Пакетик дофамина

      В ночь, когда Даяне приснился кошмар, Марсу было и вовсе не до сна, но его мучения были в тысячу раз сильнее. Ему не нужно было спать, чтобы чувствовать себя в ночном кошмаре. Парень уже трое суток ничего не принимал, и именно этой ночью абстинентный синдром достиг своего апогея.       Лежа на тесном диване, он жутко ворочался, пытаясь найти положение, при котором ему будет не так больно, потому что, казалось, в теле не осталось ничего, что бы не болело. Он утыкался лицом в подушку и рычал. Его бил озноб, сменяясь жаром, мышцы сводило судорогой.       Жаропонижающие не спасали, температура тела была предельно высокой. Домашняя старая футболка, мокрая насквозь от пота, прилипала к истощившемуся телу, щеки горели, по лицу крупными каплями стекал пот.       Сердце билось так, словно готово было в следующую секунду выпрыгнуть из груди. Головная боль только нарастала, усиливалось головокружение.       Марс резко ощутил тошноту и побежал в туалет так быстро, как мог. Его рвало уже третий раз за ночь и седьмой за последние сутки. Поскольку он ничего не ел вот уже три дня, из него выходила лишь желчь и вода.       Проблевавшись, Марс по стенке дошел до ванной комнаты, встал перед желтой потрескавшейся раковиной и заставил себя умыться. От холодной воды стало немножко легче, но совсем ненадолго. Марс, опираясь трясущимися руками на края раковины, с трудом поднял голову и посмотрел на свое отражение. Какой жалкий вид. Ему было противно на себя смотреть. Темно-каштановые волосы были мокрыми от пота и взъерошенными, щеки впали, синяки под глазами уже походили на самые настоящие синяки. Вдобавок этот чертов синяк на переносице, которым наградил на днях отец. Лицо было болезненного зелено-серого цвета.       Снова начался озноб, потому Марс вернулся в комнату, врезаясь на своем пути в каждый косяк. Добравшись до дивана, он завернулся в одеяло, но по-прежнему мерз. Боль в мышцах и суставах становилась все сильнее и невыносимее с каждой минутой.       Марс сполз с кровати на пол вместе с одеялом. Он рычал, бил кулаком об пол, кричал. Он не мог найти себе места. Все, чего он желал, чтобы эти пытки закончились, но каждая минута ему казалась безумно долгой, бесконечной. Время словно замерло. Марс уже не верил, что это однажды прекратится.       Как будто физических мук было мало, начались душевные. Марс чувствовал себя безнадежным. Он видел всю ущербность и бессмысленность предпринятых попыток в борьбе с этой страшной тягой. Ему хотелось просто принять дозу и покончить с этой пыткой, потому что он слабый и никчемный.       Не вставая с пола, Марс дотянулся рукой до дивана, достал телефон из-под подушки и позвонил. На той стороне провода никто не отвечал. Марса охватила злоба, он стал бить ослабевшей рукой об пол, продолжая попытки дозвониться. «Возьми трубку, еб твою мать!» — проорал он на всю комнату.       С четвертого или пятого раза у Марса получилось. На том конце ему отвечал грубый сонный мужской голос:       — Марс, ты ебнулся, что ли? Ночь на дворе. У меня все спят.       — Мне нужна доза. Сейчас, — просипел Марс, морщась от боли в животе.       — Ты в курсе, сколько времени? Завтра приходи.       — Мне нужно сейчас, понимаешь?       — Что, совсем хреново?       Парень в ответ лишь прерывисто выдохнул в трубку.       — Сколько дней?       — Три..., кажется.... Не знаю. Будто вечность.       Человек на той стороне немного помолчал, похоже, обдумывал слова Марса.       — Три? Ну, это еще не так много. Нормально все будет. Приходи завтра.       — Сука, не бросай меня вот так! Я сейчас сдохну.       — Не сдохнешь. Ты, главное, это..., Марс..., не сделай с собой ничего, — голос мужчины был полон равнодушия.       Марс прикусил губу, на глаза навернулись слезы от чувства собственного бессилия перед этим отвратительным состоянием. Он представлял, как долго ему придется продолжать терпеть мучения, и только от этого хотелось пустить себе пулю в лоб.       — Марс? Ты меня слышишь?       — Иди на хер, — прошипел парень в трубку, нажал на сброс и откинул телефон в сторону. Тот отскочил под диван.       Марс бросил взгляд на обломки гитары, которые так и не нашел в себе силы убрать, свернулся на полу и беззвучно зарыдал.       Почему-то именно в такие минуты в памяти всплывали самые неприятные и тяжелые воспоминания. Мозг Марса очень тщательно их стирал, позволив парню обновиться когда-то и начать жить по новой. Лишь теперь Марс понял, что ничего не изменилось. Наркотики были не просто губительным пристрастием, они спасали от нежелательных эмоций и воспоминаний. Теперь Марс видел связь. Он искал тепло, которое не получил, и счастье, потому что никогда не был счастлив. Марс стал видеть закономерность во всем, что с ним происходило. Он испытывал боль, потому что заслуживал ее.       Пока Марс не пошел в школу, отец и брат били его при любом удобном случае. Началась учеба — агрессоры стали осторожничать. Поскольку в школе никто не должен был заметить следов побоев, они били так, чтобы ничего не оставалось. Однако когда отец напивался, он настолько мог слететь с катушек, что Марс потом неделями не ходил в школу, ждал, пока синяки пройдут. Хотя бы те, что на видных местах.       Учителя считали Марса типичным прогульщиком и бездельником. Парень никогда не подавал виду, что у него что-то не так. Он чувствовал, если будет жаловаться, это ни к чему хорошему не приведет. Вряд ли ему поверят. Следов побоев нет, остальное уже не важно.       Марс просто жил, стараясь ловить моменты радости вне дома. Его природное обаяние притягивало к нему людей. У Марса были товарищи, приятели, но почти никогда не было друзей. Он ни с кем не делился тем, что происходит дома. Марс никому не доверял.       Он много раз пытался уговорить маму бросить отца и просто уехать. Бесполезно. Мать была слишком запугана, боялась предпринимать любые действия для защиты себя или сына. Затем она сама стала много пить. Она была настолько труслива, что в семейных конфликтах нередко вставала на сторону отца, чтобы ей от него меньше досталось.       Марс принимал удар на себя, прекрасно понимая, что отец будет истязать мать, если рядом не будет сына. Отец напивался и выплескивал всю энергию, избивая Марса. На маму у него уже не оставалось сил, он уходил спать.       Но когда нервы Марса совсем сдавали, он убегал. В десять лет он три дня жил на улице, а в четырнадцать провел так целую неделю. Тогда он впервые попробовал наркотики, но был еще очень далек от зависимости.       Марс все чаще умолял маму бежать. Она не желала слушать, говорила даже не заикаться об этом, просила терпеть. Марс и терпел, а мама в один день просто исчезла. Она сбежала одна, оставив сына с отцом. Вернее, сыновей, но Давид тогда уже почти не бывал дома.       Марс искренне не понимал поступка мамы и злился на нее. Ему было шестнадцать, и он готов был взорваться от злости на весь мир.       Именно в тот период жестокость в их семье перестала быть односторонней, а избиение стало превращаться в драку. Каждая новая пьянка все сильнее ударяла по здоровью отца. Он становился неповоротливым, неуклюжим, медлительным, и нападал он уже не на ребенка, а на молодого парня. Марс стал сильнее, и он мог дать отпор. Страх отступал, уступая место гневу.       Одним из тех воспоминаний, которые взрослый Марс почти стер из своей памяти, был случай, когда парень в пылу драки схватился за кухонный нож, предназначенный для мяса. Марсу было страшно представлять, что бы случилось, если бы он не опомнился в нужный момент. Он пытался убедить себя, что схватил оружие лишь для того, чтобы припугнуть, но не мог. Марс больше не доверял самому себе.       В тот день он увидел в себе отца и брата. Парень мог стать их отражением. Стоило ему подумать об этом, становилось противно и страшно. Марс решил, что ни за что на свете не станет таким, как отец или Давид. И он не стал, но гордиться было нечем.       