// Школьная бунтарка //

Сквозь глубокий сон младшая чувствовала прикосновения тёплых пальцев к щеке, что заставили ее улыбнуться, так как эти пальцы она уж точно узнает, не смотря на то, что даже не понимает в данный момент, где и у кого находится. Голубоглазая ощущает, как на неё что-то медленно ложится. Это что-то было абсолютно не тяжелым и даже лёгким. * * * Проснувшись, Алёна хотела повернуться, не открывая глаз, однако после ее попытки она поняла, что что-то ее удерживает. Глянув вниз, она увидела копну тёмных волос, которых обязательно потом надо привести в порядок. Опустив глаза ещё ниже, она увидела свою учительницу, спящую с открытым ртом, из которого доносилось негромкое хрипение. Кстати, девчонку не смутил тот факт, что лежит она в одежде, пусть и не самой тёплой, но все же в одежде. Голова болит, болит так, как после похмелья, значит вчера бокал-второй был точно. Хочется отметить, что Горбачёва дремала, обхватив тело девочки руками, что позже вызвало о голубоглазой умиление. Пальцы забрались в волосы и начали медленно массировать голову, из-за чего сквозь сон кареглазая что-то простонала. Несмотря на боль, Швецова продолжала лежать с сопящей женщиной, а когда все вышло за пределы десяти минут, она перетащила ее в кровать, поняв наконец, что спать, стоя ногами на полу, перекосившись, хочет уж и подавно не каждый. Как только старшая уже лежала под одеялом, ученица выпрямила ее руку и легла на неё. Сама она вскоре почти заснула, а разбудила ее лишь нога, закинувшаяся на Швец. Младшая обняла девушку и на сто процентов к ней прижалась, ощущав, что к Горбачевой она точно неровно дышит. — Горбачёва Алёна Сергеевна… идеально, я считаю, — шепотом произнесла Алёна Сергеевна, прислонив губы к шее женщины, закрывая глаза. * * * Второе пробуждение наступает через уже большой промежуток времени, а, открыв глаза, Горбачевой она рядом не увидела, зато лежали таблетки и на рядом стоящей тумбочке был стакан с водой. Встав с кровати и выпив таблетки, Швецова вошла на кухню, открывая дверь, что была заперта. — Да-да-да, с Алёной все хорошо, она вчера много работала и очень устала, — врала кареглазая, разговаривая по телефону. Преподавательница не заметила ученицы и продолжила слушать речь на другом конце телефона. Также она смотрела в окно, поставив ногу на стул, сгибая ее. Прощаясь и отключаясь, старшая положила телефон на подоконник и продолжила наблюдать за торопливыми прохожими. Неуклюжие мужчины и женщины бежали кто-куда, наверное, опаздывая. Чьи-то руки легли на талию, от чего женщина вздрогнула. Руки Алёны обвили пояс девушки. — Доброе утро, Алёна, выспалась? — начала хозяйка квартиры, ставя ногу на пол, разворачиваясь к светлоглазой. — Доброе, выспалась, но я хочу ещё поспать, — зевнула розоволосая, прикрыв глаза. — А с кем Вы разговаривали? — Алён, давай потом поговорим, иди поспи, — придерживая собеседницу, чтобы та не свалилась, парировала кареглазая. — Я не хочу без Вас спать, — строчкой из песни Мильковского ответила Швецова, меняя «тебя» на «Вас». Старшая, конечно же, опешила от такого двухзначного «признания». Хотя Алёна решила, что в таких словах ничего такого нет, это же не в лоб «я Вас люблю», а очень завуалировано. О смысле сказанной опасной фразы она даже не задумывалась, решив не тратить время. Они так себя вели, будто бы все болезни мира забылись ещё сто лет тому назад; ни на работу, ни в школу никому не надо; Алёна не должна оправдываться родителям, почему же она пошла к своей репетиторке не в день назначенных занятий. Зато, забив на все на это, они вместе летели к небесам, готовы ко всему, лишь бы только еще секунду постоять в обнимку. Схоже с будильником и «пять минуток еще». Ведь будний день рано или поздно, но настанет, а отрываться от уюта никому не охота, признайтесь. — Мне лечь с тобой? — с теплотой в голосе спросила женщина, слыша в ответ «угу». Уже лёжа снова вместе, Швецова снова крепко заснула, а Александра Олеговна снова оглядывает ее, изучая черты физиономии уже в который раз, гладя бархатную щеку. — Я ошиблась, с тобой, на самом деле, не сложно, — улыбнулась коротковолосая, проваливаясь сквозь лёд под кодовым названием «реальность» глубоко вниз, где вместо всех проблем и счастья останется только счастье. Но ненадолго, ведь через минут десять вновь очнулась. Сон — чаще всего именно там можно получить все