы… – он не договаривает, а Джим сразу думает о том, будут ли они использовать звания и в постели – позволит ли вулканец себе фамильярность или потеряет рассудок настолько, что и речи не возникнет не только об именах, но и о самом значении имени.       Что ж, очень скоро он выяснит это опытным путем, а пока стоит перейти к менее невинным жестам. Джим не хочет торопиться, но зудящая лава на краю сознания и под кожей говорит о том, что терпеть промедление будет очень и очень недолго. Поэтому он опускает руку и прикасается к чужой ладони, помня о контактной телепатии и нетривиальности использования пальцев среди вулканцев.       – Я здесь, Спок. И я не уйду. Я здесь для тебя и хочу этого не меньше, чем ты, – черта с два он позволит этому быть лишь «животной случкой». Сейчас Споку нужен партнер в самом полном смысле этого слова, и Джим готов дать ему это, но при этом и взять – не меньше.       Отчего-то теперь ему кажется, что именно в этом и была загвоздка всех этих «ментальных партнеров» – не возможная совместимость, а желание и способность индивида ответить так, как необходимо. Поэтому с незнакомцами у Спока бы не получилось – они ничем ему не обязаны и как бы ни хотели помочь, не смогли бы обмануть его своими благими намерениями. Не получилось бы с Ухурой – она хочет желать и отдавать себя другому. И оттого такая связь у вулканцев устанавливается в детстве – чтобы иметь время смириться с необходимостью отдавать себя другому целиком и полностью во имя выживания. Раса, зацикленная на самодостаточности и полном самоконтроле, не смогла бы сделать это за 76 минут. И это не может не обнадеживать Джима – вот теперь он точно знает, что справится, а это значит, что можно отпустить себя и полностью отдаться процессу.       Он переплетает их пальцы вместе и чувствует вполне осознанное удовольствие, идущее от Спока.       – Руки? – интересуется Джим, медленно сокращая расстояние между их губами.       – По вулканским меркам это очень непристойные прикосновения… которые не всегда разделяют даже супруги, – медленно проговаривает Спок, продолжая гипнотизировать его взглядом и продолжая тереться подушечками о чужие фаланги.       Джим в ответ сосредотачивается на мысли о том, как будет вылизывать эти самые пальцы – свои или его – неважно, и Спок ловит эту мысль моментально – стискивает их ладони до боли, боясь сорваться на куда более грубую ласку, и Джим послушно отступает.       – А в привычной людям манере они целуются? – его это и правда интересует, несмотря на тот поцелуй с Ухурой, который видели все. Просто для Джима поцелуи были не менее приятным действом, как и любое другое, касающееся постели, а вот насчет Спока он еще не уверен.       В ответ он чувствует одобрение и разрешения уже не спрашивает – прикасается губами к губам сначала на пробу, а потом медленно углубляет поцелуй, подключая язык и зубы. Джим как будто тонет в нем – собственные физические ощущения смешиваются с чужими, и становится трудно отделить одно от другого. Теперь для него все едино – что собственное предвкушение, что Спокова нетерпеливость и отчаянное желание не думать о том, что он делает и с кем. Но даже несмотря на глубокий и чувственный поцелуй, который совсем скоро заставит Джима застонать впервые за этот вечер, Спок все еще не может расслабиться до конца. Не может отдать контроль, и поэтому скоро его страсть станет болезненной в самом прямом из смыслов. Чем дольше он пытается держать себя в привычных рамках, тем больнее они ударят, когда сломаются. Джим должен успеть свести его с ума раньше, чем это сделает физиология.       Он отрывается от него глубоко дыша, берется за край форменки и сдергивает ее с себя. Спок в ответ гладит взглядом открывшуюся кожу, ноздри подрагивают, а пальцы сжимаются в кулаки. Джим прекрасно знает, насколько он привлекателен, однако оценить Спока он хочет больше, чем позволить тому просто смотреть. Он запускает руки под чужую тунику, проводит раскрытыми ладонями по животу и груди, ощущая литые мышцы и горячий шелк кожи, и Спок послушно позволяет себя разоблачить. И даже сам развязывает тесемку на брюках, позволяя ткани скользнуть по стройным, крепким ногам и собраться гармошкой у пола. Джим сглатывает набежавшую слюну, поощряя чужую оперативность улыбкой, а потом подстегивает его мыслью о том, что если бы раньше подозревал, какую именно красоту Спок скрывал под одеждой, то заставил бы его раздеться еще в первые же полгода совместной службы. Мысль помогает – Спок и доволен его реакцией на себя, и нет – все еще блюдет приличия, о которых больше не может быть и речи. Это заставляет его балансировать на тонкой грани между осознанностью и поражением перед инстинктом – чем дольше они смогут поддерживать это состояние, тем лучше для них обоих. И поэтому Джим стаскивает собственные штаны и возобновляет контакт телом к телу.       Он чувствует Спока кожей, пальцами, языком и разумом, но пока еще не может насытиться этими ощущениями – притирается к нему грудью и животом, сталкивается коленями, а ладонями сжимает плечи, начиная новый поцелуй. А Спок прикасается к чужой спине, жарко выдыхает прямо в губы и закрывает глаза, делая ответный мысленный комплимент внешности капитана. Вот только Джиму довольно быстро становится мало: зубами он прихватывает острый подбородок, губами исследует свод шеи, а ладонями выглаживает его спину от первого до последнего острого позвонка. И Спок медленно начинает сдавать позиции – в поцелуи отдается полностью, раскрепощается, сжимает Джима так, что им обоим сложно дышать, а потом делает несколько заветных шагов к типовой корабельной койке, увлекая за собой.       Они опускаются на простыни, не переставая целоваться, и Джим не успевает порадоваться, что оказался сверху – в более «маневренном» положении, как тут же оказывается подмят под чужое тело – теряя контроль над собой, Спок не позволит завладеть тем кому-либо другому. В отместку Джим прикусывает тонкую кожу в ямке у мочки уха, а пальцами обводит ушную раковину и заостренные кончики. И на этом вулканца «прорывает» – их обоих затапливает страстью Спока по самую макушку. Теперь в разуме Джима одно только желание – обладать телом под собой, слиться с ним, наполнить его и ни за что не отпускать. И он не сопротивляется этому желанию – раскрывается перед ним ответным желанием принадлежать, и теперь поцелуи Спока становятся жестче. На шее Джима расцветают засосы, на плечах – темно-красные пятна от чужих пальцев, а на ключицах – даже несколько неосторожных царапин. Но он не чувствует ни боли, ни смирения – только обоюдное удовольствие, и если бы в данный момент мог отличить их чувства, то не смог бы сказать, чего в них больше: страсти Спока или собственного удовольствия от перспективы отдаться настолько сильному и чувственному партнеру.       Он бы не сказал, что у него есть «пунктик» по этому поводу – он никогда не придерживался определенной роли в постели, но мысль о том, чтобы провести ночь с кем-то, кто будет желать и брать его с неистовством животного инстинкта, возбуждает его даже больше, чем пара-тройка обнаженных орионок. Или орионцев – в этом он тоже непритязателен.       Удовлетворение Спока от этой мысли накаляет их до предела. Вулканец спускается к соскам, жадно облизывает каждый, прикусывает и тут же переходит на ребра. А Джим не может сдержать рефлекторное движение: прогибается в спине, опускается и приподнимает бедра, стремясь продлить контакт. Стремясь стать неотделимым целым. Они больше не капитан и старпом, боевые офицеры или друзья, но и не любовники – телепатическая связь лишает их любых рамок и ограничений, оставляя только два жаждущих сердца. Джим страшится этого – боясь потерять самого себя, но одновременно и не желать этого не может – Спок показывает ему, насколько сильно можно нуждаться в другом человеке. Насколько сильно можно быть необходимым самому. Буквально. И страх проходит так же быстро, как и появился.       Спок же больше не обращает внимания на чужие мысленные сомнения – страсть поглощает его полностью, как только он горячо выдыхает в Джимов пупок, а горлом задевает эрекцию. Он подцепляет резинку нижнего белья и тянет его вниз, полностью обнажая тело под собой. А Джим улыбается, предлагая абсолютно неоднозначно, утопая в страсти, разделенной надвое, раздвигая ноги и обещая наслаждение, к которому они оба так стремятся в данную минуту. Больше их ничто не остановит.              ***       В какой-то момент он перестает замечать осознанность Спока в своем сознании – тот все-таки переходит черту, сдаваясь во власть инстинкта. И теперь Джим не чувствует ничего, кроме всепоглощающей страсти. Страсти, что и его заставляет вытряхнуть Спока из трусов, накрыть оба члена ладонью и сделать первое, самое сладкое движение ладонью. От основания ствола к головке. Спок прикусывает его плечо в порыве, тут же накрывает своей ладонью чужую и начинает порыкивать в такт движениям. Они трутся друг о друга, распаляясь до предела, и если бы не естественная смазка, щедро выделяемая вулканцем, наслаждение быстро бы уравнялось с болью. Но их скольжение мягкое, плотное, стимулирующее так, что оргазм не заставляет себя ждать – словно пубертатные подростки, они не успевают приступить к главному. Но это и не важно в данный момент – у них впереди еще двое суток – они успеют попробовать все, чего бы ни пожелали.       Спок позволяет им отдышаться почти минуту, а потом безапелляционно переворачивает Джима на живот и снова ложится сверху. Прикусывает кожу на загривке, тяжело выдыхает в коротко стриженный затылок, а губами начинает терзать позвонки. А Джим расслабляется от этих движений, все еще плавая где-то на волнах экстаза – это было мощно, и если каждый их раз будет таким же, он не сможет не сравнивать всех своих предыдущих и последующих партнеров с тем, что сейчас ему дарит Спок. Вулканцу эта мысль не нравится – о ком-то другом его любовник точно не должен думать – Джим получает собственнический укус в основание шеи, и тут же со Споком соглашается: если бы он был более сосредоточен, то жалел бы не о том, что еще чего-то не испытывал в постели, а пожелал бы оставить Спока себе навсегда, чтобы не лишиться ничего из того, что сейчас дарит ему такое неописуемое наслаждение – ни секса, ни связи во время секса.       