Театр любовного абсурда

Ночь полна призраков. В полутьме они оживают, выходя из запыленных углов. Свиридова опять не могла уснуть. Мрак за окном, тихо шелестит слабый дождь, который уже действовал девушке на нервы. Закрыть глаза. Это ведь не игра воображения, это Астрал стучится к ней, стремится смыть разницу между планами и мирами... Это было чистым и абстрактным знанием, которому не требовались доказательства. Рогозина, конечно, только посмеялась бы. Рогозина... Ольга села на кровати, расцарапывая руку ногтями. Это помогло прийти в себя, едва несколько капель крови показались на коже, туман в голове немного рассеялся. – Молодец, скоро совсем сойдешь с ума – сказала Ольга в пустоту. Помолчав, добавила – Уже сама с собой говорить начала... Свиридова продолжала сидеть, растирая лицо руками. Пройти, что-ли в кухню, попить воды? Времени почти час ночи, а у нее опять бессонница. Все бы ничего, только завтра на работу.. Ольга поежилась, обняв себя одной рукой за плечо. Сквозь вязкий туман, в котором она пребывала всё последнее время до воспаленного сознания с трудом продвигалась какая-то мелодия: простая такая, под гитару... Что-то знакомое. Эта ночь для меня – вне закона. Я пишу: по ночам больше тем.. Вновь хватаюсь за диск телефона Набираю вечное "ноль семь".. Свиридова хрипло рассмеялась, прошла на кухню и плеснула воды из чайника. Слова песни стали все громче, где-то за стеной надрывался магнитофон, услужливо добавляя Высоцкому излишней хрипотцы. Даже треск, мешавший нормально понимать слова, ощущался как нечто совершенно необходимое, придавая записи винтажный оттенок. Ольга опустилась на пол, подогнув ноги. Воспоминания настойчиво ломились в голову, и она отступила под их натиском... Это было тридцать первое декабря. Ольга только неделю, как официально устроилась в ФЭС, поэтому приглашению на "вечеринку" прямо в офисе очень обрадовалась. Заодно она прихватила с собой гитару. Этот инструмент производит уникальное впечатление на людей определенного типа: в глазах оперов она сразу снискала некоторое уважение. Круглов, правда, отнёсся к Ольге с изрядной долей скептицизма – для него девушка моложе тридцати казалась кем-то, вроде подростка. Поэтому он ждал какой угодно композиции (ну давай, сыграй своих ТаТу – вслух Николай, разумеется, ничего подобного не сказал, но разгадать его мысли не составило никакого труда), только не этой... Все расселись в главном офисе, заняв диванчики (которые кто-то догадался перетащить из буфета) оккупировав стулья и края стола. Тихонов уже примерялся к аппетитно пахнущим коробкам пиццы, у многих в руках блестели бокалы – вино, шампанское, мартини.. денег на гулянку не жалели. Галина сидела рядом с Валей Антоновой, вместе смеялась над какой-то шуткой, Ольга не слышала. Но когда судмедэксперт осторожно зажала струны на грифе и ударила пальцами другой руки, взгляд полковника перескочил на девушку. Галина на миг прервала свою речь, одобряюще улыбаясь. Ольга, плавясь от волнительного удовольствия, чувствуя, как замолкают эксперты, начала петь. Вечную, как сама любовь, песню "Ноль-семь" ...