Парень работал с четырнадцати лет, но лишь в восемнадцать смог снять себе жилье. Он пытался построить новую жизнь, забыв старую как страшный сон, и у него это неплохо получалось, но лишь до определенного времени. В какой-то момент Марсу показалось, что он стал совсем другим человеком, словно никогда не переживал того, что с ним было. Лет до двадцати парень пытался найти маму, много думал о ней, но затем просто отпустил. Вернее, так он думал.       Как только Марс спустя четыре года узнал, что его мать умерла, у него снесло крышу. Не сразу, какое-то время он не мог полностью осознать случившееся, вел себя, как обычно, смеялся с коллегами на работе, улыбался людям. Но когда к нему пришло осознание, лишь наркотики смогли спасти его от всего того, что стало твориться у него в душе.       Переживая ломку, Марс не мог перестать прокручивать все моменты своей жизни, где он поступил не так, как должен был. Марс винил себя за то, что не пошел сам искать помощи, когда их с мамой истязал отец. Он слишком мало сделал и слишком много боялся. Марс винил себя за то, что не нашел маму, пока она была жива. Ему казалось, поступи он иначе, мама могла бы жить и быть счастливой. Марс винил себя за наркотики, считал их своей самой позорной слабостью. Он чувствовал, что заслужил всю ту жестокость, что к нему проявляли его близкие в прошлом, потому что всегда был слабохарактерным, трусливым и жалким.       Еще Марс безумно винил себя за Даяну. Все эти дни он снова и снова мысленно возвращался к ней. Она была просто ребенком, ни в чем не повинным. Вся вина целиком лежала на Марсе, ведь ему должно было хватить осознанности, чтобы не давать девчонке наркотики.       Когда она пришла работать в их пекарню, он стал общаться с ней от скуки и тоски. Перед этим Марс пережил болезненное расставание с девушкой, остывал после непростых отношений и пытался слезть с тяжелых наркотиков, на которые подсел после того, как его мать нашли мертвой. Он перебивался травкой и прочей мелочью, задался целью бросить насовсем, однако без привычных стимуляторов стал переживать кучу неприятных эмоций. Как обычно, он этого не показывал, снаружи оставаясь веселым и жизнерадостным.       Даяна вызвала в нем живой интерес. Ему нравилась ее наглость, смелость и порывистость. Он не планировал строить с ней отношения, ему лишь хотелось поиграться, отвлечься. Марс позвал Даяну к Вадиму не ради того, чтобы завалить в постель. Парень хотел перемен в привычном, уже изрядно осточертевшем ходе вещей.       Угостил дурью Марс Даяну тоже ради забавы. Ему было все равно, он не чувствовал никакой ответственности за это действие, не испытывал никаких чувств к Даяне. Она просто была игрушкой, с которой Марсу становилось не так тошно.       Даяна была очень наивной в его глазах. Ее не отпугивало, что он наркоман, как его предыдущую любовь. Совсем наоборот, Марс видел, что ее это притягивало. Ему нравилось, что Даяна ни за что его не винила. Потому парень просто наслаждался. Секс долгое время был средством от тоски и чувства одиночества, возможностью забыться. Марс видел, что Даяна молода, но не представлял, что она могла врать о своем возрасте, потому спокойно развлекался с ней, используя девушку так, как хотел.       Все было относительно неплохо, пока Даяна не перестала быть для Марса просто развлечением. Его чувства к ней стали сложнее, и парня это очень напрягало. Марс не умел с таким справляться. Он предпочитал ничего не чувствовать. Особо яркие чувства, как положительные, так и отрицательные он научился глушить наркотиками. Именно поэтому после предыдущих отношений Марс дал себе обещание, что не начнет новые, пока не завяжет с наркотой.       Марс сопротивлялся чувствам, злился на себя и на Даяну, пытался показать всем вокруг, что между ним и этой девушкой ничего нет и быть не может, убеждал самого себя в этом.       