// Школьная бунтарка //

— Влада, это полнейшая дичь! — визжа на всю улицу, вышла к подруге Швецова, познавая взглядом картину девушки, которая что-то искала в своём глубочайшем рюкзаке. — Ну-ну, что опять случилось? — не отрываясь от важного дела, спросила кареглазая, прикусывая внутреннюю сторону щеки, на которой образовался румянец. — Меня Ланг сегодня возле школы вызывает! Я уже, кажись, знаю, что она мне предъявит! — яростно пропищала Алёна, надеясь, что про пожар ничего не будет. Хотя это слишком уж маловероятно. — Мне она ничего не говорила, странно, — монотонно сказала девушка, выудив наконец влажные салфетки, которыми она теперь пытается вытереть рот, который был весь в мороженом. Идеально проходят будние, дистанционные дни. — Во сколько тебе? — кинув испачканную бумажку в урну, она сложила руки и уставилась на голубоглазую. — В шесть мне, — с таким тоном было сказано, что можно было понять — Алёна готова сегодня рвать и метать. — Ладно, пойдём пройдёмся, может, успокоишься, — зная характер подруги и ее любовь к прогулкам, кареглазая схватила не за руку и потащила со двора. * * * Вместе они гуляли по разным улицам, весело смеясь. Не обошлось, конечно же, без из любимой шавермы в какой-то подворотне. Время летело со скоростью света, кажется, даже быстрее. Девочки абсолютно запутались куда и когда им надо точно подойти, поэтому, забив на все, они до семи шлялись по городу, успевая кататься даже на метро. К вечеру знатно похолодало и толстовки не спасали — вот та самая причина, по которой они не прогуляли всю ночь, о чем каждая мечтает. Ярковолосая, похоже, уже успела оправиться от простуды и весь день свободно веселилась. Сейчас она, не спеша, идёт домой, желая поскорее лечь в кровать и поспать, так как в сон клонило неимоверно. Туч почти не видно, но они собираются, синоптики психуют из-за того, что вновь подставили людей. Хотя нет. Не в этом причина. Они просто боятся, что им в который раз сократят зарплату. Девочка шла в наушниках. И зачем она их взяла во время встречи с подругой, все равно протрындели весь день. Играли песни самых разных групп и жанров, тем не менее все одинаково прекрасны. Уже начался дождь и частота и без того маленьких шагов увеличивалась. Хоть быть амбассадором фразы «от топота копыт пыль по полу летит» лень, но промокнуть до костей не очень хотелось бы. Девушка почти переборола всю свою гигантскую лень, которая пыталась ее заморозить будто бы до смерти и почти перешла на бег. Но прервали ее от бега чьи-то руки, сцепившиеся у неё на талии. Алёна испугалась и вскрикнула, тут же перестав издавать звуки. Она чувствовала огромные ладони, вымокшие из-за дождя. Они сжимали пояс до боли, словно хотят сделать из Швец два куска пластилина, которые соединены тоненькой нитью из такого же пластилина. И все же быть изнасилованной, убитой или… или изнасилованной и убить не хотелось. Не-а. Вообще не хочется. Поэтому визг раздался снова и ударил по ушам преступника. — Отпустите меня! — девочка вертелась и пыталась заглянуть назад, кто же ее волочит по узкой улочке, да ещё и в такую погоду. — От-пус-ти-те!!! — кричала во весь голос Швец, ударяя похитителю по груди и животу, слышно из-за этого вздохи и выдохи, как будто человек еле сдерживается. — Отпусти, блять, меня! Отъебись! Оставь меня, сука, в покое! — стараясь не заплакать в совершенно неподходящий момент, девушку и неожиданно скидывают с плеча возле двери, в которую в последствии ее заталкивают. На глаза тут же прилетела длинная тряпка чёрного цвета, закрывающая доступ буквально ко всему. Она уже ничего от жизни не хотела, ни нормальных оценок, ни стать музыкантом, ни много-много-много разноцветных наклеек и плакатов — ни-че-го! Желая лишь жить без травм, Алёна ощутила, что ее посадили на какую-то поверхность и… полагаясь на осязание, она с чего-то вдруг решила, что это подоконник. Но она угадала. От осознания, что ее могут запросто сбросить — хотелось думать о том, что проще пустить пулю в лоб или наконец уже сдохнуть от рапу ударов металического, хотя в общем-то неважно, ножа. И, кажется, будто вот-вот закончится все, что так долго начиналось. Она никогда не понимала убийц. Как можно получать кайф от насилия над другой персоной? Ну как? Однако ни ножа, ни верёвки, ни асфальта, ни чего-либо другого не было. Повязка спала, но видно также ничего не было. Тьма кромешная. И не удаётся разглядеть, кто перед ней стоит. Розоволосая даже не заметила, что сидела с раздвинутыми ногами, между которых стоял этот самый «насильник-убийца-кто-угодно». В черты лица она не могла всмотреться, не помогал даже свет, что исходит от уличных фонарей и Луны. — Прости меня, — тихо раздалось во мрачной комнате. — Солнце, милое, прости, — даже по шёпоту не было понятно кто это от слова «совсем». — Аленочка, вол… — Откуда вы знаете мое имя?! — крикнула голубоглазая, все же чувствуя некое чувство, что в кругах людей называют «спокойствием». Ей было комфортно, хотя светлоглазая знала, что если мужчина будет стоять между ее раздвинутых ног — приятного будет мало. А тут было даже в какой-то степени приятно. Но даже это не обошлось без горчинки в виде тревожности. Ответа не дано. Ладони человека поднялись к розовым щекам Алёны и начали их нежно гладить. Наконец глаза привыкли, и девочка вздрогнула от вдруг появившейся картинки тёмных глаз напротив. — Алёна, я тебя люблю, — уже привычным голосом сказала… Александра? Да! Олеговна! — Я тебя люблю, Аленочка!!! — Ах это вы… как это, любите, — искренне не поняла девушка, призывая себя ненавидеть эту женщину, которой в душе она была готовить отдаться хоть сейчас. Зубы у Горбачевой сжались до предела, казалось, что они вот-вот раскрошится на множество беленьких кусочков. Вместо того, чтобы вредить себе, причинять ужасную боль, она с неописуемой силой, вымещая всю свою агрессию и ярость, начала вцеловыыаться в красные, обкусанные губы. Швецова испугалась такого быстрого и резкого действия и от неожиданности прислонилась спиной к оконному стеклу, что было жутко холодным. Даже через эту «самую теплейшую в мире» толстовку, как это было видно со стороны, голубоглазая почувствовала будто бы лёд. Однако она, стараясь отделаться от спонтанной учительницы, с силой пыталась прижаться к стеклу, которое запросто могло вывалиться наружу, чего, к счастью, все никак не происходило. Как же повезло нашей Александре Олеговне с тем, что в кармане лежала эта чёрная тряпка, уже лежащая на грязном, запачканном поле; и поблизости находился этот заброшенный, шаткий, заброшенный домишка, который никому не сдался, кроме Горбачевой. К слову, подоконник был крепкий, несмотря на возраст этого дома. Темноглазая отстранилась от окончания воздуха и насильно поставила руки на место, чуть выше ее колена, опираясь на них. Низкорослая айкнула и начала всматриваться в лицо преподавательницы, которая, в свою очередь, отвечала тем же жестом, если это можно так назвать. — Извинишь меня? — подняв одну руку, старшая начала гладить щеку, как тогда, и это действие заставило голубоглазую чуть ли не подавиться воздухом от воспоминаний. Девочка не переборола сердце, кричащее: «ДА-А-А, ЕП ТВОЮ МАТЬ, ДА-А!!!» и отрицательно помотала головой, издавая отрицательное: «м-м». Ещё и нахмурилась. Как ребёнок первого класса класса. — Уверена? — ухмыльнулась Александра, проводя языком по своим губам. Швецова угукнула и откинула голову так, чтобы глаза изучали