Ночь; около двух часов; трепетание вокзала по рельсам. Уже битые полтора часа Кисаки мучается от бессонницы, ворочаясь с одного бока на другой. То в потолок посмотрит, то на живот ляжет, уже всех баранов в уме пересчитать успел.
На соседней койке уже вовсю дрыхнет Ханма. Лежит на спине в позе цапли, левая рука под подушкой, а правая на животе, глаза закрыл и слышно только тихое сопение. Еще и на матрас полностью не помещается: вон ноги с кровати торчат.
Блондин выбирается из-под легкого покрывала, проклиная еще и жару в их купе. Сидя опираясь на стенку, просто смотрит в окно. Деревья и кустарники быстро проносятся перед глазами, а сам поезд чуть шатается из стороны в сторону, слышен тихий звук стука об рельсы. Как будто настоящая колыбель, так убаюкивает... Но уж точно не Кисаки.
Вставать им, как на зло, в ранищу – в восемь утра. И вот какой черт Шуджи дернул неожиданно и спонтанно поехать в другой город? И какого черта Тетта вообще послушал этого придурка? Сейчас же парню только и оставалось, что глядет в потолок да проклинать все живое на этой планете за то, что бессонница настигла его именно сегодняшней ночью.
— Эй, Киса,— послышался тихий низкий шепот, который заставил обладателя имени чуть ли не наебнуться с его койки от неожиданности.
— Твою мать, Ханма, какого ты так пугаешь?! — так же тихо и недовольно прошипел блондин, переводя взгляд на виновника его испуга. Глаза за столь долгое время уже успели прывыкнуть к темноте, так что сейчас можно было отчетливо разглядеть взор Шуджи на себе. Секундно даже показалось, что его глаза как будто светятся при ночном освещении; как будто два настоящих янтаря, смотрящие прямо в душу. Подобный ход мыслей заставил даже самого Кисаки передернуться.
— Ты чего ворочаешься? Я уже на протяжении часа слышу как ты тяжко стонешь и вздыхаешь,— спокойно, и даже без привычных колкостей поинтересовался у него брюнет.
— Ну, допустим, мне не спиться,— уже чуть мягче, но в прежней манере ответил Тетта на заданный ему вопрос. Зачем ему вообще об этом спрашивать? Нет конечно, он просто по приколу лежит уже несколько часов, да в стенку пялит. И тупому ведь понятно, что тот заснуть не может...
Шуджи на это, даже слова не сказав, тоже принял сидячие положение на своем матрасе, доставая что-то из-под подушки. Кисаки, сидящий без привычных очков на переносице, не сразу понял, что именно понадобилось татуированному сейчас. Лишь через некоторое время тот наконец-то разглядел: телефон и беспроводные наушники. Ну, что можно сейчас сделать из этого набора вещей? Просто включить музыку и попытаться заснуть, а может и включить какой-то фильм или аудиокнигу. Но при чем тут Кисаки? Ханма может сделать это и в одиночку, помощь Тетты тут необязательна. Татуированный, подключая наушники к телефону, вставляет один наушник в ухо, а сам встаёт со своего места. Ничего не понимающий Тетта ожидал чего угодно от этого дылды, но то, что тот буквально ляжет к нему в постель, уж точно не входило в его предприятия и догадки.
– Ты... Ты, что творишь? Ханма, съебись отсюда, в салоне и так жа—
Начал протестовать младший, пытаясь всеми силами оттолкнуть настойчивые руки парня, которые пытались уложить его на кровать рядом с ним. Но приличная разница в силе дала о себе знать, и уже через пару минут Кисаки как шелковый лежал в некой западне из рук брюнета. Койка, как на зло, еле вмещала в себя одного человека, а тут сразу двое навалились, причем оба абсолютно разной комплектации.
Чтобы ребята смогли поместиться, блондину буквально пришлось «спрятаться» в теле татуированного. Между ног старшего, очень удобно поместились его ноги, чуть поджатые к себе, а чужие грамосткие ладони покоились на его же талии, обвивая замочком, когда руки Тетты были прижаты к чужой груди. Шуджи второй наушник, который оставил у себя, успел воткнуть в ухо все еще охуевающего от всего происходящего Кисаки, включая какую-то незнакомую для очкастого песню.
Хоть и с небольшими трудностями, но парень мог видеть довольное лицо Ханмы, которое освещалось сейчас лишь светом фонарей, отчего появилось очень жгучее желание попросту скинуть эту самодовольную морду с его койки, ну или же просто вдарить кулаком в челюсть,ну так, для профилактики.
Какой-то незамысловатый текст, да и сама песня вроде опиралась на лёгкое музыкальное исполнение, нежели на какой-то скрытый смысл, заложенный в идее. Кисаки только-только начал прислушиваться к звучанию, забывая о своей бдительности, как эта самодовольная и вот-вот двухметровая морда своими ручищами уже куда-то полезла.
— Ханма Шуджи, если ты сейчас же не уберешь свои рученки с моей поясницы, я—
— Что? Что ты сделаешь, Киса?
