Последнее лето детства (теперь с эпилогом)

Лагерь спал, только кое-где светились окна в комнатах вожатых. Дима приложил палец к губам, и они шли молча до самого корпуса. — Опять вытаскивал своего бандита из передряги, — голос Ирины прозвучал в ночи так неожиданно, что Влад почти подпрыгнул на месте. Дима подтолкнул Влада к входу и обернулся: — Доброй ночи, Ирина Александровна, не спится? — Тебе я вижу, тоже спать не дают, но ничего — завтра отправишь домой и гуляй не хочу. — Это кого это домой? — Влад уже хотел скрыться в корпусе, но вернулся, — о чем это вы, Ирина Александровна? — Кого, кого?! Тебя! — Ирка презрительно фыркнула, — сдадут родителям и правильно сделают, пусть сами мучаются. — Кто сдаст? — он тронул Диму за локоть, — Дима, что случилось? — Влад, я сейчас объясню, — Дима с ненавистью зыркнул на Купцову, — шли бы вы, Ирина Александровна… отдыхать. Поздно уже. Завтра будете плохо выглядеть. — Да нужны вы мне сто лет, — она дернула плечом, — если бы директриса не попросила, давно бы уже десятый сон видела. Она просила напомнить. У тебя завтра съемка с самого утра. Будут снимать «звезду нашего лагеря». Телефон вовремя заряжай, а то профукаешь свою «минуту славы». — Спасибо, я понял, а теперь… иди куда шла. Ирина охнула от возмущения: — Давно пора было избавиться от этого лоботряса. Набрался от него хамства, не замечаешь даже. — Ира! — Дима больно ухватил ее за локоть и подтолкнул, — мне не нужны помощники. Я сам справлюсь. Ирка вскрикнула и вырвала руку: — Придурки! Глаза б мои не видели, — и мелко цокая каблучками, она побежала в сторону своего корпуса. Влад сел на скамейку у входа и пристально посмотрел Диме в глаза: — О чем она говорила? Дима провел рукой по затылку и тяжело вздохнул. Отступать было некуда: — Твои родители звонили. Завтра в десять за тобой пришлют машину. Билеты заказаны. Ты летишь домой. — Какие билеты, Дима? До конца смены еще пять дней? — У вас там новости. Кажется, вы уезжаете. Что-то про контракт на работу. — Я тут при чем? — Всей семьей, я так понял. Они тебя ждут. — А меня кто-нибудь спросил? — Я не знаю, Влад. — Нет, знаешь, — он резко встал, — знал! Ты поэтому… там… на пляже? — Ерунду не говори! — Дима хотел обнять его, но Влад с отвращением оттолкнул его руку. — Ты врал! — Я шел сказать! — Дима готов был сорваться на крик. — Я шел, но увидел тебя и не смог. Понимаешь? Не смог! Влад горько улыбнулся одними губами: — Напоследок значит уступил? — Идиот, что ты несешь?! — Идиот — согласен, круглый дурак просто. — Влад, все не так. — Ошибаешься. Вот теперь, точно все как надо. Влад рванулся, чтобы уйти. Дима хотел его удержать, но тот вывернулся: — Руки! Руки убери! Хватит уже. Налапался. Дима отпрянул, как будто его окатили кипятком. — Что ты сказал? — Правду сказал. Не нравится? — Не надо так.. — Дима смотрел на Влада, не мигая. — Ты не можешь не понимать. Я же… — Не напрягайся, бесполезно, — Влад не давал ему говорит. — Завтра в десять значит? — Да… — Дима говорил еле слышно. — Машина у центрального входа … я приду … — Не надо. Ничего больше не надо Дима шагнул к нему, но Влад вытянул руку вперед: — Не подходи! — Влад, выслушай, — Дима снова потянулся к нему, чтобы дотронуться, но Влад отступал от него. Пятился назад. — Ненавижу тебя! — обида рвалась из него. — Ненавижу, Беляев! Он резко развернулся и, не оглядываясь, рванул в корпус. — Влад! Не надо так! — Диме хотелось кричать, но голос вдруг пропал, — Вернись! Он устало опустился на скамейку. — Как же у тебя все просто: люблю — ненавижу. Усталость накатила волной, сил после всего, что произошло за последний час, не осталось совсем. Он поднялся к себе в комнату, рухнул на кровать. Зарылся лицом в подушку. — Лапал… слово-то какое... — Дима перевернулся на спину и уставился в потолок. — Обнимал… что же ты, Владька.. ничего не понял. Ты же не мог не понимать. Глупый, мой... Дима пытался представить, что скажет Владу завтра, но глаза закрылись, и он не заметил, как провалился в глубокий сон. *** А Влад никак не мог уснуть. Он долго ворочался с боку на бок и не мог представить, что больше не увидит Диму. Обида жгла его, но еще сильнее жег стыд за сказанные слова. Дима стоял у него перед глазами. Растерянный и какой-то совершенно одинокий. Влад вспоминал, как