недостающие элементы. Элементы чего? Всего, скажу я. В науке Менделеев открыл элементы собственной таблицы именно во сне. И это только научный момент. Но отнюдь не первый и последний момент, ведь есть жизнь. И в ней люди зачастую не могут что-то найти, что-то для идеальной жизни. Они не могут найти любовь или что-то другое, поэтому это им дают сновидения. Да, я не стану опровергать тот факт, что существуют и кошмары. Но те же случаются реже. Все же без снов будет нереально скучно каждый раз закрывать глаза и стараться уснуть. Хотелось поцеловать девочку, намертво сжать в кольце рук, не выпуская ее не на шаг. Хотелось прыгать по лужам в мрачную погоду и дождь с грозой и громом, держась за руки. Хотелось плакать вместе, поддерживая друг друга. Хотелось сидеть в кинотеатре, есть из одной коробки поп-корн, чтобы розоволосая сидела на коленях старшей. Хотелось плескаться вместе на море, брызгаясь прозрачной водой. Хотелось подарить все, что только захочет розоволосая, увидеть ее улыбку и счастье в глазах. Хотелось ежедневно спать вместе, а просыпаясь вместе завтракать и за ручки идти в школу. Хотелось купить машину и ездить в учебное заведение вдвоём, до сих пор держа в одной ладоне руку девочки. Всю жизнь хотелось не выпускать ее самые лучшие в мире пальцы. Такое ощущение влюблённости заставляло либо убиваться и наносить себе моральный и физический ущерб, либо скакать по дому, крича всем, как ты их любишь. Первый вариант — герой романа Александры, НО не в этот раз. В этот раз, осознав всю привязанность к младшей, она поняла, что ВОТ, Швецова лежит с ней, что Алёна тоже возможно хочет отклика. И хочет. Кареглазая рукой убрала розовые волосы, лежащие раньше с лица младшей и оскалила зубы, думая, какая же она все же красивая. А главное, Ланг была права. Швец проснулась, но решила не показывать этого. Она боялась, что случайно откроет глаза ну или хотя бы сделает прищур. — Я не знаю, люблю я или это привязанность, но сейчас мне кажется, что ты самая лучшая из тех, кого я когда-либо видела, — все говорила женщина, не зная зачем она вообще это делает. Ученицу начали выдавать розовые, почти как вчера, щеки, но она все так же не делала вид, что уже не спит. Ей самой очень хотелось уже броситься на шею женщины и расцеловать все лицо, но спит же, значит, не слышит. — И я даже не хочу думать о том, что это привязанность, мне так хорошо с тобой, Алён, — говорила учительница, стараясь не разбудить девушку, которая уже ликовала внутри себя. Терпение лопнуло, сердце разжалось и забило с новой силой, легкие начали дышать по-новому, бабочки в животе передрались от желания жить и любить, когда губы младшей прошептали: «Мне с Вами то же, Александра Олеговна». Каково было увидеть это женщине, которая по своей глупости издала признание в чистом виде и услышала неоднозначный, но взаимный ответ. Каково было ей, когда она была готова с радости переломать кровать, прыгая на ней от счастья; когда была готова кричать на всех о том, как прекрасно жить, когда есть такое розоволосое солнышко, с которым Горбачёва знакома чуть больше недели — знает только обладательница этих чувств. Сапфировые глаза распахнулись и увидели карие напротив, выдающие эмоцию, как при очень приятном сюрпризе, только это не очень приятный сюрприз, а самый приятный в ее жизни сюрприз, мотивирующий к радости. — Доброе ут-тро, неожиданно, — уже обычным голосом проговорила преподавательница, красная в тот же миг. — М-может чай? Нет? Будешь, может, кофе, если правда хочешь, — запинаясь, пыталась быстро уйти от неловкого момента на кухню. Учительница быстро выбралась из под одеяла и оставила девочку одну на кровати. Испугавшись такого поворота событий, кареглазая часто задышала от скорости движений. — Не хочу, — ухмыльнулась младшая, вставая за шатенкой. — Александра Олеговна, вот вы что-то чувствуете по отношению ко мн… — ехидно начала девочка, к которой в один момент прилила идея насмешки, хотя сама светлоглазая точно такая же, с поехавшей крышей, которая умудрилась за неделю влюбиться, за неделю! — Тихо! — крикнула старшая, перебивая, сильнее краснея и закрыла глаза, чтобы не окунаться в этот, как ей казалось, позор. — А ты? — Что я? — построив дурочку, спросила Швецова. — Что-то чувствуешь ко мне? — Сначала ответьте Вы, — не спеша, сказала девочка, ее состояние можно было описать как «пока на