Нефритовая табличка
Презирать славу и богатство было у Сунгю в крови. Плевать, насколько успешная её семья, никакой император в лице самого дяди не способен удержать её в четырёх стенах. Чувство неправильности жизни, вечной тоски и незнания давили с такой силой, что у Сунгю была лишь одна мечта — бродить по свету и встречать новых людей. Никого не должно смущать, что она из императорской семьи. Она сама осознанно отказалась от почестей, денег и охраны. Это не было путём паломника, очень сложно связать её действия с религией. Простое совершенствование, укрепление тела и духа, развитие внутренней алхимии — вот к чему должно привести путешествие. Семья, однако, не оставила Сунгю ни с чем и подарила на прощанье золотую пластину. «Девочка моя, покажи любому смертному эту пластину, и тебя пропустят в любой храм, проведут через самые опасные места, перевезут через саму Хуанхэ и будут падать в ноги от благодарности увидеть тебя». Сунгю, конечно, подарок приняла. Одиночество убивало, но именно в таких ситуациях проверялась крепкость духа. Днём путь ей указывало солнце, а ночью бежала вслед за луной. Те пейзажи, которые открывались взору, были тем самым, ради чего стоило покидать императорский дворец. Свобода и чувство, что время отведено только тебе, незабываемо. Впереди река, на её берегу молодой парень, который оглядывался во все стороны в поисках клиента. Но стоило Сунгю показать юноше золотую табличку, как из ниоткуда взялась девушка, с виду выглядящая, словно всегда жила в пещере и никогда до этого не видела солнца. Лицо её исказила гримаса недовольствия, она явно было готова отругать Сунгю за какую-то провинность. В её руках блестел меч, а в глазах девушки можно было проглядеть осколки мудрости. — Раз решила встать на путь бессмертия, зачем показываешь истинное лицо и пугаешь людей? Мы так не делаем. В тот же миг она исчезла, оставив после напуганного лодочника и прекрасного журавля. Минуты понимания и мгновение шока, и Сунгю осознала. Она встретила бессмертную. Спустя секунды золотая табличка, подарок императора, уже тонула в Хуанхэ.Цветок лотоса
Цветок белого лотоса — символ чистоты. И никакие богатства не испортят цветок, решивший встать на путь очищения. Именно с такими мыслями Юри держала длинный стебель, тонкий, как волос, и слушала наставления учительницы. В чужих руках слюда, которая волшебным образом превращалась в эликсир. Меч поблескивал в руках наставницы, начищенный настолько, что можно разглядеть собственное отражение, но воспитание не позволило пойти на подобную дерзость. Девушка перед Юри определённо бессмертная, и она не понимала, что почти богине нужно от простого человека. Практиковать дао она не собиралась, ведь на самосовершенствование может уйти не один десяток драгоценных лет, а ей ещё семью заводить, родителей по-другому не устроит. — Лови, — учительница кинула ей персик, — сможешь из него что-нибудь сделать? — Я хорошо готовлю, — замялась Юри. В голове пусто, из одного персика вряд ли она сможет сделать полноценное блюдо и удивить наставницу. Её замешательство было замечено, и прозвучал звонкий смех. — Эй, я пошутила. Не надо ничего делать с персиком. Он — символ женского начала. Ты прекрасная хозяйка, поэтому я хочу, чтобы ты пользовалась энергией инь и нашла свой путь. — Разве доступны женщинам небеса? — Ну конечно! На меня посмотри, я же не мужчина! И персик дала не просто так. Он ещё и долголетие означает. Так что я надеюсь, что позже ты присоединишься ко мне. Было ли это предсказанием, Юри не знала. Решила ли бессмертная её судьбу прямо здесь и сейчас, не волновало, но после той встречи сны превратились в реальность. Каждое путешествие в тот мир заканчивалось повтором в этом. Судьба любого человека показывалась сама, и Юри это пугало. Совладать с таким бременем равносильно пытке, когда ты смотришь в глаза близких и знаешь, что им уготовили боги. Но Юри справилась. И, как было предсказано, встретилась с наставницей уже в новом виде.Флейта
