Скамейка, на которой Серафим ждал отчима, рассчитывалась на человека два. Но либо он выглядел мрачнее тучи, либо ещё чего, а к нему никто так и не подсаживался. Хотя желающих сто процентов было много – тёплый апрельский день, светло, солнечно, зима окончательно сползла с города, не оставив ни снега, ни минусовой температуры. Да и кафешка ходовая. Отчим как раз стоял в очереди за фильтром. Только что-то долго. Серафим не знал, чем себя занять.
Вокруг было и шумно, и тихо. Машины сновали туда-сюда, иногда казалось, что вот, пыль из-под колёс летит прямо в лицо, но везло – не долетало. Огромный автобус проехал очень близко, отбросив долгую тень, а после затормозил у остановки. Позорное желание сбежать и поехать домой (или лучше куда-нибудь в парк перекантоваться) только усилилось. Не поддавшись искушению, Серафим, чьё лицо за последний месяц разучилось выражать эмоции, засел за чистку телефонной галереи.
Пусто в голове. Перед ним ненужные скриншоты, фотки, сделанные непонятно зачем. Серафим листал всё без особого интереса. Удалял на автомате – ну так, не нравилось, или старое было, или ненужное. Тёмная фотография, поначалу случайно пролистанная, а после…
Серафим плотнее сомкнул губы, вглядываясь в очертания своей и чужой ладони. Пальцев, переплетённых вместе.
— У них аншлаг сегодня, — раздался голос совсем рядом.
Едва заслышал его – тут же нажал на кнопку выключения.
Отчим выглядел чрезмерно довольным. Стоял в лёгком весеннем пальто, расправив широкие плечи, попивал только что купленный кофе. Серафим ждал, когда тот скажет, куда дальше, но в итоге сам поднялся:
— Идём?
— Не торопись, — разглядывая верхушки деревьев на фоне чистого неба, отчим задумчиво спросил, неспешно зашагав вдоль улицы: — Неужели весна тебя не радует?
— Радует… что за бредовый вопрос? — равнодушно откликнулся Серафим, двинувшийся следом. — А что?
— Да так. По виду не скажешь.
Он решил проигнорировать, глядя в тротуар на длинные тени, бежавшие впереди. Временами в поле зрения мелькали яркие шнурки пробегавшей мимо девчонки или тяжёлая поступь потного мужика в старых разношенных туфлях. На фоне таких мужичищ отчим, выглаженный и чистый, был прямо картинкой из глупых эстетических пабликов. Серафим не завидовал, конечно, вообще ни капли...
Да-да.
Сам-то был похож на бомжа. Сил быть «не похожим» не осталось. Да и зачем теперь-то... если поговорить не с кем, обняться. Беспокоиться, как кажется на первый взгляд, тоже не о ком. К чему весна, и солнце зачем, если он встречает их в упавшем как снег на голову одиночестве?
Впрочем, сам проебал всё, что можно, и танцы, и парня, и...
— Как маму с Женей встретим, кое о чём вам скажу, — произнёс отчим и, поправив дужку очков, внимательно поглядел на Серафима: — Слушай, так и не спросил ведь. Как пробник?
— Нормально.
— Странно, никогда не подумал бы, что журналистика – это про тебя.
— Это и не про меня, —угрюмо откликнулся Серафим. — Просто маман хочет... ой, прости. Мама, то есть. Ну... хочет, чтобы я «учился». Хоть где-то.
— Вот как? А ты сам?
— Не знаю... ничего не хочу.
— Понятно. А что твой парень? Он знает, куда поступать?
— Да, вро… де…
Серафим встал, как вкопанный. Шум улицы вдруг показался оглушающе громким. Прямо перед глазами издевательски заулыбалась нарисованная цветными мелками ромашка. Все краски сошли с лица, когда Серафим, не веря, переспросил:
— Что ещё раз?
Отчим молчал. Может ждал, когда пасынок соизволит посмотреть на него. Волна стыда захлестнула с головой, и Серафим с ненавистью наступил на дурацкий цветочек кроссовком, а после поводил из стороны в сторону, чтобы меловые линии стёрлись.
— Не знаю, была ли права твоя мама, — начал отчим издалека, звуча, впрочем, не разозлённым, и с интересом следя за тем, как Серафим шаркает по детскому рисунку. — Я всегда говорил, что вы разберётесь сами. Но чтобы так? Да… не ожидал, конечно.