чиле, на расслабоне». Глаза открылись и забегали, пока женщина думала,что бы наплести, что будет двузначным. Тут она почувствовала себя Горшеневым, когда у него спросили о заработной плате. В голову ничего особо дельного не пришло, поэтому она сказала «допустим». — Что чувствуете? — решив добить окончательно, младшая села на кровать и начала немного покачивать ногами. — А вот теперь отвечай ты, — четко и твёрдо ответила старшая, нагнувшись чуть-чуть вперёд. — Не хотите чаёк? Сами предлагали, — посмеялась девочка, одной рукой поправляя волосы, тем самым зачесывая их всех на один бок. — Швец! Быстро ответила! — Не-а. — А ну-ка! «Говори» говорю! — Ну ладно-ладно, не беситесь, Вы мне симпатичны, — сдалась Алёна, смотря за реакцией возлюбленной. Швецова то ещё та пиздаболка, ведь там явно не «вы мне симпатичны», а там целое «я готова броситься Вам на шею и монотонно твердеть, что Вы только моя». — А что Вы ко мне чувствуете? — Симпатию. Учительница подошла и присела рядом с девочкой, сначала заглядывая в окно, а потом беря младшую за руку. И нет, выбрасываться она не хотела, она лишь проверила не холодные ли у голубоглазой руки. — Алён, холодно? — накрыв со спины одеялом розоволосую, она проверила лоб ученицы, касаясь его красными губами. — Двинь носом, — как только Швецова шмыгнула, получился звук, похожий на чей-то хрип. — Как к предкам попрешься? М? А я говорила! — Знаю, — положив голову на плечо кареглазой, произнесла ярковолосая. — А Вы как? — вдруг встрепенулась девчонка. — Лучше, но не вылечилась, ещё дня два, наверное, дома посижу, — ответила темноглазая и улыбнулась от жеста младшей. В следующий момент они уже сидели молча, не зная, как тактично вернуться к вопросу о симпатии. Обе в мыслях решили пока что оставить эту тему, но как подвернётся удобный случай — сразу же как-то намекать. Причём обе выяснили, что обе друг другу нравятся, а вернуться не могут, бред какой-то. — Александра Олеговна, а Вы с моей матерью разговаривали? — вдруг вспомнила девушка, прокручивая в голове все моменты. — Да, если что, мы занимались русским, и ты, как я сказала, большая молодец, поэтому сейчас отдыхаешь, — парировала старшая, повернув голову к ученице, смотря ей в глаза сверху вниз. — Давай я позвоню твоим родителям, скажу, что ты заболела, и, чтобы их не заражать, у меня останешься? — Так у меня вещей нету, и я не понимаю, как мы будем спать, — сказала Алёна, тут же хватаясь за рот. — Слова «нету» нет, вещи дам, на счёт спать, что-нить да придумаем, — сверкнув зубами, ответила старшая. — Если что, номер твоей матери раздавали учителям, поэтому он записан у меня, — дополнила старшая, чтобы лишних вопросов не возникало. Они просидели так ещё пару минут, наслаждаясь присутствием друг друга и в одно мгновение заиграла «Земфира — ДОКАЗАНО» на кухне — зазвонил и задребезжал телефон, но уже Алёнин. — Я отойду, — тихо шепнула младшая, встав с кровати, не снимая одеяла, будто приведение. Из комнаты послышались сначала угуканья и, по-видимому, солидарность младшей с родителями, так как первыми говорить начали они. А после «ага-ага, пока», прозвучавшего весело, что странно, послышались шажки, бегущие чуть быстрее обычной ходьбы. Шажки, к слову, были очень маленькими, собственно, как и их обладательница. — Мои Родители уехали в командировку, — отдышавшись после бега, доносила девушка, держа одной рукой краюшки одеяла возле вздымающейся груди. — Значит, уйдёшь? — стараясь не показать грусть, спросила учительница. — Все равно не уйду, — с ухмылкой ответила ученица, падая на кровать рядом. Наглость возвращается и побуждает розоволосую сесть, уже скинув одеяло, женщине на колени, а затем эта женщина чуть слюной не поперхнулась от такого. — Удобненько однако, — парировала голубоглазая, утыкаясь носом в шею учительницы, от чего та задышала сильне. — Алёна… — простонала та. — Будешь температуру мерить? И ещё сейчас капли и прочую мелочь принесу, — сталкивая девочку обратно на кровать, быстро протараторила обескураженная кареглазая, выбегая из комнаты. Швецовой хотелось сделать чего-то интересненько, что могло бы быть связано со старшей, а именно с ее боязливыми чувствами. Ещё в голове крутилась неприятная мысль, что вместе они быть не смогут не при каком раскладе, ведь учитель и ученица — вещи несовместимые. Как считают многие. Конечно, люди, которые влюбляются в