Театр любовного абсурда

То, чего опасалась Свиридова, случилось спустя несколько дней. Галина совсем отдалилась от нее, даже жила отдельно. А сегодня зачем-то пригласила к себе, и лицо у нее было... Слишком бесстрастным. И глаза она тоже почему-то прятала, что Ольге сразу не понравилось. Она шла слева от полковника, иногда поглядывая на нее, повернув голову. Ветер раздувал полы чёрного кожаного плаща девушки, бил в грудь, скрытую за белой майкой без рукавов. Май выдался слишком холодным... Всю дорогу женщины молчали, и только в квартире, где-то между коридором и кухней, тишину нарушил суховатый голос. – Я много думала, и пришла к выводу, что...– начала говорить Рогозина–нам.. – Галя набрала побольше воздуха в грудь, стараясь не смотреть, как гаснет улыбка на губах Ольги – Нам надо расстаться. Внутри все оборвалось, и повисла звенящая тишина. Кровь с силой била в уши, низ живота рухнул куда-то к дьяволу, а в душе поселился не страх, и даже не ужас, а нечто похуже. Где-то на периферии Ольги отмечала цвета и звуки, что-то говорила и получала в ответ. "Это шутка, это шутка, этошуткаэтошуткаэтошутка" бил и умолял воспалённый мозг, но реальность жестоко ответила "нет". В груди бушевало пламя, но словно кто-то выключил свет, и ничего не разглядеть: ни собственного будущего, ни прошлого, ни очертаний квартиры. Только фраза, давящая на всё естество, сказанная таким родным голосом. Нам надо расстаться. Перед глазами резко всплывали случайные образы, поцелуи, слова без смысла.. но потом чья-то рука переключила невидимый рычаг, изображение вокруг на миг поплыло, а потом встало на место с пугающей четкостью. Галя, стоящая перед ней, тихо отступила. Ольга, опять погружаясь в туман, сдернула с вешалки плащ, и вышла на деревянных ногах. Рогозина опустилась на пол, ещё не зная, но догадываясь – совершила ошибку. Она шла прочь от знакомой многоэтажки, идя по незнакомой однообразной улице. Шла, не замечая ветра, треплющего волосы, наступая в лужи и кучи мусора. Кровь пульсировала в жилах, с глухим стуком билось сердце, воздух жег лёгкие, и девушка хрипло дышала ртом, почти убегая. Идти и не останавливаться, чтобы не упасть на грязный асфальт, навстречу своему безумию и ожившему страху. Если упадёт, сил встать уже не будет. Вот как, оказывается, сходят с ума... Освещенные районы быстро остались позади. Теперь никто не косился на странную девушку в черном плаще с отрешенным взглядом. Она отдалилась и от своего жилья тоже, но какое это имеет значение? Особенно теперь, когда желанный мир рассыпался прахом, когда земля уходит из под ног, а ощущений остаётся всего двое – пустота и боль? На периферии солист Би-2 старательно тянул "Я навеки твой, а ты... ничья..." Да черт бы побрал эту символичность! Ближайшая куча мусора разбилась от удара ноги. Чтобы не разрыдаться прямо посреди пустой улицы, девушка громко, с чувством выматерилась. Кажется, получили все – все сотрудники ФЭС вместе взятые, и некоторые отдельно, лично Султанов, министры и президент, Америка, воры, маньяки, убийцы... Не досталось только Рогозиной. После столь резких откровений ноги подкашивались, поэтому Свиридова села прямо на асфальт, с горечью подумав – "Докатилась". А какая теперь разница? Неожиданно из заброшенного двора вышел парень. Судмедэксперт с трудом сфокусировала на нем взгляд, вырываясь из лап серого, бесформенного тумана отчаяния. Парень оказался молодым и сильно пьяным панком. Линялый ирокез из сальных волос торчал победным гребнем, кожанка местами порвалась. В руке он держал пивную бутылку, и шел точно к ней. – Здоро́во.. – протянул панк хрипло. – Доброй ночи – откуда взялись силы на ухмылку? – Попить не найдется? – сипло поинтересовался он, поболтав пустой бутылкой. Ольга полезла в карман, достала мятые триста рублей – На, держи. Купишь на опохмел. Рокеры панкам помогают. – Тебе самой помощь нужна.. выглядишь херово. Будешь? – деньги парень сгреб, зато протянул почти пустую бутылку пива – Да бля, не осталось ниче. Щас куплю в ларьке. Меня Череп зовут. – Ведьма – через силу она припомнила старое прозвище – Пошли бухла купим? Мне напиться надо позарез. И когда они пили дешевый портвейн, Ольга заливала свою боль, а Череп просто кайфовал, она вдруг захотела поменяться с ним местами. С этим парнем, которому жить-то осталось хорошо, если до тридцати пяти. Потому, что он сейчас был свободен, он был королём жизни, он летал.. А она сидела у подножия его горы, и просто пила портвейн. – Вернётся твоя, верно те говорю. Что ей тот майор? Так.. помаетесь, конечно, но вернётесь – с лицом эксперта вещал парень, сидя на детской качеле напротив Ольги. Она, конечно, рассказала ему всё – У меня вон, проблем с этим делом никаких. Мы с моей каждую неделю разбегаемся, а всё одно. Так