И снова Тетте нагло не дали договорить. Чужие холодные пальцы, уже давно не слушая дальнейших угроз, заползли под чужую майку. Леденящие кожу фаланги уже вовсю гуляли по очертаниям талии блондина, заставляя пройтись по его спине легким мурашкам.
Тетта только хотел вновь запротестовать, но где-то в глубине души, он понимал, что это будет бесполезно. Если Шуджи на что-то решился, он не отпустит эту идею до конца своих дней и будет идти к ней, как упертый баран. Да тут ему и бежать некуда, цепкие ручки старшего как будто приклеились к его телу и отпускать в ближайшее время уж точно не намереваются.
— Да ну еб твою мать, Ханма, подвинься хотя бы ради приличия,— послышался недовольный и тихий шепот Тетты, которому катастрофически не хватало пространства и, кажись, воздуха в легких, от таких сильных объятиях.
— Слышу только мяуканье. Мне двигаться некуда,— произнес виновник сие торжества таким же шепотом.
На самом деле Ханме и самому было тесновато, он чуть ли не вываливался с койки. Но, чего уж не сделаешь ради спокойного сна его любимого?
Пройдя стадию «отрицание», потихоньку переходя на «принятие», Кисаки лишь тяжко вздохнул, прислушиваясь к песне играющей в его ухе. Чуть приглушенный голос парня в наушнике повторял текст, по всей видимости, на английском и уже по второму кругу.
«And i'm the one you don't want to be with.»
Тетта неожиданно даже для себя, начал понимать, что потихоньку начал засыпать, как бы он не хотел это признавать; объятия брюнета и песня реально его убаюкивали.
– I don't want be your holder. Surrender, surrender...— послышался тихий шепот, доносившийся где-то над головой Кисаки, обладатель которого был, суля по всему, уже сам Ханма. Его голос звучал совсем приглушенно, отчего под напором песни в ухе Тетты он еле как смог его уловить. Кисаки, буквально охмутанный песней, будто под настоящим наркотиком, сам невольно прислушался к ее тексту, пытаясь перевести его, даже глаза вон закрыл.
– Don't look into my eyes. Our last disco is meeting ice,— вдруг низкий шепот послышался совсем рядом с младший, который от испуга резко раскрыл свои глаза.
Последнее, что он смог уловить – затемненное лицо брюнета под светом ночи, прищуренные глаза и довольная ухмылка, а после их губы соприкоснулись, медленно по инициативе Ханмы начиная перебираться между друг другом.
Поцелуй был до боли в животе нежным, до боли в животе приятным.
Кисаки от лёгкого шока, кажется, больше не слышал мелодии: лишь стук собственного сердца, которое с каждым стуком было готово вот-вот выпрыгнуть из груди, словно убегающий от волка кролик.
Шуджи воспользовавшись ахуем младшего, проникнул в его рот языком, очерчивая каждый сантиметр чужой полости и изучая всё на своём пути. А Тетта, будто слепой котенок, без очков не видя ничего, кроме все тех же прикрытых золотых очей, которые уже были непозволительно близки к нему, только и мог, что плавиться под чужим языком, пытаясь неумело отвечать.
Текста больше не было, лишь приятный на слух звук саксофона и синтезатора. Тетта будто и вправду оглох, ведь он не улавливал ни одной проходящей мимо него ноты, лишь стук своего сердца в перемешку с сердцем Ханмы. Он как будто пьяный, взгляд поплыл, а все последние остатки его мыслей смешались в кучу. Кисаки только и оставалось, что схватиться за чужую домашнюю футболку, как за спасательный круг.Через полминуты, когда воздух совсем начинал заканчиваться, татуированный наконец-то отпустил беднягу из плена своих губ, давая отдышаться.
Младший, все еще не отойдя от шока, правой рукой прикрыл свои уже слегка покрасневшие губы от поцелуя, а сам отвел взгляд куда то вниз.
— Ты чего, целоваться не умеешь? Ей-богу как первоклашка...— поинтеремовался у очкарика Шуджи, вновь обнажая свою фирменную лисью ухмылочку.
— Я... Нет, это был мой первый поцелуй...— уж слишком тихо признался парень, все так же не поднимая взгляд на брюнета. А тот, услышав неожиданный ответ от Кисаки, сам на секунду завис, а после с широко открытыми глазами и с яркой улыбкой вновь заговорил.
– Это получается, я твой первый поцелуй украл? Охуеть,— пытаясь не смеяться так громко, что получалось мягко говоря не очень, пролепетал уж очень довольный Шуджи.
— Рот свой прикрой, пока я окончательно не скинул тебя с кровати,— нахмурившись, с заметной угрозой прошипел младший, наконец поднимая глаза.
Татуированного эта ситуация только тешила, так еще и такой до жути милый вид обозленного блондина перед ним заставлял его сердце трепетать. Бровки домиком, глаза так и горят опасной голубизной, кисти рук с острыми ноготками буквально впились в футболку, а сам рот чуть приоткрыт, не забывая о важности кислорода. Ну разве не прелесть?
— Я буду счастлив умереть от твоих рук, Кисонька,— Ханма издал звук восторга, состроив глазки.
«Don't look into my eyes
Our last disco is meeting ice...»