Телефон для меня – как икона! Телефонная книга – триптих! Стала телефонистка мадонной... Расстоянье на миг сократив. "Девушка, милая! Я прошу – продлите! Вы ж теперь как ангел – так не сходите с алтаря! Самое главное – впереди, поймите... Вот уже ответили. Ну здравствуй, это я!" Свиридова пела, самозабвенно царапая горло, ни на миг не отрывая взгляда от Рогозиной, сидящей напротив. Возможно, она никогда не сравнится по силе таланта с самим Высоцким.. но сейчас – сейчас это было так неважно. Возможно, завтра у нее сядет голос, и это тоже значения не имело. Только Галина, которая задумчиво сидела, покачивая головой в такт песне и чуть наивно улыбаясь. Валя сидела, гладя руку подруги и ни о чем не спрашивая. Пил потихоньку Николай Петрович, у которого разрушился ещё один стереотип. Удивлённо улыбался Майский, вальяжно расположившийся на углу дивана. Что, опять поврежденье на трассе? Что, реле там с ячейкой шалят? Мне плевать, буду ждать – я согласен... Начинать каждый вечер с нуля! И это была чистая правда... Когда песня закончилась, на какое-то мгновение воцарилась звенящая тишина, Ольга внутренне напряглась... А потом грянули аплодисменты. Хлопали Тихонов, Майский, Белая, Амелина, Круглов, Холодов, Антонова, Дунаева, и те, чьих фамилий Свиридова ещё не запомнила. А главное – аплодировала ей и Галина Николаевна. Девушка смущенно встала, белозубо улыбаясь. – Спасибо! – девушка продолжала улыбаться, слушая восторженные реплики. – Слушай, а я и не знал, что ты ещё и талантливый музыкант! – радостно басил Сергей. – И выбор песни замечательный – улыбаясь, добавил Николай. – Играешь здорово – внесла свою лепту тезка судмедэксперта, тоже Ольга, только Дунаева. – И поёшь – с мягкой улыбкой откликнулась Рогозина. Свиридова смущенно отшучивалась, благодарила. Потом, когда волна веселья чуть спала, вновь взяла гитару в руки, прикрыла на мгновение глаза. Ну, вот исчезла дрожь в руках, Теперь — наверх! Ну, вот сорвался в пропасть страх Навек, навек. Для остановки нет причин, Иду, скользя. И в мире нет таких вершин, Что взять нельзя. Первоначальная скованность отступила, и теперь Ольга словно опьянела. Она пела пронзительно, даже, наверное, чересчур, иногда взмахивая головой, смотря уже не только на Рогозину, ощущая сильнейший прилив энергии. Кажется, сейчас и она способна покорить любые горы. Может, даже и Галину Николаевну, такую прекрасную и недосягаемую. Кажется, вот же она – всего в нескольких метрах! Но ведь их разделяет невероятная пропасть – прожитых лет, бед, потерь, опыта, любви и чёрт знает чего ещё. Но сейчас Свиридовой не было до этого никакого дела: она стояла на краю этой пропасти.. и кажется, собиралась прыгнуть. Среди нехоженых путей Один — пусть мой. Среди невзятых рубежей Один — за мной! А имена тех, кто здесь лег, Снега таят... Среди нехоженых дорог Одна моя! "А ведь эта песня про меня..." – с какой-то бесшабашной радостью подумалось Ольге. Всю жизнь преодолевать путь к неведомой вершине, идти своей дорогой, подниматься над трудностями, становясь ещё сильнее... Да, это её путь. И, возможно, путь Галины. И, наверное, ещё многих экспертов ФЭС. Здесь голубым сияньем льдов Весь склон облит. И тайну чьих-нибудь следов Гранит хранит. И я гляжу в свою мечту Поверх голов, И свято верю в чистоту Снегов и слов. И пусть пройдет немалый срок, Мне не забыть, Как здесь сомнения я смог В себе убить. В тот день шептала мне вода: — Удач всегда! А день, какой был день тогда? Ах, да — среда!.. После второй волны аплодисментов гитарой завладел Майский. Ольга ничего против не имела, старательно промакивая горло несколькими бокалами сухого шампанского. Где-то рядом спросили о зимней рыбалке Лисицын с Шустовым, Алла Семенчук робко общалась с Соколовой. Почти вся ФЭС (до кого смогли дозвониться и достучаться) собралась здесь, в святая святых – кабинете шефа. Повсюду пестрели пиджаки, жилетки, рубашки, футболки и водолазки, джинсы, брюки и юбки. Иван был в одной из своих маек с надписями, чуть прикрытой наброшенной сверху рубашкой в