что.. – покровительственно хлопнул по плечу Череп – Всё впереди. – Всё впереди.. – эта фраза казалась маяком надежды в океане тьмы, лжи и боли. Где-то пели неизменного Цоя, безбожно мучая гитару. Захотелось тихо подпеть. Тихо не получилось, зато дуэт с Черепом вышел замечательный. Потрепались ещё с полчаса, а потом нутром Свиридова почуяла: пора. Она с трудом спрыгнула с качели, глядя на панка. – Ладно брат, пойду я. У меня свой путь самурая, а если свидимся когда.. – Буду рад ещё бухнуть. Ладно, удачи тебе. И твоему полковнику привет – неловко взмахнул рукой парень. Судя по всему, спать он сегодня будет прямо на улице, рассуждая о смысле жизни и превратностях любви. А Ольга, немного пошатываясь, побрела домой. Поход предстоял долгий. "Думала, достигла дна? А вот, снизу постучали. Бухаешь на улице с каким-то.. э.. панком. Молодец". Но это самобичевание будет завтра. Все завтра. Сегодня требуется продолжение банкета. *** Причиной пробуждения оказалась жажда и переполненный мочевой пузырь. Свиридова с трудом сдержала стон. Похоже, за эту ночь она напилась целых два раза: иначе зачем бы ей лежать на полу в собственной квартире? Из спальни доносился равномерный тихий храп. "Галя?" – уже хотела позвать девушка. Нет, звуки были совершенно несвойственные полковнику. А секунду спустя всё встало на свои места, память вернулась вместе со вспышкой головной боли. Захотелось кататься по земле, рвать кожу и выть волком, только бы заглушить сидящую внутри пустоту. Но вместо этого девушка поползла в ванную. Подняться сил не было, Ольга блевала прямо на холодный кафель, покрываясь по́том. На глаза навернулись долгожданные слезы, которых она так ждала. Но вчера глаза оставались предательски сухими, отчего на душе становилось ещё паршивей. Сейчас можно было выплакаться – сидя на ледяном полу, возле собственной рвоты, страдая от похмелья. Да, то что надо. После ледяного душа стало чуть легче. Свиридова прибралась, дотащилась до кухни, опустившись на табурет. Где-то на столе находилась бутылка минералки. После ее нахождения стало ещё чуточку лучше. Пустота в желудке, пустота в голове и пустота в душе. Прекрасно. Двигаться не хотелось, есть, говорить и думать тоже. Вообще ничего не хотелось, только застыть каменным изваянием, без эмоций, чувств и памяти. Но она, увы, всего лишь усталый человек, затягивающийся в водоворот счастливых воспоминаний. Она сглотнула. Рядом лежал телефон, который девушка взяла со страхом. К счастью, никому из ФЭС она этой ночью не звонила, на жизнь не жаловалась. Так, только пара проверенных друзей, которые сейчас и сопели в разных углах квартиры. С ними она и сгладила остаток ночи, потребив немыслимое количество алкоголя. Тогда пьянка казалась единственным выходом из небытия, способом отвлечься. Но что делать сейчас? Над Москвой занимался унылый рассвет, когда Ольга уснула, уронив голову на руки. Друзья, постепенно просыпаясь, замолкали, одевались и тихо уходили, понимающе глядя на девушку, которой снилось что-то абстрактное, но ощутимо-теплое: знакомые узловатые пальцы, тонкие губы и большие, серо-синие глаза полковника Галины Рогозиной. *** За ночь Галина не смогла уснуть. Только закрывала глаза, как сразу вспоминала Ольгу, её отсутствующее лицо, нетвердые кивки и рассеянное "да да, я понимаю". Вид у девушки был убитый, и Рогозина проклинала себя. Теперь, конечно, можно поговорить с Колей, начать всё с ним с чистого листа.. но не слишком ли высока цена за эти отношения? Рогозина совершенно точно знала – Ольга ей дорога. Разве можно было так поступать с её любовью?! Нет, ну какая же она всё-таки черствая.. сначала Галина не выдержала. Набросив на плечи пальто, вышла в ночь. Прошла несколько кварталов, не задумываясь, что говорить при встрече. Но Ольги не было нигде, и женщина пришла домой, разбитая. Руки мелко дрожали, только несколько глотков вина (да, прямо из горлышка) помогли наконец успокоится. Но уснуть этой ночью оказалось выше всяких сил. До рассвета женщина просидела на кухне, бесцельно глядя в окно. *** Раньше дни были разными. Они делились на понедельники, среды и пятницы, на утро и вечер, на работу и отдых. Одни проходили быстро, другие тянулись бесконечно. Раньше было много чувств и эмоций. Раньше – это до того, как её вежливо попросили уйти из квартиры и оставить её в прошлом. Теперь дни стали одинаковыми, а точнее – исчезли совсем. Появилось серое марево, которое жрало все ощущения, в котором Ольга тонула, словно в вязком тумане. Света нет, темноты нет: осталась только серость, обволакивающая, высасывающая эмоции. Оставалась только усталость и глухая боль, раздирающая душу при каждом удобном случае. А ещё были воспоминания, после которых неизбежно начинали душить слезы, и девушка царапала себя, умывалась