оттолкнул его и готов был завыть. Хотелось наплевать на все обиды и глупую гордость. Ворваться сейчас к Диме в комнату. Обнять. Тормошить. Просить прощения, только стереть с его лица это выражение, чтобы в глазах не было столько боли. Он встал и тихо вышел, подошел на цыпочках к его комнате, прислушался. За дверью была тишина. И Влад не решился переступить порог, когда не звали. Сам ведь орал – не подходи! Дурак! Он так и не сомкнул глаз и как только стрелка часов показала семь, вышел на балкон и набрал номер домашнего телефона. — Мам? — он говорил тихо, чтобы никого не разбудить. — Влад?! Сыночек, как хорошо, что ты перезвонил! Мы не можем дозвониться до тебя уже который день. У тебя все в порядке? Тебе сообщили про отъезд? — Да, мам. Только я никуда не поеду. — Влад, пожалуйста, я очень тебя прошу, приезжай. — Он что сам не может поехать? Один. Отработает и вернется. Не в первый раз. Почему ты обязательно должна ехать за ним, да еще и нас всех тащишь? — Я не знаю, поймешь ли ты меня. — А ты скажи. Я не ребенок уже. Марина немного помолчала и потом произнесла: — Я не могу жить без него. Понимаешь? — Совсем? — Совсем. Ты должен понять. Я люблю его, Влад. Очень люблю Андрея. — Любишь... — Да. Где-то внутри запекло горячим. Влад помолчал всего несколько секунд, а потом прошептал, сдерживая слезы: — Я приеду, мам. Обещаю. *** «Я не могу жить без него. Совсем.» Эти слова все время крутились у Влада в голове, пока он методично и аккуратно складывал вещи в свой чемодан. Но как только первые звуки утреннего сигнала «Подъем» понеслись над лагерем, бросил все и уже через несколько секунд стучал к Диме в комнату. Но там снова была тишина. Влад толкнул дверь. Смятая постель, недопитая чашка кофе. И никого. — Чего прохлаждаемся? — Ирина Александровна материализовалась у него за спиной как из воздуха. — Вещи иди, собирай, чего топчешься тут? — Доброе утро! — стараясь сдерживать раздражение, проговорил Влад. — Не знаете, где Дима? — Дмитрий Алексеевич, будет занят до самого обеда. У него важная встреча. Я сегодня ваша вожатая, так что будь добр, иди и делай, что сказано. — Какая встреча? — не отступался Влад. — Без няньки уже не можете? — отшила его Ирина. Но Влад не унимался: — Какая встреча? Ира, скажите, пожалуйста, это важно! — Надо же. Мы, оказывается, умеем быть вежливыми, — она недоверчиво посмотрела на Романовского, — съемка у него, я же вчера говорила, чего память такая короткая. — Точно, съемка! — Влад просиял. — Спасибо! — Так, Романовский, никаких спасибо! Завтракать и в десять быть с вещами у ворот, как штык. Я за тебя перед Инной Павловной головой отвечаю. Усек? — Усек, Ирина Александровна! Не подведу. — Смотри у меня! — и она погрозила ему пальцем, как маленькому. А утро Димы выдалось беспокойным. Оно не оставило ему ни минуты на размышления. В семь утра затрезвонил мобильный. Инна Павловна, не скрывая своего волнения, попросила Диму немедленно прийти к ней в кабинет. Пришлось бежать и все споры о том, что именно Купцову закрепили как дежурную вожатую за его отрядом, оставить на потом. Дима только переступил порог кабинета директора, а Инна Павловна уже разложила перед ним исписанные мелким почерком листы. — Дмитрий Алексеевич, одна надежда на вас. Я знаю, что вы и сами бы справились, но все же кое-какую информацию для вас подготовила. Прочитайте внимательно. Съемочная группа, завершают свой проект и придумали вот такой вот финал — интервью с лучшим вожатым лагеря. Разговор по душам, что называется. Острые и злободневные вопросы о трудностях воспитания подростков. Ваши личные впечатления, чувства, переживания. Надеюсь, не подведете? Дима тяжело вздохнул, просматривая исписанные листы: — Вообще-то, было бы правильнее вам, Инна Павловна, отвечать на вопросы журналистов. С вашим-то опытом. — Что вы, Дима! Куда мне под софиты и камеры, я сразу там инфаркт получу от волнения. А вы молодой, симпатичный и, действительно, лучший наш вожатый. Вам и флаг в руки. — Это долго? Мы уложимся в один час? — Дима вопросительно смотрел на директрису. — Димочка, так все от вас зависит. И Дима сдался: — Хорошо, Инна Павловна, я попробую, — не мог же он ей объяснить, что важнее, чем переживания Влада, для него сейчас ничего не было. *** Съемка шла, как по