— Чего не ожидал?
Отчим двинулся дальше всё тем же спокойным шагом. Серафим как ни пытался, никак не мог разобрать – злился тот, осуждал, готовился ли выдать поучительные речи о том, что мол, «
сынок, не в ту дверь ты зашёл» и так далее. Так что плёлся за ним через силу, готовый в любой момент дать дёру. Повисшее напряжение беспощадно царапало со всех сторон.
Что смешнее: а какая разница, по парням Серафим или по девушкам?
Всё пропало. Димы нет, да и не будет больше, наверное, никогда. И родные холодные ладони никогда не окажутся на плечах Серафима, и смех не раздастся за спиной. Отчитывай, не отчитывай, жертвовать нечем и отказываться больше не от чего. Серафим всех опередил. Сам порешал свою «проблемку с ориентацией».
— Знаешь, я когда в институте учился, — вдруг завёл отчим разговор на отстранённую тему, замедлив шаг и поравнявшись с Серафимом. — Со мной на одном курсе оказался очень строптивый парень. Роковой, я бы сказал. Весь мир ему в ноги кланялся, и все-то были от него без ума. Особенно профессорский состав, куда же без них.
Погрязший в самоуничижении Серафим не вслушивался, но лишь до того момента, как отчим добавил, посмеявшись:
— Как думаешь, с кем он в итоге «поладил»?
— Не... не знаю я…
— Как бы так поизящней, — он остановился и, придержав Серафима за локоть (тот тут же вырвался, думая, что его сейчас отчитают), тихо, понизив голос, добавил: — Мы
жили вместе.
Серафим похлопал ресницами. Отчим снял очки, цокнул языком. Размял переносицу и строго, но без раздражения, произнёс:
— Давай, не тормози.
— Я реально не понимаю.
Отчим поманил его в небольшой сквер, провёл меж плохо стриженных кустов за железной оградой. Остановился меж парочкой машин, взглянул выше, на балконы домов. Поодаль по тротуару продолжали гулять разношёрстные прохожие. Серафим напрягся в разы больше – вот здесь, сокрытому от глаз, отчиму точно никто не помешает его отпиздить.
Однако тот лишь спросил, очень тихо, едва ли не на ухо:
— Как давно ты знаешь, что слегка…
отличаешься?
— Не… не так давно, — несмело промямлил Серафим, зачем-то сказав правду: — С января где-то.
— Вот, — отчим, коротко улыбнувшись, добавил, глаза в глаза: —А я про себя с самого детства знал.
Увидев, как у Серафима от шока едва не подкосились колени, он вновь придержал его за локоть. На этот раз сопротивления не последовало. Вместе они вернулись обратно на улицу и продолжили путь к торговому центру через сеть небольших улочек. Могли и по проспекту, но ни тот, ни другой не любили шумные места.
— Да ладно?! — прохрипел Серафим спустя некоторое время, наконец-то переварив, что услышал. — С-серьёзно? А мама… мама что…
— Так я не говорю, что у меня точно так же, как с тобой, — легко ответил отчим. — Случается, что выбирать не приходится, и сердцу подходят и те, и другие.
— Абалдеть…
— Поэтому, не думай ничего плохого. Не мне тебе лекции о нравственности читать, — отчим, поняв, что Серафим, наконец, может и сам идти, отпустил его и отступил на шаг, чтобы тот не чувствовал себя «дискомфортно». — Да и узнал я совершенно случайно. Женя проговорилась.
Мышцы лица неприятно потянуло. И хмуриться, и злостно скалиться, и смеяться – всё за месяц успело стать инородным, а тут вдруг бац, сковырнули больное, и сразу весь вспыхнул, ака спичка.
Женька, болтливая дура! Так и чувствовал, что растреплет.
— И что… ты думаешь? — несмело спросил Серафим, понуро ссутулившийся. — Обо мне?
— А что я должен думать? Трагедии не произошло, — отчим тихо рассмеялся и добавил: — Но матери не говори. Я сам сообщу, если понадобится, в подходящее время. Вы с ней безумно похожи.
— Не правда.
— С годами поймёшь, что да.
— А тот… студент, типа. Что с ним? — спросил Серафим, стыдясь собственного любопытства. — Вы ж… вместе были. И?