ледяной водой и тихо, почти беззвучно кричала. День за днём её встречала пустая, выцветшая квартира, где в каждом закоулке притаились напоминания о Рогозиной. Её вещи, на которые рука не поднялась, чтобы передвинуть; её запах, который никогда не выветрится; тепло её тела на кровати, и многое, многое другое.. каждый сантиметр пространства оказался пропитан счастьем, что длилось так недолго. И Ольга плакала, чаще всего без слез, листая фотографии в кнопочном телефоне, раз за разом не решаясь удалить. В конце концов, возвращаться она начала всё позже и позже, посвятив измотанную душу одному – работе. Но здесь оказалось ещё хуже: она так и не смогла заставить себя общаться с Галиной, только ходила иногда за ней серой, бесплотной тенью. Однако проблема решилась неожиданно: Ольга начала брать ночные смены. Борис ещё не вышел из отпуска, а для Валентины ночь не в кругу семьи была равноценна пытке. Женщина ворчала, злилась на всех, говорила что дома муж, дети, и вообще семья должна быть на первом месте. В конце концов, она договорилась со Свиридовой, которой полуночные дежурства, выезды по темноте и долгие посиделки оказались практически в радость. Только радости больше не было, зато теперь в пустой квартире девушка появлялась под утро, подолгу сидела у окна, и засыпала тут же. Иногда на полу, иногда на стуле или подоконнике: кровать оказалась слишком просторной без любимого человека, которого, к счастью, ночью на работе не было. Постепенно она перекочевала в кухню, принеся туда старый матрас. Есть Свиридова почти перестала, безо всякого аппетита поглощая любую еду. В зеркало старалась лишний раз не смотреть. А какой в этом смысл? Единственное, что давало хоть какую-то отдушину – люди ФЭС. Те, кто своим шестым чувством понимал состояние Ольги – и оказывал молчаливую поддержку. Ваня, шутки которого по-прежнему вызывали если не смех, то хотя бы блеклую улыбку. Сергей Майский, со своим неуклюжим флиртом. Татьяна Белая, которая отчаянно хотела выглядеть серьёзной – и поэтому однажды просто сказала: хреново? Держись. Все эти эксперты, мужчины и женщины, ставшие чем-то вроде семьи всего за полгода. А впрочем, разве Ольга знает, что такое "семья"? Теперь знает. *** 3:28 – уныло сообщили электронные часы. Рогозину мучали кошмары. Они были из тех, которые поутру не можешь вспомнить; они исчезают, оставляя только мокрые простыни, застрявший в горле крик и давящее чувство всепоглощающего страха. Полковник рывком села на кровати, обхватив колени. Одна рука привычно потянулась куда-то в бок, но нащупала лишь пустоту смятой ткани. Она осталась одна, как дура... Снова одна, ради смутной мечты о майоре Круглове, с которым провела одну ночь, а теперь даже говорить не очень хочется. Она предала. Первый раз в жизни, и предала не только Ольгу, но и себя тоже. Обидно. Глупо. Больно. Под руку попался какой-то предмет одежды, и он тут же с тихим шлепком полетел в стену. Рогозина сцепила зубы, прогоняя прочь страх и иррациональную панику. Всё хорошо, все отлично. Она у себя дома, никакой опасности нет. Только почему-то кажется, что это совсем не так. – Молодец, товарищ полковник.. – просипела Галина сквозь зубы. Спать уже не хотелось, поэтому женщина просто прошла на кухню, открыла кран. За стеной тихо переговаривались люди – и чего не спится? Холодная вода уносила остатки кошмара, смывала и связанные руки, и горечь обмана, и дым, заполняющий маленькое помещение... Оставалось место только для реальности, неумолимо жгучей и беспощадной. И ещё для запоздалого осознания – только Ольга спасала от этих бесконечных кошмаров, которые неожиданно набросились на нее, грозя сбить с ног, вырваться из снов и заполнить собой всю действительность. Призрак Ильи Полозова явно хотел свести её с ума. Галина достала стакан, налила воды. Залпом выпила, чтобы увлажнить пересохшее горло. Немного полегчало, и Рогозина, опустив плечи, села на табурет. Раньше она иногда засиживалась с Ольгой допоздна, пила кофе и вела пространные разговоры, разбавляемые изредка взрывами смеха. А сейчас квартира стала словно чужой, даже враждебной. Призраки прошлого молча стояли в каждом клочке пространства. Они ждали своего часа. *** – Тихонов, тебя за смертью посылать, так... – Майский осекся. В буфет зашел вовсе не Ваня, а Ольга. От её вида Сергей чуть не поперхнулся, а она усмехнулась. – Так она в штаны наложит и сама помрёт – девушка села напротив, задумчиво сцепив руки и делая вид, что не замечает, как её разглядывает майор. А он разглядывал, поражаясь внезапным переменам, произошедшим со Свиридовой за последние недели две. Всегда она отличалась веселым, хоть и мрачноватым нравом, была общительной и в общем-то неплохой девушкой. Одевалась в черное, короткие волосы стригла и красила вовремя. Всегда