Ни о какой политической карьере не могла идти речь, когда мать жила в своём конфуцианском мире и не видела даосских чудес, которые показывала Юна. Она выращивала зимой цветы и не пьянела даже после десяти кувшинов вина. Дискуссии выматывали её. Она не хотела слушать ни слова, брошенного из уст её матери. Взрослых людей уже не переубедить, она давно это поняла. Только никто не отменял тот факт, что на Юну возлагают большие надежды. Всё видят её государственным деятелем, мыслителем или поэтом, но её это не было интересно. Юна специально умолчала, что секретно обучалась даосизму у одной бессмертной. Девушка, которая пыталась выглядеть серьёзно, но её смешное лицо всегда вызывало улыбку у учеников. Она часто прилетала на белом журавле, ещё несколько сопровождали её. Дао всегда был интересен Юне. И она благодарна что уже в юности встретила наставницу. Та оценила её пыл и страсть к совершенствованию и подарила ей время на занятия. — Когда-нибудь я тоже стану бессмертной, — Юна говорила уверенно, но ей было важно мнение наставницы. Та лишь засмеялась, чем удивила девушку. Юне казалось, что над ней насмехаются, и расстроилась. Она со своим дао встала против конфуцианства, надеясь, что придёт к чему-то высшему, но такая реакция обескуражила. — Не дуйся, — сказала учительница, — я просто хочу, чтобы ты всегда была навеселе. Иногда людям этого не хватает. И не спорь что лучше: дао или другая философия. Не надо бороться, лучше идите вместе. Тогда люди за вами потянутся. В следующий раз, когда начался спор, Юна пришла с флейтой и улыбкой.Меч
Когда Хёён осознала, что может запомнить в день десять тысяч иероглифов, родители уже вовсю искали наилучших учителей. Ей совсем не было это интересно, но с таким талантом прибыльная карьера была обеспечена. Учёба никогда не была тягостью, чему завидовали ровесники, а взрослые смотрели с ревностью. Все понимали, чего Хёён может достичь такими темпами. Когда Хёён родилась, первое, что она увидела, был журавль. Эти птицы с самого рождения не покидали её, и она не могла от них избавиться. Когда она уже работала судьёй, у её дома поселился белый журавль. Она боялась их отпугнуть и получить плохую славу, поэтому позволила ему остаться. В постоялом дворе к ней однажды подсела невероятно красивая девушка. Хёён она, конечно, приглянулась, но что-то внутри подсказывало ей, что перед ней непростой человек. Девушка прикрывала лицо веером, отчего Хёён не могла понять, улыбалась она или нет, но по одним глазам можно описать всю неземную красоту, что она принесла с собой. — Вина? — спросила Хёён. — Откажусь, — ответила незнакомка. — Я уже попросила хозяйку сварить каши. Могу поделиться. Я погляжу, вы очень похожи на одну девушку, о которой здесь слагают легенды. Уж не вы ли запоминаете по тысячам иероглифов в день и живёте с журавлями. — Допустим. — Простите за наглость, но чего вы хотите добиться? Знаете, в моих кругах принято считать, что не особо важно, чем мы занимаемся при жизни, если всё равно кончаем одинаково. Что бедный, что богач. Что даст ваша карьера? — Славу. — Останетесь ли вы с ней, когда умрёте? Наша жизнь здесь — красивый сон, от которого рано или поздно придётся проснуться. Хёён не понимала, к чему клонит незнакомка. Она подсела только ради того, чтобы усомниться её успеху, всячески принизить заслуги, к которым она так долго шла. Ей надоело слушать весь этот бред, и Хёён не заметила, как уснула. Ей снилось, что она стала чиновником, что сразу же начало льстить. О такой карьере не могла мечтать даже Хёён. Прекрасный муж, любящие дети, золото, что реками льётся по дому на зависть соседям. Всё это длилось счастливые годы, но оборвались одним мгновением, когда к ней домой приходит император и твердит, что она обманула его и всё государство. Несколько слов, и рядом с ней уже ни было не мужа, ни детей, ни денег, и Хёён, доживая последние года в нищете и одиночестве, закончила жизнь буквально никем. Она чувствовала страх и боль, обиду от измены и предательства. Она понимала, что её обманули, но могла только страдать эти секунды, что длится сон. Слёзы застилали взор, они лились от несправедливости смертного мира. — Просыпайтесь, каша готова, — Хёён услышала голос незнакомки. На столе стояла готовая каша, горячая и сладкая. — Извините, долго я спала? — Минут пять. Пока готовилась каша. Пять минут? — Да, пять минут. Ваша жизнь, семья, карьера пролетели перед глазами, вы успели настрадаться и познать несправедливость, бесславно умереть. И всё это за то время, пока варилась каша. Вот она земная жизнь, мимолётная как мгновение. Я подсела к вам неслучайно. Я вижу ваш потенциал и хочу, чтобы вы не растрачивали его на смертные удовольствия. Я могу обучить вас всему. Незнакомка взмахнула веером и исчезла.Бамбуковая корзина