Все стало совсем плохо, когда в один из дней Рома озвучил истинный возраст Даяны. Она была несовершеннолетней. Тогда Марс по полной осознал, что натворил и всем нутром себя возненавидел. Это было уже никак не исправить. По первости Марс злился на Даяну за ее ложь, но позже осознал, что тут виноват лишь он один.       Парень пытался оборвать любые связи с Даяной, выбросить ее из жизни и из головы, просто забыть, что она вообще существует, однако Даяна не давала ему это сделать. Сначала девушка стала забрасывать его сообщениями, затем появилась у Вадима дома, когда они в очередной раз собрались компанией, безостановочно звонила, напоминая о себе, а потом каким-то образом выследила Марса, когда он ходил к отцу. Парень хотел заблокировать ее номер, но почему-то не мог. Он боялся, что навредит ей еще сильнее. Даяна страдала, он видел это, но не знал, что ему делать, поэтому просто отстранился.       С того самого дня, как Марс впервые почувствовал что-то особое к Даяне, он редко бывал трезвым. Но когда парень узнал реальный возраст девушки, он вернулся к тяжелым наркотикам, от которых так стремился отказаться. Ответственность тяжким грузом свалилась на его плечи вместе с чувством вины. Выносить это было чертовски тяжело, как и наблюдать за тем, как Даяна себя уничтожает. Марс не мог на это смотреть, поэтому он просто сбежал, замуровал себя в старой темной квартире и сидел там, пытаясь забыться и представить, что все хорошо, что ничего не было.       Марс винил себя за то, что поднял руку на Вадима, единственного человека, которого мог назвать своим другом. На самом деле, Марс считал, что тогда ему стоило дать в глаз самому себе, ведь впервые Даяна попробовала наркотики с ним, и именно он привел ее в квартиру Вадима. Друг, как и Даяна, был не виноват ни в чем.       Марс старательно избегал людей, утопал в своем омуте, поглощая дозу за дозой. Сознание, мысли и чувства расщеплялись, разум отделялся от тела. Марс переставал ощущать себя собой. Внутри его головы был абсолютно другой мир, где парень никогда не проходил через домашнее насилие, никогда не совершал глупых необдуманных действий, никогда не разрушал чью-то жизнь.       Это счастье длилось недолго, ровно до тех пор, пока наркотики не стали давать обратный эффект, вызывая тревогу и воскрешая в памяти самые неприятные воспоминания. Марс перешел на героин, но понимал, что это дорога в никуда. Он либо бросит, либо умрет. Сколько раз он это слышал, и лишь сейчас полностью осознал, что это совсем не преувеличение.       Марс снова пытался бросить, и вот тут-то и начались самые адские муки. ***       Вадим стоял в подъезде, потирал замерзшие пальцы и упорно продолжал нажимать на звонок. Наконец, он услышал за дверью шаги. Посмотрев в глазок, человек по ту сторону несколько секунд словно раздумывал, стоит ли открывать. Затем щелкнул замок, дверь приоткрылась.       — Чего тебе?       В таком виде Вадим Марса еще ни разу не видел, хотя ему приходилось наблюдать друга в абсолютно разных кондициях. Серая растянутая футболка была вся в пятнах, черные домашние джоггеры потертые и рваные, на голове перекати-поле, волосы засаленные, глаза красные, лицо сонное и изнуренное, на переносице синяк, под глазами тоже. Марс смотрел на Вадима равнодушно и отрешенно.       — Чего? — возмутился Вадик. — Чел, ты не отвечаешь ни на сообщения, ни на звонки уже несколько дней.       — Ясно. Ты пришел проверить, не сдох ли я.       — И это тоже, — вздохнул Вадим, с жалостью оглядывая друга с ног до головы. — Так ты меня не запустишь?       — Если я дверь закрою, ты ведь не уйдешь, да? — наморщив нос, спросил Марс.       — Не уйду. А у вас в подъезде, кстати, батареи нихрена не греют.       — Что ж..., — закатив глаза, Марс толкнул посильнее дверь, впуская Вадима, и пошел вглубь своей квартиры.