носила на себе кучу металлических цепочек и браслетов. А сейчас перед ним сидел скелет, обтянутый кожей. Волосы отросли и теперь неприятно легли на плечи, кожа, от природы слегка оливковая, приобрела какой-то болезненный, Даже сероватый оттенок. Круги под глазами, обветренные губы. На шее – две перекрученных цепочки, из одежды – футболка не по размеру и белый халат с логотипом ФЭС, висящий на плечах, словно мешок. Девушка устало улыбнулась, смотря куда-то в сторону. – Ты сдала – серьезно сказал мужчина. – Знаю... – Что у вам случилось-то? Поругались? – невольно понижая голос, поинтересовался Майский. Так уж получилось, что он был немного в курсе любви Галины и Ольги. – Расстались – слишком отстраненно произнесла Свиридова. К еде и напиткам она пока не притрагивалась. – А-а... – по части женской психологии познания и методы Сергея оставляли желать лучшего: по его скромному мнению, любая депрессия лечится сексом с майором Майским. Но для Ольги такой метод явно не подходил, поэтому мужчина несколько минут сосредоточенно размышлял –Слушай, ну мало ли вокруг красивых девушек.. – и Серый демонстративно проводил взглядом спину (и кое-что пониже, скрытое под вызывающей мини-юбкой) Оксаны Амелиной. – Ты не понима-аешь – со снисходительной усталой улыбкой отозвалась Свиридова, и мечтательно вздохнула – Это была любовь.. настоящая, а не просто... – девушка повела рукой. – Эх – Майский кивнул, соглашаясь. – Да ладно, Серый. Не парься, переживу как-нибудь.. – она встала, на прощание чуть дотронулась до мужского плеча, и вышла, чуть не столкнувшись с Ваней. – Серёг, нашел! – компьютерщик помахал рукой. – Не прошло и полугода.. – отозвался тот. Оба они проводили Ольгу взглядом. – У нее депрессия – заявил Иван с какой-то затаенной тоской. – Се ля ви – развел руками Майский – Давай показывай, что нашел.. *** Сосредоточиться на работе получилось далеко не сразу. Рогозина постоянно ловила себя на том, что слишком придирается к сотрудникам, с трудом подавляя всё растущее раздражение. Исключением стал, пожалуй, только Ваня Тихонов, его она напротив, хотела бы видеть даже чаще – своими незатейливыми шутками компьютерщик, сам того не замечая, помогал держаться на плаву. Галина сидела в своем кабинете, подперев голову рукой и бессмысленно уставившись на очередной документ, когда Иван тихо кашлянул. – Галина Николаевна, всё хорошо? – поинтересовался он, поправляя съехавший ворот своего халата. – Да, Иван, все нормально – она поморщилась, дескать, всё в порядке. Тихонов кивнул, хотя такой ответ его и не удовлетворил. Что вообще в последнее время происходит? Рогозина сама не своя, Свиридова стала выглядеть хуже смерти... Это что, близость лета так на всех действует? – Что у тебя? – вопрос выдернул Ивана из размышлений. – А, распечатка звонков погибшего, как вы и просили – быстро отозвался компьютерщик, ложа бумаги на стол, и добавил – Ничего интересного. – Понятно – женщина вздохнула, подняла глаза на Тихонова, задумавшись на несколько мгновений. – Разрешите идти? – фраза получилась какой-то уставной, хотя шутить сейчас Тихонов не собирался. Видимо, уже само получается... Галина шутку оценила, на устало изогнутых губах заиграла легкая улыбка. – Ну, иди.. – Есть, товарищ полковник – отозвался Иван, уходя. Галина улыбнулась вслед. Теперь у нее хватит сил, чтобы дожить до завтра. *** Уже под конец дня в кабинет зашла Ольга. С усталым лицом, слишком острыми скулами и чёлкой, нарочито опущенной на глаза. Тихо, по-кошачьи, прошла в кабинет, положила на стол отчёт по гистологии. – Результаты – коротко бросила она, пытаясь придать голосу стальной холодок. А сердце Галина пропустило несколько ударов, кровь в висках начала стучать сильнее. Впервые с той памятной ночи Ольга заговорила с ней напрямую... Свиридова сидела на стуле, покачивая ногой, словно делая напряжённый мысленный выбор. Галина смотрела на нее, молча опустив голову, пытаясь сдержать каменное лицо. А так хотелось подойти, разрушить расстояние между ними, развалить ту стену, которую она сама построила.. обнять, сказать что-нибудь... Но она просто стояла, когда Ольга чуть крутанулась на стуле, словно через силу встала, и сделала несколько шагов прочь из кабинета, но замерла на полпути. Рогозина, чувствуя, что упадет навстречу своему безумию, если сейчас останется одна, выдохнула, сжимая пальцы до боли: – Ты что-то хотела мне сказать? Спина девушки вздрогнула. Она чуть запрокинула голову и, подумав, ответила, не оборачиваясь. Пришлось чуть растягивать слова, чтобы голос не дрожал. – Сказа-ать... Неверное слово, Галина Николаевна. Я много чего хочу передать, но слова просто неспособны сделать это.. а сколько мыслей и образов.. – тихо добавила она. А потом наконец повернулась к Рогозиной – За