***
— Блядь, — с выражением, хрипловатым глубоким голосом выдала Джина. Наверное, следовало улыбнуться тому обтрепанному рыцаришке внизу в корчме. Он был на всё готов, это было ясно с первого взгляда. Ведьмачка поморщилась, вспомнив глубоко посаженные бегающие глазки рыцаря, хрящеватый нос. В какую же дыру её занесло, если она начала коситься на таких хмырей! Служаночка тоже ничего, даже лучше. С аппетитными округлостями, сочная и юная. Она смотрела на выглядящие элегантно скромными, но невероятно дорогие доспехи Джины, приоткрыв пухлый ротик. Проходя мимо кухни, Джина видела, как усадив на бочку и задрав серые юбки, обрюзглый подавальщик трахал служанку, лапая вынутые из корсажа надутые молодые груди. Он приспустил с дряблого зада портки, а девушка отстраненно глядела в потолок и, широко разведя ноги с круглыми коленками, ждала. Ведьмачка плотоядно облизнула губы, притягательность которых знала — четко очерченных и чувственных, с всегда готовыми приподняться в саркастичной улыбке уголками. И она знала, что будет, если поманить простодушную молодку, впиться губами в этот пухлый, знающий слюнявую похоть, но не знающий любовного искусства, ротик. Показать, как бывает. Знала, как с собачьей преданностью служанка будет ходить по пятам и выть, когда Джина найдет кого-нибудь другого. Рука вынырнула из мыльных глубин, пальцы сложили хитрую комбинацию, и свеча, стоящая на бочке подле бадьи, зажглась. Служаночки не годятся ни на что, кроме фантазий — это Джина тоже знала. Долгие годы и опыт — сын ошибок трудных привел ее к некоторым принципам, в основе которых лежала незыблемая аксиома номер два — никогда не спи с тем, над кем имеешь власть. Со столика Джина взяла фривольную книгу. В отличие от сборника трактатов Вечного Огня, что нетронутым с типографии девственником лежал на комоде у изголовья кровати, эта книга была переломлена в корешке, с засаленными страницами. «Исповедь куртизанки, или Искусство Любви» — гласило вытесненное развязными загогулинами название. — Какое совпадение, — прошептала Джина и мокрыми пальцами безошибочно нашла нужную страницу. Пробежалась по ней глазами и прикрыла веки.***
Сколько себя помнила, в Каэр Морхене она мёрзла. С тех пор, как Войцех, который получил по сусалам за обзывательства, стуканул Весемиру, что новенький мальчик Джи не ходит со всеми остальными до бадьи и не ссыт на дальность с крепостных стен. Скандал был такой, что ведьмачья крепость ходила ходуном, Весемир рвал на себе тогда ещё лишь местами седые волосы. Как он мог ошибиться? Она помнила унизительный момент, когда, чтобы убедиться, старый ведьмак, заперев дверь кабинета, приказал спустить штаны, а после этого Джи выселили из теплой, нагретой парой десятков тел комнаты мальчиков в одинокую келью, где она мёрзла, мёрзла день и ночь. Войцех не пережил Испытания Травами, а Джина, потерявшая имя Джи, пережила. Вопреки всему. Единственным из мальчиков, кто не дразнил Джину тогда, когда вскрылась правда, был её ровесник Эскель. Они дружили и до, продолжили и после. Эскель всегда был себе на уме. Когда она тормошила его, смотрел из-под упавших на лоб тёмных волос загадочно сквозь Джину золотисто-карими, как у всех ведьмаков, глазами, а иногда (то началось позже), смотрел и на саму Джину, да так, что ей становилось страшно и одновременно сладко где-то внутри. Геральт, неразлучный друг Эскеля, не дразнил Джину потому, что (по глубокому убеждению ведьмачки) ему всё было до пизды. До момента Испытания Травами в фигуральном смысле — никто больше Геральта не упарывался на силовых тренировках, и кроме пируэтов и меча его мало что интересовало. Он хотел быть лучшим и был им. Джина знала, что Эскель не уступал другу в фехтовании, но лучшим быть Эскель не хотел. А после Испытания Травами, после того как волосы Геральта побелели и он раздался в плечах, интерес приобрел характер буквальный. Делая вид, что проводит в библиотеке Каэр Морхена часы за учёбой (на радость Весемиру), он отрыл, пользуясь ведьмачьим чутьём, все фривольные книги, собранные в крепости поколениями ведьмаков, и запрятанные между скучнейшими трактатами по классификации и систематике чудовищ. Книги Геральт притаскивал в чулан, где неразлучная троица устроила себе тайное гнездо. Эскелю и Джине до поры было на эти книги плевать — они были заучками. Поржали над гравюрами с витиевато переплетенными в коитусе телами и продолжили в перерывах между зубрежкой и тренировками