маслу. Дима только вначале нервничал и оператору приходилось несколько раз прерываться, чтобы попросить промокнуть выступившие на лбу капельки пота. От софитов шел нестерпимый жар, но руки у него заледенели. А съемочная группа удовлетворенно кивала головами, и главный редактор проекта потирала руки от удовольствия. Материал набирался просто отличный. Дима сидел, как на иголках. Стрелка часов неумолимо приближалась к десяти. Он уже хотел перемахнуть через стол на глазах изумленной публики. Просто сбежать от всех этих вопросов и будь, что будет. Но подвести директора и не выполнить обещания не мог. Вопросы шли один за другим, и он только успевал отвечать, часто ориентируясь на ходу, чтобы с достоинством представить перед зарубежными гостями работу вожатых в «Артеке». Через час большая часть вопросов была позади, и ведущая встречи задала последний. — И в заключение нашей беседы, скажите, Дмитрий Алексеевич. Есть ли какой-то ваш личный секрет или прием, которым вы пользуетесь, в сложной ситуации, чтобы достучаться до ребячьих сердец? Дима бросил на нее удивленный взгляд, потом посмотрел на большие часы над входом. До десяти оставалось всего несколько минут. Он оглядел притихший зал, в котором толпилась любопытная малышня, сотрудники лагеря и несколько ребят постарше из других отрядов и не поверил свои глазам. Там, в глубине зала стоял тот, кто был нужен ему больше всех, чье сердце захлопнулось для него насовсем. И никакие секреты были не в силах этого изменить. Влад стоял у входной двери, позади всех и не стремился подойти ближе. Смотрел на Диму, словно больше никого и не было вокруг, и Дима первый раз за всю съемку, потянулся к стакану с водой и сделал большой глоток. Редактор терпеливо ждала ответа на последний вопрос: — Ну, что же вы, Дима? — Нет никаких секретов, — тихо произнес он и снова замолчал. Большая стрелка на часах сделала последний размашистый шаг и остановилась. Десять. — Я просто люблю. По-настоящему. Понимаете? — голос его дрогнул. Он поднял голову и посмотрел сквозь толпу в конец зала, — ... только не всегда знаю, ответят ли они тем же. — Стоп! Снято! — редактор вскинула руки вверх и зааплодировала. — Спасибо всем! Отличная получится работа! Спасибо, Дима, вы действительно лучший молодой педагог, из тех, кого нам приходилось снимать в последнее время! Дима с благодарностью кивнул редактору. Он отвернулся всего на одну минуту, а когда поднял взгляд, Влада у двери уже не было. А потом Дима удивил всю съемочную группу еще раз. Он легко перемахнул через длинный стол, за которым просидел во время всей съемки и, не задев ни одного микрофона или софита, рванул на выход. Пролетел через весь лагерь стрелой и остановился только на центральной аллее, по которой от ворот шли Тимошенко с Пантелеевым. Они увидели запыхавшегося Диму и замерли на месте. — Тимошенко? Васька с каким-то испуганным видом топтался возле скамейки. — Я. — Где Романовский? — Он уехал, Дима. Водитель такой нервный попался, все время подгонял. Боялся в аэропорт опоздать. Пантелеев прокашлялся, сам удивляясь, что в горле вдруг запершило: — Он ждал, но тут такое дело … сами понимаете. Регистрация, ехать не близко. — Понимаю. — Дима старался успокоить сбившееся дыхание, — Влад не опоздал? — Нет, Дима. В аэропорту будет вовремя. — Хорошо, ребята. Молодцы что проводили… Пантелеев сглотнул ком в горле: — Дмитрий Алексеевич, он вам… В общем, он тебе вот тут… просил передать. — Мне? — Дима подумал, что ослышался. — Что передать? — Вот, — Васька взял из рук Пантелеева записку и протянул Диме. — Мы тогда пойдем, — с облегчением произнес Данька — Да, идите мальчишки, я догоню Дима взял из Васькиных рук белый листок, сложенный вчетверо, развернул неожиданное послание. И сердце пропустило удар. Он прикусил губу и шумно втянул воздух, стараясь справиться с эмоциями. Размашистым Владькиным почерком через всю страницу было написано: Я тебя тоже! Дима прочитал ещё раз, потом снова и снова. Так мало и так много. *** А где-то, по горной дороге по направлению к аэропорту, мчался автомобиль. Молчаливый пассажир запрокинул голову на спинку сидения, чтобы водитель не мог рассмотреть в зеркале заднего вида слёзы, которые не переставая текли по его щекам. До конца лета оставалось всего четыре дня.