— Были, — кивнул отчим. — Но, как и всё в жизни, отношения имеют свойство себя изживать.
— В смысле?
Отчим остановился на светофоре. Солнце слепило им в глаза, пробиваясь через кроны деревьев. Впереди, за пешеходным переходом, в продолжении улицы царила спасительная тень. Серафим, держа ладонь у лица, щурился, силясь разглядеть, какой цвет им там загорелся.
— В таком, что… о, зелёный, — отчим ступил на зебру и продолжил, когда они оказались на другой стороне: — В таком, что люди с возрастом меняются. Не каждый готов жить прошлым собой. Понравится ли «новый» человек тому, кто прикипел сердцем к
«старому»?
— А чувства, там… да? Не важно, чтоль?
Отчим выбросил пустой стаканчик в урну. Впереди маячил зеркальный бок торгового центра.
— А чувства, Серафим, на то и чувства. Кто знает, сколько они проживут?
Больше он у отчима ничего не спрашивал. Хотя так и подмывало уточнить – в курсе ли тот, что Серафим с Димой расстался? Или это совпадение? Так или иначе Серафим ему не верил. По крайней мере не хотел. Но с пустой душой и бесполезно болящим сердцем как будто выбора особо не осталось.
Верь, не верь, итог один.
Листья шелестели, переливаясь на солнце. Над городом занёс свою ногу май, подкравшийся незаметно. По-особенному свежий и долгожданный. Праздники, отдых, нервотрёпка с экзаменами под конец…
Димин день рождения…
У входа в ТЦ на лавочке сидела мама, окружённая четырьмя набитыми доверху пакетами. Рядом прогуливалась из стороны в сторону Женя. Прихрамывала, держа на руках Федьку, прижимала его к самой груди. Красная шлейка на фоне пёстрых иголок смотрелась неестественно. Вот придурошная – кто вообще додумался бы ежа как собачку выгуливать? Начиталась в интернете хрени всякой, и вот пожалуйста.
Отчим помахал издалека. Женя заприметила его первая – махнула в ответ и крепче перехватила Федю. Серафим плёлся позади, всё больше замедляя шаг.
— Вы чё так долго? — недовольно проворчала сестра, когда отчим поравнялся с ней и шутливо щёлкнул по носу.
— Погода хорошая, — коротко ответил он и добавил, опередив маму, ухватившуюся было за ручки пакетов. — Брось, Ксюш, мы сами.
Серафим послушно дотащил два из четырёх до тачки. Закинул в багажник, пыхтя и изрядно так вспотев. Продукты, шмотки, какая-то садовая хренотень… хорошо, что он отказался в этом походе за
«парой вещей» участвовать. В чём-то с отчимом был искренне согласен. Погода и правда хорошая.
Расположившись на заднем сидении вместе с Женей, открыл окно. Внутри машины было дико душно. Мама что-то там бубнила о том, что надо к бабушке заехать, что стоит «вещи разобрать» и «Настеньке лишнее передать». Отчим повернул ключ зажигания, выехал с парковки. Федька сопел, ворочался.
— Серафим! Слышишь?
— М? — нехотя откликнулся, прислонившись виском к стеклу.
— Мы долго думали, и кое-что решили, — несмело начала мама, суетясь и подбирая слова. — Только не нервничай, ладно? И сначала до конца дослушай, а потом… потом уже свои эти вот начинай, ладно?
— Какие это интересно «мои эти»? — зло процедил Серафим, не смотря на мать.
Солнце снова проехалось по глазам, пришлось зажмуриться, пока отчим не вырулил в тень.
— Ксюш, я сам скажу, куда ты торопишься?
— Так и без того медлили сколько! ЕГЭ на носу, лето, поступление… поступление вот-вот ведь, документы собирать пора бы, и…
Серафим закатил глаза. Перестал слушать, словно не о его судьбе говорили. Куда больше интереса вызывали деревья, утопавшие в ярких красках. Молодая зелень, облепившая тонкие ветви, ознаменовавшая царство весны. На детской площадке носились дети, по тротуарам прогуливались нарядные девушки, разъезжала на самокатах мелкая школота. Серафим сам пока «школотой» являлся, но морально как будто и нет уже. Он ни о чём не думал. Ни о предстоящих экзаменах, ни о поступлении.