потолок, а головой прежде метнула так, что рука была откинута. Тем временем открылась длинная, тонкая шея, которую хотелось либо сжать до дрожи в суставах, либо начать прикусывать и целовать. Что, собственно, и сделала Горбачёва. Предсказуемо, не правда ли? Ну, таковы реалии кареглазой, которые различались с Алениными, ведь та даже предположить не могла, что такое сделает учительница. Старшая начала изучать губами шею ярковолосой, пока та пыталась оттолкнуть от себя эту «ненормальную» — выражаясь цензурно — женщину. Она и била, и толкала — бестолку! Старшая отходила тазом назад, но губами не останавливалась. Что только она не делала, даже кусала. Замазывать придётся следы потом. Когда сопротивление перешло край гигантского терпения старшей, она просто схватила запястья девочки и подняла их у неё над головой. Руки ударились об стекло, а Швецова снова издала звук, похожий на обыденный «ой» или же банальный «ай». — Простишь меня? — ещё раз спросила старшая, напрягая мышцы рук, что буквально пару минут назад сжимали ноги младшей. — Нет, никогда, — твёрдо стояла на своём младшая, вдруг чувствуя ее любимый аромат сигарет и кофе, от чего она закатила глаза, закрыв их. — Отпустите меня, пожалуйста, не будем мы вместе, понимаете, не будем! — чуть ли не плача, изводилась девушка, крича прямо в физиономию темноглазой. — Будем, обещаю, — прошептала старшая, вновь целуя ученицу, у которой что-то щёлкнуло, и тут же она перестала оказывать сопротивление, поддаваясь вперёд, а когда хватка на запястьях ослабла, она схватила шатенку за волосы, окуная пальцы в мягкие пряди, притягивая ещё ближе к себе, низкорослая даже обхватила ногами талию той, нанося несильную боль из-за слишком скорого прижатия кроссовками к бёдрам женщины. Когда Горбачёва остановилась, дабы сделать вдох, она чуть-чуть отстранилась и поглядывала то в глаза, то на губы. Пальцы выбрались из кудряшек. В скором времени до старшей дошло, что вторая, может быть, замёрзла. Поэтому учительница начала спрашивать, мол, все ли в порядке, а Алёна ее перебила. — Александра Олеговна, потише, — заигрывающим тоном парировала она, положив руки на плечи той, пожимая их, будто на мотоцикле. Светлоглазая спрыгнула с подоконника и вплотную подошла к коротковолосой, что начала кусать губы и щеки. От прыжка первой пол самую малость проскрипел. Губы Александры Олеговны пересохли и еле зашевелились, расползаясь в ухмылке, она тут же и поняла, что задумала младшая. Женщина крепко, как в прошлый раз, взяла талию девушки и толкнула ее к стене. Кареглазая подошла и поставила между ног коленку, поставив свою конечность на носок. Ярковолосая неуверенно улыбнулась и сама полезла за поцелуем, приподнимаясь тем же способом, что и нога учительницы. Они обе знали, что уж точно разбежаться никто никому больше не даст. Просто зачем? Зачем ссориться, если вы обе понимаете и принимаете все то, что чувствуете. Да, Горбачёва поступила глупо в прошлый раз. Но и та, и вторая сейчас об этом не думали, ведь преподавательница уже запустила холодные ладошки под толстовку младшей, начав водить по верхней части тела руками. Швецова ахнула от действий Александры и вновь откинула голову, призывая повторить. Вот темноглазая, поняв намёк, начала снова начинать те же махинации с шеей. — Александра Олеговна, можете побыстрее? — набрав воздуха в лёгкие, попросила она, уловив на себе то, как смотрит учительница. В ней смешались все чувства, абсолютно все. Горбачёва гордилась тем, что у неё получилось сделать то, что она хотела и даже больше. — Солнце, ты так и будешь теперь звать меня по имя и отчеству? — нежно вопросила старшая, спустив руки в джинсы девочке, удивившись, что штаны ей велики. — А