что? Галина сглотнула. Пояснений к этой фразе, брошенной, словно граната, не требовалось. Но Ольга продолжила, постепенно её голос взлетал, обретая силу: – Я могла бы понять, если бы ты мстила мне. Но ты даёшь ложную надежду ему.. – объяснять кому, опять-таки не требовалось – Ты мучаешь себя, навязывая отношения. Вы почему-то решили, что так будет лучше для всех, но... – Знаешь, что? Моя личная жизнь.. – но злости не было. Только бесконечное, безграничное понимание друг друга. Странная получалась ситуация: бывшие, которые так спокойно спорят, скрывая за проявлением эмоций больную, уставшую пустоту. Ольга смотрела на любимую, обожаемую женщину. Многие думали, что проведение Рогозиной – это такая маскировка, маска "железной леди", за которой прячется робкая и ранимая душа. А это оказалась сама Галина, которая ни перед кем не притворялась. Такая несгибаемая, металлическая, пока ещё без малейшего налёта ржавчины. Потому и нежность, и любовь, и заботу она проявляла, как умела – и эти чувства были по-своему прекрасны для тех, кто сумел их разглядеть. Все эти долгие взгляды, осторожные жесты, тихие словечки... Ведь у фраз "Сидите уж.." или "Да ладно, я сделаю тебе кофе!" вовсе не три интонации (раздражительная, нейтральная, обожаемая), как кажется некоторым, а сотни, нет, тысячи смысловых оттенков. Вроде, они и похожи один на другой, а начнёшь разбираться – все говорят о таких разных вещах, только надо понимать их правильно... Кто-то мог назвать Рогозину холодной, а она просто ценила чужое личное пространство. Только чтобы осознать это, надо долгое время жить,словно на цепи. Чтобы ценить невысказанные вопросы, надо пережить допросы жизни, чтобы никогда не плакать, надо сначала ночи напролет рыдать в тишине, чтобы обрести спокойствие удава, надо сначала повисеть на грани сумашествия, чтобы стать ведьмой надо убить в себе человека. Прятать боль за улыбкой, шрамы за татуировками... А потом просто взять, и полюбить Железную женщину, которую теперь понимаешь без всяких слов. – И если тебе так нравится Круглов, почему ты во время совместного ужина позвонила Антоновой, назвала её "товарищ генерал-майор", и спешно отключилась? Сердце полковника на миг замерло, а челюсти пугающе сжались. Она присела на свое кресло. – Откуда? – серые глаза смотрели твердо. – Валя в тот вечер задержалась в морге и попросила помочь. Когда ты позвонила, телефон стоял на громкой связи. Она думала, ты по работе.. – примиряюще говорила Ольга. Ей так хотелось подойти и обнять за широкие плечи, извиниться за резкость в голосе... Но она только упиралась лбом в невидимую стену, ощущая её прохладу кожей. Запавшие щеки сверкнули румянцем, когда она вспомнила то происшествие. Рогозиной чувствовала раздражение, маскирующее стыд. Действительно, получилось ужасно глупо и неудобно. На днях Круглов пригласил её на ужин в ресторан, видимо, попытался ещё раз сблизиться. Хотелось отказать, но Галина зачем-то согласилась. Ресторан попался замечательный, только... Напряжение повисло – хоть ножом режь. Темы для разговора исчерпывали себя слишком быстро, паузы становились пугающе длинными. Усталые, дежурные улыбки, блуждающий взгляд. Николай попытался было приобнять полковника, но натолкнулся на ее глаза – и передумал. А через несколько минут она не выдержала, и проклиная себя, набрала Валю. – Да, товарищ генерал-майор! – нарочито бодро отчеканила Галина, привставая. Голоса патологоанатома Николай, ясное дело, не слышал. – Галя, ты чего? Рогозина, мимолётно кивнув мужчине, вышла в туалет. Через несколько минут вернулась обратно, скрывая виноватое облегчение. Николай смотрел на нее, не понимая сути дела. – Извини, Коль. Наверху срочно требуют.. – женщина вздохнула, попрощались и вышла. Сбежать от Круглова казалось стыдным и трусливым, но терпеть дальше Галина была не в силах. – Прости, Коля.. – волны раскаяния жгли душу, пока полковник удалялась всё дальше и дальше. Деньги за ужин она, к счастью, оставила на столике, чтобы Николаю не пришлось оплачивать это грандиозное фиаско. Теперь же Рогозина сидела, не зная, что сказать. Спорить совсем не хотелось, но оставлять разговор вот так? Ольга неожиданно заговорила вновь. – Я тебя ни в чем не обвиняю. Только поверь ведьме, которая живет уже не одну сотню лет, хоть каждый раз не может это вспомнить.. ничего хорошего такой альянс не принесёт. Полковник усмехнулась уголком губ. Ведьма чертова.. Воспоминания опять полезли в душу, и сил бороться с ними не осталось... Она словно опять увидела судмедэксперта на кровати рядом с собой, с густой шевелюрой черных волос. Девушка смеялась в перерывах между поцелуями, и ее пальцы скользили всё ниже, обнимая тонкую талию и крепкие бедра.. Рогозина с трудом вернулась в реальность, взмахом головы прогоняя