Простив, Спок проходится широкими ладонями по лопаткам Джима и подмышечным впадинам – достаточно жестко, чтобы тот не стал дергаться от щекотки. И это наводит его на мысль о массаже – с чувствительностью Спока, с его знанием о желаниях Джима, такой массаж тоже стал бы лучшим из когда-либо испытанных. Но и это они еще успеют – вулканец упорно движется к пояснице и ягодицам, пробуждая новую волну желания. Подавляя и подчиняя желанием ответным.       Спок мнет упругие мышцы, склоняется над ложбинкой и подключает губы и язык к своим ласкам. Джима от них выгибает на неширокой постели, заставляет дрожать и почти буквально плавиться от предвкушения – он быстро потеет, а с покрасневшего члена начинает капать предэякулят. Если бы он только знал, что его старпом может одним лишь точно выверенным движением языка заставить его думать о рае, он бы затащил того в постель гораздо раньше. Гораздо – у Спока и мысли бы не возникло подозревать его в обмане теста Кобаяши Мару – он бы уже знал, что о лжи речи не шло. Просто потому, что они уже были бы связаны – уже бы делили один разум на двоих – любые мотивы, желания и побуждения. И Джим не хочет всерьез жалеть об этом прямо сейчас, но Спок улавливает его настроение и поощряет – он хочет чувствовать себя желанным, хочет знать, что его партнер четко осознает его ценность, хочет, чтобы тело под ним сходило с ума от того, что уже несколько лет могло бы довольствоваться чужой страстью, разделять ее и приумножать.       Вулканцу нравится это, и он награждает Джима прикосновениями, что заставляют того снова гореть в нетерпении. Спок облизывает сжатое кольцо мышц ануса, давит языком на стенки, и Джим приподнимается на локтях, боясь, что с этой симуляцией и трением члена о простынь, снова кончит слишком быстро. Спок же подхватывает его бедра, тянет на колени и сам меняет позицию – впечатывается пахом в разведенные ягодицы, скользит головкой члена по анусу, распределяя смазку, а потом медленно начинает протискивать палец вовнутрь. Джим насаживается и снова стонет, чувствуя, какой восторг испытывает вулканец, погружая свой палец в скользкую тесноту. Как он загорается от этого чувственного плена и перестает контролировать себя окончательно – к первому пальцу присоединяется второй и довольно быстро третий, даря не только наслаждение, но и первый отголосок сладкой боли.       На подготовку уходит немного времени, но эти минуты самые длинные в жизни Джима – он срывается и концентрируется на чувствах Спока, забывая о себе самом. Он ощущает уже не собственное тело, а тело вулканца, реагирующее на партнера. Он тонет в собственном удовольствии, отраженном в чужом сознании, и вот когда он должен по-настоящему испугаться – если он потеряет себя, то в руках Спока окажется не чувственный любовник, а секс-кукла, оболочка без разума, а это приведет к еще более печальным последствиям, что могли случиться: Спок выживет, но ненадолго – он не простит себе того, что сотворил с мозгами капитана своей страстью. Именно о такой опасности вулканец и говорил – даже с устойчивой связью между двумя разными видами, риск телепатического урона партнеру, не обладающему ментальными техниками, достаточно велик, чтобы вулканцы никогда и не грезили о том, как совокупляться с другими видами.       Джима спасает инстинкт самосохранения – силой он вытаскивает себя из головы Спока, сосредотачиваясь на собственных пальцах, стискивающих простынь, и прикушенной губе, что сочится кровью. Он ни на миг не допускает мысли о том, чтобы притормозить или попросить Спока сбавить темп, но он должен держать в сознании что-то еще, чтобы не допустить поглощения чужим разумом. Чтобы остаться для Спока капитаном, другом и партнером, требующем к себе определенного отношения и выполнения сопутствующих обязательств. И он думает о Споке – о том Споке, что приходит на мостик в безупречно выглаженной форме, застегнутый на все пуговицы, неизменно деловой и собранный. О Споке, склонившемся над рабочей панелью – сосредоточенном, изучающем, поглощенном данными. О Споке, размеренно жующем свой обед в столовой – Джим частенько присоединялся к нему, и они степенно обсуждали или рабочие моменты, или последние корабельные сплетни. О Споке, заинтригованном, поглощенном, захваченном исследованиями в лабораториях – самом дотошном, вдумчивом и прилежном ученом, какого только знал Джим.       И если Споку нужно было исследовать чужое сознание, чтобы определить, возможна ли связь с ним, то Джим может сделать то же самое – теперь его очередь выяснять, тот ли партнер ему достался. Он не сомневался в этом еще до того, как оказался в чужой каюте, но теперь у него есть и подтвержденные факты – все те воспоминания, что убедили Спока, убедили и Джима – они подходящая пара, и осознание этого не позволяет ему раствориться в чужом разуме без остатка. Он действительно нужен Споку. И как только он понимает это и выдыхает с блаженным стоном, Спок приставляет головку к анусу и медленно начинает входить в растянутое тело.       Поначалу он задает размеренный, неглубокий темп, но совсем скоро, с каждой фрикцией, начинает наращивать амплитуду и скорость. А в конце срывается, входя мощно и глубоко. Джим матерится сквозь зубы, стонет и вскрикивает, когда вулканец раз за разом проходится по простате. Наслаждение скручивается в тугой шар внизу живота и быстро взрывается, затопляя Джима оргазмом. Но Спок не останавливается – лишь ритм сбивается, становится рваным, но не менее чувственным. Экстаз гуляет из тела в тело, продлевая неистовые ощущения, отражается эхом и никак не умолкает, заставляя Джима оглохнуть от интенсивности. И только когда Спок доходит до своего предела и изливается внутрь, эйфория начинает медленно откатываться назад.              ***       Он чувствует, что сознание Спока все еще не с ним – в голове сплошное возбуждение, пусть и чуть стихшее после оргазма, но все еще явственное. Других эмоций нет, и Джим сомневается, поймут ли его, если он заговорит. Услышат ли и ответят. Спок лишь размеренно дышит ему на ухо, ни единой мыслью не комментируя произошедшее. Но Джим и представить себе не может, что бы тот сказал, если бы мог. Наверное, поблагодарил бы… И тут же он затыкает сам себя – рано еще о чем-либо сожалеть.       Он переворачивается на бок и ловит взгляд черных глаз – зрачки расширены так, что радужку не видно. Спок внимательно следит за каждым его движением и ни на секунду не ослабляет хватки на плечах. На что Джим только улыбается – он и не думал сбегать. У него только что был самый лучший секс в жизни, и он ни за что не откажется его повторить. Не раз и не два. Поэтому он лишь придвигается плотнее, обнимает чужой бок и расслабленно просит:       – Дай мне немного остыть, и повторим.       Он вымотан больше эмоционально, чем физически. Голова гудит как разбуженный рой пчел, а возбуждение колется электрическими импульсами в клетках, заставляя помнить о себе каждую минуту. Но теперь Джиму кажется, что и это – еще не предел. Что все еще может быть куда сильнее. И ему нужна эта краткая передышка, чтобы набраться сил для нового раунда.       Он не замечает, в какой именно момент проваливается в неглубокую дремоту, поэтому и не может сказать, когда именно снова оказался на спине и с языком Спока, блуждающим по животу, слизывающим пот и сперму. Он осоловело моргает, но быстро берет себя в руки – Спок желает его прямо сейчас – пора переходить к делу.       Вулканец горит: его кожа наливается жаром изнутри так, что Джим вполне может ошпариться. Но он не боится – он любит тепло. Любит солнечный полдень в Айове в разгар лета и горячий водяной душ в конце тяжелой смены. Спок сейчас – термо-одеяло на максимуме – щедро делится энергией, и Джим послушно загорается: крепкие пальцы оглаживают внутреннюю сторону бедер и мошонку, и его член твердеет, по телу проходится дрожь, а колени расходятся в стороны рефлекторно. Вулканец повторяет губами движения своих рук, целует и посасывает каждый сантиметр кожи в паху, пока не доходит до члена – ствол он предпочитает облизать по всей длине, проходится по головке, а потом начинает медленно и неглубоко заглатывать.       На этот раз Джим отправляется в невесомость: язык Спока настолько горячий, влажный и гибкий, что и тут оргазм не заставляет себя долго ждать. Но теперь он длится и длится, подстегнутый возбуждением вулканца, когда тот поднимает его колени к груди и начинает размеренно двигаться в чужом теле. Все мышцы Джима расслаблены и растянуты одновременно, но он ощущает только раскаленное марево в своей голове, наполненное дофамином и серотонином. Ему тоже передается эта «горячка гормонов» – он не знает только, вызвана ли она состоянием Спока или это – его собственное желание.       В сущности, это не так уж и важно – Джим доволен, а старпом получает то, что ему необходимо. Именно об это он думает: неважно, почему они делают это – важно, что с ними происходит в процессе. Джиму в очередной раз есть за что себя похвалить – спонтанные идеи всегда самые лучшие. Будь бы вулканец в сознании, обязательно бы поспорил с этим утверждением, а сейчас только со всем соглашается – его партнер готов на все ради него – ему не в чем того укорить.       После сухого оргазма Джим гладит чуть влажную, горячую спину Спока ненавязчивыми легкими движениями, заново учась воспринимать его тактильно: гладкость его кожи и упругость мышц, острые локти, колени и уши, послушные волосы на макушке, которые наконец-то лежат в беспорядке… Спок… интересный. Джим раньше не допускал мысли о подобной близости между ними – сначала был «конфликт интересов», потом Ухура, а еще позже он понял, что вулканцу и не нужно быть кем-то другим для него. Он уже был тем, кого Джим хотел в нем видеть. Как Боунс. Просто со временем это чувство ширилось и росло, пока не заполнило собой все пространство его разума и сердца. Он все еще не думал о Споке, как о предполагаемом любовнике, просто теперь знал, насколько другой человек мог быть важен для него. И единственное, на что он надеялся, так только на то, что и он значит для Спока примерно то же. Что ж, раз они смогли заключить связь, теперь Джим может на это надеяться.       