как? — правда непонимающе вопросила розоволосая, уже на грани, чтобы застонать от таких незначительных действий. Проценты к стонам добавлял тот факт, что все, что произойдёт, произойдёт с… а как теперь назвать? Действительно, блять, как?! Может быть, просто Саша? Просто. Просто Саша. Шатенка пустила смешок и расстегнула джинсы младшей, стаскивая с неё их, тем самым наклоняясь. Конечно, ум на высшем уровне. Холодрыга, непонятное место, в которое любой может заглянуть… А она раздевает Алёну. Ее интеллект был ещё ниже, идея то не кареглазой. Младшей реально пришел этот намёк в голову. Первым же делом после настойчивости учительницы. Да и про возраст Швецовой забывать не стоит, что обе напрочь не хотели вспоминать. Знали бы родители и Кристина с Владой. Первые — опешили и поставили табу, запреты и, возможно, лимиты, что маловероятны, на всем; а вторые рассмеялись бы так, что упали на плоскую поверхность, сквозь радостный хохот крикнув: «это надо отметить, бухнем?» В момент, когда Александра Олеговна слишком больно укусила девочку, она завопила, казалось, ультразвуком, настолько высоко и звонко. Спустя какое-то количество времени, которое будто бы шло веками, темноглазая раздела девочку и, отойдя, глянула на нее. Она смотрела недолго, но взгляд будто бы застыл, пусть на пару секунд, но застыл. Затем слабо прикусила нижнюю губу и тихо подошла обратно. Ярковолосая, как только почувствовала пальцы, кружащие вокруг да около глухого места, поджала губы. Если бы это происходило с кем-то другим — наверняка возникла неприязнь и отвращением. Пока сейчас в тронном зале, глубоко в розоволосой, проходила коронация смеси азарта, любви и предвкушения. — Ну давайте же, — вдыхая все тот же запах прокуренной до нитки учительницы, она испытывала то, что обычно чувствует наркоман, видя перед собой дозу, которую что-то мешает взять. Внезапно желание умолять пропало, когда младшая ощутила приятную боль внизу. Два пальца идеально делали своё дело, пытаясь подарить ощущения лучше, лучше и лучше. Все не столько приносило неудобств, сколько удовлетворения. И не смущало никого то, что она стоит голая, ее трахает преподавательница, которая старше ее, и все это происходит, повторюсь, в доме, в который каждый встречный может зайти. Через минуты две вторая рука коротковолосой начала массировать весь верх младшей, пока губы продолжали чуть ли не облизывать каждый миллиметр. Остановив рот, Александра начала шептать самые разные пошлости — что смутило Швецову гораздо больше, чем могло быть. Даже шатенке было немного неудобно это говорить. Точнее сначала ей было плевать. Сейчас же она призадумалась, не сказала ли она ничего такого… такого прям слишком. Не дай Бог узнают Сергей с Оксаной, НЕ ДАЙ БОГ! Промелькнула глупая мысль о том, что они откуда то выудят эту информацию, и будет ужасный конфликт. Швецова не выдержала и, сдерживая всевозможные звуки, до боли укусила нижнюю губу, из которой могла потечь алая струйка, если бы это действие продолжилось, но челюсть ослабла, а Алёна повисла на кареглазой, прикрыв глаза. Александра Олеговна довольно ухмыльнулась и обняла девочку, чтобы та не дай Бог не упала. Горбачёва с улыбкой дождалась прихода младшей в чувство и помогла натянуть одежду. — Алён, мы сможем быть вместе? — волновавшись, задала вопрос кареглазая, получая в ответ прыжок на неё со всей дури и тихий голос: — Мы сможем быть вместе. — сильно сжимая тело учительницы, произнесла не менее довольная Алёна, всматриваясь в губы старшей. — У меня ещё предки не приехали из командировки, пойдём ко мне? Фильм глянем там, — предложила счастливая Швецова, созерцая перед собой качающуюся голову в знак согласия, тут же зацеловывая лицо розоволосей.