разрабатывать и воплощать хитроумные планы похищения колбасы из погреба. Жрать в те дни хотелось постоянно. Но так было лишь до поры. Джина не помнила, сколько было ей лет — наверное, около двадцати, когда наконец приотпустил затянувшийся, как это обыкновенно бывает у ведьмаков, пубертат с прыщами и отвращением к меняющемуся не как у остальных мальчиков телу. Менструации, о которых им мельком рассказывали на анатомии, едва начавшись, пропали после Испытания Травами — аменорея и бесплодность были ведьмачьей неизбежностью, однако принять, что ее тело стройнее и не так мощно, что на нём плохо растут мышцы, но взамен растёт грудь, Джине, будучи подростком, было непросто. Но она таки приняла свое тело вместе с его поразительной ловкостью, изяществом и быстротой, а потом появились они — эманации. Появились не постепенно, не исподволь, как другие изменения, а будто ногой вышибли дверь. Они с Эскелем тренировались в рукопашке на заднем дворе, среди бурьяна. Джина обхватила Эскеля за бедра, готовясь провести бросок, он зажал её спину в замок из рук. Они почувствовали это одновременно, будто тепловая волна бахнула и растеклась по венам негой и томлением. Джина вдруг осознала, что прижимается щекой к голому торсу не кого-либо, а мужчины. От пупка вниз по плоскому треугольнику живота уходила и скрывалась в штанах едва видимая дорожка из темных волосков, и вдруг неистово захотелось пройтись по ней языком. Хват рук Эскеля ослаб, и его горячее дыхание чувствовалось на коже под задравшейся на боку рубашкой. Джина вскрикнула и опрокинула Эскеля на спину, прижала к земле. Там-то это и произошло — Эскель подтянул её по груди повыше, обхватил лицо ладонями, зарывшись пальцами в растрепанные волосы Джины, и поцеловал посреди пахучей полыни и мятых кустов крапивы. Тепло перетекало из тела в тело, скапливалось искрящими покалываниями на губах и кончиках пальцев, и молодые ведьмаки неловко и жадно ощупывали друг друга, прислушиваясь к ощущениям. Бедром Джина чувствовала напрягшийся член. Огладила его и сжала ладонью через тонкую ткань штанов. Эскель хрипло выдохнул, руки скользнули под рубашку Джины и стиснули грудь. Было страшно, потому что она не знала, что делать дальше и как будет дальше, а не знать она не любила. И одновременно было по-шальному азартно, потому что стало очевидно, что стоит она на пороге огромного, неисследованного мира, и что она готова и хочет войти в него. — Сначала изучим теорию, — ведьмачка уселась верхом Эскелю на грудь, и он успел подложить ладонь ей под промежность, где тут же стало горячо. Она отметила про себя странность, что завтрашний зачёт по рукопашке вдруг поблек и потерял свою важность. Поерзала на ладони Эскеля. — Может нахер теорию, Джи? — он пригнул ее за шею к себе. — Нет. Джина отцепила его руку от груди. Эскель внимательно смотрел на нее, и кошачьи зрачки его расширились до кругов, и оттого казалось, что глаза его стали черными и бездонными, и ведьмачка поняла, что он заметил ее страх. Желание она и не скрывала. — Я никогда не сделаю то, чего ты не захочешь, — тихо сказал он. — Обещаю. — Запомню это, — ответила она, провела напоследок приоткрытыми губами по его губам. Расслабленно, по кругу, ловя его дыхание. — Но сначала мне нужно понять, чего я хочу. Окрик Весемира заставил их пулей вылететь из травы и усиленно демонстрировать подготовку к зачёту. Меньше всего сейчас хотелось длиннющей и занудной лекции о важности последнего года обучения. — Доставай свои книги, — сказал нетерпеливо Эскель Геральту, когда после тренировки они вернулись в чулан. — Дошло наконец, — проворчал Геральт, вынимая руку из штанов. — Только чур я с вами! Он потянулся к стопке книг: — А то обдрочился уже тут в одиночестве. Джина с Эскелем переглянулись. Ведьмачка пожала плечами, уселась рядом с Геральтом и обняла жилистый гибкий торс. Эманации определенно были, только гораздо слабее, чем у Эскеля. О том, что можно и не делиться с Геральтом, в ту пору никому даже в голову не пришло. Они, трое, делили всё — спизженную из погреба еду, шпаргалки, время на тренировках, стояли друг за друга горой в неминуемых ссорах и драках с другими учениками. Прежде, подростками, ни Джина, ни Эксель с Геральтом толком не знали ничего о собственности и о том, что что-то может принадлежать только им и никому больше. А теперь единственной собственностью у каждого из молодых ведьмаков было лишь отросшее до небес либидо, которое жаждало