клетку. Круглов, конечно же – в темном костюме. Ольга, сейчас сидящая на диване рядом с ещё одним патологоанатомом Борисом, предпочла серый жакет и прямые брюки с черной футболкой. – Ну и вот.. – рассказывала она Селиванову, попутно отмечая присутствие и других слушателей. Свиридова уже захдебывалась собственными смешками, но продолжала – Заперли меня, значит, в морге... Подобных историй она могла рассказать дюжину. Параллельно судмедэксперт про себя отмечала, что постоянно ищет глазами Галину. Даа.. похоже, она влюбилась. Ну и ладно, ну и замечательно. Борис смотрел на девушку, сидящую рядом. Что-то странное он ощущал в её улыбке, и наконец понял, что – левый клык был немного длиннее правого и заканчивался более остро, словно его специально наточили. Мужчина решил задать осторожный вопрос, но Ольга, перехватив его взгляд, сказала, смотря на поедаемый салат. – Это ненастоящий зуб. Настоящий мне выбили лет пять назад... – Серьезно? – Да. Понимаешь, я жила в самом настоящем Мухосранске-Верхневолжском, где "лихие года" начались в девяносто первом, и не закончились, пожалуй, до сих пор. А для гопоты я оказалась практически идеальной жертвой: готка, одиночка, ещё и слухи всякие пошли... Ну, короче говоря, то нос на выпускном сломали, то челюсть вывихнули, то зуб выбили. Правда, доблестные "рыцари района" не могли знать, что я таскаю с собой опасную бритву.. к счастью, обошлось без убийств, но от меня предпочли держаться подальше. А потом я переехала в столицу и предпочла забыть репутацию уличного дебошира, хоть я и не нападала первая. Да, и.. – Ольга улыбнулась – Сейчас это будет выглядеть как-то не солидно, если эксперт ФЭС станет грозой района.. Они тихонько посмеялись, потом Селиванов отошёл куда-то к Рите Власовой. А потом веселье заиграло новыми красками – все пили и ели, смеялись, флиртовали в шутку и всерьез. Время неуклонно ползло к вечеру, и часов в восемь виновато поднялся с дивана Серега Белозёров. – Блин, ребят, ну мне уже пора – он поднялся, прислушиваясь к собственным ощущениям. "Вроде не очень пьян..". – А что так? Оставайся – великодушно предложил Майский. – Не, тезка. У меня жена, сын... – М-м, тогда ладно. – Только такси вызови – добавила Рогозина. – Разумеется.. – кивнул Сергей, по очереди пожимая руки коллегам мужского пола, и легко обнимая девушек. Белозёров скрылся из виду, а празднование продолжилось. Но своим уходом он словно проложил тропу, по которой почти тут же начали уходить, извиняясь и прощаясь "до следующего года". Холодов и Шустов, последней из "несвободных" дружескую компанию покинула Валя. Остальные оказались полны твердой решимости праздновать до утра и до упаду (смотря, что раньше произойдет). Кто-то притащил магнитофон, и объявил танцы. Свиридова, сидя с бокалом красного, демонстративно прошла в тот угол, где болтали те, кто танцевать не умел или не хотел. К своему удивлению, она встретила среди нетанцующих Тихонова, Котова и Дунаеву. Вскоре отошёл и Костя, некоторое время прошло в значительном молчании. – А ты никогда не пробовала группу музыкальную создать? – наконец спросил Иван, отрываясь от созерцания Оксаны, игриво обнимающей за талию Павла Гранина. – Когда-то играла, курсе на пятом. На бас-гитаре. Мы назывались, кажется, "Патология смерти" и делали нечто среднее между Iron Maiden, Twisted Sister и Nazareth. Только на русском... – Жесть – честно сказал Тихонов – А почему в прошедшем времени? – У нас случались, э-э, идеологические разногласия. Ударнику хотелось больше эпика, вокалист требовал панка, а ритм-гитара мечтала о