нежные грезы. – Я ведь просто желаю тебе счастья – Свиридова сглотнула и отвела глаза на секунду. Её плечи несколько раз крупно вздрогнули, но девушка взяла себя в руки – Пусть не со мной, так.. – она махнула рукой. Потом встала и ушла, стараясь выглядеть, как всегда – сильной и независимой. И Рогозина вскочила вслед за ней, но только молча проводила взглядом, бессильно сжимая ладонь. Обе женщины бились лбом о невидимую стену между ними, боясь поверить в то, что её между ними нет. И никогда не было. *** Впереди – очередной допрос, позади – разбитая любовь, прямо перед собой – толстая пачка отчётов. Недавно звонил Султанов, минут пять расхваливал работу Рогозиной, что было для мужчины абсолютно нехарактерно. Галина поймала себя на мысли, что генерал, похоже, просто боготворит ее. Конечно, Рогозина же "может всё". Хоть маньяков ловить, хоть трупы вскрывать, хоть фехтовать, хоть играть на скрипке. В любое другое время подобный разговор служил бы гарантией хорошего настроения на весь день, но только не сейчас. Полковник задумчиво ходила вперед-назад вдоль своего стола, когда к ней зашёл Круглов. Он встал позади нее, и женщина остановилась. – Что-то случилось, Галь? – тихо спросил он, опираясь одной рукой на стол. – Султанов про меня вспомнил... – Галина только отмахнулась. Она делала так всегда, давая понять: ничего серьезного. Но Николая это не остановило. Он сочувственно кивнул и произнёс. – Неужели разнос? За какие такие дела, интересно? – Да нет, наоборот... – женщина хмыкнула, повернув голову и рассматривая майора. Он был слишком близко, практически дышал в затылок. Рогозину это положение тел в пространстве странно волновало – напрягало и заводило одновременно. Хотелось, чтобы Круглов отошёл, а в тоже время – опереться на него, ощутить, что она не одна... Ты ведь этого добивалась, а, товарищ полковник? Когда пошла на поводу у внутренней гомофобии, когда разбивала сердце Свиридовой? Ради этого мужчины пошла ва-банк, так почему не радуешься? Слишком много всего – устало ответила сама сама себе Рогозина. Большую часть времени у нее получается быть сильной, но вот сейчас.. сейчас она может сорваться. Галина глубоко вздохнула, осторожно отклоняясь назад, чувствуя лопатками сильную опору позади себя. Чуть на её плечо осторожно опустилась большая ладонь, и даже через ткань жакета и рубашки можно было ощутить её тепло. Николай продолжал хранить молчание, наклонив голову. И что теперь? – подумалось полковнику, которая опять с глухой тоской вспоминала объятия Ольги. Нет, почему они расстались? Потому, что Круглов в один день пришёл к ней в кабинет с букетом роз, и она, поддавшись чувствам, поцеловала его, а потом пригласила домой? Потому, что все следующие дни перед Свиридовой было нестерпимо стыдно? А не все ли уже равно? Наверное, сейчас надо склонить голову на мужское плечо, начать что-то говорить.. но Галина просто прервала телесный контакт. – Ладно, уже поздно. Завтра увидимся– произнесла женщина, беря в руки сумку и направляясь к выходу. – Тебя подвести? – майор выбежал из кабинета вслед за женщиной. – Нет – ответила она с нажимом и отвернулась, глядя на своё бледное отражение в стеклянной двери. Сзади маячил Круглов, и Рогозина в который раз серьезно задумалась. Коля был ей приятен, симпатичен... но вряд-ли более того. Между ними не случилось той искры, "химии", как произошло с Ольгой... Так почему она выбрала его? Стоя на распутье, пошла по проторенной дороге, навстречу спокойному, обычному человеческому счастью. Только всегда ли мы правы, выбирая самое простое из возможных решений? *** В квартире царил полумрак, только свет из окон ложился повсюду широкими дрожащими полосами. Ольга на ходу сняла ботинки, плащ лег на стул рядом. Девушка прошла в кухню, не включая свет. Руки подрагивали от холода – конец мая выдался, мягко говоря, не очень: дожди, +17, и тому подобные прелести. Наконец, с приятным щелчком заработал чайник, озаряя темное помещение нервным синеватым светом. Свиридова присела на широкий подоконник, достала очередную упаковку орехов, бросила несколько в рот. Под натиском зубов плотная кожура арахиса треснула, расставаясь со своим содержимым. Через несколько минут она привстала со своего места – вода закипела. Сделала себе кофе и вернулась, тупо глядя в окно. "Бесконечна пытка тишиной, тишина смеётся над тобой..." – Да чтож такое! – тихо пробормотала Свиридова, бессмысленно сжимая кулаки. Почему она никак не может выбить из головы Рогозину и просто жить как раньше? Почему именно она украла все её сны и мысли? И почему, чёрт возьми, они расстались?! Галина оказалась слишком прекрасна, чтобы злиться на нее, но вот в то, что всё обошлось без кого-то третьего, верилось слабо. И кажется, Ольга знала этого