Суён лежала на снегу. Голая. Так и должно быть, ведь сейчас была зима. Всё верно: летом кутаться в одеяло, а зимой бегать голой по снегу и спать под открытым небом. Её никогда не волновало, что о ней думали другие. Это было в крови Суён — быть слегка чудаковатой. Вечно молодая отшельница, как про неё говорили жители, в рваном платье, одна нога в сапоге, а другая босая. Беззаботность и юродивость — синонимы Суён. Ещё никто не прогонял её, не обругивал, пока она гуляла по базарам и просила милостыню. Нет, совсем не стыдно таким заниматься. Не стыдно распевать песни и восхвалять даосов. Она не походила на даоса, но искренне верила, что боги смотрят глубже и найдут что-то в ней. Не стыдно перевязать монеты верёвкой и тащить их по земле. И пусть верёвочка оборвётся, Суён всегда шла дальше, так ей подсказывало внутреннее «Я». Это было в характере, в поведении, в мировоззрении. Дао могли изучать все, даже такие, как она. И такую жизнь безумной заметила одна бессмертная. Взмахнув веером, она опустилась к озеру, у берега которого распевала вино и танцевала Суён. Та, в радости плясавши, не заметила, как перед ней опустилась девушка. Серьёзная, явно недовольная поведением смертной. Она подождала, пока Суён закончит свои дела, и протянула пьяной корзину. С хризантемами. — Извините, вы меня с кем-то перепутали, — Суён еле держалась на ногах. — Эти цветы… — Символ бессмертия, я знаю. — Только вот я ещё не достигла такого уровня. У Суён в руках корзина. У такой чудаковатой девушки, которая не верила в то, что может когда-то стать бессмертной. Она считала богов дураками за то, что они иногда игнорируют труд людей, которые искренне хотят достичь совершенства, но раздают подарки таким беспечным. В то же время она была благодарна, что этот подарок достался ей. И пусть снаружи она напоминала шута, внутри неё сидел настоящий даос.Веер
Который оживляет мёртвых. Если бы Сохён сотню лет назад сказали, что она хозяйка подобного веера, она бы смутилась и отругала шутника. Но в то же время на секунду задумалась, ведь она знала: её родители получили пророчество при рождении дочери, а она сама появилась на свет с кожей цвета киновари. Ей с детства твердили, что она обязательно станет бессмертной, но боялась, что постоянные практики могут привести её в тупик. Сохён росла, помня о судьбе, уготованной ей богами. Но проходили года, и с каждым днём она всё больше сомневалась в своей избранности. Сохён старалась вести достойный даоса образ жизни, помогать бедным людям, делиться едой с нуждающимися. Ей не было чуждо милосердие даже тогда, когда император приказал ей, военачальнице, возглавить войско против тибетских племён. Сохён не хотелось участвовать, но долг перед людьми выше, перед императором, богами. Она готова пролить чужую кровь, если каждый увидит чистоту её мыслей и услышит её молитвы падшим. Победа, как и ожидалась, была не за горами, словно бой игрался в одни ворота. Сохён была искусной воительницей, поцелованной самими богами. Перед ней расступались горы, прятались облака, соперники на передовой падали на колени, а те, что находились далеко, перешёптывались в страхе быть пойманными такой неудержимой и дисциплинированной девой. Победа так близка, так сладка… Что даже бессмертные не могли проигнорировать происходящее. Мимо пролетала девушка и увидела, что императорские войска вот-вот потеснят тибетцев, и решила помочь. Она видела, что императорская воительница необычайно талантливая, почувствовала, что вот она — девочка, родившейся с кожей цвета киновари. Вот она та, кому предначертано быть бессмертной, чей даосский корень виден даже с неба. И захотела направить энергию в правильное русло. Бессмертная подсказала неприятелю, как выиграть бой, чтобы наставить на путь дао. Войско Сохён было разгромлено, она не верила собственным глазам. Она с отчаянием смотрела на бессмертную и не понимала, за что. Что она в этой жизни сделала не так. — Надо смотреть внутрь себя, а не увлекаться внешними ценностями, — глухо сказала девушка и, взмахнув тыквой-горлянкой, исчезла.Трещотка