песнях в стиле ДДТ. Поэтому и распались.. – Ясно – кивнула Дунаева. И опять воцарилось молчание, разбавляемое только музыкой из динамиков и возгласами танцующих пар. По прошествии праздника никто не мог вспомнить – под какую именно музыку все танцевали. Звуковые дорожки ли наложились друг на друга, алкоголь ли своё взял, но каждый вспоминал что-то своё. Свиридова молча смотрела на окружающих её людей. Рогозина кружилась в паре с Майским. Это выглядело неожиданно эффектно – мускулистая фигура Сергея, обтянутая черной рубашкой, и худощавая, ладная Галина, облаченная в серый жакет и юбку-карандаш до колен с небольшим вырезом сбоку. Круглов пригласил на танец Власову, и та с кокетливой улыбкой согласилась. Рядом Юля Соколова опустила голову на плечо Кости Котова, тающего от удовольствия. Где-то был, без сомнения, и кто-то ещё. Но глаза судмедэксперта раз за разом выхватывали только светло-каштановые волосы своей начальницы. Потом неожиданно оказалось, что уже почти двенадцать. Били куранты на большом проекторе, все эксперты стояли вокруг круглого стола с разнокалиберными бокалами. И вот, решила взять слово (после президента и гимна, конечно) Галина Николаевна. Ольга сейчас не смогла бы вспомнить всё дословно, но речь была краткой и по-своему трогательной. Что-то там о долге, боевых товарищах, и о заслуженном празднике... И о том, что она, Рогозина Галина Николаевна, отдала бы жизнь за любимую Службу и за каждого, кому выпала честь в ней служить. Часть экспертов сели, кому не хватило места, остались стоять, облокотившись на стол, или отошли. А потом веселье приобрело пьяный размах и слилось в калейдоскоп из ярких стоп-кадров. События странным образом перемешались в голове: выпивка, обильная еда, слишком громкое завывание Майского, пытающегося петь, однообразная музыка и высказывания о том, чтобы "немедленно выключить этот чёртов собачий лай!". Но музыка не прекращалась, ибо, разве зря отдавали приказ "без чинов"? Открыв глаза в очередной раз, Ольга поняла сразу три вещи. Во-первых, она оказалась без правого ботинка. Во-вторых, куда-то делась её гитара. В-третьих, вместо мозгов голова оказалась набита мокрой грязной ватой, хотя данное утверждение могло и не соответствовать истине. – А-а-р-х..– тихо просипела девушка, мотая головой. Помогало плохо, но сознание хоть немного прояснилось. Свиридова огляделась по сторонам, убирая с глаз непослушные волосы. ФЭС постепенно погружалась в объятия Морфея: на диване чуть слышно храпел Николай Петрович, Тихонов спал на пледе, постеленным прямо на пол. Майский полусидел в кресле, медленно с него сползая. Он напевал даже сквозь сон и опьянение, и пальцы мужчины дёргались на грифе гитары Ольги. Если бы не частые паузы и тихое бормотание, можно было бы различить мотив "группы крови". Ботинок – тяжёлый, полувоенный, нашелся под столом. Надев его, судмедэксперт направилась к туалетам, оглядывая спящие фигуры. Расстегнутые рубашки, снятые пиджаки и потрёпанные прически – черт возьми, Новый год прошел превосходно! Ни один "семейник" таким не похвастается... В туалете Ольга долго держала лицо под холодной водой, а после, посмотрев на себя в зеркало, вдруг коротко замахнулась и резко отвесила себе пощёчину. Самый действенный способ от похмелья, проверенно на собственном опыте. Вата в голове и впрямь начала рассеиваться быстрее, и обратно в переговорную Ольга вошла уже почти человеком. – Эм.. Алла.. – судмедэксперт осторожно тронула за плечо девушку. Та поморщилась, приоткрывая глаза. – О.. Оля.. водички, пожалуйста.. – Да, щас. А где Галина