третьего. Круглов. – Скотина.. – с чувством выплюнула судмедэксперт, кусая губы – Су-ука... Да уж. Очень весело получается. А с другой стороны, чего она хотела? Может, оно и к лучшему, только Ольга нутром ощущала – игра не закончилась, она только начинается... Этой ночью она спала беспокойно, дневные смены были непривычными. Однако уже под утро Ольга наконец выдернула сознание из гротескных кошмарных образов, навстречу женщине, которую слишком любила, чтобы так быстро отпустить... – Галя – тихо выдавила Свиридова за секунду до того, как раздался оглушительный писк будильника, встроенного в телефон. Она открыла глаза. Новый день ворвался в жизнь вместе с противной, оглушающей болью в районе шеи и затылка. *** – Вань, есть таблетка от головы? – спросила Ольга, заходя в лабораторию. Иван стянул наушники, Андрей оторвался от своих пробирок. – И тебе доброе утро. А что, в морге уже кончились? Я там всегда беру – отозвался Тихонов. – Валя таблетки носит в своей дамской сумочке, а наши с Борисом.. ну, в общем, я их уже уничтожила. – Аа.. а что так? Провела бессонную ночь? – спросил компьютерщик как бы невзначай. Но девушка, которая в последнее время выглядела просто ужасно, только отмахнулась. – Уснула в неудобной позе, теперь шею ломит. Холодов, уже некоторое время сосредоточенно рывшийся в ящиках стола, извлёк на свет серебристый блистер. – Лови! – он метнул его через лабораторию, но Свиридова легко поймала его одной рукой. – Да, мастерство не пропьешь – похоже, она сама удивлялась своим рефлексам. На бледных губах появилось нечто, похожее на улыбку, да и глаза ожили – Спасибо, парни. – Сделай мне кофе, пожалуйста – тут же попросил Андрей. – Холодов, а ты оказывается, настоящий прагматик! – обернулся к приятелю Иван. – Окей, считай, он ждёт тебя в буфете– девушка вышла, разминая шею. Нет, до того, как она выпьет вожделенный анальгетик, работать не имеет никакого смысла: руки мерзли, голова при каждом движении трещит, а боль от затылка распространилась уже и на виски. В буфете не оказалось никого, зато в тарелке сиротливо лежал одинокий бутерброд с колбасой. Аппетита привычно не было, но тупая боль в животе, ставшая слишком привычной, давала о себе знать. Расправившись с бутербродом, сделав себе и Холодову кофе, Свиридова проглотила таблетку. В своем отражении на стенке бокала она видела нечто, напоминающее ожившего мертвеца, в котором опознала себя. "Докатилась ты, подруга..." Ладно, зато боль немного отступила. Вряд-ли уже подействовало обезболивающее, скорее эффект плацебо, но и на том, как говорится, спасибо. Уже выходя из буфета судмедэксперт столкнулась с Шустовым, и некоторое время слушала его возмущения насчёт того, что неизвестные, видите ли, похитили его завтрак. В морге ждал новый труп, и Свиридова поневоле взбодрилась. Неизвестно откуда, но силы на работу всегда появлялись, стоило только надеть перчатки и клеенчатый фартук. Раз за разом она проводила вскрытия, с головой уходя в это занятие, наговаривая слова в диктофон и совершенно забыв об остальном мире. Сейчас все её сознание сужалось до размеров секционной, пространства дальше стальных дверей не существовало. Даже безрадостные мысли уходили прочь, и Ольга вновь казалась всем прежней... – Ты опять допозна? – знакомый голос резанул по ушам, вырывая Свиридову в реальность. Она перегнулась через тело, лежащее на столе. – Я в ночную смену – откликнулась Ольга. Прядь волос выбилась из-под шапочки и упала на лицо. – Оля, это слишком большая нагрузка на организм, ты ведь уже почти десять дней ходишь в ночные смены. Это негативно скажется на.. на твоём здоровье – полковник упорно избегала смотреть глаза в глаза, а Свиридова и не искала зрительного контакта. Несколько секунд они обе сосредоточенно разглядывали противоположные стены. – Я знаю. Но, думаю, я сама вправе распоряжаться своим графиком – отчеканила Ольга после долгой паузы. Она догадывалась, что сделает Рогозиной больно, уже начинала ненавидеть себя за эту брошенную фразу... Но не смогла сдержаться. Галина пожала плечами. – Ну, как знаешь... – и тихо, спокойно вышла. – Вот чёрт.. – обессиленно прошипела Свиридова. Потом вздохнула, и принялась за работу, которую в тот момент ненавидела сильнее всего. Но что поделать? *** Борис, только вчера вернувшийся из отпуска, загорелый и будто даже изрядно схуднувший, зашел в родной буфет. Пиджак был перекинут через локоть, галстук небрежно распущен. На кожаном диване, в углу кто-то сидел, раздвинув тощие ноги и опустив голову. Патологоанатом демонстративно громко побарабанил пальцами по кружке с чаем, и фигура неизвестного выпрямилась, оказавшись Ольгой Свиридовой. – О, коллега, привет – она блекло улыбнулась, достав из кармана ключи– Я уже морг закрыла, так что, скоро пойдешь принимать