Вулканец снова дает ему небольшую передышку, но когда начинает весьма однозначно покусывать плечи и оставлять новые засосы на шее, Джим решает взять наконец «вопрос» в свои руки. Он тоже хочет доставить ему удовольствие, поэтому пытается перевернуть Спока под себя. Но попытка проваливается – Спок взрыкивает, давит всем весом на грудь и кусается сильнее – до царапин и первой крови. И Джим лишь снова во весь рот ухмыляется – он прекрасно помнит, насколько вулканец силен и насколько сейчас бесконтрольно его сознание – ни в коем случае он не собирается доводить ситуацию до причинения серьезного вреда. Поэтому лишь слегка тянет его за волосы, гладит за ушами и посмеивается, оставляя короткие поцелуи на чужом лбу.       – Я тоже мог бы быть сверху, и тебе бы очень, очень понравилось, но это и не единственный способ заставить тебя кончить. Я хочу ласкать тебя, Спок…       Что есть сил Джим концентрируется на этом желании, и вулканец слышит его, и даже, кажется, понимает – позволяет им улечься на бок и увлечь себя в глубокий разнузданный поцелуй. В этом поцелуе Джим пытается передать все свои намерения по отношению к Споку. Он ни за что не даст ему умереть и для этого будет так сильно его желать, как никогда никого не желал. Споку нужно только довериться. И понемногу тот расслабляется: позволяет целовать себя так, как хочет Джим. Гладить, покусывать, стискивать. Любить – в этот и любой последующий момент.       Он решает оказать ответную услугу: проходится по грудной клетке засосами, широкими мазками облизывает живот, ощущая кончиками пальцев гулкое сердцебиение вулканца, а потом сосредотачивается на сочащемся смазкой члене. Спок под ним нетерпеливо ерзает, но стоит только прикоснуться к длинному упругому стволу, как он вскидывает бедра и замирает, позволив Джиму взять контроль хотя бы ненадолго. Тот двигает рукой по всей длине, плотно сжав пальцы в кольцо, а потом наклоняется и облизывает солоноватую на вкус головку.       Вообще-то, ему стоит быть осмотрительнее – несколько раз физиологические жидкости некоторых из его инопланетных партнеров вызвали аллергическую реакцию: сыпь и зуд. Будет очень не к месту, если сейчас у него случится отек гортани и остановка дыхания – они тогда оба до утра не доживут. Однако Джим не тянется за гипо – он знает, Боунс обязательно снабдил его «походный набор» антигистаминными – но тот же Боунс обещал поставить дежурных у каюты, так что волноваться, в сути, не о чем. Джима откачают, и они продолжат, на чем остановились.       Продолжат обоюдно сходить с ума: его чертовски заводит вид вулканца, выгибающегося и утробно стонущего на кровати. Джим берет член глубоко, насколько может, делает глотательные движения горлом, и уже через несколько минут оказывается на чужих коленях. Спок подхватывает его под ягодицы, усаживает на себя, раздвигает мышцы и грубо толкается внутрь. Джим еле сдерживает крик и собирается резонно возмутиться, но раскаленная, возбужденная тьма на краю его сознания раскрывает свой зев и заглатывает их обоих целиком. И вот теперь это похоже на безумие. Теперь это похоже на случку – Спок двигается внутри него как бешенный метроном, высвободив на волю всю свою похоть. И за ней они оба почти не чувствуют боли – только яркие вспышки света перед зажмуренными глазами и волны наслаждения, накатывающие одна за другой. Джим бьется в его руках, подмахивает, оставляет на спине и шее синяки и царапины, а Спок в момент оргазма прокусывает ему предплечье чуть ли не до кости. И после чего-то такого отдых нужен уже обоим.       С тяжелым вздохом Спок опускает их на подушки, снова подгребает Джима под себя и оплетает руками и ногами подобно ядовитому альтаирскому осьминогу. А тот не сопротивляется – сознание перегружено и больше не в силах отвечать на какие-либо импульсы, а потому отключается в мгновение ока и надолго. А еще – весьма основательно – проходит как минимум два часа, прежде чем Джим снова чувствует поползновения к своей заднице. Но он никак не может отреагировать на них – прикосновения вулканца остаются где-то на периферии, сквозь пелену сна, но сам он не может пошевелить и пальцем – потому и позволяет делать с собой что угодно, за неимением альтернатив.       Теперь Спок мягок – переворачивает его на бок, устраивается за спиной, одно колено Джима сгибает и приподнимает, а потом начинает тереться влажной головкой о чужую опустошенную мошонку. Он доводит себя почти до края этими движениями, но в конце не может сдержаться и снова проникает в припухший анус – неглубоко и не резко, плавясь от ограниченности движений и податливости партнера. На автомате Джим фиксирует теплую влагу, распространяющуюся между бедер и обволакивающую кожу, а потом опять погружается во тьму, наполненную новой дозой удовольствия.              ***       Спок будит его еще через час – скользя ладонями по груди и выцеловывая лопатки. У Джима тянет каждую кость, а пах отчаянно болит, и это значит, что все-таки пора воспользоваться помощью Боунса.       Он ловит ладонь Спока своей, переплетает их пальцы и, судя по вспыхнувшему радостному нетерпению, добился ровно обратного – сейчас ему нужно заняться только не сексом. Вот только Спок его не слышит, и Джиму приходится начать мягко уговаривать: он сосредотачивается на своей жажде до першения в горле, намекая, что ему пора восполнить баланс жидкости – это вулканцы – дети пустыни, а люди более подвержены обезвоживанию. Спок его слышит. Невнятно, недовольно ворчит что-то себе под нос, но позволяет привстать и дотянуться до прикроватного столика, куда Джим сгрузил все необходимое.       Джим присасывается к бутылке воды и пока пьет, ловит себя на мысли, что инициатива как всегда наказуема – если он будет провоцировать и без того возбужденного вулканца и проявлять ту самую инициативу поверх минимальной, ответной усиленной реакции он точно не переживет. Ну, может, и переживет, но он никогда не был фанатом насилия. Садо-мазо не его конек, как бы Боунс в этом ни сомневался. Все, что ему сейчас нужно – это продолжать показывать Споку свою готовность и желание секса с ним – что-то большее будет уже излишним, так как будет излишне болезненным. Однако он не может не допускать в свою дурную голову мысли о том, каким бы был их секс без «горячки крови». Как бы он сам втрахивал Спока в матрас и что бы чувствовал в своем сознании, кроме возбужденной горячей тьмы.       Это опасная мысль, и Джим спешит ее оставить – не стоит тратить краткое время «затишья» на пустые фантазии. Он колет себе обезболивающее и тонизирующее, а потом, прихватив дермальный регенератор, собирается в душ. А Спок против – очень категорично против, сжав его в тиски медвежьих объятий, и Джим резонно напоминает:       – В ванной тоже можно неплохо развлечься, Спок… Я никуда не убегу. Мы всего лишь сменим обстановку.       Вулканец сомневается и недоволен самоуправством партнера, но Джим мягок и настойчив, потираясь пальцами о чужую ладонь и запечатлевая на ней чувственные поцелуи. В конце концов, они кое-как поднимаются на ноги и впритирку друг к другу шагают в ванную комнату, так и не перестав целоваться.       В душевом отсеке висит большое зеркало, и представшая картина поражает Джима, пожалуй, не меньше, чем вся ситуация. Он выглядит «затраханным»: по всему телу синяки и красные отметины зубов, губы припухли, склеры в лопнувших сосудах, волосы спутаны, а Спок за его спиной так красноречиво смотрит в отражении, что не поразиться этому виду просто невозможно.       Вулканец быстро ориентируется и тут же находит для себя плюсы: идея нагнуть Джима над раковиной, упереть руками в зеркало и видеть каждую эмоцию и чувство на его лице определенно стоит того, чтобы сюда прийти. Но Джим его опять осаживает.       – Раз уж ты сзади, то не поможешь? – самым невинным голосом просит он и протягивает Споку регенератор.       Спок отказывается – ему нравится видеть свои метки на чужом теле, и он не собирается от них отказываться.       – Хотя бы задницу, – увещевает Джим. – А потом ты наставишь мне новых. Да и, держу пари, ни в душе, ни перед зеркалом ты еще не пробовал…       Спок еще раз оценивает перспективу и за нее соглашается расстаться с несколькими синяками. А Джим таким образом выясняет, что в период «передышки» осознанность к Споку возвращается хоть в какой-то мере. Он все еще не говорит и не думает отдельными предложениями, но воспринимает реальность куда лучше. И возможно, это заслуга самого Джима – его разума, вовлеченного, но не отдавшегося полностью чужим гормонам.       Спок проходит регенератором по ложбинке между ягодиц, задерживается на анусе, а потом Джим перехватывает его руку и залечивает тот самый болезненный укус. Этого достаточно – он чувствует покалывание на коже, и через несколько минут от свежих следов ничего не останется. Спок за его спиной послушно ждет, обхватив Джима поперек талии – он устроил подбородок на его плече и через зеркало следит за чужими манипуляциями. Джим улыбается в ответ, а потом, как только жжение в анусе наконец проходит, тот расслабляется, и накопившаяся сперма внутри начинает медленно стекать по бедрам. Спок легко покачивается, делает слабые непроизвольные движения бедрами, а потом чувствует влагу, отстраняется, чтобы посмотреть, и их обоих снова накрывает горячая вспышка. Спок одним движением разворачивает Джима, шагает в просторную кабинку, прижимает к стене и тут же зацеловывает шею по новому кругу. Тот ухмыляется, свободной рукой включает воду на треть мощности и выставляет температуру чуть выше привычной, боясь, что Споку будет холодно. А потом легко выворачивается и опять становится к нему спиной.       – Наслаждайся, – он широко расставляет ноги, ловит шальной взгляд Спока через плечо, и тут же оказывается распластанным по кафелю.       Руки вулканца срываются в движение: плотно оглаживают мышцы пресса, потом поднимаются на грудину и трут соски. Он сжимает их пальцами, пощипывает и чуть тянет, и от этого Джим начинает в голос стонать. Уж очень легко все его эрогенные зоны откликаются и начинают полыхать, распространяя удовольствие по всему телу. Его член, конечно же, тоже не может остаться безучастным – чуть приподнимается, и Спок тут же накрывает его ладонью и начинает дрочить. Горячая вода только распаляет эти прикосновения, каплями и струйками обволакивает кожу тяжелой пеленой наслаждения.       Затея с душевой Споку очень нравится – всем телом он трется о Джима, ловя отдельный кайф от плотного соприкосновения с использованием воды. Одной рукой он продолжает ласкать Джима спереди, проходясь по члену, яичкам и паховым складкам, а другой рукой возвращается в ложбинку между ягодиц – трет указательным пальцем анус, осторожно оттягивает и неглубоко проникает внутрь, постепенно раскрывая, позволяя сперме стекать по ладони. И конечно же, Джим от этого становится еще более мокрым – потеет, торопливо сглатывает слюну и попавшие в рот капли воды, а головка истекает предэякулятом. Вулканец опускается на колени, раздвигает ягодицы руками и начинает вылизывать Джима. Не очень старательно – его просто завораживает вид партнера, сочащегося им самим, да и Джим балдеет от этого «самолюбования» – прогибается в спине, предоставляя Споку лучший обзор. Тот довольно мычит, отфыркивает попавшую в нос воду, проходится языком по всей щели – от мошонки до поясничных ямок, стискивает и мнет пальцами, а потом встает и тут же приставляет головку к раскрытому отверстию.       Он двигается медленно, но глубоко, до самого конца, позволяя почувствовать каждый сантиметр своего члена, и очень скоро Джим сам начинает насаживаться, прося большего. Его не держат ноги, и если бы не Спок, он давно бы свалился на пол. Но вулканец не отпускает – двигается и двигается, выжимая до капли. И после оргазма он не хочет уходить – горячее, расслабленное тело в его руках, влажное и как никогда податливое, так и манит повторить, и если бы у них была ванна… Джим снова усмехается удачливости своих идей – без минусов никак не обойтись. Поэтому как бы Спок ни хотел остаться, а Джим тянет его обратно в каюту – они всегда успеют повторить.       Он стаскивает с кровати простынь, коротко отирается и отирает Спока, а потом отбрасывает ткань в сторону – свежее постельное белье тоже было заранее приготовлено. Он ложится, и Спок тут же оказывается рядом: наваливается, глубоко целует, гладит руками – просто не в силах оторваться. Джиму это очень и очень льстит, и он старается сосредоточиться на этом, а не на усталости, что все же берет свое – у него еще остались силы, он все еще должен Споку его жизнь.              ***       Он знает свой предел выносливости – как физической, так и эмоциональной. Почти трое суток беспрерывного секса вымотают кого угодно, но Джим устал вдвойне. Ведь чувства и ощущения Спока – в его сознании, ведь от своих переживаний он тоже никуда не денется, а коротких часов отдыха недостаточно для полного восстановления. Даже с волшебными гипо Боунса. И особенно тогда, когда вулканец ни на йоту не уменьшает своего желания.       Впрочем, Джим все еще не сетует и не досадует – любая цена будет оправдана в деле спасения от погибели. Поэтому он ни единой мыслью или чувством старается не показать Споку свое истощение. Он – его капитан. Его друг и теперь даже любовник. Ну, по крайней мере, на период пон фарр. И этическая сторона вопроса волнует его меньше всего. Единственное, чего он боится, так это того, чтобы Спок опять чего-нибудь не «отчебучил» – пережив нечто подобное и в таких условиях – с него станется. Но и тут Джим не спешит дуть на воду – он привык решать проблемы по мере их поступления, поэтому и не будет загодя посыпать голову пеплом.       К началу второй корабельной ночи он еще пытается бодриться. К ее концу – вял настолько, что даже не может толком обнять Спока в ответ. И еще через пару часов глубокого забытья, Спок даже не пытается его будить – снова пристраивается сзади и двигается мягко, неторопливо, почти жалея такой слабый организм своего «визави». Жалость эта, конечно же, номинальная, потому что утром, когда Джим просыпается от тахикардии, вулканца это не останавливает – едва дождавшись укола стимулятора, он тащит его в душ, где, подхватив под колени, втрахивает в стену с прежним животным желанием и силой. А Джим терпит и продолжает ухмыляться – чего-то подобного в его опыте никогда не было и, пожалуй, больше никогда не будет – одно только это заставляет его забыть о собственном здоровье.       Он колет себе стимуляторы, но никак не афродизиаки или какие-либо еще наркотические вещества – со Споком в своей голове ему не нужно беспокоиться о собственном желании. Разве что – о желаниях тела, но тут Боунс превосходит себя как обычно – регенератор работает исправно, а тонизирующие не позволяют его центрам удовольствия вскипеть к первому же утру. Джим даже умудрился заставить Спока немного поесть – с десяток виноградин, передаваемых изо рта в рот, были приняты вулканцем за весьма возбуждающую прелюдию. Была у него еще идея вымазаться желе и предложить Споку себя облизать, но он как назло забыл его код в репликаторе. А может, это и к лучшему – он не уверен, знаком ли Спок со смущением, но сам уже навряд ли сможет смотреть на него так, как раньше и без участия желе.       И это при том, что он вообще не уверен, запомнит ли вулканец то, что происходило в эти дни – осознанность к нему пока так и не вернулась. Да и сам он сомневается, хочет ли, чтобы Спок все это помнил. До последнего стона – с его-то эйдетической памятью. Вот что если не смутит, то вполне может стать для него не самым приятным воспоминанием о «погрешности» своего организма. К тому же с учетом того, что они об этой близости договаривались, а не желали ее обоюдно.       Джим очень надеется на то, что они не станут относиться друг к другу иначе, поэтому, когда по прошествии почти 50 часов, половина из которых уже напоминала изощренную, выматывающую, сладкую, но пытку, степень возбуждения начинает спадать, он может только скрестить пальцы и постараться не дать Споку увидеть свое волнение.       Спустя 50 часов и число оргазмов, которое он не может сосчитать, он наконец слышит в своей голове что-то, отдаленно напоминающее «Джим», и тут же забывает и о ломоте в суставах, и о некоторых частях тела, которые представляют из себя один сплошной кровоподтек. Спок понемногу возвращается: его поцелуи больше не жадные и иссушающие – больше ласкающие, объятия – не собственнические, а поддерживающие, прикосновения – не болезненные, а трепетные. И кончив в очередной раз только от трения тел, Джим переплетает их пальцы, целуя по-вулкански – давая понять, что он все еще рядом и все еще не разочаровался в своем решении.       Он соединяет их ладони и немного расфокусировано смотрит в глаза, думая только о том, что готов провести в этой каюте хоть еще неделю, хоть месяц, только бы сердце Спока продолжало биться, эхом отзываясь в его животе.       С этой мыслью он снова засыпает, но больше его не будят ни через час, ни через два. Лишь к утру многолетняя привычка заставляет его очнуться в каком бы состоянии он ни был. Поначалу Джим растерян и не понимает, что произошло, а потом чувствует беспокойство Спока и тут же приходит в себя.       – Вам пока не стоит вставать с кровати, – тихо говорит тот, старательно отводя взгляд. Вулканец завернут в одну из простыней и сидит рядом, касаясь чужого бедра своим – тоже не менее растерянный, чем Джим.       – И не… собираюсь, – хрипит Джим слабым голосом и мысленно дает себе подзатыльник: открывать рот вовсе необязательно – можно просто хорошенько подумать о том, что он хочет сказать, чтобы его услышали.       И он старательно думает: «Иди ко мне, Спок…» Физически он не хочет быть сейчас один, морально – не может позволить этого вулканцу. Поэтому очень настойчив в этом желании. Спок, хвала небесам, слушается: осторожно укладывается рядом, все еще вплотную, но осознанно не прикасается, и вот тогда Джим недовольно фыркает. Он пробирается рукой под чужую простынь, откидывает свою, придвигается еще ближе – до соприкосновения грудью, животом и ногами, а потом ловит ладонь Спока своей и направляет чужие пальцы к губам. Он мягко обхватывает их, сразу подключает язык, начинает покусывать фаланги и напрочь игнорирует невнятный протест старпома. Он знает, что тот все еще хочет. Хотя бы еще один раз. И он не позволит вулканцу пуститься в самобичевание, не удовлетворив его до самого конца.       Внутри него ответное возбуждение больше не возникает, но он чувствует, что Споку их контакт все еще нужен. Даже самый целомудренный, по меркам человека. Но когда это Джим был целомудренным? Он и сам этого не помнит. Поэтому опускает другую руку к чужому возбужденному члену, а пальцы продолжает сосать. Спок закрывает глаза, дышит тяжело и с присвистом, но сдается слишком быстро – о восстановлении ментального контроля пока не было и речи. Какой контроль, когда чужой язык так волнующе играется с его сверхчувствительными пальцами? Он все еще бурно и довольно быстро кончает, а Джима этот оргазм лишает любых накопленных сил – в голове взрывается новая оргазмическая бомба и оглушает его до полноценного обморока.       А в следующий раз он просыпается уже с иглой капельницы в вене, но все еще в каюте Спока. Простыни под ним свежие, кожу не стягивает подсохшая сперма, а воздух в каюте ощутимо прохладнее, чем был в самом начале. Он не успевает даже оглянуться в поисках кого живого, как в каюту заходит Боунс.       – Как себя чувствуешь? – тот тут же достает трикодер, а Джим внимательно прислушивается к себе – не столько к физическим ощущениям, сколько к тишине в своем сознании.       – Я себя чувствую, но плохо, – бормочет он и щурится, когда друг увеличивает освещение, чтобы продолжить зрительный осмотр. – Где мой несостоявшийся жених?       – Уже ускакал инспектировать свои пробирки. Конечно, сразу же после того, как принял командование и доложился Адмиралтейству, – Леонард пожимает плечами, давая понять, что с вулканцем все относительно хорошо. Но Джим хочет знать правду.       – Передай ему, что если он не явится ко мне в течение получаса, то проведет остаток миссии на гауптвахте.       – Всенепременно, – обещает Боунс, доставая еще парочку гипошприцев, но ставит свои условия. – Только если ты останешься в этой постели еще как минимум часов на 12.       – Даже он меня сейчас отсюда не выгонит, – Джим пока еще не рассержен, но он бы истово хотел, чтобы старпом разбудил его, прежде чем заступать на смену.       Боунс одобрительно кивает и собирается уходить, когда в дверях его останавливает обреченный вопрос друга.       – Он хоть в порядке?       – А что ему сделается? – отвечает доктор вопросом на вопрос. Леонард не раз и не два уже клял Спокову физиологию – ничего нового он ему не скажет. Да и о Джиме он сейчас знает все, что ему положено знать – по показаниям трикодера. А вот о том, что произошло у друга в душе, они поговорят позже – не раньше, чем Кирку будет позволено принимать алкоголь при этом обсуждении.              ***       – Как ваше самочувствие, капитан? – Спок приходит через означенные 30 минут, смотрит как всегда отстраненно, а выглядит собранным – ничто не указывает на то, что еще сутки назад он собой абсолютно не владел.       – Недалеко от нормы. Просто истощен – но это закономерно, не так ли? Я думал, будет хуже, – Джиму очень не нравится ему врать, но сейчас он должен Спока успокоить – указать на ту разницу в их менталитетах, которая касалась любых интимных отношений. Вулканец и так уже наверняка начал медленно себя переваривать психологически, нет нужды добавлять ему беспокойства о чужом здоровье.       – Честно признать, и я думал о… более интенсивном воздействии, – Споку очень тяжело об этом говорить, но если они отложат обсуждение хотя бы еще на сутки, последствия этого промедления вполне реально могут стать катастрофическими.       – Хочешь сказать, что то, что мы были связаны, позволило тебе лучше себя контролировать? Ты что-то помнишь? – Джиму жизненно необходимо это знать, чтобы сохранить надежду на то, что эта «психологическая дилемма» не превратит все их отношения в полнейший фарс.       – Я не могу ответить однозначно на оба вопроса, – Спок останавливается в шаге от кровати, вытягивает руки по швам, а взгляд сверху вниз все так же невыразителен – еще один показатель того, что он всеми силами дистанцируется от проблемы. – Для начала я должен уведомить вас о том, что пришел с рапортом о своей отставке уже в измененном состоянии – мой гормональный фон повлиял на мои решения в большей степени, чем я мог себе позволить. Поэтому я готов взять на себя ответственность за них – капитан, я не имел права побуждать вас к каким-либо действиям очевидно против вашей воли. А также не должен был идти у вас на поводу и соглашаться на попытку связи с вами. Вопрос о моей отставке все еще считаю открытым.       – К черту отставку! Ты что, должен был просто тихо умереть? Или я должен был тебе это позволить? Брось, ты прекрасно знаешь, как я умею заговаривать зубы, – он не имеет права ни обижаться на его слова, ни чувствовать себя оскорбленным – все, как он и говорил: вулканец начал жалеть обо всем этом без острой на то необходимости.       – Это спорное утверждение, однако, ни вы, ни я, полагаю, не хотим вступать в дискуссию по этому поводу прямо сейчас, – Джим кивает, и Спок возвращается к заданным вопросам. – Ваше предположение о влиянии нашей связи на мое физическое состояние верно лишь отчасти. Оно не ухудшило его, но и не улучшило – видоизменило: сравнивая мой предыдущий опыт с другим партнером, сейчас мой контроль был утрачен, но способность к примитивному мышлению сохранилась в большей форме, нежели прежде. Полагаю, это произошло из-за вашего человеческого происхождения. Я сделал эти выводы на основе воспоминаний, что у меня есть, но и они – не то, чем могли бы быть. Это ваши воспоминания, капитан – мыслительные образы и обрывки ощущений, которые я смог получить из вашего сознания посредством связи до того, как ее заблокировал. В моей памяти не сохранилось ничего с того момента, как вы пришли в мою каюту.       – Ты заблокировал связь? – черт с ним, с тем, что он осмеливается сравнивать его с кем-то другим прямо сейчас. Черт с ней, с памятью – сам или через него, но Спок явно имеет представление о том, что тут творилось все эти дни. Куда больше Джима беспокоит другое.       – Следуя нашей договоренности, я поставил блок с обеих сторон: вы больше не чувствуете мой разум, а я – не проникаю в ваш, – ему не кажется, он действительно слышит хорошо спрятанное сожаление в этих словах. – И мой вопрос о вашем самочувствии относился и к этому: ваше физическое и ментальное здоровье.       – Я чувствую, что ты где-то рядом. Вот тут, – он стучит пальцем по виску, стараясь объяснить свои ощущения. – Как будто могу в любой момент прикоснуться к тебе, если захочу. Но пока не захочу, там только… тишина.       – Образно, но верно. Так и должно быть до того момента, как мы полностью удалим связь. К сожалению, в нашем нынешнем состоянии это невозможно – и вам, и мне нужно восстановиться. Это займет несколько дней, – Спок вдруг умолкает и отводит взгляд, отчего-то теперь напоминая Кинсера, ненароком чихнувшего на рабочий стол Скотти. Но через десяток секунд он собирается с духом и говорит о том, что его на самом деле волнует во всей этой ситуации. – Капитан… существует вероятность, что я не смогу сделать этого сам, и тогда нам понадобится помощь вулканского целителя…       Неосознанно он сбавляет тон, и Джим понимает, что эта связь – куда большая проблема, чем была изначально. По крайней мере, так считает Спок. И вот за что он совершенно справедливо чувствует ответственность.       – Я что-то подобное и предполагал. Поэтому, не грузись раньше времени, Спок. Если у тебя не получится, ничто не помешает нам посетить целителя. В любое время – ни ты, ни я ведь пока не собираемся на ком-то жениться, так? – он все еще успокаивает его, да и себя, как оказывается, тоже, тогда, как на самом деле думает о другом.       Неужели Спок жалеет еще и о том, что эта связь заключена с человеком? Жалеет ли он о том, что был вынужден своей физиологией переспать с кем-то, к кому не испытывает должных чувств? Ведь это же Спок – не обычный вулканец – чувство собственного достоинства вступило в конфронтацию с духом противоречия, присущем человеческим генам. А Джим прекрасно знает, что его старпом тот еще бунтарь. И вот как, скажите на милость, помочь ему разобраться еще и в этом? В том, что все между ними навсегда перестало быть однозначным. Спок, конечно, уже большой мальчик, но Джим все равно чувствует, что должен что-то сделать для него. Чтобы этот инцидент не выстроил между ними дополнительную стену из вулканских предубеждений. И все это тогда, когда Джим был почти абсолютно уверен, что и он значим для Спока настолько, насколько вулканец значим для него. Неужели он все-таки обманулся? Неужели все те желание и страсть были только гормонами? Неужели в самом Споке не было ничего, что могло бы позволить ему прийти к Джиму за помощью?       – Ты жалеешь об этом? – он решает спросить напрямую.       – Вы сохранили мне жизнь – я не вправе, – Спок отвечает не раздумывая, как будто готовил этот ответ заранее.       – Тогда в чем проблема? И не говори, что ее нет – я знаю, когда ты чего-то недоговариваешь. Сейчас это вредит нам обоим.       – Проблемы нет, капитан. Просто, как и говорил, мне необходимо время на адаптацию к связи. Даже в заблокированном состоянии ее наличие и наличие в той форме, которую она обрела, требует некоторой… «перестройки» в моем сознании.       – И что же она для тебя? – Джим включает дурачка, но смотрит пытливо, не отрываясь, но и Спок не меняется – все так же сосредоточен и закрыт от него.       – Эта связь имеет качество, которое не могла бы обрести, заключенная с вами, – вулканец встречает взгляд и поджимает губы. – С человеком. Даже с учетом моего смешанного происхождения. И это – также причина, по которой нам может понадобиться помощь целителя.       – Не передергивай! «С человеком»? Что это значит? – Джим щурится, пытаясь уловить любое изменение на чужом лице, а сам внутренне обмирает – его в чем-то пытаются сейчас обвинить?       – Я полагаю, капитан, что пси-нулевые расы могут быть способны на подобную связь только будучи… вовлеченными в нее по собственному обоюдному желанию. Желанию определенного порядка. Так как мною руководила лишь физиологическая потребность, а вами – долг и собственные моральные убеждения, я затрудняюсь найти ответ, каким образом связь все-таки сформировалась. На основе тех данных, что я имею, и с учетом того, что смог почерпнуть из вашего разума, могу лишь предположить, что реакция… была вызвана ложными побуждениями.       Джим забывает закрыть рот, осмысливая сказанное, а когда наконец переводит с «вулканского на человеческий», тут же дергается и с трудом, но садится.       – Подожди-подожди… хочешь сказать, что я тебя обманул? Что все, что чувствовал все эти дни – ложь, только для того, чтобы ты выжил? – он боялся, что Спок все неправильно интерпретирует, он это и сделал. Но должна же у него быть хоть какая-то вера в своего капитана!       – На этот вопрос мне должны ответить вы. Хотя он и не имеет определенной значимости. Цель, которую мы оба преследовали, была достигнута, – Спок говорит это так, как будто лекцию третьекурсникам читает – нудно, легко, между прочим. Он делает вид, что для него это ничего не значит и еще больше притворяется, что не понимает, насколько это значимо для Джима. – И я хочу поблагодарить вас за помощь, капитан. Вы спасли мне жизнь. И сделали это в одной из самых неординарных ситуаций, что могли случиться.       – Благодарности приняты, а теперь убирайся отсюда, – выдержка дает сбой, но так бы случилось с любым на его месте. Джима только что обвинили в том, что он очаровал вулканца – ввел в заблуждение связью, заставил переспать, а теперь еще и расспрашивает о том, что натворил. И пусть в процессе он спас ему жизнь – важно не что, а как.       – Капитан? – Спок искренне недоумевает, полагая, что испытывать какое-либо… неприятие должен был он, но Джим не собирается разжевывать ему еще и прописные истины. Он отворачивается и сжимает кулаки.       – Убирайся из каюты, Спок. Пока я не начал жалеть о том, что мы сделали.              ***       Довольно быстро он понимает, что переборщил со Споком. Любой бы на его месте разозлился, но это – эмоции, которым люди поддаются, а не управляют ими, как вулканцы. Когда злость выкипела до капли, Джим вспомнил о том, что он – человек, а людям, землянам, гуманоидам – в числе большей половины от общего количества известных рас, присуща не только эмоциональность, но и следующая из нее ментальная гибкость, способность подстраиваться, входить в положение, примерять ситуацию на себя, сопереживать и сочувствовать. А это значит, что он вполне способен попытаться хотя бы понять логику рассуждений вулканца.       Спок пошел на эту связь уже будучи под воздействием гормонов. Попав в разум Джима, принявший его с распростертыми объятиями, он не раздумывая взял то, что ему предлагали и использовал по назначению – так, как велела ему его природа. Вот только когда все закончилось и вулканские мозги встали на место, Спок начал анализировать случившееся при помощи своей логики, а не Джимовой. Вулканец попросту не смог предположить, что идти на вынужденные меры можно не как на эшафот, а как на пьедестал за наградой. Он взял за основу привязанность Джима к нему, но увидел только уважение к первому офицеру, интерес к индивидууму иной формы жизни, приятельское отношение и дружескую заботу. Он просто не знает, насколько люди могут привязываться к другим людям. Как они становятся близкими на любых уровнях. Что они готовы сделать, чтобы те, кто вызывает в них эти чувства, остались в живых. Конечно же, он мог предположить, что все те податливость, смирение, покладистость и желание были напускными. Были сфальсифицированными для того, чтобы обеспечить успех в разрешении их «ма-а-аленькой проблемы». Но он ни разу не подумал о том, что Джим мог искренне всего этого желать…       Это не просто злит – даже тогда, когда Джим все-таки пытается понять такую «безэмоциональную» логику. Когда пытается не корить себя за то, что, очевидно, все-таки обманулся интересом вулканца. Или когда соберется разъяснить Споку, что именно он неправильно понял. Однако с этим он решает повременить – вполне может статься, что обида капитана сама наведет Спока на нужные выводы – ему это будет весьма полезно в общении и с другими представителями этой расы. Ну а если он не поймет, Джим всегда сможет объяснить «на пальцах». Если не на кулаках.       Есть еще кое-что, что начинает его беспокоить, как только он успокаивается. Спок сказал: «связь в той форме, которую она обрела» и что для ее купирования может понадобиться вулканский целитель – значит ли это, что они все-таки напортачили? Перешел ли Джим своим «враньем» ту грань, что отделяла минимальную связь от связи между супругами или, упаси Сурак, тхайла? Если так, то неудивительно, что вулканец бесится – Джим почти женил его на себе тогда, когда должен был всего лишь переспать с ним. Но даже если это и так, Спок не может обвинить в этом только его – пусть накаченный гормонами, но он тоже этого хотел. Он признал его своей парой. Он проник в его мысли и чувства и поверил им, потому что подсознательно хотел этого. Так какой же резон теперь смотреть в зубы тому «дареному коню»?       Джим отчаянно его не понимает и истово хочет все-таки понять. Потому что Боунс, заглянувший к нему позже и выяснивший, почему их капитан зол как отряд клингонов, во всем с ним согласился. И даже, в порыве солидарности, предложить надрать кое-кому его остроконечные уши. Но Джим решил обойтись без рукоприкладства – они все-таки не варвары – могут изъясняться цивилизованно.       – А что толку от твоей цивилизованности, когда гоблин ничего дальше своего носа не видит? – последнюю ночь своего «больничного» Джим проводит в медотсеке – давясь слюной на стакан бурбона в руках Леонарда, но зато с паддами – вынужденное бездействие его тяготит. – Ты к нему со всей душой, так сказать…       – А он и понял это. Но только разумом, а не чувствами, – Джим подводит итог своим размышлениям, проговаривая их вслух, но Боунс никогда не был оптимистично настроен.       – И ты уверен, что сможешь до него достучаться? Когда такое было? – Леонард фыркает и убирает стакан подальше от Джима. Он предупреждал их, что добром это не кончится, так и получилось.       – Давно ли ты перестал верить в меня, дорогой Боунс? – Джим ухмыляется и очень многозначительно обещает. – Я же мастер в том, чтобы добиваться того, чего хочу.       – Не того ты хочешь, Джим, – вздыхает доктор. – Он уже однажды послал тебя с твоими «благими намерениями», а ты продолжаешь наступать на одни и те же грабли.       – Одна неудачная попытка меня не остановит, – он тоже вспоминает Нибиру и рапорт Спока, но действительно не собирается с этим смиряться.       – Попыток этих… – Леонард машет на него рукой, отчаявшись отговорить. – В общем, ничего не изменилось – вы оба – идиоты.       Джим и не спорит – идиоты – один вечно забывает про чувства, свои или чужие, а второй не оставляет бесполезных попыток ему о них напоминать. Просто потому, что не может позволить себе отчаяться и разочароваться. Только не в Споке. И не тогда, когда душа того признала разум Джима достойным связи.       Он решает следовать своему нехитрому плану притвориться обиженным – даже если Спок – профан по части чувств, но и до него однажды дойдет несоответствие причины и следствия. Надо только подождать. Поэтому первую же смену на мостике Джим почти полностью игнорирует его. Со всеми остальными офицерами он приветлив как обычно, а с вулканцем выдержан, холоден и общается только по долгу службы. Спок определенно замечает разницу и определяет причины, но ничем не показывает, что его как-либо дестабилизирует сложившаяся ситуация. Он все еще свято уверен, что капитан его обманул. И так проходит день, три, неделя, – Сулу и Чехов недоуменно косятся то друг на друга, то на Джима, но справедливо побаиваются чужого гнева за вмешательство куда не просят и поэтому молчат. Ухура же более деликатна и не так очевидна, но Джим уверен: еще день-два, и она устроит Споку допрос с пристрастием. А вот ему самому откровенно тяжко – он уже устал одергивать себя от того, чтобы обернуться в капитанском кресле и рассказать научной станции очередной совсем ненаучный анекдот, который он услышал от Скотти и который снова не будет внесен в вахтовый журнал.       Он скучает по их тихим вечерам за шахматами и обедам – в неторопливой беседе. Джим скучает по нему. Почти так же, как скучал по Боунсу, который однажды провел целых три недели на одном закрытом планетоиде, борясь с очередной внеземной инфекцией. Он скучает по другу, которому мог, хотел и уже не раз и не два доверил свою жизнь. Он скучает по близости, что и родственники не всегда разделяют – тому единению, в котором они могли договаривать друг за друга предложения, или тишине, которая никогда не была неловкой. Он скучал даже по банальному отсутствию физического контакта. Конечно, вулканцы и физический контакт – табу масштабов вселенной, но Джим так привык чувствовать чужое плечо рядом со своим, что без оного боится оступиться на ровном месте и упасть. Это уже что-то из разряда зависимости, но Джим никогда не признается, что может быть подвержен какой-либо из них.       Не добавляет спокойствия и заблокированная связь – его все время преследует эфемерный зуд на краю сознания. Заноза, что застряла в извилинах – еще не нарывает, но уже мешается. Он постоянно прислушивается к самому себе – ощущение, что Спок вот-вот его позовет, ментально окликнет, настолько велико, что он невольно оглядывается, проходя по шлюзам до или после смены, и начинает просыпаться по несколько раз за ночь, обманутый этой иллюзией. Он очень хочет, чтобы все это прекратилось как можно скорее и поэтому, когда вулканец приходит в его каюту с просьбой о разговоре, в нем не может не всколыхнуться надежда.       Они в отдаленной части галактики – по приказу командования доставляют оборудование на одну из исследовательских баз этого сектора, и Джим был уверен, что его старпом первым делом проведет изыскания по части предмета изучения этой базы, но вместо этого Спок оказывается на его пороге с просьбой поговорить о личном. Джим сторонится, пропуская его, и молчит, ожидая, пока вулканец сформулирует. Но тут все оказывается предсказуемо.       – Капитан, ваше изменившееся ко мне отношение вызвано… инцидентом с пон фарр? – Спок – не дурак, он прекрасно складывает два и два. Но вопрос звучит риторически, а это значит, что признавать свою вину он не собирается.       – Определенно, – Джим складывает руки на груди и смотрит Споку в глаза – спокойно и холодно.       – Вы чувствуете себя оскорбленным, раз вас уличили во лжи? – Спок не собирается сдавать позиций и зеркалит взгляд.       – Это ты посчитал все, что между нами было, ложью, а для меня все было по-настоящему.       – Настолько глубокая и сильная связь не может быть установлена между индивидуумами, не вовлеченными в романтические отношения, я уже объяснял вам это.       – Объяснял, – Джим нехорошо ухмыляется, поняв, что старпом все еще топчется на одном месте – в шаге от истины. – Но это же и является ответом на все твои вопросы, и причиной моего к тебе отношения.       – Прошу, поясните.       – Это ты должен понять сам, – Спок с целую минуту размышляет над его словами, пока Джим не смиряется в очередной раз. – Я больше не злюсь на тебя, Спок. Но мне все еще неприятно оттого, что ты так обо мне думаешь, поэтому я не буду тебе помогать. Если ты зайдешь не со стороны логики, а со стороны чувств, ты узнаешь, в чем проблема. Но, так и быть, дам подсказку…       Джим шагает ближе и останавливается только когда между ними остается расстояние не больше пары дюймов.       – Дело не твоем пон фарр и даже не в связи. Поэтому проанализируй все еще раз.       Спок отвечает тяжелым взглядом, а потом уходит, приняв довольно уязвленный вид. А Джим снова усмехается, но уже с грустью – очевидно, недели вулканцу недостаточно, чтобы понять, кем они на самом деле друг другу приходятся.              ***       А потом Адмиралтейство отправляет их в созвездие Персея на единственную обитаемую планету в этом квадранте – к потенциальным союзникам Федерации. И в лучших традициях Звездного флота миссия оказывается смертельно опасной: федераты-послы прибыли на эту планету около полугода назад, но пока договаривались о сотрудничестве, на планете разразилась полномасштабная мировая война, и ее обитателям стало не до межгалактических содружеств. Ну а когда дело запахло жареным, Федерация применила свою любимую политику «невмешательства» и отправило «Энтерпрайз» эвакуировать послов. Джим в который раз удивлялся подобной позиции «абстрагирования» от чужих проблем, но ничего не мог с этим поделать – с клингонами, вон, тоже до сих пор не договорились.       Их план прост как триббл: группа с «Энтерпрайза» незаметно проникает в одну из столиц и забирает послов, а Джим в это время усиленно прикидывается «нейтральной стороной» и пытается убедить правителей всех государств планеты сложить оружие. Конечно, слухи о его обаянии и харизме ходили даже в Адмиралтействе, но не могло же оно всерьез рассчитывать на успех? Джиму бы договориться, чтобы их не обстреляли за «вмешательство» в чужие дела – уже было бы неплохо. И просто потянуть время, чтобы у группы была возможность справиться с первостепенной задачей.       И все бы ничего, но с момента их последнего разговора со Споком прошло еще две недели, а они так и не выяснили все между собой, и Джим откровенно устал ждать, когда вулканец сообразит, что к чему и примет все это и, что самое главное, свои чувства за чистую монету. И особенно это желание сильно, когда Джим должен остаться на «Энтерпрайзе» вести переговоры с чужими правителями через видеосвязь, а Спок и еще пятеро офицеров охраны в это же время должны спуститься на планету. С ними ведь еще и Сулу идет – в качестве штурмана и дополнительной физической силы, а Скотти обещал установить на шаттл мощные отражающие дефлекторы, чтобы и муха их не заметила – но все это не заставит Джима волноваться меньше.       Он не может просто так его отпустить. Зная, что старпом может не вернуться, он не может оставить между ними подобную недосказанность. Он не хочет ни о чем жалеть в случае чего. А он будет и будет жалеть до конца своей жизни, если эта миссия обернется провалом. Поэтому за несколько минут до отправления шаттла и начала сеанса связи он спускается в причальный ангар и вызывает Спока. Тот быстро спускается по трапу, недоуменно хмурится и первым успевает спросить.       – Капитан, что-то случилось?       – Пока нет, но я не могу позволить тебе уйти не поговорив.       – Сейчас не время, капитан, – Спок уже сосредоточен на решении поставленной задачи, и Джиму не следовало бы его отвлекать, но он редко пользуется разумными доводами – не будет и сейчас.       – Всего одно, Спок. Ты хотел знать, на что я обижен, и я давал тебе время подумать, но теперь оно кончилось, – Джим шагает к нему вплотную, прикасается к чужому предплечью, тянется к губам и целует – просто, не размыкая рта, но уверенно и не меньше трех секунд, пока вулканец не делает шокированный шаг назад.       – Для того, чтобы быть твоим другом, братом или любовником, мне совсем не обязательно быть твоим тхайла. И тебе совсем необязательно быть кем-то большим, чем уже есть, – он говорит тихо, но уверенно, стремясь донести до него эту простую истину.       Сколько раз они бывали в переделках, сколько раз спасали друг друга, прикрывали и рисковали жизнью, сколько скучных смен провели на мостике, сколько раз обедали в компании друг друга или играли в шахматы – а Спок все еще сомневается, что для какой-либо связи между ними нужны строго определенные причины. Нужны определенные чувства – и это тогда, когда чувств этих, любых видов, уже более чем достаточно. Хоть для товарищества, хоть для дружбы, хоть для любви. А Спок все еще «ищет черную кошку в темной комнате». Все еще думает, что его капитану нужно в чем-то притворяться, чтобы между ними возникла связь. Она уже возникла! И гораздо раньше этого пон фарр – чуть ли не с первой встречи. И она уже никуда не исчезнет – где бы они ни находились и в каких бы отношениях ни состояли. Споку было нужно всего лишь осознать это.       Вулканец делает еще шаг по направлению к трапу, а Джим, с облегчением выдохнув, многообещающе улыбается.       – Вернись живым, Спок. Это приказ!       – Принято, – на автомате отвечает тот и поднимается в шаттл, а Джим коротко кивает Сулу, заметив ободряющую улыбку рулевого. Он бы тоже очень хотел надеяться, что вот теперь-то мозги вулканца точно встанут на место. Надо только его дождаться и выяснить все опытным путем.       Джим ведет переговоры целый час. Потом – два и три, стремясь выиграть группе Спока как можно больше времени. Он цитирует положения и уставы Федерации, исторические выкладки других воевавших рас – самой Земли, приводит все разумные доводы и действует по принципу «Первого контакта», от себя непрозрачно намекая на то, что, если они не договорятся, то этот визит представителей планетарного содружества в эту систему будет последним.       Его слушают, но не слышат, и Джим успевает не на шутку мысленно закипеть, пока Чехов не оборачивается от своей консоли и не показывает на пальцах, что шаттл вернулся. Еще через несколько минут точно так же он докладывает, что миссия завершилась успехом, и Джим переходит к заключительной части своего выступления – парочке ультимативных заявлений и демонстративному отбыванию в нейтральный квадрант.       – Докладывайте, – приказывает он, как только гаснет экран связи, и поднимается на ноги.       – Три ранения средней тяжести, два – легких, у Сулу сломана рука, а мистер Спок… – Чехов запинается, и Джим что есть силы сжимает кулаки.       – Павел, я тебя люблю, но если ты прямо сейчас…       – Он уже у доктора Маккоя! – исправляется навигатор, спешно пролистывая сообщения на падде. – Состояние тяжелое, но не критичное.       – Включайте варп-3, выведите нас из этой системы и примите командование, – Джим направляется в медотсек – Боунс не станет ему ни врать, ни недоговаривать. Он вполне доходчиво объяснит, насколько у них все плохо.       Боунс, конечно же, горазд преувеличивать, но, когда дело касается здоровья его пациентов, излишне мнительным не будет. Надо только дождаться, когда он закончит, чтобы не попасться под горячую руку. Джим так и поступает: терпеливо ждет за дверями отсека, пока Леонард и еще несколько медсестер колдуют над бессознательным телом вулканца. Еще одна выходит к нему и коротко докладывает: несколько колотых ран, внутреннее кровотечение и сотрясение мозга средней степени тяжести – ничего смертельного, и Джим снова с облегчением выдыхает. Очень скоро он сможет зайти в отсек и лично убедиться, что его старпом живее всех живых.       И он ни в коем случае не будет вспоминать, сколько раз подобное уже случалось – сколько нервов он потратил, когда был ранен не только кто-то из экипажа, но и Спок – Спок – сильный и умелый боец. И он точно не хочет думать о том, сколько еще раз подобное может повториться за время их службы. Он, конечно, уже давно не какой-нибудь мнительный энсин, впервые попавший в космос, но груз ответственности, привязанности и близости теперь будет давить на него до конца его дней. Единственное, чем он может себя утешить – бездумной верой в своего старпома – в то, что и его тот самый груз всегда будет заставлять быть дополнительно острожным.       Боунс выходит к нему через час, обнадеживает уже отнюдь не голословно и отправляет обратно на мостик – раньше позднего вечера Спок не очнется. Не очнется он скорее всего и через сутки – учитывая, сколько медикаментов в него ввели и «вулканскую лечебную кому», в которую его погрузил собственный организм. Но Джиму все равно – он просто хочет быть рядом. Поэтому делает, как велит друг, а вечером возвращается. Садится возле кровати Спока, долго рассматривает его бледное лицо с парой заживающих царапин на левой скуле и больше ни о чем не думает. После того, как Спок заблокировал их связь, Джим все еще ощущает пустоту на ее месте, некую незавершенность, поэтому ему сложно сосредотачиваться на чем-то рядом с вулканцем в таком состоянии.       Он будет просто терпеливо ждать, когда Спок очнется, когда снова посмотрит на него со смесью недоумения и легкой досады на подобное нерациональное времяпрепровождение – возле кровати больного – такое участие не принесет никакой пользы. Потом сухо, но содержательно доложит о проведенной миссии и поинтересуется делами на корабле. Ничего другого Джим от него и не ждет – его самого обычно волновало ровно то же, когда он оказывался в медотсеке. Вот только сейчас Спок не имеет права думать только о делах корабля. Не сейчас, когда наконец знает, насколько важную роль он играет в чужой жизни. Насколько для него самого важен другой человек.              ***       Спок будит его ранним утром – длинные пальцы сжимают простынь, и от ее шороха Джим, целую ночь нервничавший даже сквозь неглубокую дремоту, сразу же открывает глаза. И сразу же натыкается на мутный, тяжелый взгляд вулканца.       – Как себя чувствуешь? В пересчете на последствия миссии, – он уточняет, помня, как старпом любит придираться к словам и пространным выражениям.       – Приемлемо, – Спок охрип и часто сглатывает, пытаясь прогнать сухость во рту, и Джим поднимается за стаканом воды.       – Хорошо, – он помогает ему напиться через соломинку и продолжает смотреть – Спок ничего не забывает. Он анализирует порой даже во сне, поэтому он точно прокомментирует то смелое заявление капитана перед отлетом. – Послы эвакуированы, корабль на новом курсе, с планетой Федерация будет разбираться сама.       Вулканец в ответ лишь кивает, принимая информацию к сведению – больше им ничего не помешает приступить к главному.       Джим ловит себя на мысли, что боится предугадывать ответ Спока. Он знает, что любой тот не поменяет его отношения к другу, но он не хочет, чтобы вулканец чувствовал себя обязанным. Все, что между ними происходило и происходит – это данность, возникшая естественным образом. Данность, которую нужно просто принять, а не видоизменять в угоду чьим-либо чувствам. Джим обещал, что женится на нем в шутку – его вполне устраивает то, что между ними уже есть. Впрочем, как устроило бы и предложение руки и сердца. Главное – они все еще вместе и все еще живы.       – Капитан… дайте мне вашу ладонь, – тихо просит Спок, и у Джима все внутри переворачивается.       – Спок, не дури. То, что я тебе сказал… ни к чему тебя не обязывает. Лишь объясняет то, что ты принял за ложь, – меньше всего он хотел его к чему-либо принуждать!       Но Спок настроен серьезно – тянется к чужим пальцам и крепко их сжимает.       – Зачем? – в бессилии что-либо изменить спрашивает Джим.       – Мне нужен минимальный телесный контакт, чтобы разблокировать нашу связь с обеих сторон.       – Все еще не веришь мне на слово и решил залезть в голову? – Джим хищно щурится и сжимает руку в ответ. Почти до боли. Спок прикрывает глаза и снова сглатывает, прежде чем тихо ответить.       – Хочу снова почувствовать то, о чем вы говорили…       Ах, почувствовать… и Джим расслабляется. И тоже закрывает глаза, мысленно находя то пустующее место в своем сознании, что гнетет его последние несколько недель. Спок там – они устанавливают контакт даже без мелдинга, а это значит, что они снова связаны глубже и крепче, чем когда-либо.       «Джим…», – просит Спок, и тот раскрывается полностью: вываливает на него весь тот сумбур, что был у него в голове с самого рассказа вулканца о пон фарр и до этой минуты. Все свои мысли, чувства и переживания – надежды, мотивы, стремления и обиды. Все то, что Спок заставил его испытать за этот короткий промежуток времени. И отдельно, с намеренным мазохизмом, он вспоминает их секс: свою страсть, свой восторг, свою боль… Как он был заинтригован предстоящим опытом и в какой ужас пытался не прийти, представив, что может случиться, если они все-таки не подойдут друг другу. Как он нетерпеливо вздрагивал от каждого прикосновения, как загорался от непоколебимой силы и страсти вулканца, как таял от заботы и нежности существа, что не могло себя контролировать, но все же находило в себе силы быть осторожнее с партнером… И все это только из-за него одного, из-за Спока – того, кто стал неотъемлемой частью его жизни. Того идиота, что порой не видит очевидного, а в чужой, совершенно однозначной мотивации умудряется заблудиться. И все же он нужен Джиму. Именно таким и в любой ипостаси.       «Джим…», – на этот раз чужой вздох звучит шокировано, подавлено и одновременно радостно. Джим чувствует волну тепла, что накрывает его сознание целиком, а потом замечает в ней и тревогу, и смятение, и благодарность, и радость, и удовлетворение. Но больше всего в ней ответного признания – надежды на то, что все, что Спок когда-либо испытывал к своему капитану, может быть разделено и приумножено. А он, как оказалось, испытывал – то, что Джим принял за интерес, им и было, но стало вершиной айсберга – совсем скоро интерес превратился в своеобразный наркотик, который Спок уже не мог и не хотел оставить.       Постепенно он тоже научился понимать и принимать Джима таким, каков он есть – все еще удивлялся, все еще предвкушал и был заинтригован, а потом мотивы прояснялись, действия обосновывались, а точки зрения разделялись оппонентом. И из этого родилось уважение, примеров которому Спок не мог сразу и назвать – его капитан не просто соответствовал своему званию, он сам стал квинтэссенцией этого понятия. И это в очередной раз поразило до глубины души – люди никогда не казались ему настолько сложными, многосторонними и развитыми во всех смыслах существами, но Джим – аномалия, которая никогда не найдет себе аналогов. И вслед за уважением родилась потребность – подобная той, что испытывали существа, попадавшие под действие харизмы капитана. Однако Спок находился рядом с ним ежедневно, и геометрический рост той потребности было не остановить – она приобрела строго очерченные рамки и сформировалась в сугубо однозначную привязанность.       Джим чувствует ее – ту привязанность – порой она пугала Спока до чертиков, а другой порой душила нереализованным желанием вполне определенного порядка. И он бы, может, и посетовал на то, что вулканец молчал так долго о своих чувствах, порадовался бы, что ему не показалось то влечение, или даже снова разозлился бы на то, что после пон фарр он ему все же не поверил, но может только сокрушаться – Споку всегда были нужны железобетонные доказательства и стопроцентная определенность, прежде чем начать действовать. Что ж, теперь он их получил. Получил ведь?       Джим выныривает из слияния и открывает глаза.       – Я надеюсь, это был последний раз, когда ты во мне сомневался? – он смотрит строго, даже зная еще не озвученный ответ.       – Больше и не получится.       Спок смотрит с надеждой, лицо расслабляется, на губах заметен намек на улыбку – он тоже чувствует, что любая недосказанность между ними изжита с этого момента и до конца их дней. Джим в ответ сжимает их переплетенные пальцы и со вздохом склоняется вперед, утыкаясь лбом в Споково плечо – он чувствует облегчение и удовлетворение, но вместе с тем и тяжесть в районе сердца – и краеугольный камень вулканских пород прямо в центре сознания. И Спок тут же откликается:       – Ты привыкнешь, Джим. Так она ощущается для человека, – другой рукой он зарывается в его волосы на затылке, начинает гладить, но Джим тут же поднимает голову.       – А для тебя?       Он подозревает, что и для вулканца эта связь и такая связь все еще нетривиальное явление. Наверняка настолько, что вулканец заблокировал ее не только из-за сомнений в Джиме, но и из-за страха за собственное сознание. Хотя это вполне объяснимо: вернув себе контроль, вулканец меньше всего ожидал, что на месте атрофированной связи с предыдущим партнером окажется это. Что там окажется Джим – с его спонтанностью и импульсивностью, с амбициями и привычками, с его потребностями и желаниями. С его чувствами и такими чувствами.       Спок уводит его за собой – в свое сознание, где среди ровной, упорядоченной, геометрической полутьмы, напоминающей строение кристаллов кремния, Джим находит яркое пульсирующее ядро звезды, испускающее вихри и протуберанцы плазмы.       «Это… я?» – он не может поверить, и улыбка Спока в ответ отнюдь его не обнадеживает.       «Это – хаос. Но и у хаоса есть свой порядок – ты ведь знаком со строением звезд?»       Джим кивает, ухватив суть, и быстро отдергивает себя от мысли о том, что у звезд было не только строение, но и свои этапы жизни… Рано им еще об этом думать. Думать надо совсем о другом.       «Ты снял блок, и я знаю, что вынудил тебя, но мы могли бы обойтись и мелдингом. Теперь тебе придется снова…»       «Не придется», – теперь Джим чувствует чужое недовольство скопившимся тошнотворным комом в желудке. «По крайне мере еще долгое и долгое время. Теперь ты тоже знаешь это. Ты заблуждался так же, как и я. Ты думал, что мой интерес к тебе – это твои фантазии, но он был реален, и я глубоко сожалею, что не нашел в себе смелости сказать тебе о нем раньше. Дать понять, что ты для меня значишь. Поэтому ты меня ни к чему не принуждаешь и поэтому я больше не вижу смысла блокировать или уничтожать то, что естественно для нас обоих».       Джим притихает, обдумывая его слова, продолжает щуриться на огненный шар, а потом удовлетворенно хмыкает и консолидирует:       – То есть, это так ты предлагаешь мне стать твоим любовником? – он повторяет ухмылку, снова вернувшись в реальность – желая не только чувствовать, но и наблюдать смущение Спока.       – Причем официальным, – Спок абсолютно серьезен, и Джим не может сдержать немного нервного, но смеха, снова утыкаясь в больничные простыни. Если Спок… Боже, если Спок в ближайшее же время не научится абстрагироваться от Джимовой дерзости, то «Энтерпрайз» очень быстро канет в небытие. Ну или прославится еще на парочку галактик – Джим не будет загадывать.       Но Спок научится, обязательно научится – и его подтолкнет на исследование связи как предмета многоцелевого назначения. Хотя, пожалуй, самым первым уроком Джим бы выбрал для него сопротивление чужому желанию физической близости. Спок – вулканец, и этим сказано не многое, а все, а Джим – человек, и прямо сейчас, разобравшись с самым наболевшим, он истово хочет поцеловать своего новоиспеченного партнера.       Спок не сопротивляется – послушно тянет его на себя, раскрывает руки и губы, и тем самым получает «неуд» за урок, но Джим точно не будет расстроен – для практики у них еще будет время. Все оставшееся им время в этой жизни. Даже Боунс это понимает.       – Так и знал! Я так и знал, что ничем хорошим это не кончится! И говорил вам. Но это – все равно что жрать вилкой пломиковый суп – и начинать не стоит!.. Господи, зачем я вообще во все это ввязался? Зачем я вообще пытаюсь? Где мои вещи, где здесь выход и где найти хоть одно по-настоящему разумное существо в этой вселенной?..              Конец