Николаевна? Семенчук чуть приподнялась на локте и мотнула головой в сторону отдаленных диванчиков. Затем поднесла к губам стакан и жадно пригубила. – Спасибо.. Свиридова кивнула, подойдя к начальнице. Та лежала на спине, длинные ноги, согнутые в коленях, упирались в пол. Полковник спала очень чутко, поэтому приоткрыла глаза, как только Ольга присела на боковину дивана. – Ольга... – голос начальницы звучал непривычно тихо. Судмедэксперт чуть повернулась. – Она самая – М-м.. мы что-то праздновали.. – женщина присела рядом со Свиридовой, с большим трудом совершая любые движения – Но почему здесь – её мутный взгляд обвёл помещение – А не в, скажем, ресторане.. Туман в голове начал сгущаться вновь, голос Рогозиной множился и отдавался тревожным гулом, картинка перед глазами моталась из стороны в сторону. Но усилием воли девушка ещё держалась за край сознания. – Новый год? – пробормотала она. Галина тут же достала из кармана жакета телефон: миниатюрную раскладушку. – Первое января 2013-ого.. 06:09.. – полковник потерла рукой лоб, отбросив выбившуюся из прически прядь волос – Ужас-то какой.. – чуть слышно прибавила Галина, мельком оглядываясь – Но почему здесь.. Ольга вяло улыбнулась: Рогозиной ответ был прекрасно известен. Ведь ФЭС – это не только, и даже не столько пробирки, застекленные офисы и черная униформа. Это, если угодно, особое состояние души, к которому ещё надо прийти. Это жажда справедливости и собственные амбиции, это желание менять мир, меняя себя, это... Это можно ощутить, только когда сам становишься частью команды – и поэтому о таком, как правило, не говорят. Но в любом месте, кроме главного офиса, празднование Нового года просто не получилось бы таким: весёлым, искренним, размашистым. Поэтому полковник просто нетвердо кивнула, задумчиво глядя размытым взглядом в одну точку. Ольга молча сидела рядом. – Ты не уехала.. – сказала наконец Галина. – Ага – просто согласилась судмедэксперт. Рогозина только задумчиво кивнула – Вы, судя по всему, тоже. Взгляд полковника прояснился, она кивнула, вновь поморщившись. Затем на с силой провела ладонями по лицу сверху вниз. – Господи.. я так не напивалась последние лет.. лет десять – тихо прошептала женщина, чуть скривив тонкие губы. Свиридова только плечами пожала, не зная, что в такой ситуации говорить. Ноги, расставленные в стороны, ныли, виски болезненно пульсировали, перед глазами словно блеклая пелена... А рядом товарищ полковник страдает от похмелья и чувства вины. Забавно. – Всем иногда надо.. напиться. В этом нет ничего.. э.. предосудительного. – Для кого как, Ольга, для кого как – слабо улыбнулась Рогозина. Неожиданно девушку за плечо кто-то тронул. Да так, что Свиридова чуть не свалилась на Галину Николаевну, но вовремя удержалась. – Ваня, я с тобой раньше срока поседею... – Пить будешь? – вместо приветствия буркнул Тихонов. Не отвечая, девушка взяла из рук парня стакан, сделала несколько глотков. – Спасибо. – Это какой-то сюр.. бред.. – словно для самого себя бормотал Иван, пытаясь немного пригладить волосы, торчащие во все стороны. Судмедэксперт сползла со своего места, отойдя в сторону вместе с Ваней. – Что именно? – Пьяная Рогозина – не колеблясь, ответил программист – И вот это всё – добавил он, обведя рукой пространство ФЭС – Ты когда-нибудь видела Галину Николаевну... Такой? – Я её видела, хорошо, если раз десять за всю жизнь. И, если мне не изменяет память, вчера ей, как и остальным, было очень даже неплохо. – Вчера – это вчера. Меня интересует сегодня. Такого просто не может быть... – произнес