смену.. Девушка чуть пригнулась и метким, рассчитанным движением, бросила ключи. Они приземлились на стол, Селиванов накрыл их ладонью и убрал в карман. Сейчас всё его внимание привлекала только судмедэксперт. – Слушай, Хеллоуин вроде ещё не скоро... – Хреново выгляжу? – Да, пожалуй. Ты на себя не похожа – серьезно ответил Борис. Девушка правда выглядела ужасно. Похудевшая до безобразия, в какой-то старой черной рубашке, затертых джинсах и грубых ботинках, со спутанными волосами и глубокими тенями под глазами. Но хуже всего оказалось даже не это: когда Селиванов уезжал, девушка казалась очень жизнерадостной, странной и весёлой. Сейчас перед ним сидела, сгорбившись, бледная тень той, прежней девушки. Если раньше Свиридова казалась мужчине кем-то, начисто лишенным признаков возраста, то именно сейчас он почувствовал – в ее жизни наступает тот самый перелом, когда тебе уже не двадцать, но ещё не тридцать. И что-то в ней сломалось, надорвалось... Даже взгляд будто бы потух. – Все очень плохо, да? – негромко спросил Борис. – Хуже никогда не было – честно отозвалась Ольга, откидываясь на спинку дивана – Знаешь, такое чувство, словно.. ничего не осталось, ничего не хочется. Пу-сто-та... Знаешь, я занавесила все зеркала в доме, потому, что не могу видеть в них, то, во что я превратилась. Я как ходячий труп – судмедэксперт усмехнулась, помахав в воздухе рукой – Только что не рассыпаюсь на глазах. – Ох.. Поссорилась с кем-то? – пока Селиванов не знал, что и думать. Отрешённый голос Свиридовой сбивал с толку ещё сильнее, чем её внешность. – Можно и так сказать. Сама от себя не ожидала, честно говоря – и Свиридова удивила Бориса ещё раз, когда на миг ожила, мечтательно улыбаясь. Но тут же наваждение спало – Любовь, это такое дерьмо, знаешь... – добавила девушка, сжимая пальцы в кулак. – Обычно мнение людей прямо противоположно – чуть улыбнулся патологоанатом. Девушка приподняла бровь, и этот жест показался Борису странно знакомым. – Ну, значит эти люди просто никогда по-настоящему не любили. А если и любили... То значит, любовь их никогда не кидала. А у меня какой-то Шекспир, честное слово. – В конце все умрут? – Все когда-нибудь умрут в любом случае.. но пока до этого никому нет дела – Ольга вновь поменяла положение тела, уперевшись локтями в широко расставленные колени, и уронив лицо на руки. Разговор немного отвлёк её, но не более того. Наконец, она заговорила снова, подняв голову – Ладно, пойду я. Извини, что лезу со своими проблемами. – Да ничего страшного.. эм, кофе будешь? – Ольга поднялась со своего места, прошла к выходу, когда ее настиг вопрос. Она повернулась к Селиванову и ответила. – Нет, спасибо. Удачи на смене – кивнув мужчине, Свиридова удалилась. Борис пожевал губами, провожая её ссутулившуюся спину долгим взглядом. Рогозина, которая всё это время стояла возле входа в буфет, замерла, уставившись в бледное отражение на стекле. Затем, подобравшись, словно пружина, прошла в свой кабинет. Стук каблуков слышал, наверное, весь этаж. Но женщина даже не заметила Круглова, который, как и она, застыл возле входа, только с другой стороны. Мир между ним и Галиной восстановился, но не слишком ли высока цена? Полковник села за свой стол, взяла в руки несколько бумаг, но строчки плыли в глазах, буквы стремительно сливались в сплошные, нечитаемые полосы. Женщина потерла рукой лоб, глубоко вздохнула. Этот разговор в буфете, которому она стала невольным свидетелем, этот голос, такой знакомый.. и такой изменившийся теперь.. и её взгляд, брошенный напоследок. Отрешенный и немного равнодушный, скрывающий боль где-то внутри себя... Ольга бодрилась из последних сил, словно убивая себя. И это её вина. Судорожно сжатые пальцы с тихим стуком опустились на столешницу, Рогозина сокрушенно вздохнула. Нет, надо исправлять всё, пока не поздно! – Галя, можно? – Круглов. – Не сейчас – бросила женщина, проходя мимо него и даже не взглянув на майора. Она направлялась в морг. – Уже ушла? Да, жаль. Завтра с ней поговорю – произнесла Рогозина, опускаясь на стул морга. Борис кивнул, глядя куда-то на монитор. – Поговори. Она на себя не похожа: истощение, подавленность.. – мужчина развел руками – Никогда бы не подумал, что Свиридова способна на подобное. Сильно с парнем поругалась, что-ли... – Да не поругалась, и не с парнем – Галина чуть облизнула губы – Просто все иногда совершают ошибки, понимаешь.. но я с ней обязательно поговорю. Завтра.. – вспомнив график Ольги, Галина поправилась – После завтра, когда она выйдет. Селиванов только кивнул. Судя по всему, пока он жарился на солнечном пляже Геленджика, в ФЭС произошло очередное.. как бы это назвать.. "событие". Да, именно событие. Рогозина из морга уже ушла, оставив после себя только легкий аромат духов.