Куда его везут, зачем, почему. О чём там «долго думали», что там «решили». Плевать. Пусть хоть на северный полюс отправят – хуже не станет точно.
Не вслушиваясь в разговор родителей, Серафим украдкой повернулся. Женя откинула голову назад. Полулежала, прижимая Федьку к себе. Тот, привыкший к машине, свернулся клубком на её руках. Спал. Красный поводок тянулся от шлейки вниз вдоль Жениной ноги и терялся под сидением.
— Эй.
Сестра приоткрыла глаза. Полосы оранжевого солнца то и дело проезжались по её недовольному лицу.
— Чего тебе?
— Можно? — он кивнул на Федю.
Спящий клубочек быстро проснулся, оказавшись на «чужих» руках. Серафим со странным чувством наблюдал за тем, как Федя водит носом и ищет, куда подевалась «хозяйка». Иголки у него были не острые, может, потому что не выпячивал. Домашний совсем, ручной. Нелепый в этой кошачьей шлейке.
— Хорошо, что к машине привык, — произнесла Женя задумчиво. — Так хоть переезд переживёт…
— Переезд?
— А тебе чё, не сказали? — Женя мотнула головой в сторону увлечённых друг другом родителей, обсуждавших бизнес одного из родственников. — Они ж хотят в большой город перебраться. Ну, и нас с собой заберут.
— В Москву?
— Да не, там родни вообще нет. Думают, в Питер.
Серафим ни капли не удивился. Более того – почувствовал в очередной раз, насколько всё равно. Надо же. А прошлым летом вон как взорвало от перевода в другую школу. Сколько эмоций было, ебать! И чувств сколько… даже не верится.
А что сейчас...
— Чё, тебе тоже пофиг? — насмешливо спросила Женя.
Серафим пожал плечами.
— А Дима как? Тут ведь останется…
Опять, мать вашу.
Но вместо того, чтобы злиться и огрызаться, Серафим посмотрел в окно. Потом снова на Федьку, который, подуспокоившись, свернулся и на его руках, впрочем, мордочкой ткнулся в изгиб локтя – спрятался.
Они проезжали памятник погибшим в великую отечественную. Там уже успели украсить столбы. В день парада тут будет много-много цветов. От знакомой символики вспомнился злосчастный день в далёком прошлом. То девятое мая, в которое они с Димой ещё младшеклашками улизнули на «башни». Роковой день, под конец которого Серафим узнал, что Димин отец… помер. Ну, погиб, несчастный случай. Возвращался домой по улице, а там обвалился балкон. Халатность ЖКХ – и вот, пожалуйста. Похоронило под завалом.
Вдруг именно в тот день в Диме что-то сломалось, а Серафим и не заметил? Кто знает... Он всё думал над словами отчима, попавшими точно в цель.
«Не каждый готов жить прошлым собой».
Может, именно это случилось с ним. Вдруг Серафим как раз из тех, кто «не готов»? Правда, в новой реальности было так паршиво, что он днями напролёт стыдливо жалел о своём выборе. Стыдливо, потому что понимал, что вины не испытывал, но испытывал
желание. Казалось, что кроме Димы никого в его жизни не будет. В это верилось совершенно искренне.
Но ладно. Что теперь, ныть? Сделанное сделано. И он всё ещё может дышать, значит, живой.
Федька чихнул, зарылся мордочкой глубже. Серафим улыбнулся краешком рта, подивившись тому, как тяжело это далось.
— Знаешь, Жень, я всё никак спросить не мог…
— Чё такое?
Серафим склонил голову набок, разглядывая пёстрые иголки.
— Цвет у тебя любимый какой?
_____________
От автора
Хотел сначала написать много, а в итоге напишу чуть-чуть. Спасибо тем, кто поддерживал работу, пока та была в процессе! Всем читателям, старым и новым, благодарен за внимание к ЖШ от всего сердца. В эту историю я вложил много времени и сил. Рад думать, что результат того стоил.
"Жёлтый шарф" мой первый законченный проект, за который не стыдно. Надеюсь, что каждый последующий будет лучше предыдущего, и верю, что ЖШ не станет "последним". Впереди много экспериментов и тернистый путь учения на ошибках, своих и чужих :D
Спасибо, что были со мной эти 27 глав!
С большой любовью,
Михаил Евсеев 