Иван, глядя в потолок. – У кого-то депрессия – серьезно сказала Ольга, косясь на Тихонова – Точнее, сплин, а по-простому: хандра после гулянки. Так бывает. – Да ну тебя.. – парень вяло отмахнулся – Сплин, хандра.. я что, романтический герой, чтобы терзаться после праздника жизни, и.. – Тише ты, поэт хренов. Разбудишь всех, и нам обоим свернут шею – Свиридова выдернула из лап спящего Майского гитару, закинула её на плечо – Кто куда, а я домой. После таких праздников надо брать дополнительный отгул. Ладно, бывай, Иван. – И ты тоже.. бывай. Такое вот воспоминание, пропитанное чем-то неуловимо-приятным. Чем-то кроме новогодней мишуры и алкоголя... Наверное, тогда она была просто счастлива, сидя в кругу ещё почти незнакомых людей. А что сейчас? А сейчас она сидит, глупо пялясь в окно, с сухими глазами и подрагивающими коленями. – Ты закрыла сердце на замок... Чтобы я в него войти не смог... Тьфу ты, черт! Скоро я смогу изъясняться только песнями – нездорово усмехнувшись, Ольга полезла за плеером. Вообще-то, примерно такой же был встроен и в её собственный телефон, но она предпочитала отдельный девайс. Неторопливая любовь... Так любят тигры своих жен. И громкий шепот "Боже мой.." И шелк, разрезанный ножом. Горел огонь, шли корабли.. На обнаженные тела. Стекала патока любви.. И в рамах стыли зеркала.. Перекошенная ухмылка Свиридовой плавно сползала, оставляя место только для усталой, печальной задумчивости. В блеклом свете из окна её острое лицо казалось почти красивым. И мы сгорели на земле Оставив небо для других... Жизнь одинаково права. И нет хороших, нет плохих! Но только с каждым днём финал Все ближе...Что ты скажешь мне, Когда мой черный силуэт в твоём появится окне? Остановившийся взгляд судмедэксперта замер. Выражение лица переменилось, обнажая почти хищное напряжение тигра перед прыжком. Прижмись ко мне в последний раз Твой запах до смерти родной... Мы уничтожили следы, Но он останется со мной. В груди гуляют сквозняки.. Но только осень – непричем. И не друзья, и не враги: И не простил, и не прощён. Один наушник вылетел из уха, когда Свиридова второпях влезала в старые джинсы. Они висели на ней мешком, грозя упасть, даже ремень плохо помогал. Припев песни летел за Ольгой, надевающей свой неизменный черный плащ прямо на старую домашнюю майку без рукавов – никто и не заметит, ночь на дворе. Она торопилась, пока есть запал, пока решимость не ушла. Почти бегом вышла из подъезда, а дальше – прикрыв глаза, зная дорогу наизусть, словно в полусне. ....Но только с каждым днём финал.. Все ближе... Что ты скажешь мне, Когда мой черный силуэт в твоём появится окне? *** Только не закрывать глаза. Не оглядываться. Не поворачиваться спиной. Скоро это кончится... Наверное. Должно. Обязано. Иначе... О том, что если случится это "иначе", Галине Николаевне Рогозиной даже знать не хотелось. Но она знала. Сумасшедший дом, вот что. Это началось прошлой ночью. Женщина, придя домой практически ночью, сразу завалилась спать, пропустив и обед, и душ, и смену одежды: слишком устала. Сон отчего-то не шёл, однако женщина продолжала лежать на боку, прикрыв глаза. А потом она увидела его. Илья Полозов. В каких-то сантиметрах от её лица. Мертвый Илья Полозов, с позеленевшей кожей, грязными, сальными волосами, закрывающими половину лица. Хотя где-то черные пряди вывалились вместе с целыми кусками кожи. Глаза мутные, белесые, с разбитых губ сходит только сип и мерзкая, отвратительная пена. Конечно, ведь его нос и глотка забиты старательным мстителем, которому Круглов так великодушно состряпал