учителя, имеют иную точку зрения, но чаще всего, их не спрашивают мнение. Преподавательница вышла с небольшой коробкой, в которой лежали лекарства и все в этом роде. — Ну что ж, поехали… * * * — Лучше? — вопросила старшая, ложусь на кровать, рядом с уже лежащей ученицей. Обняв ту, она стала гладить младшую по волосам и голове, перебирая их. — Да, — свободно дыша, ответила синеглазая, повторяя жест старшей. — Александра Олеговна, — вдруг произнесла она. — Что, солнышко? — не подумав, бросила шатенка. Осознание, конечно, пришло, нет, я бы даже сказала, вдруг телепортировалось, но получилось так, что вышло уже поздно. «Солнышко, о Боже, как приятно это слышать от неё, она такая прекрасная… А ее голос…» — мычала у себя в голове девочка, смотря в глаза учительницы, что отвечала взглядом. — Не знаю… Мне просто Ваше имя нравится, — не отводя глаз, словно заворожённая, пояснила розоволосая. — А ещё Ваша фамилия, — стараясь намекнуть, прошептала девушка, с неимоверной силой и рвением поцеловать уже наконец эту чудесную учительницу. — Горбачёва Алена Сергеевна? Мне кажется, звучит строго, но интересно. И очень ярко, — высказалась та и увидела перед собой уже с закрытыми глазами младшую. — Спать хочешь? — Нет, у Вас просто голос какой-то… очень красивый, хочу слушать его, — тихо признавалась Алёна, не заметив, как щеки обоих окрасились в оттенок розового. — И Вы сами то же, ну красивая, — говоря комплименты, губы подрагивали, а на них приземлился поцелуй. Совсем-совсем лёгкий и воздушный, тем не менее долгожданный. После того, как Александра отстранилась, что произошло достаточно быстро, глаза распахнулись. — Яваслюблю, — превращая предложение в одно слово, слитно призналась девочка, тут же кидаясь на темноглазую, крепко прижимаясь. — Люблю-люблю-люблю! — Алён, — печально начала старшая, внутри коря себя за это необдуманное действие, но такое желанное. — Прости меня, нам нельзя, — резко отрезвила женщина и отбилась от обнимающих ее тело рук. — Но Александра Олеговна, пожалуйста, — в силах встать на колени, что пришло бы ей раньше только в нетрезвую голову, сейчас объявилось в нормальное состояние. — Нет, — ушла в другую комнату старшая, не обращая внимания на голубые глазки, и которых уж точно вот-вот затопят солёные реки. Сама шатенка не понимала, для чего она отказала. Бывает же такое, и это бывает у всех без исключения, когда внутри разгорается пламя и возрождаются бабочки, которые кричат тебе о правильной дороге и о правильном выборе, но ты прислушиваешься к абсолютно другому, к какому-то закону, что обязателен для мозга, которого презирает сердце и бабочки с внутренним огнём. Огненные язычки меняют цвет на тёмный и гаснут, поджигая и унося за собой тех бабочек. Сердце тоже обжигается и после действия-обманки, которое в корне неправильное, а после того, как случится выбор, сердечко начинает усердно биться, быстро настолько, что кажется, оно скоро отстучит ритм и остановится окончательно. Швец уже почти ничего не видела, закрывала бушующие, темно-синие, глубокие океаны, потемневшие вмиг; руками, которые совсем недавно могли дать надежду и зацепиться за одежду старшей, не отпуская ее, может, одумалась бы. Может быть, но этого не случилось. Девушка ударила по матрасу и сползла на пол, все же используя колени в качестве стопы. Слез было столько, что они могли намочить полностью лист А4. Желание кричать будто летало в воздухе, образуя облако. Швецову можно было назвать ребенком, а у таких существ как дети обычно мозги в таких ситуациях попали бы, что и хорошо, поэтому розоволосая вообще не понимала, почему наступил момент отказала. Сердце разрывалось, не столько от отказа, как от того, что она, наверное, раз в первый, во второй — максимум полюбила человека самыми сильными чувствами, и вот который раз она слушает отказ, что уже являлся закономерностью. Доверять никому никогда больше не хотелось вообще. Было много раз, когда, будучи в классе шестом, седьмом, она слышала множество «нет, прости, невзаимно» Сейчас, собравшись с силами, она наконец сменила колени на стопы и встала, чувствуя напряжение в голове, будто резинкой стянули. В таком состоянии она дошла до выхода и не заметно вышла из квартиры, после из дома, изо всех сил стараясь не скатиться по лестнице, как та самая игрушка из детства, не припомню, как называется, пружинка такая, разноцветная.