Миён отказалась выходить замуж. Она понимала, что, как женщина, получит в свою сторону одни недовольные взгляды и грязные слухи, но всё равно настояла на своём. Как бы ни хотелось отцу видеть этот брак, для неё были вещи намного важнее мужа министра. Миён пообещала семье, что не будет «позорить» их сильнее и просила отпустить её. Те с неохотой согласились, дав в путь наставления и денег. Отказавшись от простой жизни красивой куклы, Миён спряталась в горах совершенствовать дао. В горах тихо, свежий воздух и приятный ветер. Путники встречались редко, и те никогда не отвлекали Миён по пустякам. Наоборот, уважительно относились к девушке, давали милостыню и молились в ближайшем храме за её здоровье и счастье. Она редко с ними общалась, но её благодарность сочилась через глаза-улыбки, которыми она одаривала прохожих. Миён привыкла, что обычно старики ищут в горах монастыри, поэтому удивилась, когда встретила на пути девушку одного с ней возраста. Та слегка хромала, опираясь на клюку, поэтому Миён протянула ей руку. — Давайте я отведу вас ко мне. Думаю, стоит немного передохнуть. Они сели у храма. Миён забрала у девушки клюку и положила рядом на деревянные дощечки. Та никак не отреагировала, лишь громко дышала и смотрела вдаль. — Выпьем? — она посмотрела на Миён с вызовом. Из платка девушка достала кувшин и взглядом спросила, куда налить. Миён мигом достала два медных стакана, совсем не подходящих для алкоголя. Незнакомку, однако, это не смутило, и она щедро начала заполнять их. На вкус ужасно. А на вид ещё хуже. Плохо от запаха, плохо от того, что в глазах плывёт, а душа так и просится наружу. Земля ощущалась небом, а гостья — неведомым существом. Стакан плавился у Миён в руках, оставшаяся жидкость текла по пальцам, непонятного цвета и слишком густая. В животе заболело, словно кто-то выкорчёвывай ей органы, словно обычная жизнь покидала тело, а на её месте появлялось оно. Бессмертие. Когда Миён проснулась, гостья уже ушла.Тыква-горлянка
Тэён была бессмертной необычайной красоты. «Красивая как кукла», — так говорили про таких женщин. Не было ни одного дня без упоминания белоснежного лица, милых губ, острых глаз и миниатюрного телосложения. Люди воистину удивлялись, как такая юная дева могла открыть в себе дао настолько, что так рано стала бессмертной. Тэён, честно, это внимание не нравилось. Приходилось неловко улыбаться, когда речь снова заходила про её внешность. На неё смотрели с непониманием: как можно игнорировать в себе такое изящество? Она набирала мало учеников и часто прогоняла их за то, что те не умели следить за языком. Однажды ей пришлось уйти в глубокую медитацию, но, боясь оставить тело без присмотра, она попросила ученика за ним последить и наказала: — Если я не вернусь через семь дней, то сожги моё тело. Сказав это, она отправилась к своему учителю. Пять дней прошли беззаботно, ученик достойно охранял тело наставницы, но на шестой день сообщили ему, что заболела мать. Ученик, побоявшись больше с ней не увидеться, ослушался наказа, сжёг тело и уехал. Когда на седьмой день Тэён не вернулась, она не нашла своё тело. Разочарованная тем, что её ослушались, она в напряжении начала искать новое, пока не нашла мёртвую хромую нищую, что умерла недалеко от её храма. Не раздумывая Тэён вселилась в неё и в отражении в пруду заметила, что больше не блещет той божественной красотой, которой так сильно восхищались смертные. Но её это не волновало. Даже в хромом, обычном теле она чувствовала себя спокойно. «Надо смотреть внутрь себя, а не увлекаться внешними ценностями», — сказала она про себя и снова посмотрела в пруд. Она — это больше, чем просто личина. Она — это дао. Как и все, кто будут после неё.