алиби. Он хотел что-то сказать, он даже тянул к ней свои руки, с пальцев которых плоть слезала ошметками... Рогозина проснулась, к собственному удивлению, молча. На негнущихся ногах прошла в ванную, где несколько минут просто сидела, обняв себя за плечи. Бил озноб, хотелось пить, тело слушалось с трудом. Галина прикрыла глаза. Кошмары вернулись. Более того, они приобрели куда более пугающие очертания. Сейчас думать об этом не хотелось, поэтому женщина просто нашла снотворное, выпила его и заснула на диване в зале: возвращаться в спальню не хотелось, словно и в реальности её там поджидает мертвый любовник. И теперь полковник лежала в собственной кровати, напряженно моргая, цепляясь за зыбкую реальность. Всё выходило из-под контроля, всё летело к чертям собачьим, всё... Всё было плохо. Да, именно так. Рогозина сжала зубы и, пересилив себя, встала с кровати. Сделала несколько кругов по квартире, словно желая убедиться, что пол под ногами достаточно надёжен. После прошла в кухню, налила себе стакан и залпом выпила. – Да-а.. товарищ полковник. Купи побольше тонального крема, чтобы завтра замазывать круги под глазами– тихо произнесла женщина, опустив голову на стол. Разумеется, ей никто не ответил. Даже бесконечные соседи за стенами, полом и потолком, которые слились в безликую человеческую массу с единственным именем – Сосед, в такой, не очень даже поздний час, молчали. Галина устало прошлась по кухне, глядя в окно. Что сейчас делает Ольга? Спит? Или мчится на своём мотоцикле, или играет на гитаре, или пьёт в гордом одиночестве, или что-нибудь ещё. Предугадать действия Свиридовой – это что-то из области фантастики. Тишина казалась какой-то ирреальной, давящей на уши и мозг, словно зовущей в неведомое опасное путешествие за грань сознания. "Надо отвлечься.." – мелькнуло в голове. Действительно, надо отвлечься, чтобы пережить сегодня и войти в завтра, в голубоватый свет ламп под потолком, в привычные стены и привычную реальность. Но для этого надо пережить эту ночь, кошмарную ночь. Можно, например, включить радио. Процент сумасшедших в нашей квартире Увеличится, если ты не придёшь И весна - не весна, если ты позабыла Свой город дождей, этот садик и дом... Раздался тихий женский голос, несколько подпорченный тихим треском помех. Галина замерла. Что-то подобное очень любит слушать Ольга... "Конечно, любит. Это же, кажется, Светлана Сурганова... Чёртовы совпадения" Но песня неожиданно зацепила, отдаваясь глухой тоской где-то внутри черепной коробки. В коммунальной квартире - Содом и Гоморра... Кошки рожают, дети орут И посудой гремят соседские монстры Курят, курят, и счастье куют... Весна, весна идёт! Весне дорогу! Весна, весна идёт! Весне дорогу! Но я понимаю, что всё тебе это Давно надоело и больше чем жить Что нет пустоты, есть отсутствие веры Что нет нелюбви, есть присутствие лжи! А март своим безразборчивым бредом Уложит в свой грунт тела молодых Да так, чтоб не смог реаниматор В искусстве своём сам себя превзойти.... Голос вокалистки тем временем окреп, приобрел новые нотки. Галина замерла, вслушиваясь. Кажется, когда-то эту песню перепевала и Свиридова.. а может, и нет. Может, её голос: ровный, спокойный, сплетающийся с гитарным перебором, просто шутка воспаленного сознания. Ольга... Сейчас о ней просто невозможно не думать. И что из того, что расторгнуты связи? И что из того, что молчат провода? И что из того, что все песни похожи Одна на другую, а та - на тебя? В моей преисподней как будто бы людно.. Но поздно сшивать уже рану край в край! И я разделяю все