быть разделённым. — Исповедь куртизанки? — хмыкнула Джина, принимая из рук Геральта книгу. — И кто у нас будет куртизанкой, может, ты? — Я готов уже быть кем угодно, хоть куртизаном, — буркнул Геральт. — Листай ко второй части, там про «искусство любви». Джина раскрыла на коленях книгу. Слева, обняв за талию и касаясь щекой плеча, прижался Эскель. Геральт стянул с ног Джины сапоги и улёгся рядом, положив её ступню себе на грудь. Мягко надавил на подошву большими пальцами: — Это будет дальше, — сказал он. — А ты читай с первой главы. Глава «Искусство поцелуя» открывала раздел. Взгляд ведьмачки побежал по строчкам. — Игра, — прошептала она, — движением языка во рту возбудить его страсть… Лепесток — это… Эксель не читал. Ладонью он повернул её лицо к себе, и язык его проник между мягких ждущих губ Джины, коснулся легонько нёба, поиграл с её языком. Эскель не читал, но знал откуда-то или чувствовал, как должно быть правильно. — Моя очередь, — потребовал Геральт, перестав массировать стопы Джины после того, как она и Эскель завалились на пол, не переставая целоваться. Втиснулся между ними, впился Джине в губы. Она замычала — рта Геральта было слишком много, и был он какой-то огромный, и был слишком влажный: — Ты меня сожрать хочешь?! Эскель встал, оправил рубашку и насмешливо смотрел на Джину сверху вниз, пока она боролась с напором Геральта, который, как ей казалось, пытался всосать ее целиком. Губы Эскеля были ярко-красными. — Хватит! — Джина оттолкнула Геральта. — Завтра после зачёта собираемся тут на вторую главу. Она поднялась и, проходя мимо Эскеля, поймала его взгляд, мазнула лёгким поцелуем по пылающим губам. Всё-таки от него шибало сильнее — распирало в груди обещанием восторга, разбегалось покалываниями по коже. — До третьей главы я не доживу, — простонал Геральт.***
В дверь робко постучали. Мокрыми пальцами Джина загнула уголок на странице с крупным заголовком: «Глава 2. Искусство возбуждающих ласк». — Горячей воды, госпожа? — раздалось снаружи. «Всё-таки подсматривала в замочную скважину», — подумала Джина раздражённо. Дверь отворилась, и давешняя служанка, кланяясь, втащила два кувшина. Как и все простодушные и недалёкие люди, девушка была легко падка на ведьмачьи эманации и не отдавала себе отчёта во внезапном влечении. Низко нагнувшись, она подтаскивала кувшин, и болтались в широком вырезе блузы с ослабленной шнуровкой белые, словно головы молодого сыра, груди. Глазами девушка неистово косила на выглядывающие из пены соски Джины. — Добавь, — смилостивилась ведьмачка. Внимательно глядя на вмиг зардевшуюся служанку, медленно достала из воды одну ногу, потом другую, уложила их, разведя, на края бадьи, якобы для того, чтобы не ожечься кипятком. Служанка наклонила над бадьей кувшин, и по дну повеяло горячим течением, обдало под водой ласкающим теплом раскрытую промежность. «Может, не совсем она одурманена? — думала, прищурясь, Джина, — Может, всё-таки делает выбор сама?» Служанка нагнулась, отставляя кувшин, и задела пухлым бедром голую ступню Джины. Тихий треск, разряд будто маленькой молнии. Ведьмачка тяжко вздохнула и закатила глаза, а служанка вдруг бухнулась на колени и, схватив ногу Джины, осыпала подошву и пальцы поцелуями. Нет, никакого выбора девушка не делала — шла, не сопротивляясь, за тем, что неотвратимо вело. — Вон, — тихо и зловеще произнесла Джина, отнимая ногу. Круглые щеки служанки заблестели от брызнувших из глаз слёз, лицо сморщилось. Джина снова вздохнула, сложила пальцы, будто пророк Лебеда, в благословляющем жесте. Одного Аксия будет достаточно. — Ты забудешь о том, что видела мое тело, забудешь о том, что касалась меня, — сказала она, размеренно роняя слова. — Уходи и спи спокойно, дитя. Лицо девушки разгладилось. Как деревянная, она поднялась с колен, подняла пустой кувшин и низко поклонилась: — Слушаю, госпожа. Зашелестела юбками к выходу. — Ах да, и завтрак принеси на рассвете! — крикнула Джина в закрывающуюся дверь. Аксиома номер два никогда не подводила. Как не подводила и правая рука, снова скользнувшая в горячую воду. Служаночки не годятся ни на что, кроме фантазий — Джина прикрыла глаза, но вместо белых девичьих округлостей представились ей золотисто-карие глаза с опущенными уголками, зацелованные алые губы и запах полыни. Мгновенно возбудившись, застонала томно и скоро кончила легко и бурно, как и всегда было с ним — с тем, ради кого Джина придумала аксиому номер один.