случаи жизни На что было до и после тебя! Весна... Весна! Процент сумасшедших в нашей квартире Увеличится, если ты не придёшь... И словно что-то повлекло Рогозину к приоткрытому окну, заставляя вглядеться в ночную темноту как раз вовремя, чтобы увидеть бледное лицо, запрокинутое к небу. Пусть с такой высоты нельзя рассмотреть подробности, Галина знала, что это она. Ольга Свиридова. Их глаза встретились, обжигая друг друга своими огнями, или ей только показалось? Полковник набросила на плечи первое, что попалось под руку, вылетела из квартиры, мучительно боясь застать только пустоту. Подъездная дверь открывалась целую вечность... Ольга никуда не ушла. Тлеющая сигарета, зажатая в зубах, освещала край её лица, нервно дергающиеся скулы и тонкий, чуть с горбинкой, нос. Галина застыла, услышав как с лязгом закрылась тяжелая дверь, не зная, что сказать. Время слов прошло. Она сделала несколько шагов к судмедэксперту, уже предчувствуя следующие события: сухие губы на своих губах, отставленные пальцы с сигаретой, ощущение прохладной кожи плаща под своими руками, и голос, чей-то далекий и смутно знакомый голос "Может, зайдешь?" Ах да, её собственный. Ольга, не меняясь в лице, затушила окурок пальцами и отправила в урну. Ветер трепал темные волосы, слишком длинные, играл с ними, когда девушка кивнула. В квартире было темно. Кроме того, лампочка несколько раз моргнула, словно для того, чтобы ещё раз показать все самые неприглядные места квартиры: оставленную на стуле блузку, тарелки в раковине, книгу на полу. Обычно Галина следила за тем, чтобы поддерживать в квартире конечно не стерильную, но серьезную чистоту. Свиридова прошла на кухню следом за полковником. Молча присела на стул, глядя то на Галину, то вокруг. Молчание затягивалось, и тогда судмедэксперт демонстративно посмотрела в кружку из под кофе, на стенках которой оказалось несколько коричневых "колец" – следов от засохшего напитка. – Ну, что могу сказать... теперь у тебя можно жить. Но всё-таки.. а если бы я пришла через год? Она пыталась шутить, но глаза оставались серьезными, как два обелиска. И в её взгляде Рогозина ясно поняла одно. Ольга ведь никогда не скрывала, что испытывает проблемы с выражением чувств. Вот и сейчас судмедэксперт словно бы говорила "Не знаю, что ещё добавить. Мне плохо, как и тебе, но я до последнего буду пытаться шутить, чтобы хоть как-то оживить разговор. Думаю, ты и без слов меня поймёшь" И Рогозина понимала. Неожиданно Свиридова зашлась коротким, лающим кашлем. – Кхк.. извини – она прочистила горло– Пора завязывать с сигаретами... – Это будет непросто – честно предупредила Галина. Ольга только отмахнулась. Неожиданно девушка оказалась слишком близко, нависнув над сидящей женщиной. Та только подняла голову, глядя в знакомое лицо. Ольга согнулась, осторожно протянула руку, касаясь бледной кожи на щеке Галины. Та взяла ладонь в свои руки, мягко целуя костяшки пальцев. На одной несколько миллиметров кожи оказались небрежно срезаны. Судмедэксперт села на пол, положив подбородок на острое колено полковника. – С чистого листа? – серьезно спросила девушка. – Попробуем – устало, но от души улыбнулась Галина. Ольга поднялась, небрежно отряхнув линялые джинсы. – Тогда.. может проведем остаток ночи с максимальной пользой? – на её губах вновь играла та самая сумашедшая улыбка, уникальная, как отпечаток пальца. И Рогозина наконец осознала целиком и полностью все то, что сейчас произошло. Ольга Свиридова снова здесь, снова с ней. И это не сон, это реальность. Реальность, в которой действительно хорошо.